Перумов - Эльфийская стража_4
| <<<предыдущая страница | следующая страница>>> |
И всё ближе твоя последняя война, Лемех.
Привели коней. Не одного, не пару — троих. Лучше всего, конечно, с шестёркой отправиться — каждому из сыновей и ему самому по заводному, — но такого богатства у хозяина хутора не сыскалось.
Путь его лежал на северозапад, заходящее солнце светило прямо в глаза, и бывалый наёмник неосознанно выбирал укромные, потайные тропы, пробираясь заросшими ложбинами и оврагами, не торопясь и щадя силы коней. Без Найды, конечно, он бы мгновенно заплутал в изрезанном балками густом низколесье, что лежало за пределами круга возделанных его руками полей, — ночь выдалась безлунная и беззвёздная, закатный пламень догорал, ночь наваливалась всей тяжкой, неподъёмной тушей, норовя задавить, задушить, словно подушкой.
Заимка Лемеха стояла на самом краю человеческих владений, до Зачарованного Леса рукой подать, однако он выбрал далёкий, кружной путь. Хорошо поспешает тот, кто поспешает с умом, и не всегда прямоезжая дорожка оказывается кратчайшей. Здесь, прямо против его полей, Лемеха и станут ждать.
Собака вела его уверенно, трусила чуть впереди, постоянно возвращалась, показывая дорогу. Заросли казались непроходимыми только на первый взгляд, на самом же деле хватало там и звериных троп, и просто проплешин, оставленных частыми по сухой поре лесными пожарами, после которых кусты и мелкие деревца не успели ещё заполонить всё вокруг.
Ни Лемех, ни Найда не произнесли ни слова. Когда имеешь дело с эльфами Зачарованного Леса, то не знаешь, как далеко твоя речь разнесётся, даже если ты сам мнишь её неслышимой другими. Но след сыновей и Борозды шёл прямо, никуда не сворачивая — эльфы не таились, больше того, словно бравировали: мол, сделали, что похотели, а ты теперь как хочешь.
И вот от этого «как хочешь» топор сам просился в руку.
Однако «Весельчаки Арпаго» не держали глупцов. Вернее, глупцы там сами не задерживались — кто на тот свет, кто прочь, где полегче, а кто и попросту умнел. Поэтому браться за топор следовало лишь в самом крайнем случае, том самом, когда «подороже продать жизнь». Но до этого старый ротник дело доводить не собирался.
В совсем неразличимом мраке он остановился. Глухие заросли вокруг, голоса ночных обитателей, тревожное пофыркивание лошадей — гдето неподалёку бродили охотники, жадные до свежего мясца, а уж чьё оно — конское или, скажем, человечье, им неважно. Найда прикорнула у ног чутким сном сторожевого пса, что, даже задремав, продолжает охранять, слыша и чувствуя всё, что нужно. С Найдой рядом Лемеху не приходилось опасаться внезапных и нежданных гостей — если это звери; ну, а для эльфов у него заготовлен был совсем иной приём.
На самом рассвете они двинулись дальше — попрежнему неудобьями, избегая не только дорог, но даже и просто человеческих троп. В зарослях было не видать края Зачарованного Леса, однако он приближался. Подругому зажурчала вода в мелких ручейках, ключи попадались теперь чуть ли не в каждом овраге; среди обычных ракитников и ивняков всё чаще мелькали rannika — эльфийский вьюн с серебристыми цветами и узкими, словно кинжалы, тёмнозелёными листьями. Скоро придёт черёд и настоящим деревьям, какие не увидишь больше нигде в Эвиале, каких нет даже в Нарне или Вечном лесу королевы Вейде. Их имена ничего не говорили Лемеху, бессмысленные, хоть и поэльфьи красивые сочетания звуков. Многое из растущего в Зачарованном Лесу обладало целебными силами, но хозяева быстро отучили жадных людейдобытчиков обдирать с их деревьев кору или выкапывать корни. Короткий посвист стрелы — и человек валился с навылет пробитой головой, даже не увидев своего убийцу. Тела оставлялись на поживу зверью и нечисти.
Всё это Лемех знал лучше, чем кто бы то ни было. Знал и то, что единственный его шанс — удивить. Удивить, ошеломить, сломать извечные правила.
