Перумов - Эльфийская стража_8
| <<<предыдущая страница | следующая страница>>> |
— Лежи, — жёсткая ладонь придавила его к земле. — Довольно натворил.
— Полночь… — прохрипел Лемех.
— Он самый, — без улыбки кивнул эльф. — Насилу успел… как прослышал, что ты учудил. Лежи тихо и пей вот это, легче должно стать.
У губ вновь оказался черпачок с обжигающеогненным отваром. Из глаз сами собой потекли слёзы, рот и горло вспыхнули огнём — так не перчили и в Кинте Ближнем, где, как известно, без специй даже воду не пьют.
Лемех торопливо проглотил даденное, приподнялся на локте, нетерпеливо отталкивая руку Полночи.
— Гриня! Гриня, сын!
— Молчи. Не мешай. Ему Борозду вытащить надо. Забрела слишком далеко…
— Куда?
— В Ниггурул, — нехотя отозвался Полночь.
— Будет вратьто! — не выдержал Лемех. — Никуда она не убредала! Со мной рядом стояла, да не просто так, а цеплялась, будто тонет! Это Зарёнку она да, утопила, в земле, заживо! Вот кто уж точно слишком далеко забрёл!
— Тише, — поморщился Полночь. — Никак ты не уразумеешь, Лемех, что я тебе не враг. Я помочь хочу и тебе, и другим хуторянам.
— Много ты нам поможешь, наших девочек живьём закапывая… — больше всего Лемеху хотелось сейчас просто и без затей заехать надменному эльфу в ухо — как принято у них, деревенских, как принято было в роте; но тело, увы, повиноваться категорически отказывалось. — Понял я теперь, зачем вам эта ваша «Стража» понадобилась…
— Ничего ты не понял! — отрезал Полночь. — Слышал звон, да не знаешь, где он.
— Я не слышал. Я видел, — Лемех обессиленно откинулся. Тотчас же по щеке прошёлся шершавый язык Найды.
«Хозяин? Ты здесь, хозяин?»
«Здесь, старушка. Не бойся», — хотел потрепать верную спутницу по загривку и не смог — рука отказывалась шевелиться.
— Лежи, — лицо Полночи оставалось непроницаемым. — Потом поговорим.
— Устал я уже разговоры разводитьто, — нашёл силы отозваться Лемех. — Верни мне моих сыновей и разойдёмся с миром. Навсегда.
— Не будет тебе мира, — в глазах эльфа полыхнуло тёмное пламя. — Ни тебе, ни нам, ни вообще всем, кто живёт вблизи Ниггурула. Потому что когда он — или она, или оно — выр…
— Слышал уже! — прохрипел Лемех.
— Ты же сам всё видел! — нагнулся к нему Полночь, явно теряя терпение. — Видел, что Борозде пришлось сделать!
— Что Борозда твоя учинила — и вправду видел. Так что ж это выходит, ты и моим сынам такую участь готовишь? На этом вашем Ниггуруле деревцами встать?!
— Эльфы вставали, — Полночь опустил голову. — Вставали много лет, вставали десятилетиями и веками. Не ожидая помощи и не требуя наград.
— Требуя, требуя, — губы Лемеха скривились. — Вот сейчас и требуешь. С меня. Мол, давай, человече, восхитись подвигом нашим, проникнись и веди нам своих сынов и дочек, на пепелище места ещё много, на всех хватит.
— Дурррак, — прорычал эльф. — Думал, ты поймёшь.
— Я понял. Как Зарёнку деревом сделали!
— Да не сделали! — сорвался Полночь. — Она стала хранителем Ниггурула, его стражем. Таким же, как сотни эльфов — и людей, кстати! — до неё. Она жива. Она может становиться обратно человеком, когда придёт смена. Она сильна, почти так же, как твой Гриня. Неужто ты думаешь, что мы позволим всему этому расточиться?! Нам же не жертвы нужны, не магия крови! На такое можно пойти только по доброй воле! Не заставишь, не принудишь!
