Ками Гарсия - Непобедимые (Легион - 1)
КАМИ ГАРСИЯ
НЕПОБЕДИМЫЕ
Алексу, Нику и Стелле.
Ни один из созданных мной воображаемых миров не сравнится с реальным, который я делю с вами.
На один удар по истинным корням зла приходится тысяча охотников обрубать его ветви [Перевод З. Александровой (М.: Наука, 1979). — Здесь и далее прим. перев.].
Генри Дэви Торо. Уолден, или Жизнь в лесу
Глава 1
ЛУНАТИЧКА
Я почувствовала, как босые ноги погружаются во влажную почву, и попыталась не думать о бесчисленных мертвецах, лежащих в земле подо мной. Мне случалось проходить мимо этого крохотного кладбища, но только днем и никогда — дальше облупившихся железных ворот.
Дорого бы я дала, чтобы сейчас очутиться по другую их сторону.
В лунном свете засеянная травой аккуратная лужайка с рядами щербатых могильных плит казалась тем, чем она по сути являлась: замшелой крышкой исполинского гроба.
Хрустнула ветка, и я торопливо обернулась:
— Элвис?
Я огляделась по сторонам — не мелькнет ли где-нибудь полосатый хвост моего кота.
Элвис никогда не убегал, самое большее — крутился у меня под ногами, когда я открывала дверь. До сегодняшнего вечера. Сегодня он рванул прочь с такой прытью, что я не успела даже прихватить туфли и восемь кварталов гналась за ним босиком, пока наконец не очутилась тут.
До меня донеслись приглушенные голоса, и я застыла, прислушиваясь.
За оградой в бледном свете фонаря прошла девушка в серо-голубом спортивном костюме с эмблемой Джорджтаунского университета. Ее нагнала шумная компания друзей. Спотыкаясь на ходу и смеясь, они скрылись внутри одного из университетских зданий.
Я и забыла, что кладбище располагается в самом сердце кампуса. Я двинулась между неровными рядами надгробий. Фонари скрылись за деревьями, и все вокруг то погружалось во тьму, когда на луну наползало очередное облако, то вновь озарялось призрачным светом.
Краем глаза я заметила, как сбоку мелькнуло что-то белое.
Внутренний голос настойчиво нашептывал, что лучше вернуться домой. Но я, вместо того чтобы прислушаться, принялась в кромешном мраке искать кота между надгробиями.
«Ну же, Элвис. Куда ты запропастился?»
Ничто не пугало меня так, как темнота. Я предпочитала видеть того, кто ко мне приближается, а в темноте могло скрываться что угодно.
«Думай о чем-нибудь другом».
Непрошеные воспоминания нахлынули прежде, чем я успела остановить их…
Лицо матери, склонившейся над моей кроваткой. Я моргаю, пытаясь проснуться. Она прижимает палец к губам, чтобы я не шумела. Мои босые ноги успевают замерзнуть на холодном полу, пока мы идем к шкафу. Мама сдвигает в сторону платья, и в деревянной стенке обнаруживается щель.
— В доме кто-то есть, — шепчет она и отодвигает доску, за которой оказывается небольшая ниша. — Сиди здесь, пока я не вернусь. И чтобы ни звука.
Я протискиваюсь внутрь, и она задвигает панель на место. Никогда раньше я не оказывалась в абсолютной темноте. Я смотрю на то место, где находятся мои руки. Несмотря на то что они прямо у меня перед глазами, я их не вижу.
Я зажмуриваюсь, чтобы только не видеть эту темноту. И тогда меня окружают звуки: скрип ступенек, шум передвигаемой мебели, приглушенные голоса. В голове неотвязно крутится одна мысль: «А вдруг она не вернется?»
Слишком перепуганная, чтобы посмотреть, получится ли у меня выбраться наружу без посторонней помощи, я сижу в своей норе и слушаю собственное прерывистое дыхание, совершенно уверенная в том, что те, кто находится сейчас в доме, тоже его слышат.
В конце концов доска отодвигается и в мое убежище проникает скудный свет. Мама протягивает ко мне руки и говорит, что незваные гости ушли. Она берет меня на руки и уносит в мою комнату, но я не слышу ничего, кроме стука собственного сердца, и не могу думать ни о чем, кроме непроницаемой тьмы вокруг меня.
Мне было всего пять лет, когда это произошло, но я до сих пор отчетливо помню каждую минуту, проведенную в тесном убежище. Мне вдруг стало нечем дышать. Захотелось поскорее оказаться дома — хоть с котом, хоть без.
Между щербатыми надгробиями прямо передо мной что-то шевельнулось.
— Элвис?
Из-за каменного креста появился темный силуэт.
От неожиданности я вздрогнула и негромко ахнула.
— Прошу прощения. — У меня дрожал голос. — Я ищу своего кота.
Незнакомец ничего не ответил.
На меня вдруг налетел вихрь оглушительных звуков: хруст веток, шелест листвы, собственный бешено скачущий пульс. На память мгновенно пришли все те сотни передач о нераскрытых преступлениях, которые я смотрела с мамой и которые начинались в точности с такой сцены: девушка, стоящая в одиночестве там, где ей не следовало находиться, и не сводящая глаз с парня, который готовится на нее напасть.
Я отступила на шаг назад, и жирная грязь с чмоканьем сомкнулась вокруг моих лодыжек, точно рука, пытающаяся удержать меня на месте.
«Не надо, пожалуйста».
Налетевший порыв ветра взметнул длинные волосы незнакомца и запутался в подоле легкого белого платья.
Платье!
Меня охватило невыразимое облегчение. Это была девушка.