Тучи сошлись, тёмные и надёжные, словно крепостные ворота, заперев предательницулуну. Это хорошо. Свет Лемеху не нужен — слишком много у хозяев Зачарованного Леса ночных прознатчиков.
В сером предрассветном сумраке, по холодной росе кони шагали неспешно и сторожко — Лемех не мешкал, но и не торопился понапрасну. «Весельчаки Арпаго» никогда не появлялись на поле боя не вовремя — раньше или позже, чем нужно.
— Что, старушка, хорошо идём? — Найда совсем почеловечески кивнула, лишь мимолётно взглянув на хозяина и вновь уткнув нос в землю. — Хорошо, хорошо, даже чересчур. Как метлой дорогу вымели. Даже завалящей нечисти не попадается. А онито ведь тут всегда крутятся, ищут, чем поживиться, вдруг эльфы подстрелят кого?
Собака вновь взглянула на Лемеха и вновь кивнула.
— А что это значит, старушка? Ждут нас, вот что. Я не я буду. Заранее приготовились, им ведь нужно, чтобы мы с тобой бы дошли, чтобы на глазах у Грини с Аришей нас положить, мордами в грязь, чтобы унизить раз и навсегда, чтобы парни бы уверились — ни на что люди не способны, вот кто настоящий хозяин, эльфы, имто служить и надо.
Найда глядела на Лемеха и улыбалась — собаки, как и люди, приподнимают уголки губ.
— Ну и пусть ждут, я так мыслю, — продолжал Лемех. — Не в том дело, чтобы им как снег на головы свалиться — не дураки, не допустят; чтото они там прячут, задаваки Перворождённые, мутят воду со Стражей своей, как мышат подманивают. Вот это нам с тобой, старушка, и надо углядеть. Понять. А там уж и решим окончательно.
Найда с хозяином само собой не спорила. Сейчас вокруг себя она не чуяла ничего опасного или нежданного — следовательно, и говорить не о чем.
Всё больше вокруг листвы с серебряными прожилками. Всё больше стройных беловатых стволов — по сторонам глядючи, не скажешь, что Зачарованный Лес отступает, что его теснят привычные людям заросли. Напротив — медленно, неспешно, осторожной поступью, исподволь — всё дальше и дальше от навсегда, казалось бы, проведённой границы наступает покорное эльфам, и Лемех вдруг натянул поводья, недоумённо почесал затылок:
— Давненько тут не бывал, старушка. И, выходит, зря не бывал. Помнишь эти места?
«Помню, хозяин», — Найде, конечно, и в голову не пришло обижаться на Лемеха за одно только подозрение, что она может чтото «не помнить».
— Не было тут этой поросли. Честное слово, не было. Поднялась за последнее лето. Да как дружното! А намто всё поют, мол, гибнет всё прекрасное, сиречь эльфийское, истаивает, исчезает… какое там! Ежели так расти станет, то и до наших полей, старушка, доберётся — глазом моргнуть не успеем.
Найда осторожно, бочком подобралась к вьюну, понюхала, отступила, припадая на передние лапы.
«Опасно, хозяин».
— Знаю, что опасно, — вздохнул Лемех. — Только эльфы с такой порослью управляться и умеют. Недаром лесто их кличут Зачарованным. Слышал я от некоего мага на ярмарке, что сосут корни тутошние саму эту «магию» из земли, точно воду. Что, старушка? Не разумеешь? Я и сам не шибко. Ну, хорош болтать, дорога ещё неближняя…
К самому рубежу Зачарованного Леса они подобрались уже ярким полднем. Солнце сияет, на небе ни облачка, никто и не скажет, что уже совсем скоро накатит осень. Высоченные, прямые, словно древки копий, стволы перекрыли путь, тихий ветерок нёс ароматы эльфийской чащи — лёгкие, холодноватоцветочные и неуловимо, неизъяснимо чужие. В чём крылась эта самая чуждость, Лемех бы не объяснил, не нашлось подходящих слов, да и не к чему были ему эти объяснения.
— Ищи, Найда.