— Ещё как заставишь! Сам видел, как сыновьям моим головы задурили!
Полночь только отмахнулся и отошёл. Лемех с усилием повернул голову — Гриня попрежнему водил руками над лбом и щеками проклятой эльфийки, чтоб её приподняло да шлёпнуло!
Ему пришлось ещё долго глядеть, как возились эльфы и Гриня, приводя эльфийскую чародейку в чувство. И всё это время сын даже не взглянул на Лемеха. Скользнул глазами пару раз безразлично, словно по валуну или коряге, — и всё.
Смог подняться Лемех уже почти перед самым рассветом. Никто из эльфов с ним больше не заговаривал, никто даже не смотрел на него.
Малопомалу силы вернулись, питьё подействовало. Верная Найда не отходила ни на шаг, лежала, прижавшись, согревая собственным теплом.
Наконец Лемеху удалось подняться. Кряхтя и спотыкаясь, словно древний дед, добрёл до того места, где оставались кони, — оказалось, ктото задал им корма и совсем недавно сводил на водопой. Спасибо эльфам и на том, как говорится.
Лемех трясущимися руками расстегнул седельную сумку, достал флягу с добрым домашним первачом, отхлебнул. Вот это совсем другое дело, не то что эльфийская алхимия. Разом в голове проясняется.
От Ниггурула эльфы исчезли. Оставались только деревца, и среди них — знал Лемех — и соседская Зарёнка. Хранители якобы.
Какоето время он стоял, надеясь в сером предрассветном тумане разглядеть хоть одного «обернувшегося человеком» стража.
На чёрном поле ничто не двигалось.
Как того и следовало ожидать.
Хуторянин зло сплюнул.
«Надо выбираться отсюда, старушка. Теперьто Гриню сможешь отыскать?»
«Смогу, хозяин», — только и ответила Найда.
Коекак перекусив оставшимися ещё домашними подорожниками, человек и собака вдвоём двинулись по следу.
Лемех ничуть не удивился, когда путь им преградили десятка три эльфов — целое войско. Найда предупредила вовремя, но деваться хуторянину было некуда, их стремительно взяли в кольцо.
Он поднял самострел.
Сверху, с толстых ветвей, по которым спокойно мог пройти человек, с боков, из густых кустов — отовсюду в него целились эльфьи стрелки, и укрыться было негде — в конце концов они в своём родном лесу.
Лемех остановился. На лицо вполз волчий оскал.
— Остановись, человече.
— Ты, Борозда? Давненько не виделись.
Невидимая среди ветвей эльфийка усмехнулась.
— Я же знаю, что ты не сдашься и не повернёшь назад.
— И что? Решили со мной покончить? Но я просто пришёл за своим.
— Твои сыновья не твои.
Лемех молча поднял самострел.
«Один раз я не промахнусь, ведьма. Как бы быстра ни оказалась твоя магия. Даже утыканный стрелами, я не промахнусь. Ты знаешь это».
«Знаю, — вздохнули у него в сознании. — Но как сделать так, чтобы ты поверил, Лемех? Нам нужны люди, нужны такие, как ты, Гриня, Ариша, Зарёнка. Моя гордость Перворождённой кричит криком от такого признания, но это правда. Нам нужен хлеб, нужны людские мечи, нужны людские чародеи. Но нужны под нашим началом, под нашей командой, никак иначе!»
Лемех неторопливо взял самострел на изготовку.
«Не надо, — жалобно попросила эльфийка. — Я не боюсь умирать, в отличие от многих своих соплеменников. Я слишком часто делала это… там, в Ниггуруле».
«Красивые слова, ведьма, ничего более. Ты жива, ты не погибала. Всё прочее — выдумки. Умереть можно только один раз».
«Что мне сделать, чтобы ты мне бы поверил? Чтобы поверил в наше дело? — почти простонала она. — Я думала, после Ниггурула сомнений уже не останется, но…»
«А что я видел? Что? Видел только, как вы живьём закопали девчонку, мою соседку. Вот это видел. А всё остальное… мороки, видения, навь!»