— Вы не видели тут серо-белого сиамского кота? Найду — прибью поганца.
И вновь молчание.
В этот миг луна вышла из-за тучи, и я поняла, что на незнакомке надето вовсе не платье. На ней была ночная рубашка. Кто стал бы разгуливать по кладбищу в ночной рубашке?
Только псих.
Или лунатик.
Я знала, что лунатиков нельзя будить, но оставить ее ночью одну среди могил тоже не могла.
— Эй? Вы меня слышите?
Девушка не шелохнулась и продолжала смотреть на меня, словно могла различить в темноте мои черты. У меня засосало под ложечкой. Я отвела глаза, лишь бы только не видеть этого пугающего выражения. Мой взгляд упал на основание креста.
Девушка была босиком, как и я, только ее ноги не касались земли.
Я заморгала, не желая признавать другую возможность. Наверное, это все игра лунного света и тени. Я взглянула на свои ступни, облепленные грязью, потом перевела взгляд со своих ног на ее.
Они были бледными и девственно чистыми.
Комок белого меха метнулся между нами и бросился в мою сторону.
Элвис.
Я схватила его, пока не сбежал снова. Он зашипел, извернулся и располосовал мою руку когтями. Я выронила его, и он рванул через лужайку к воротам. С бьющимся сердцем я смотрела, как кот протиснулся под ними и был таков.
Я оглянулась на каменный крест.
Незнакомка исчезла, не оставив на влажной земле и следа.
Не обращая внимания на кровь, сочившуюся из царапин, я пошла к выходу, пытаясь придумать какое-нибудь разумное объяснение появлению на кладбище девушки в ночной рубашке. Мне пришлось напоминать себе, что я не верю в привидения.
Глава 2
ЦАРАПАЯ ПОВЕРХНОСТЬ
Когда я выбралась обратно на освещенный тротуар, Элвиса уже и след простыл. Проходивший мимо парень с рюкзаком на одном плече, заметив мои босые ноги, по щиколотку облепленные грязью, странно на меня покосился. Наверное, принял за бродяжку.
Руки у меня перестали трястись только тогда, когда темный кампус остался позади и я очутилась на оживленной Оу-стрит. Сегодня я была рада даже туристам, фотографирующимся на ступеньках Лестницы Экзорциста [Каменная лестница, расположенная в Джорджтауне, одном из районов Вашингтона, стала местной достопримечательностью после выхода фильма «Изгоняющий дьявола», одна из знаменитых сцен которого снималась на этой лестнице. За ней закрепилось неофициальное название Лестница Экзорциста.].
Все произошедшее на кладбище внезапно стало казаться невероятно далеким, и я уже готова была посмеяться над собственными страхами.
Та девушка не была ни призрачной, ни полупрозрачной, как привидения в фильмах. Она выглядела как самый обычный человек.
Если не считать того, что ее ноги не касались земли.
Или все-таки касались?
Может, в лунном свете мне это просто почудилось? А ноги у нее не были грязными, потому что она стояла на сухом месте. К тому времени, когда впереди показался мой квартал, застроенный вплотную притиснутыми один к другому домами, я успела придумать добрый десяток возможных объяснений.
Элвис растянулся на крыльце, всем своим видом выражая покорность и скуку. Стоило бы оставить его на улице, чтобы в следующий раз знал, как убегать, но я любила этого поганца.
Как-то раз я вернулась из школы в слезах. Мы делали в классе подарки ко Дню отца, и я оказалась единственной, у кого не было папы. Он ушел, когда мне было пять, и никогда больше не объявлялся. Мама тогда утерла мои слезы и сказала: «Зато никому из них сегодня не купят котенка».
Так благодаря Элвису один из худших дней в моей жизни стал одним из лучших.
Я открыла дверь, и он прошмыгнул в дом.
— Скажи спасибо, что я вообще тебя впустила.
В коридоре пахло томатным соусом и чесноком. Из кухни доносился мамин голос:
— Нет, в эти выходные я занята. И в следующие тоже. Прошу прощения, мне нужно бежать. Кажется, моя дочка вернулась. Кеннеди?
— Это я, мам.
— Ты была у Элль? Я уже собиралась тебе звонить. Я переступила через порог в тот самый момент, когда она повесила трубку.
— Не совсем.
Она бросила на меня взгляд, и деревянная ложка выскользнула из ее руки, заляпав белый кафельный пол потеками рыжего соуса.
— Что случилось?
— Все в полном порядке. Просто Элвис сбежал, и я никак не могла его поймать.
Мама бросилась ко мне и оглядела мои разодранные в кровь руки:
— Это Элвис тебя так? Он же никогда раньше не царапался.
— Наверное, испугался, когда я его схватила.
Ее взгляд упал на мои облепленные грязью ноги.
— Куда тебя занесло?
Я приготовилась выслушать стандартную лекцию, которую мама принималась читать мне всякий раз, когда я выходила из дома в позднее время: всегда бери с собой мобильник, не гуляй в одиночку, не ходи по плохо освещенным местам, а также ее коронный совет: сначала визжи, потом задавай вопросы. Сегодня я нарушила все эти заповеди.
— На старое иезуитское кладбище, — отозвалась я таким тоном, как будто пыталась закинуть пробный шар: сильно она расстроится или нет.
Мама остолбенела и ахнула от неожиданности.
— Я бы никогда не пошла на кладбище ночью, — произнесла она машинально, словно повторяла эту фразу уже в тысячный раз. Вот только ничего такого она раньше не говорила.
— Ты вдруг стала суеверной?