Верная его четвероногая спутница беззвучно нырнула в густой подлесок. Разом запахло свежестью, точно после грозы. Приученные кони ждали спокойно, но на лес всётаки косились — он им не нравился, пугал, хотя обычной чащи они не боялись совершенно.
Лемех вглядывался в сумрак меж гладкими красноствольными соснами. Вернее, на сосны они только похожи, а так и выше, и развесистей, и иглы на них куда длиннее, и… чудится это ему, что ли? — но вроде б как даже светятся. В нормальном, людям привычном лесу деревья жадно тянутся к свету, так что ветви у них чуть ли не у самой вершины, стволы голы; здесь же лесные исполины словно теснились, стараясь дать каждому достаточно света и пространства. Ветви у них росли причудливо, на сторону, так, что это походило на сложную систему зубчатых колёс, какие Лемеху довелось повидать в Кинте Ближнем, где ветряки качали воду вверх по акведукам. Но со стороны эти подчинённые чужой воле лесные великаны гляделись… странно.
Найда вернулась. Возникла призраком, вынырнув из нешелохнувшихся зарослей. Шерсть на ней стояла дыбом.
«Ловушка, хозяин. Хитрая. Яма, петля и сеть».
— Чего ж ещё ожидать от радушных хозяев? Впрочем, кто их винить станет, если по окрестностям и впрямь нечисть пошаливает? Веди, старушка.
Зелёный сумрак обволакивал, воздух словно сгустился, и точно ножом отрезало все старые звуки. Их место заняли новые, совсем не похожие на обычные лесные; меж стволов и ветвей плыла едва слышная музыка, словно незримый многоголосый хор тянул высокое «ааа…». Лемех мог даже уловить переливы мелодии, но не более. И — ни привычных птичьих голосов, ни шума ветра, и даже сучья под копытами коней не хрустели. Лемех глянул вниз — тут не было сучьев. Вместо мелкой лесной травы (где посветлее), вместо коричневого покрывала старой хвои вперемешку с сухими ветвями — мягкий мох, где искорками сияют крошечные — с черничину — светящиеся венчики. Все цвета радуги; и, чуть покачиваясь сами по себе, издают лёгкий, легчайший перезвон.
— На такую красоту и наступатьто невместно, — проворчал путник себе под нос. Осторожно шагали и лошади, опустив головы, словно выглядывая чтото на земле.
«Сюда, хозяин».
Да, вот она, первая ловушка. Непролазная заросль неведомых Лемеху кустов в рост человека, ощетинившихся шипами, что длиннее ладони. Маячит меж ними и просвет, словно получившийся сам собой, маячит и зовёт, да только лезть туда не следует.
Найда лапой разворошила мох, безжалостно вырываягася капли радужных огоньков. Открылась лёгкая плетёнка, аккуратно прикрывавшая чёрный провал ямы, где выставил остриё покрытый тёмнокоричневатыми потёками кол.
Лемех только усмехнулся. Молодцызатейники, ставили, конечно, не на таких, как он. Для него наверняка припасено чтото похитрее.
Перебравшись через ямину и переведя лошадей, крадучись пробирались дальше, Найда показывала дорогу.
Следующая ловушка ждала их на развилке троп — скрытый мхом силок, петля, что готова была вздёрнуть неосторожно ступившего. Обошли и её; Лемех едва не поддался соблазну перерубить топором напряженный канат, скрытый в зарослях.
Третья ловушка — широко раскинутая сеть — спряталась у переброшенной через узкий, но глубокий поток пары брёвен. Здесь пришлось задержаться — лошадей не провести иначе. Лемех с досадой перерезал приводную бечеву, он не сомневался, что у хозяев Зачарованного Леса есть способ узнать, в порядке их ловушки или нет.
— Хотя, старушка, если разобраться, зачем им вообще какието ямы, петли и сетки при ихто магии? Не, в самом деле, зачем? Для отвода глаз? Или, может, чародейство тоже какието запасы имеет, не хотят тратить, где обычная волчья яма справится?
Найда не ответила, только глянула на хозяина, мол, чего разговоры разводить? Дальше дорогу разведывать надо.
Утыканную западнями и капканами полосу Зачарованного Леса они миновали легко. Даже слишком легко. С такой, как Найда, да с опытом самого Лемеха — что им какието ямы или даже насторожённые самострелы, разряжающие тяжёлый болт прямо в грудь неосторожно задевшего спусковой шнурок?