«Как же ты веруешь в Спасителя?! — перебила Борозда. — Если ничто тебя не убедит, даже виденное своими глазами?!»
«Спасителево слово истинно, сердцем чую, — сердито отозвался Лемех. — А тут ложь на лжи! Яви мне Зарёнку, живую и невредимую, если правда, что хранители могут обратно оборачиваться!»
«Тогда ты отступишься?» — немедля выпалила Борозда.
«Отступлюсь?! Никогда! Но, быть может, прислушаюсь к тебе чуть больше».
«Но я могу обмануть тебя, — заметила эльфийка. — Моя магия сильна. Могу показать тебе всё что угодно, заставить поверить во всё что угодно…»
«Зачем же сейчас время тратишь? Зачем убеждать стараешься?»
Тяжкий вздох.
«Ложь разрушает магию. Когдато мы пробовали… обманывать. Ничего не получилось. Ниггурул креп не по дням, а по часам. Не помогали и жертвоприношения. Магия крови оборачивалась собственной противоположностью. Ниггурул обретал новые и новые силы — до тех пор, пока к нам не присоединился первый человек. Сам, по доброй воле. И… мы одержали первую победу за многомного лет. Настоящую победу. Остановили прорастание Ниггурула за черту. Перерезали пуповину. Иначе его твари не оставили бы в окрестностях Зачарованного Леса ничего живого, и ваши хутора бы тут не стояли, Лемех.
Для гордости и чести Царственных Эльфов это был страшный удар, человече. Многие так и не оправились. Иные нашли выход в… войне с вами, пусть даже и малой. Ты видишь, я от тебя ничего не скрываю. Теперь веришь, что я покажу тебе истинное преображение Зарёнки, а не дурной морок?»
«Сперва покажи, а там посмотрим», — отрезал хуторянин.
«Сегодня вечером».
«И я должен увидеть сыновей».
Снова вздох.
«Вы просто потратите время на брань и расстанетесь с тяжёлыми сердцами, вот и всё».
«Не решай за меня, эльфка!»
«Хорошо, — её мысли полнило тихое отчаяние. — Будь потвоему, Лемех. Хотя если бы ты попросил о чёмто ином… что мы с тобой оба видели, когда стояли там, на чёрной земле… Ты ведь помнишь, как это было».
Вызов.
«Помню, Борозда. Помню, как брал тебя, словно молодой, когда целую ночь мог питьгулять, с полдюжины девок осчастливить. Всё помню. Да только давно времена те канули, любовь я не покупаю. И не получаю взамен. Если ты до сих пор не поняла…»
«Другие твои соплеменники не столь целомудренны», — усмехнулась Борозда.
«Какое мне до них дело, Перворождённая? Я пришёл за сыновьями. Верни их».
«А если бы это стало моей ценой?»
«Я не играю в эти игры. Гордая эльфка хочет посмеяться».
«Ты бы отказался? От меня и… от своих сыновей?»
«Я не говорю о не случающемся. Мне не нужны твои насмешки. Верни Аришу и Гриню, потом всё остальное. Но я уже втолковывал это Полночи — если вам нужны союзники, вы избрали донельзя кривой путь».
«У Царственных Эльфов свой путь, свой долг и свои союзники, — вздохнула Борозда. — Хорошо. Возвращаемся. Сегодня вечером увидишь всё, чего просил. И сыновей. Только… не надо больше никого оглушать и вязать, ладно?»
«Если никто не станет мешать мне».
«Договорились».
День они с Найдой вновь провели в жилище Полночи. Сам эльф почти не показывался, явившись уже ближе к вечеру.
— Уффф, — совсем почеловечески выдохнул он, срывая с головы щегольскую шапочку. Залихватское перо чуть не вывалилось на пол. — Понял теперь, как мы тут живём? Хоть и прозываемся «царственными»?