Она покачала головой и отвела взгляд:
— Разумеется, нет. Не нужно быть суеверной, чтобы понимать, что разгуливать по ночам в безлюдных местах опасно.
Я по-прежнему ждала лекции.
Вместо этого она протянула мне влажное полотенце:
— Оботри ноги и выкинь в ведро. Мне в стиральной машине только кладбищенской земли не хватает.
С этими словами мама принялась рыться в ящике комода, в котором хранилась всякая всячина, пока не извлекла оттуда большую упаковку лейкопластыря. Судя по всему, она завалялась там еще с тех времен, когда я училась кататься на велосипеде.
— Кто звонил? — поинтересовалась я, пытаясь сменить тему.
— Да так, один товарищ с работы.
— Этот «один товарищ» приглашал тебя на свидание?
Мама нахмурилась, сосредоточенно разглядывая мою руку:
— Меня не интересуют свидания. Одного разбитого сердца мне вполне достаточно. — Она закусила губу. — Я не то имела в виду…
— Я знаю, что ты имела в виду.
После того как ушел мой отец, мама много месяцев подряд по ночам плакала в подушку. До меня до сих пор иногда доносился ее плач.
Когда царапины были обработаны и заклеены пластырем, я уселась на столешницу и стала смотреть, как мама готовит маринару. Это меня успокаивало. Происшествие на кладбище сразу стало казаться еще более далеким.
Мама обмакнула в соус палец и облизала его, прежде чем снять кастрюлю с огня.
— Мам, ты забыла добавить перечную стружку.
— Точно.
Она покачала головой и выдавила из себя смешок.
Мама легко могла бы заткнуть за пояс Джулию Чайлд [Джулия Чайлд (1912–2004) — известный американский кулинар, автор нескольких кулинарных книг и ведущая первого на американском телевидении кулинарного шоу.], а маринара была ее фирменным блюдом. Она скорее забыла бы собственное имя, чем свой секретный ингредиент. Я хотела обсудить с ней этот вопрос, но устыдилась. Может, она уже представляла меня в качестве героини очередной телепередачи о нераскрытых преступлениях.
Я спрыгнула со столешницы:
— Пойду к себе наверх, порисую.
Она выглянула в окно, явно поглощенная какими-то своими заботами:
— Мм… Неплохая идея. Может, отвлечешься от ненужных мыслей.
Вообще-то, когда я рисовала, мысли переставали существовать совсем.
Именно ради этого все и затевалось.
Едва только мой карандаш касался бумаги, как все проблемы исчезали, словно я на время переносилась куда-то в другое место или превращалась в кого-то другого. На бумаге рождался и жил мир, который могла видеть лишь я одна. Например, мальчик, несущий в заплечном мешке свои кошмары и не замечающий, как они сыплются оттуда на ходу, или человек без рта, во мраке строчащий на сломанной пишущей машинке.
Вроде того рисунка, над которым я работала сейчас.
Я остановилась перед мольбертом и принялась разглядывать девушку, сидящую на корточках на крыше дома. Одна ее нога была нерешительно спущена вниз. Девушка смотрела на землю, и ее лицо было искажено от страха. За спиной у нее трепетали нежные сизые крылья, похожие на ласточкины. Платье на лопатках лопнуло, когда они прорезались, вырастая из плоти, точно ветви дерева.
Я где-то читала, что, если ласточки поселятся у тебя на крыше, это сулит удачу. Если же они покидают гнездо, ничего, кроме несчастий, не жди. Как и многое другое в жизни, крошечная птичка могла стать как благословением, так и проклятием. Что-что, а это крылатая девушка знала не понаслышке.
Заснула я с мыслями о ней. Пыталась представить, каково иметь крылья, когда боишься летать.
* * *
Наутро я проснулась совершенно разбитая. Всю ночь мне снились лунатички, парящие в воздухе над могилами. Элвис свернулся клубочком на подушке рядом со мной. Я почесала его за ухом, и он спрыгнул на пол.
Я не могла заставить себя вылезти из постели до тех пор, пока не явилась Элль. Она никогда не утруждала себя предварительным звонком. Мысль, что кто-то может быть ей не рад, попросту не приходила ей в голову. Этому ее качеству я завидовала с тех самых пор, когда мы познакомились в седьмом классе.
В данную минуту она валялась на моей постели посреди кучи фантиков и лениво листала какой-то журнальчик, пока я в задумчивости стояла перед мольбертом.
— Сегодня в кино будет куча наших, — сообщила Элль. — Что ты наденешь?
— Я же сказала тебе, что никуда не иду.
— И это все из-за того недоумка, который будет гонять мяч за команду местного колледжа, когда мы закончим школу? — спросила Элль тем опасным тоном, который приберегала для бедолаг, имевших неосторожность обидеть тех, кто был ей дорог.
Я ощутила укол в самое сердце. Несмотря на то что прошло уже несколько недель, рана до сих пор не затянулась.
— Нет, просто сегодня я очень плохо спала.
Я не стала упоминать о девушке с кладбища. Если бы я сейчас опять начала о ней думать, еще одна бессонная ночь была бы мне гарантирована.
— На том свете отоспишься. — Элль бросила журнал на пол. — И потом, не будешь же ты до конца жизни по выходным отсиживаться дома. Это ему должно быть стыдно, а не тебе.
Я бросила кусок угля в коробку с инструментом и вытерла руки о комбинезон:
— Мне кажется, когда тебя бросают из-за того, что ты не позволила своему бойфренду использовать себя вместо шпаргалки, это довольно унизительно.