Эльфийская пуща окружала их со всех сторон, вбирала в себя, делала своею частью. Огоньки повсюду, тихая песнь — её ведут, казалось, хвоя и листья, корни и крона; бесшумно порхали бабочки, хотя откуда им взяться в самой чащобе? Да и странные вдобавок бабочки, если приглядеться, куда крупнее обычных капустниц или белянок. На крыльях — пара огромных светящихся глаз, и они… ого! — моргают!
Лемех поёжился. Не людское оно тут было всё, хотя красивое. Мрачноватое, но красивое. Деревья высокие, сильные, здоровые, ни тебе гнили, ни сухостоя. Хотя, конечно, может, эльфы присматривают.
Ловушки кончились, а вот торная тропа — началась. И не просто тропа, потому что эвон, глянька, на каждом повороте — по резной фигуре. Эльфы, диковинные звери, птицы, иные знакомые — цапли, журавли, лебеди — иные вовсе невиданные. И ведь нет, не вырезано это, оно само так выросло! Всё живое, железо не касалось.
Лемех постоял возле большой — в полный рост — фигуры девушкиэльфийки в плотной, облегающей охотничьей одежде. Срамота одна! Портки, как на мужике, да ещё и в облипку, такие невесть как натянуть. Да и девка сама не фигуриста ничуть, ни обнять, ни пощупать. Ни груди, ни кормы. Хотя, конечно, из лука наверняка стрелу в птичий глаз вгонит за две сотни шагов и в полной темноте. Когда так стрелять умеешь, грудь со всем остальным иметь не обязательно.
Теперь можно было не просто пробираться, а «шествовать со всею приятностию», как говаривал ротный начальник «Весельчаков Арпаго», когда рота, получив султанское жалованье, направлялась в весёлый квартал Арраса.
И Лемех шествовал. Ни от кого не скрываясь, спокойно и действительно «с приятностью». Лес вокруг него жил, напевал чтото себе под нос, словно гигант, которому нет дела до карликов, копошащихся у его ног.
Разумеется, ровно до той поры, пока карлики не решат чемто у него поживиться.
Зачарованный Лес не обращал внимания на путника. Никто не попадался навстречу, никто не спешил остановить дерзкого, никто не целился в него из сгущающегося сумрака. Лошади хоть и беспокоились, но умеренно; Найда, шнырявшая в зарослях по обе стороны от украшенной фигурами тропы, ни о чём не предупреждала.
На мягких крыльях неслышно пронеслась крупная птица, с перьев срывались крошечные капельки светящейся росы. Лемех вёл коня в поводу, пальцы правой руки плотно сомкнулись на топорище. Равнодушие эльфийских владений тревожило; не так, совсем не так представлял он себе своё появление здесь, и это было плохо: ошибся в одном предположении — ошибёшься и в другом.
И потому они просто шли. Шли, вбирая звуки, запахи, медленно гаснущие вместе с днём цвета Зачарованного Леса. Сперва Лемех недоверчиво хмурился да вертел головой — мол, листочкицветики тут и впрямь не такие, как везде, но где «зачарованность» то?
С приближением сумерек, с медленно гаснущим закатным заревом наступала и магия. И нет, дело было не во вспыхивающих тут и там крошечных многоцветных огоньках, не в порхающих ночных бабочках, переливающихся всеми цветами радуги, не в тихой даже песне Леса, что катилась следом за путниками, — чтото пряталось за самой гранью, на меже света и тени, кралось следом, заставляло шевелиться причудливые тени, колыхало ветви безо всякого ветра, дышало в затылок, заставляя коней тревожно прядать ушами. Найда перестала метаться из стороны в сторону, трусила рядом, полузакрыв глаза; но Лемех знал, что верная его спутница сейчас чует и ощущает куда больше, чем он сам.
— Что скажешь, старушка? — наконец не выдержал он. — Кто тут ходил?
«Эльфы, хозяин, — мигом отозвалась Найда. — Недавно. Сегодня».
— Знать бы ещё, куда они все подевались…
Найда чуть виновато подала голос, короткий скулящий звук. Мол, не гневись, хозяин, не смогла.