— Нет, — покачал головой Лемех. — Так и не понял. Как живёте без настоящего правителя; самовластного, который никакими Советами не обкладывается, как обходились без полейогородов раньше и отчего вам теперь так уж сильно наш хлеб занадобился; наконец, так и не взял я в толк, откуда этот Ниггурул взялся, кто вас на стражу поставил и когда — и чем! — всё это кончится.
— Я ж тебе во всех подробностях отвечал! — всплеснул руками Полночь, словно учитель, поражённый внезапной тупостью обычно сообразительного ученика.
— Отвечал, да толком так и не ответил, — парировал Лемех. — Словто много сказано, однако толку как не было, так и нет.
— Снова спрашивать станешь? — с унылой безнадёжностью осведомился эльф.
— Неет, не стану. Всё равно не скажешь, юлить станешь, привирать, а я не люблю, когда хорошему человеку так изворачиваться приходится.
— Юлить? Привирать?! Хорошему человеку?!
— Ну только не злобься, да, Полночь? За «человека» — ну, прости, коль тебе это так уж поперёк горла. А для меня так это — напротив, похвала. Я б с тобой гденибудь в Кинте с охоткой погулял бы. Тебе б наша рота приглянулась, вот честное слово. Да и ты ей, помяни моё слово.
— Спасибо на добром слове, — с непроницаемым лицом отозвался эльф. — Значит, сгодился б я для «Весельчаков Арпаго»… учтём на будущее.
— Учти, учти. А пока давай про что иное речь вести. Борозда мне ведь пообещала, что…
— Я знаю, — перебил эльф. — Сегодня вечером. На Ниггуруле.
— Вот и славно, что знаешь. Хлебнуть хочешь? Своё, домашнее. Сам варил. Забористое, с горлодёром. Не хуже гномьего «молота».
— Нет, спасибо, — содрогнулся эльф. — Доброе вино у нас в почёте, но его пьют, водой разбавляя…
— Только портят, значит, — перебил Лемех. — Не, туго тебе б пришлось в роте, Полночь. После дела выпить — не чтобы вповалку, а так, некую малость должную — первое дело. Иначе и рассудком в Кинте помутиться было недолго.
— Это ещё почему? — невольно заинтересовался эльф.
— А вот потому. Возвращаешься ты, скажем, изза Стены, гнёзда змеиные повыжигав, а тебе навстречу твой, скажем, первейший друг шагает, который уже полгода как сгинул. Шагает, словно живой, рукой, значит, машет, улыбается…
С лица Полночи сбежала улыбка.
— Мертвяк? Подъятый? Некромантия? — он спрашивал быстро, словно о чёмто давно и неприятноблизко знакомом.
— Мертвяк? Не, не бывало там мертвяков. Мертвяки — это север, восток, Мекамп, Эгест, Аркин, Салладор порою. Друг твой это, живой, понимаешь?
— Ясно, что с подвохом дело. Хочешь, чтобы я угадал?
— А что, и угадай. Всё время проведём — лучше, чем друг на друга злобно щуриться.
— Это ты хорошо сказал — насчёт щуриться. Попробую. У друга твоего на шее какаянибудь змея сидит, ужалить грозится, чтобы делал то, что им надо?
— Не. Это выходит, что змеи разумные, а таких там не случилось, иначе они б от всего Кинта мокрое место б оставили. Хоть и похоже ты обсказал.
— Гм. Не знаю тогда. Змеи — они ж сожрать норовят, вот и всё.
— Не все, Полночь, не все. Не зря мы их гнёзда искаливыжигали. Что я тебе рассказываю, всё взаправду, никакие не выдумки. Идёт тебе навстречу твой друг, да только от него одно только обличье и осталось.
— Это как же?
— Да вот так. Змеи мелкие, что жили большими колониями, навроде муравьёв, выучились так жертву выедать изнутри и сами там устраиваться, что тело и шагать могло, и руками двигать, и смотреть…
— Постой, постой, ты ж сказал — идёт к тебе твой друг и рукой машет? Он что же, не мёртвый был?