Мне следовало бы заподозрить неладное, когда один из самых классных парней в школе попросил меня помочь ему подтянуть историю, чтобы его не исключили из футбольной команды. Тем более что это был Крис — спокойный парень, который кочевал из одной приемной семьи в другую и по которому я вздыхала вот уже несколько лет. Впрочем, поскольку я была круглой отличницей как по истории, так и по всем остальным предметам, его выбор казался вполне логичным.
Я просто не подозревала, что Крису известна моя маленькая тайна.
Когда я училась в начальной школе, моя эйдетическая память была всем в новинку. Тогда я называла ее фотографической, а моя способность в считаные секунды запоминать десятки страниц текста вызывала у одноклассников неподдельной восторг. Так продолжалось до тех пор, пока мы не подросли и до них не дошло, что я получаю оценки лучше, чем они, не прилагая к этому ровным счетом никаких усилий. К моменту перехода из начальной школы в среднюю я научилась скрывать свое «незаслуженное преимущество», как его именовали одноклассники и их родители, когда приходили жаловаться учителям.
Теперь мой секрет знала только горстка близких друзей. Во всяком случае, я так полагала.
Крис оказался умнее, чем его считали. Поначалу он проявлял интерес исключительно к истории — и только потом уже ко мне. Три недели. Именно столько времени прошло, прежде чем он впервые меня поцеловал. Еще две недели спустя он назвал меня своей девушкой.
Через неделю после этого он попросил дать ему списать на четвертной контрольной.
Видеть его в школе и делать вид, что мне все нипочем, когда он подступился ко мне со своими лживыми извинениями, оказалось вовсе не просто.
— Я не хотел тебя обидеть, Кеннеди. Но мне учеба дается совсем не так легко, как тебе. Стипендия — моя единственная надежда выбиться в люди. Я думал, ты это понимаешь.
Я прекрасно все понимала и поэтому не испытывала никакого желания нос к носу столкнуться с ним сегодня вечером в кино.
— Я никуда не иду.
— Его там не будет, — вздохнула Элль. — У их команды сегодня выездная игра.
— Ладно. Но если там будет кто-нибудь из его мерзких дружков, я уйду.
Она, самодовольно улыбаясь, прихватила свою сумку и отправилась в ванную:
— Я пока буду потихоньку собираться.
Я поскребла въевшуюся под ногти угольную пыль. Придется мне попотеть, чтобы привести руки в порядок, если не хочу выглядеть как автомеханик. Гигантская нашлепка из пластыря на руке и без того придавала мне сходство с пациентом ожогового отделения. Хорошо хоть в зале будет темно.
На первом этаже хлопнула дверь, и через миг на пороге моей комнаты показалась мама:
— Ну что, ты сегодня дома?
— Если бы. — Я кивнула в сторону двери в ванную. — Элль тащит меня в кино.
— Ты точно хочешь туда идти? — спросила мама небрежно, но я поняла, что ее тревожит. Много недель подряд она пекла брауни и слушала мои страдания по Крису.
— Его там не будет.
— Даже не знаю, отпускать тебя на такое опасное мероприятие или нет. Ты рискуешь хорошо провести время, — улыбнулась она, но затем улыбка на ее лице сменилась озабоченным выражением. — У тебя есть наличные?
— Тридцать баксов.
— Мобильник заряжен?
Я кивнула в сторону тумбочки в изголовье кровати, на которой заряжался телефон.
— Угу.
— Спиртное там будет?
— Мам, мы ведь идем в кино, а не на вечеринку.
— Если вдруг будет спиртное….
— …я позвоню тебе, и ты за мной приедешь. Никаких вопросов, никаких последствий, — закончила я за нее.
Она подергала за лямку моего комбинезона:
— Ты прямо так и пойдешь? Смотрится симпатично.
— Гранж возвращается в моду. Я предвосхищаю все модные тенденции.
Мама подошла к мольберту и ахнула:
— Какая красота! — Она обняла меня за плечи и прижалась виском к моему виску. — Ты такая талантливая, а я прямую линию не в состоянии провести. И в кого ты только такая пошла?
Второй возможный источник моего таланта мы обе обошли молчанием.
Она взглянула на мои перепачканные угольной пылью руки:
— Талант талантом, но, может, тебе стоило бы принять душ?
— Я — за.
Из ванной показалась Элль, уже успевшая навести красоту за нас двоих. На ней были узкие джинсы и футболка, словно бы невзначай обнажавшая одно плечо. Тот, кому она сегодня вечером собиралась строить глазки, определенно обратит на нее внимание, а заодно и все остальные зрители мужского пола, которые будут в зале. Несмотря на собранные в небрежный хвост волосы и почти полное отсутствие макияжа, не заметить Элль было трудно.
Еще одно различие между нами.
Я поплелась в ванную. Тягаться с Элль все равно было бессмысленно. Так что, если мне удастся отскрести из-под ногтей уголь, это уже вполне можно считать победой.
Когда я вышла, мама с Элль о чем-то шептались.
— Что у вас там за секреты?
— Ничего. — Мама помахала в воздухе объемистым пакетом. — Я тут кое-что прикупила. Подумала, они могут тебе пригодиться. Чем не доказательство моих сверхъестественных способностей?
Я узнала знакомый логотип на боку пакета.
— Это то, что я думаю?
Она пожала плечами:
— Не знаю, не знаю…
Я вытащила из пакета коробку и скинула крышку на пол. В волнах упаковочной бумаги лежали черные ботинки с кожаными ремешками, которые застегивались на пряжки по бокам. Я видела их, когда мы несколько недель назад ходили по магазинам. Они были идеальны: необычные, но не чересчур.