— Людей, как мы, чуешь?
«Да, хозяин, с эльфами шли и люди. Новые».
— То есть раньше ты их не чуяла… лады, старушка, останавливаемся. Красиво тут, огонёчки летучие так и прыскают во все стороны, однако ни зги скоро на тропе будет не видать.
Он ошибся. Становилось всё темнее, и молочнобелый мягкий свет полился из глубины резных фигур, выстроившихся вдоль лесной тропы.
— Эвон оно как! — присвистнул Лемех. — Ну, тогда пройдёмся ещё чуток…
Пока длился этот самый «чуток», они миновали говорливую речушку, звонко болтавшую в темноте, плеща и брызгаясь на валунах; через речушку вёл мост, сделанный, как оказалось, не из брёвен или там камней; нет, эльфы заставили огромное дерево покорно изогнуться, протянуть ствол с одного берега на другой, сделать повёрнутую вверх сторону совершенно плоской, а ветки с обеих сторон служили живым ограждением.
— Сильны, бродяги, — с невольным уважением буркнул Лемех. — Вас бы к нам в роту, когда по Змеиным джунглям в Кинте лазали…
Огня он разводить не стал. Да и не из чего было даже сложить и самый меленький костерок — ничего сухого под рукой. В лесу — и ни единой сухой ветки.
— Так только у эльфов и бывает…
Лемех едва успел развязать тюк с одеялами, как…
«Хозяин! Они здесь!»
— Само собой, — невозмутимо и как бы себе под нос пробормотал тот. Оружие он нарочито отложил в сторону, то, что оставалось на виду. И топор, и лук, и добрый самострел, из которого прошибал насквозь толстенные грудные чешуи панцирных змей.
«Двое. Здесь и здесь», — одними мыслями показывала Найда.
— Главное — не суетиться… — попрежнему словно говоря сам с собой, проворчал Лемех.
— Rado! — резко, зло и требовательно раздалось над самым ухом. — Rado! — и тут же перешли на понятный человеку язык. — Стой где стоишь!
— Стою, стою, — усмехнулся Лемех. Пустые руки он напоказ заложил за голову.
Из зарослей неслышно выступили двое эльфов — высокие, тонкие, в обтягивающих тело одеждах с коричневозелёными разводами. Лица тоже покрыты краской; в руках луки, у пояса — длинные узкие клинки.
Мужчина и женщина.
— Кто такой ты есть, marmo? — резко бросила эльфийка. На человеческом языке она изъяснялась с явным трудом. Мужчина с подозрением глядел на рычащую Найду, однако та даже не пыталась напасть или хоть както защитить хозяина.
— Лемех меня звать. Пришёл вот в Эльфийскую Стражу наняться. Говорят, вы добрые деньги платите, да и вообще у вас тут служба славная.
Эльфы переглянулись.
— Что говорить ты есть, marmo? — раздражённо бросила эльфийка. Она, похоже, в этом дозоре оказалась старшей. — Стража?
— Brissiger, — вполголоса подсказал её спутник. — Marmod brissiger.
— Brissiger… — кивнула эльфка. — Зачем тайно идти? Зачем весть не подать?
— А кто ж вас знает, кому и как эту весть подавать? — пожал плечами Лемех. — Да и человек я уж такой — пока своими глазами не увижу, пальцами не пощупаю, ни за что не поверю. Баек да россказней про Стражу немало ходит, а мне кривду от правды отделять недосуг. Можете про меня у Полночи спросить или там у Месяца. Не знаю, как их на вашем наречии зватьвеличать.
Эльфыдозорные вновь переглянулись. Мужчина чтото быстро произнёс на своём языке, слитно, журчаще. Мыслеречью, похоже, эти стражи Зачарованного Леса не пользовались.
— Я провожу, — эльфмужчина изъяснялся полюдски куда лучше спутницы. — Иди за мной, человек Лемех.
Откуда они тут такие взялись? Месяц, Полночь, та же Борозда — говорили речью умелой и понятной. А эти двое едва слова подбирают. На человека глядят, как на диковинку. И это стражники, порубежники! Да они должны его, Лемеха, в лицо знать!