— Не мёртвый и не живой, Полночь. Память осталась, а над прочим власти у него нет, как нам наш маг тогда объяснял. Ну, объяснялто он уже после, а тогда… лихо пришлось.
— Лихо?
— Ага. Потому что… друг это мой был, друг ближайший, одним плащом укрывались, одну горбушку делили, плечом к плечу стояли, друг другу спину защищали.
— Понимаю, — осторожно кивнул Полночь.
— Да, наверное… вы ведь тоже сражаетесь. Так вот, народ у нас из джунглей хоть и редко, да выбирался. Случалось. Везло комуто. Правда, чтобы спустя столько дней — не упомнить, но всякая ж вещь когдато впервые да выходит? В общем, кинулся я к нему тогда, хорошо, десятник дядька Вышеслав меня… ээ… мне… в общем, дал мне древком по голове. Не добежал, короче говоря. И хорошо, что не добежал, потому что иначе мы бы с тобой тут речей не вели, Полночь.
Дядька Вышеслав тогда в упор два дрота арбалетных в того всадил, и оба — в голову. Мастер был, никто так стрелять б не смог, мне до него как до Ордоса пешкодралом. В общем, завалился… этот, тело упало, значит, а из него змеюки так и драпанули. Рубили мы их с дядькой, рубили — ни одна не ушла.
— Значит, они таки говорили ему, что делать? Змеи эти?
— Не, — покачал головой Лемех. — Они ядом его затуманивали, так, что одно только желание оставалось — к своим добраться, за Стену. А там они в толпу бы порскнули — Спаситель один ведает, скольких бы перекусалиперетравили. Ядто у них такой, что ящера свалит.
— Не пойму только, как же они до такого… додумались? Нет, они ж не думают…
— Инстинкт, как нам наш учёный маг втолковывал. Дельный был старик, с Волшебного Двора самого. Мол, так эти змеюки на броненосцев охотились. Шкура у тех тварей такая была, что змейкам её не прокусить ну вот просто никак, а пуще всего прочего лакомы те змеи были до броненосцевых детёнышей. В логово пробраться — никак, у мамаши нюх такой, что любую змею заметитзатопчет сразу. Вот и приспособились. Искали раненых, в ловушку попавших, чтобы кровь открытая…
— Кровь, когда из раны вытекает, её же и очищает, — заметил Полночь. — Недаром яд из ранки всегда выдавливать сразу надо.
— Ну, за что купил, за то продаю, — развёл руками Лемех. — Както вот приноровились эти змеи раненых броненосцев в собственное оружие превращать. И с нами попытались тот же фокус проделать.
— Мда. Только и скажу — хорошо, что вы их гнёзда выжигали. Я бы, правда, ещё посмотрел, нет ли под теми лесами такой же вот твари, как под нашим. Уж больно похоже.
— У вас тоже такие змеи имеются?
— Нет. Но и Гончих, и других — словно чьято воля направляет. Несложно угадать чья.
Лемех хотел было спросить, знают ли эльфы, почему у Тёмной Птицы в глазах по четыре зрачка, но тут Полночь вздрогнул, прижимая пальцы к вискам.
— Зовут, — он резко поднялся.
— Куда? Только разговорились…
— Твари Ниггурула, — с неожиданной высокопарностью ответил Полночь, ныряя в спальную камору. — Прокопались опять. Бой идёт. Эльфийская стража вся уже там.
— Тогда я с тобой, — поднялся Лемех.
— Как угодно, — Полночь торопливо вооружался.
— У тебя кольчуги лишней не найдётся случаем? Я за сынами шёл, не на войну. Своё дома оставил.
— На месте дадут, — эльф затянул подбородочный ремень высокого и вычурного шлема с острым навершием и подобием двух лебединых крыл по сторонам. — Только поспешай тогда, Лемех.