— Я подумала, они будут отлично смотреться с твоей униформой, — сказала мама, имея в виду черные джинсы и выцветшие футболки, из которых я не вылезала.
— Они будут потрясающе смотреться с чем угодно. — Я натянула ботинки и принялась крутиться перед зеркалом.
Элль одобрительно кивнула:
— Действительно классные.
— Пожалуй, они будут смотреться лучше, если ты снимешь халат. — Мама помахала в воздухе черным флакончиком. — И подкрасишь ресницы.
Я терпеть не могла красить ресницы. Тушь была как отпечатки пальцев на месте преступления. Если случалось расплакаться, избавиться от черных потеков под глазами потом было невозможно, а это почти такой же позор, как разреветься у всех на глазах.
— Это всего лишь поход в кино, и потом, я каждый раз умудряюсь размазать ее по лицу, когда крашусь.
Или несколько часов спустя, в чем я убедилась на собственном горьком опыте.
— В этом деле есть одна хитрость. — Мама остановилась передо мной и взмахнула кисточкой. — Посмотри-ка вверх.
Я подчинилась, надеясь, что в результате буду больше походить на Элль и меньше — на серую мышку.
Элль из-за маминого плеча смотрела, как она наносит очередной липкий слой туши.
— Я бы за такие ресницы душу дьяволу продала, а ты их даже не ценишь.
Мама отступила на шаг, чтобы полюбоваться делом своих рук, потом вопросительно взглянула на Элль:
— Ну, что скажешь?
— Потрясно! — Элль с размаху плюхнулась на постель. — Миссис Уотерс, вы — супер.
— Чтобы дома были до полуночи, а не то я стану значительно менее супер, — предупредила мама, выходя из комнаты.
Из-за угла выглянул Элвис.
Я подошла, собираясь взять его на руки. Он замер, не сводя с меня глаз, потом развернулся и рванул прочь.
— Какая муха укусила нашего Короля? — поинтересовалась Элль, назвав Элвиса своим излюбленным прозвищем.
— Он вообще в последнее время ведет себя странно.
Углубляться в подробности я не стала.
Мне очень хотелось забыть о кладбище и о девушке в белой ночной рубашке. Но, несмотря на все старания, мне не удавалось ни выкинуть из памяти ее босые ноги, не касающиеся земли, ни отделаться от чувства, что я не могу перестать думать о ней не просто так.
Глава 3
ЗАТМЕНИЕ
Когда Элль высадила меня перед домом за пять минут до полуночи, в окнах было темно. Это было странно, потому что мама никогда не ложилась, не дождавшись меня. Она любила сидеть в кухне, пока я опустошала холодильник, попутно развлекая ее слегка отредактированным отчетом о событиях вечера. После моего добровольного заточения ей забавно будет узнать, что ничего не изменилось.
Элль таскала меня за собой по фойе, пока сама кокетничала с парнями, с которыми никогда в жизни не стала бы встречаться, и мне пришлось, изнывая от неловкости, мучительно выдумывать темы для разговоров с их друзьями. Хорошо хоть никто не задавал никаких вопросов про Криса.
Я повернула в замочной скважине ключ и открыла дверь.
Она даже света нигде для меня не оставила.
— Мама?
Может, уснула?
Я щелкнула выключателем на стене в коридоре. Ничего не произошло. Наверное, отключилось электричество.
Весело.
В доме было темно, хоть глаз выколи. У меня закружилась голова, в животе стало холодно от страха.
Я вцепилась в перила и сосредоточилась на верхней ступеньке, пытаясь убедить себя, что не так уж и темно.
Потом медленно двинулась по лестнице вверх.
— Мама?
Едва я очутилась на площадке второго этажа, как задохнулась от ударившего в лицо порыва холодного воздуха. Должно быть, с тех пор как я поехала в кино, температура на улице упала градусов на двадцать [Имеются в виду градусы по шкале Фаренгейта, 20 градусов соответствуют приблизительно 11 градусам по шкале Цельсия.]. Мы что, забыли закрыть окно?
— Мама?
Неожиданно вспыхнул свет, и по узкому коридору протянулись длинные тени.
Чувствуя, как меня охватывает паника, я свернула к двери в мамину спальню. И снова воспоминание о том, как я сидела в тесном убежище в мамином шкафу, накрыло меня.
«Не думай об этом».
Я сделала еще один нерешительный шаг.
Дверь была открыта, комнату заливал помаргивающий бледный свет. Тут было еще холоднее, и от дыхания изо рта шел пар.
Я подошла ближе, и в нос ударил какой-то едкий запах, похожий на застарелую вонь табачного дыма. Внутри у меня мгновенно все смерзлось от ужаса.
В доме кто-то есть!
Я переступила через порог, и на меня обрушилось предчувствие беды.
Мама неподвижно лежала на кровати.
На груди у нее клубочком свернулся Элвис.
Лампа в углу мигала, как будто ребенок баловался с выключателем.
В тишине кот издал негромкий утробный звук, и меня мороз продрал по коже. Если бы животные могли вскрикивать, это было бы именно так.
— Мама?
Элвис повернул мордочку на мой голос.
Я бросилась к кровати, и он спрыгнул на пол.
Мамина голова была склонена набок, темные волосы занавесили лицо. В мигающем свете я вдруг отчетливо увидела, как неподвижно она лежит. Ее грудь не вздымалась и не опускалась. Я попыталась отыскать на шее пульс.
Он не прощупывался.
Я отчаянно затрясла ее:
— Мама, очнись!
Слезы текли у меня по лицу. Я просунула ладонь ей под щеку. Лампа перестала мигать, и комната озарилась слабым светом.