Чтото здесь не то. О том, что у Княжгорода давняя распря с Зачарованным Лесом, что на Царственных Эльфов косо смотрит Святая Инквизиция, — на границе не знал только ленивый. Но распря распрей, а княжеское войско оставалось на юге, инквизиторы занимались чем угодно, только не сбором рати для «священного похода», простые разбойники, конечно, бывало, подбирались к окраинам эльфийских владений, да только там почти все и оставались. Нечисть же, с другой стороны, Зачарованный Лес в покое не оставляла.
Враждовали с эльфами как раз сородичи Лемеха, такие же поселенцы, как он сам. Именно они напирали на Лес своими полями и выпасами, именно они косились на тёмные глубины, прикидывая, сколько ж там всего ценного, что в дело можно было б пустить!..
Эльфы отвечали. Нет, не всеобщей войной. Её, как разумел Лемех, эльфы побаивались, несмотря на всю свою магию. Потому что чародеи найдутся и в Княжгороде, и нет ничего страшнее человека, что сражается за правое дело. Потому и отвечали они как бы случайными, редкими набегами, «гостями», чей визит незнаемо чем обернётся. Может, только сгоревшим овином, а может, и всеобщей резнёй. А может, и прибыльной менойторговлей.
А потом глянькось, Эльфийская Стража. Давайте дружить, мол, поступайте к нам на службу.
Дурная это служба, думал Лемех, шагая по тропе впереди эльфасопровождающего, как есть дурная, если изза неё парни с разума спрыгивают, а девки родной дом подпаливают.
Тропа чем дальше, тем становилась шире, светящиеся фигуры по сторонам — выше, крупнее, причудливее. Всё отчётливее ощущалась свежесть, как после грозы, всё крупнее и многочисленнее — ночные бабочки, подмигивающие разноцветьем огоньков. Выше становились и деревья, насколько мог судить Лемех, и там, высоко в кронах, тоже поблёскивали вспышки. Плечи Лемеха разворачивались словно сами собой, он забыл об усталости, взбодрилась и Найда, метавшаяся тудасюда, словно совсем юный щенок.
Эльфпровожатый оказался неразговорчив.
— Ээ, приятель, тут такое дело… — начинал было Лемех, искоса поглядывая на лесного воина.
— Дорога дальняя, а путь одолевают в молчании, — перебивал дозорный.
Лемех всякий раз лишь пожимал плечами. Конечно, он нашёл бы, чем и как разговорить упрямца, но всему своё время. Пока же он смотрел и слушал, даже не столько Лес, сколько себя самого.
Здесь сам воздух был пропитан, пронизан магией. Магия текла по водным жилам земли, жадно всасывалась корнями, поднималась вверх к ветвям и листьям. У Лемеха аж покалывало в кончиках пальцев, короткие, холодные искорки боли проскакивали от кистей к локтям. Он хорошо помнил эти ощущения, памятные по Кинту, Ближнему и Дальнему, по Змеиным Лесам и прочим местам, где «Весельчакам Арпаго» доводилось сталкиваться с чародейством. Нет, у самого Лемеха никогда никакой «силы» не открывалось, никакими «чарами» он не владел и не сумел бы сотворить даже самого простенького огнешара; однако он не мог ошибиться — Зачарованный Лес являл собой одно огромное облако магии, и тут сомнений не было.
Магия была плотью его и кровью. Магия служила его естеством. Казалось, тут вообще нет ничего, кроме чар и «волшебничанья», как говаривал его ротный. Деревья впитали магию с соками земли, и она изменила их. Изменила навсегда. Наверное, изменила както и эльфов, хотя кто их знает, этих гордецов?
— Эгей, друг дорогой! Притомился я шагать такто, — Лемех решительно остановился. Возле тропы поднимался сплетённый из живых ветвей неведомого длиннолистого кустарника шатёр, высокий, выше Лемеховых собственных хором. — Притомился я, говорю, устал. Остановиться б надо, перекусить. А? — и, не дожидаясь ответа, повернул к зелёному куполу.
— Идти дальше! — раздалось резкое и злое. — Идти!
— Почему? — искренне удивился Лемех. — Я три дня уж как тропы топчу! Торопился, всё на бегу. Почему сейчасто не остановиться?