Неслись верхами. Хуторянин впервые увидал эльфийских скакунов — тонконогих и тонкошеих, с точёными головами и длинными гривами, каких никогда не бывает и быть не может у простых, неволшебных коней. Расчёсывать такую — мука мученическая, а уж как за ветви и сучья цепляться должна! Однако вот не путается и не цепляется — не иначе, эльфья магия опять.
На тропах к ним присоединялись другие эльфы, все — верхами и с длинными луками. Не похоже, что Полночь вёл этот отряд — все сами знали, куда направиться.
Они с разгону вылетели на редкий в Зачарованном Лесу высокий берег говорливой речушки, огибавшей вытянутый подковой древний холм. Земля ощутимо дрожала, кони Лемеха упирались и храпели в страхе, и даже сердитое гавканье Найды, обычно работавшее лучше хозяйской плётки, ничего не могло сделать.
— За мной! — понятным Лемеху языком крикнул Полночь и тотчас же скомандовал чтото ещё уже поэльфийски. Спешившись, эльфы бегом бежали вниз по склону, на ходу натягивая луки.
Обращённый к реке склон холма сейчас кипел, земля обваливалась целыми пластами, погребая под собой нежнорозоватые венчики водяных лилий. Из открывающихся чёрных нор лезли Гончие вперемешку с прыгунцами, вспархивали крылатые нетопыри размером с кошку — и тех, и других доводилось встречать стрелами с частокола родного хутора.
Были и другие, неведомого прежде вида. Чтото навроде сухопутного краба аж с четырьмя клешнями, были пауки ростом человеку по плечо — с последними Лемеху дважды пришлось схватываться, когда только устраивал своё хозяйство, и больше они не появлялись.
Нельзя сказать, что под ними «земли видно не было» или что «валили их многие множества». Но чтобы сожрать десятков пять эльфовстрелков и почти столько же копейщиков со щитоносцами — людей, этого хватит.
Да, вот она, Эльфийская Стража. Не знал, что вас уже столько набралось, подумал Лемех, привычно вскидывая самострел.
Отряд Полночи лихо ударил в бок бросившейся вперёд своре, запели знаменитые эльфийские луки, белооперённые стрелы одна за другой поражали Гончих в головы, бока, лапы; но твари продолжали бежать, хоть и хромая, хоть и завывая от боли.
Стрелы летели и через речку, лучники били через головы изготовившихся к отпору щитоносцев и пикинёров. Лемех разрядил самострел, попал оба раза — под лопатку и в голову ближайшей Гончей; «его» бестия оказалась единственной, что повалилась в высокую влажную траву, извиваясь и корчась в судорогах.
— Людское железо, Лемех! — крикнул ему через плечо Полночь. — И выстрел отличный!
Хуторянин не ответил — торопился перезарядить арбалет.
Найда бесстрашно кинулась на катающуюся Гончую, челюсти привычно сомкнулись у твари на горле, и та враз перестала биться.
Лемех крякнул, с натугой взведя обе дуги самострела. Спасибо гномуумельцу, загулявшему в своё время вместе с «Весельчаками». На него, Полночь и явившихся вместе с ними эльфов повернул целый клин Гончих, над головами взвихрились нетопыри, бросались вниз, целя когтями в лицо. Стрелы сбивали их наземь, но порождения Ниггурула и не думали умирать. Визжали, катаясь по траве, их топтали лапы Гончих, но нетопыри неуклюже, боком, коекак прыгали к лучникам.
В середине, где строй эльфов прикрывала щитоносная фаланга людей, дело обстояло получше: длинные пики приняли на себя первый натиск Гончих и прыгунцов, клыки бессильно грызли окованные железными полосами древки, а через головы людей часто и метко летели стрелы: и те твари, кого нашла и людская, и эльфийская сталь, умирали.
Лемех ещё трижды разрядил самострел, на выбор выбивая самых крупных и быстрых Гончих. С мелочью вроде прыгунцов и нетопырей справятся и сами эльфы — он пнул подобравшегося слишком близко подраненного крылатого зубохвата, и тот только взмякнул; вертясь и крутясь, молотя сломанными крыльями, отлетел шагов на двадцать и там замер, жалобно, совсем нехищно пища.