— Мама!
Я схватила ее за плечи и потянула вверх. Ее голова безжизненно мотнулась и упала на грудь. Я отпрянула, и ее тело повалилось на матрас, неестественно спружинив.
Я сползла на пол, давясь слезами.
Мамина голова лежала на кровати, неестественно вывернутая и обращенная лицом ко мне.
Глаза у нее были совершенно пустые, точно у куклы.
ЧЕТЫРЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ
Глава 4
ПРЫЖОК ЧЕРЕЗ МОГИЛУ
Моя комната по-прежнему выглядела как моя комната, никуда не делись ни полки, заставленные альбомами, ни стаканчики, набитые сломанными карандашами и кусками угля. Кровать по-прежнему стояла в центре, точно остров, так что я могла лежать на ней и разглядывать плакаты и рисунки, развешанные по стенам. Репродукция «Леди Дэй» Криса Беренса по-прежнему висела на моей двери — прекрасная девушка под прозрачным колпаком, парящим в небесах. Сколько ночей я провела, сочиняя истории о пленнице, томящейся за стеклом. Во всех них ей в конечном итоге удавалось найти выход.
Теперь я не была в этом так уверена.
У меня было два дня, чтобы разобрать комнату и упаковать все, что было мне дорого. Все, что делало эту комнату моей, что составляло мою личность. За прошедший месяц я сто раз пыталась это сделать, но так и не смогла себя заставить. Поэтому я призвала на помощь единственного оставшегося человека, которому эта комната была дорога почти так же, как и мне.
— Кеннеди, прием! Ты вообще слышала, что я сказала? — Элль помахала в воздухе одним из альбомов. — Куда их складывать? Вместе с твоими рисовальными принадлежностями или с книгами?
Я пожала плечами:
— Куда хочешь.
Я остановилась перед зеркалом и принялась одну за другой снимать выцветшие фотографии, заткнутые за раму: размытый снимок Элвиса в его кошачьем детстве, пытающегося цапнуть лапой объектив камеры; мама примерно моего возраста в обрезанных джинсовых шортах, моющая черный «камаро» и машущая мыльной рукой фотографу, — на запястье у нее серебряный именной браслет, который она никогда не снимала.
Этот браслет в прозрачном пластиковом пакете отдала мне медсестра в больнице в ту ночь, когда констатировали мамину смерть. Она нашла меня в коридоре, на том же самом желтом стуле, где я услышала от врача два слова, которые раскололи мою жизнь на «до» и «после»: остановка сердца.
Теперь этот браслет занял место на моем запястье, а пластиковый пакет с маминым именем и фамилией был спрятан между страницами моего самого первого альбома.
Элль взяла в руки снимок, на котором мы с ней были запечатлены вдвоем — с высунутыми языками, голубыми от сахарной ваты.
— Мне просто не верится, что ты на самом деле уезжаешь.
— У меня нет выбора. Лучше уж в интернат, чем жить с теткой.
Моя мама и ее сестра терпеть не могли друг друга, и те несколько раз, когда я видела их в одной комнате, они готовы были вцепиться друг другу в глотку. Тетка была для меня просто чужим человеком — точно таким же, как мой отец. Я не хотела жить с женщиной, которую едва знала, и слушать ее уверения в том, что все будет хорошо.
Хотелось, чтобы боль заполнила меня изнутри и одела мое сердце броней, которая была мне необходима, чтобы пройти через все это. Я представила себе, как на меня опускается такой же колпак, как у Леди Дэй.
Только мой был не из стекла, а из стали.
Непробиваемый.
Я не стала объяснять все это тетке — ни когда отказалась ехать к ней в Бостон, ни когда несколько дней спустя она выложила передо мной стопку глянцевых рекламных брошюр интернатов. Пролистав фотографии увитых плющом корпусов, выглядевших пугающе одинаково, — Пенсильвания, Род-Айленд, Коннектикут, — я в конечном итоге выбрала заведение на севере штата Нью-Йорк. Это было самое холодное и самое далекое от дома место из всех.
Тетка немедленно развила бурную деятельность, как будто ей точно так же не терпелось сплавить меня куда-нибудь, как мне — отделаться от нее. Вчера она наконец-то отправилась домой, после того как мне удалось убедить ее позволить мне пожить у Элль до тех пор, пока я не уеду в Нью-Йорк.
Если, конечно, когда-нибудь закончу со сборами.
Когда я вытаскивала из-за рамы фотографию Элвиса, на пол спорхнул еще один снимок: папа со мной на плечах на фоне какого-то видавшего виды серого дома. У меня был такой счастливый вид, как будто ничто и никогда не способно стереть с моего лица улыбку. Фотография напомнила мне о более печальном дне, когда я узнала, что улыбка может разбиться с такой же легкостью, как и сердце.
Я проснулась рано утром и на цыпочках спустилась по лестнице на первый этаж, чтобы без звука посмотреть мультики, как обычно делала, когда родители отсыпались по выходным. Я наливала в кукурузные хлопья шоколадное молоко, когда до меня донесся скрип входной двери. Я бросилась к окну.
По дорожке шел папа с большой сумкой в одной руке и ключами от машины в другой.
Он что, собрался в путешествие?
Он открыл дверь машины и уселся на водительское сиденье. И тут он увидел меня и оцепенел. Я помахала ему, и он поднял руку, как будто хотел помахать в ответ. Но так и не помахал. Вместо этого он захлопнул дверь и тронулся с места.
Несколько минут спустя я обнаружила на столе клочок бумаги. По нему, точно шрам, тянулись небрежным почерком написанные слова.