Глаза эльфа сузились, словно от сдерживаемого гнева.
— Опасно, человек. Для тебя опасно.
— Чем же?
— Узнаешь, когда и если возьмут в Стражу, — отрезал провожатый.
Лемех искоса глянул на стражника. Ишь, ощерился, будто я за его дочкой в бане подглядывать собираюсь. Может, его того, этого самого?.. Нет, рановато ещё. Не время. Пока не время.
— Ну, как знаешь, — Лемех пожал плечами, всем видом показывая, что задет и обижен, но, будучи гостем, не хочет выходить из хозяйской воли. — Едва ли так принимать стоит, кто вам же помочь хочет, ну да Спаситель вам судия. На ходу перехвачу.
И в самом деле достал краюху хлеба, жадно вгрызся. Эльф глядел с неодобрением.
Гляди, гляди. За погляд ведь денег не берут.
Однако сколько ж им ещё тащиться? Зачарованный Лес не столь и велик, за четыре полных дня можно круг замкнуть, если конских ног не жалеть. Правда, всадник из Лемеха тот ещё, только и исключительно по необходимости, когда, скажем, в том же Кинте «Весельчакам» требовался быстрый марш.
Другое дело, что тропа петляет, вьётся чисто змеёй, и Лемех не мог понять, к чему такие хитрости. Отчего не спрямить дорогу? По сторонам ведь ни оврагов, ни болот, ни буераков.
Им стали попадаться встречные. Эльфы приветствовали Лемехова провожатого подчёркнутовежливыми поклонами, приподнимая вычурные, украшенные длинными перьями шапочки. На самого Лемеха они так же подчёркнуто не смотрели. К удивлению самого хуторянина, это не казалось оскорбительным. Напротив, мол, мы тебя не знаем и не пялимся. Раз идёшь, значит, дело есть. Значит, всё правильно.
До цели они в ту ночь так и не добрались. Рассвет встретили в крошечной чистенькой избе, сложенной из добротных брёвен, но… срубленных явно за пределами Зачарованного Леса. Тут обычной, не изменённой сосны не росло вовсе. Нашлись сухари, сало, даже четвертушка сырного круга — всё привычное, человеческое, и тоже явно не со здешних пажитей. Эльф внутрь не пошёл, остался снаружи, исчезнув в темноте, и Лемех готов был поклясться, что провожатого его подняла наверх спустившаяся с верхотуры плеть гибкого вьюна, обмотавшись у того вокруг пояса. Так, пожалуй, только эльфы бы и смогли.
За избушкой нашлась и крытая коновязь, и овёс для коней. Всё на месте, всё по уму.
Но ясно ведь, что гдето тут западня. Гдето тут притаился капкан, и его уже не обойдёшь как те, первые, благодаря Найде.
— Что чуется, старушка?
Лемех сидел на лавке за небольшим добела отскобленным столом. К здешней еде не притронулся, довольствуясь домашними подорожниками. Кто их знает, что тут подмешать могут…
Найда села на полу подле, положила голову Лемеху на колени.
«Спутано всё, хозяин. Нет прямых дорог».
— Ариша? Гриня?
«Не чуялись», — после мгновенного колебания ответила верная помощница.
Лемех вздохнул. Что поделать, далеко забрался, а брести попрежнему вслепую приходится.
— Утро вечера мудренее, — произнёс он обычное, больше для тех, кто наверняка следит за ним сейчас.
Сказал — и растянулся на узкой лавке.
Эльфпровожатый разбудил Лемеха с зарёй, хотя вчера шли они далеко за полночь. Утром Зачарованный Лес оказался ничуть не хуже вечернего — огоньки видно плохо в разгорающемся свете, зато заиграла алмазная роса, блистающие цепочки тянулись повсюду, каждая ветвь обратилась в подобие драгоценного ожерелья. Волной лились свежие утренние же ароматы, словно дружно раскрывшиеся венчики спешили поделиться собственным благоуханием.
— Ишь, красотищато какая, — не сдержался Лемех, выводя коней. Сёдла наложил, не поленился, хотя эльф глядел подозрительно — мол, всё равно же пешком идём, к чему тебе эта сбруя?
| <<<предыдущая страница | следующая страница>>> |