Против всех ожиданий из открывшихся ходов не хлынула «неисчислимая орда». Несколько десятков Гончих, наверное, сотня прыгунцов и ещё столько же нетопырей. Ну и, пожалуй, десятков пять совсем уже странных созданий, всякой твари по паре. А потом в раскрытых устьях проходов чтото сверкнуло, грянул гром, и земля, тяжело вздохнув, осела.
«Борозда. Небось и здесь успела».
Бой кончился не вдруг и не сразу; и чудовища не дали себя перебить так просто. Иные из них и вовсе кинулись наутёк, едва выбравшись на белый свет. Не иначе, как искать добычи за пределами Зачарованного Леса.
— Вот и всё, Лемех, — Полночь тяжело дышал. Изысканную коричневатозелёную броню эльфа испятнали отметины клыков и когтей, она потемнела от попавшей на неё крови чудовищ. — И спасибо. За те две стрелы.
— Не стоит, — хуторянин сидел на земле, тщательно оттирая от брызг крови самострел. — Худо их берёт ваше железо, что и говорить. Как только раньше справлялись?
— Раньше брало, — эльф устало присел рядом. Лицо у него казалось серым, взгляд — пустым. — Хорошо тебе, человеку. Видишь чудище — стрелу ему в башку, и вся недолга.
— А при чём тут «тебе, человеку»? — искренне изумился Лемех, даже бросив чистить арбалет.
— Когда я убиваю Гончую, — еле слышно проговорил Полночь, — я вижу, как умирает эльфийская дева. Или девочка. Иногда — невеста.
— Блазнится, — кашлянул Лемех. — Зачарованный Лес, сам понимаешь. Да и этот… эта… это… Ниггурул, в общем — штука ой не простая…
— Вот я и говорю, хорошо вам, людям, — выдохнул Полночь, не глядя на заваленные телами берега речки. Люди из Эльфийской Стражи уже бодро взялись таскать туши Гончих.
— За задние лапы бери! Да не за эту, не видишь, охламон, на полужилке держится!
Лемех встал, невольно поморщившись — он вышел из боя невредимым, ни одной царапины, но всё тело ныло так, словно просидел сутки связанным, рукиноги затекли. Кивнул Полночи, мол, давай тут, а что я с тебя дважды Гончих снимал — так у нас в «Весельчаках» за это благодарить было непринято. Сегодня ты спас, завтра тебя спасут. А потом, когда всё кончится, вместе в кабачке выпить можно будет.
Эльфийская Стража предстала Лемеху сборищем самого разного люда, правда, как браться за копьё и как держать щит, они знали крепко. Были тут и молодые парни, по облику — такие же хуторяне, как и сам Лемех; ктото, видать, их сумел обучить, как сражаться, иначе Гончие порвали б их за считаные мгновения.
Были здесь и зрелые кряжистые мужики с сединой в бородах; никто не казался опытным и бывалым воякой, но в драке они, нехотя признал Лемех, показали себя недурственно. Ктото у них заправлял, ктото их учил, ктото сделал из вчерашних пахарей упорных и упрямых бойцов.
Причём сражались они даже не за себя, а за пресловутый Зачарованный Лес, которого боялись и которому не доверяли все без исключения хуторяне на его окраинах. Царственные Эльфы не имели тут друзей.
Для «стражников» бой не оказался лёгкой прогулкой, отнюдь нет. Стонали раненые, у кого ещё оставались силы, иные замерли, отойдя навечно; уставился в небо невидящими глазами совсем юный паренёк, сломанное копьё накрепко зажато в окаменевших пальцах, которые не смогла разомкнуть даже смерть.
Эльфы подобрали своих, но раненых и убитых среди их второй линии, лучников, оказалось совсем немного.
— Нашими трупами прикрылись, — мрачно проговорил Лемех, обозревая поле сражения.
| <<<предыдущая страница | следующая страница>>> |