Элизабет,
до тебя я не любил ни одну женщину и знаю, что уже не полюблю. Но я не могу остаться. Всё, что я хотел для нас — и для Кеннеди., - это нормальная жизнь. Думаю, мы оба понимаем, что это невозможно.
Алекс
Тогда я еще не умела читать, но мой мозг сделал ментальный снимок, намертво запечатлев очертания каждой буквы. Много лет спустя я поняла, что там было написано и по какой причине ушел отец. Над этой запиской мама плакала ночами и никогда не стала бы ее обсуждать.
Что она могла сказать? «Папа ушел потому, что хотел иметь нормальную дочь?» Она никогда в жизни не сказала бы мне такую жестокую вещь, пусть даже это была правда.
С усилием сглотнув, я заставила себя выбросить злополучную записку из головы — и без того слишком часто думала о ней.
Я взяла моток скотча, и тут в комнату прискакал Элвис и запрыгнул на край стоявшей передо мной коробки. Когда я протянула руку, чтобы его погладить, он спрыгнул на пол и снова скрылся в коридоре.
Элль закатила глаза:
— Я просто счастлива, что согласилась приютить твоего психованного кота на то время, пока ты будешь в интернате.
В горле у меня встал соленый ком. Оставляя Элвиса, я словно теряла последнее, что связывало меня с мамой. Я усилием воли заглушила боль:
— Ты ведь знаешь, обычно он не такой. Животные тяжело переживают, когда те, кого они любят… — Я не смогла найти в себе сил произнести это слово вслух. — Когда они теряют кого-нибудь.
Элль какое-то время молчала, потом вернулась к своему обычному легкомысленному тону:
— Как думаешь, много еще времени у нас на это уйдет? Я хочу заказать пиццу с таким расчетом, чтобы ее доставили к нашему приходу.
Я обвела взглядом наполовину упакованные коробки и кучи вещей, разбросанных по комнате. Через два дня приедет водитель, погрузит осколки моей жизни в фургон и увезет их в школу, которую я видела только в рекламном буклете.
— Ты сильно удивишься, если я скажу, что сегодня хочу ночевать здесь?
Элль вскинула бровь:
— Можешь считать это положительным ответом.
Я уставилась в стену. Там, где я отлепила скотч, на котором держались плакаты, на полу валялись кусочки осыпавшейся штукатурки.
— Просто я хочу еще немного побыть в этой комнате, понимаешь?
— Я-то понимаю. Но моя мама никогда на это не согласится.
Я бросила на нее умоляющий взгляд.
Она вздохнула:
— Я позвоню ей и скажу, что мы будем ночевать у Джен.
— Вообще-то, я хотела побыть одна.
Глаза Элль расширились.
— Шутишь?
Я не знала, как ей объяснить, что не готова была уехать отсюда. Дух мамы навсегда остался в этом доме, во всяком случае — мои воспоминания о ней. Как мы ломали на кухне шоколадные плитки, чтобы испечь ее фирменные экстрашоколадные брауни. Как она красила стены в моей комнате в фиолетовый — цвет моей любимой мягкой игрушки. Такие вещи в коробку не упакуешь.
— Тетя продает дом. Скорее всего, это будет моя последняя ночь в своей комнате.
Элль покачала головой, но я видела, что она готова сдаться.
— Я переночую у Джен, а маме скажу, что ты со мной. — Она подошла к трюмо и вытащила из-за рамы фотографию, на которой мы с ней были сняты с синими языками. Под ее пальцами края слегка согнулись. — Держи, а то забудешь.
— Возьми ее себе. — Голос у меня дрогнул.
В ее глазах блеснули слезы, и она бросилась мне на шею:
— Я буду так по тебе скучать!
— У нас с тобой есть еще два дня.
Два дня казались целой вечностью. Я все на свете отдала бы, чтобы побыть с мамой хотя бы два часа.
Когда Элль ушла, я отлепила от стены репродукцию беренсовского «Большого побега» и бросила ее в мусор. Больше всего мне сейчас хотелось уйти куда-нибудь от этих коробок, голых стен и от жизни, которая была так не похожа на ту, что я помнила.
* * *
Я то проваливалась в забытье, то выныривала вновь, преследуемая обрывками каких-то снов. Мамино тело, неподвижно лежащее на постели. Ее стеклянный взгляд, устремленный на меня. Пронизывающий холод, окутывающий меня сырым одеялом. Ощущение свинцовой тяжести, опустившейся на грудь.
Я попыталась сесть, но свинцовая плита придавливала меня к постели.
У меня было чувство, будто кто-то накрыл мое лицо подушкой. Я слепо вытянула руки, пытаясь убрать ее. Но никакой подушки не было. Был лишь воздух, который я не могла вдохнуть, и тяжесть, которую не могла сдвинуть.
С усилием разлепив веки, я попыталась найти в темноте что-нибудь знакомое, что вытащило бы меня из омута сна. Но не увидела ничего, кроме размытого силуэта надо мной.
«Нет. На мне».
Во мраке поблескивали два глаза.
Сдавленный крик застрял в горле: свинцовая плита, придавливавшая меня к постели, вдруг стала еще тяжелее, и все начало меркнуть….
В себя меня привел шум: грохот, топот, голоса. В коридоре вспыхнул свет, и я наконец-то разглядела то, что скрывалось за этими светящимися глазами.
Элвис. Он сидел на моей груди, приоткрыв пасть и впившись в меня взглядом.
Я судорожно схватила ртом воздух, но его по-прежнему не было. Элвис прижал уши к голове и разинул пасть, как змея, готовая к броску.
Дверь моей комнаты с грохотом распахнулась, кто-то закричал:
— Стреляй!
Элвис крутанулся на голос, и мои легкие обжег поток воздуха. На пороге комнаты темнел мужской силуэт с чем-то непонятным в руке.
«Кто…»
Он вскинул руку.
Это что, ружье?
Грянул выстрел, и тяжесть, пригвождавшая меня к постели, практически мгновенно исчезла. Я уселась, задыхаясь и хватая ртом воздух, в котором так отчаянно нуждалось мое тело. Комнату окутал липкий туман, от которого у меня защипало под веками, и я зажмурилась.
Когда я вновь открыла глаза, увиденное стало для меня таким потрясением, что я не смогла издать ни звука.
В ногах кровати, над телом Элвиса, в воздухе висела девушка. Худая и бледная, с синяками и порезами на лице и спутанными светлыми волосами.
Ее босые ступни болтались в воздухе под белой ночной рубашкой.
Это была та самая девушка с кладбища. Ее налитые кровью глаза, в которых застыла мука, встретились с моими. Я заметила у нее на шее две багровые отметины — следы рук, которые, по всей видимости, ее и убили.
Второй выстрел попал в тело задушенной девушки, и она разлетелась. Миллионы крохотных частичек заколыхались в воздухе точно пыль, прежде чем исчезнуть окончательно.
Моих плеч коснулись чьи-то руки.
— С тобой все в порядке?
В нескольких дюймах от себя я увидела лицо — лицо парня примерно моего возраста в черной кожаной куртке — и шарахнулась.
— Кто ты такой?
— Меня зовут Лукас Локхарт, а это мой брат Джаред. — Он кивнул на стоявшего в дверях парня в зеленой армейской куртке с нашивкой «Локхарт» на нагрудном кармане. На лбу чуть повыше брови у парня белел шрам.
Оба были высокими и широкоплечими, с одинаковыми непокорными темными волосами и голубыми глазами.
Близнецы.
Тот, что был в армейской куртке, подошел к тельцу Элвиса, по-прежнему не выпуская из руки обмотанное серебристой изолентой ружье.
Ружье, из которого убили моего кота.
Меня накрыла волна тошноты, и я выскочила из постели.
— Подожди! — закричал кто-то из них и бросился за мной следом.
До лестницы в конце коридора было слишком далеко, а он слишком близко. Зато от двери в ванную меня отделяло всего несколько шагов.
Я проскользнула внутрь и заперлась там.
В следующую секунду дверная ручка задергалась.
— Это Лукас. Мы просто хотели тебе помочь.
Я не понимала, что происходит. Что-то, похожее на мертвую девушку, только что разлетелось в клочья у меня в спальне, а я осталась одна в пустом доме с двумя парнями, которых не знала. И которые только что спасли мне жизнь.
«Но один из них был вооружен».
— Вы убили моего кота!
— Да не убивали мы твоего кота. Он выскочил в окно. — Его голос звучал ласково и успокаивающе, и от этого мне стало только еще тревожней. — В патронах был раствор соли.
Я ахнула, вспомнив липкий туман в моей комнате.
— Значит, он цел и невредим?
— Твой кот наверняка перепуган до смерти, — сказал парень. — Но в последний раз, когда я его видел, он был вполне жив.
По щекам у меня потекли слезы облегчения.
— Что это за существо, которое в него вселилось?
При мысли об искаженном страданием лице девушки и багровых синяках у нее на шее по спине у меня побежали мурашки. По всей видимости, с ней произошло что-то ужасное — кем бы она ни была.
Последовало долгое молчание, потом за дверью зашептались.
— Это был дух мщения, — сказал наконец Лукас. — Они появляются, когда кто-то умирает насильственной смертью.
Мне вспомнилась ночь на кладбище и как я потом шла домой, пытаясь убедить себя, что парящая в воздухе девушка мне только почудилась.
— Дух? Ты хочешь сказать, это что-то вроде привидения?
— Именно. И не простого, а очень рассерженного, — послышался из-за двери другой голос, более суровый, как будто жизнь заставила его огрубеть.
Брат Лукаса… как же его? Джаред.
— Мне кажется, я его уже раньше видела… это ваше привидение.
— Когда? — встревожился Джаред.
— С месяц назад, на кладбище в нескольких кварталах отсюда. — За дверью снова принялись перешептываться. — Чего оно от меня хотело?
Они немного помолчали, потом Лукас ответил:
— Она вселилась в твоего кота, чтобы украсть у тебя дыхание. Духи мщения испытывают гнев или замешательство из-за собственной гибели и потому нападают на живых.
В памяти промелькнула картина: Элвис, свернувшийся клубком на груди у мамы. Меня замутило. Выходит, она умерла не от остановки сердца.
Я едва успела добежать до унитаза, прежде чем меня вывернуло.
В дверь негромко постучали.
— У тебя все в порядке?
Моя мама умерла, и, если верить словам двух незнакомых парней, ее убил злой дух — тот самый, который только что попытался убить меня.
— Каким образом этот дух пробрался в моего кота?
Собственные слова казались мне бредом, но я очень хорошо помнила ощущение невыносимой тяжести на груди.
— Скорее всего, когда он бродил по кладбищу. Животному достаточно перескочить через свежую могилу, чтобы в него вселился дух того, кто там лежит. — Голос принадлежал Джареду, парню с пушкой.
Я представила, как Элвис проходит по девушкиной могиле, и из земли высовывается призрачная рука и хватает его за мохнатую лапу. Не может быть, чтобы они говорили всерьез.
— По-моему, это какое-то бредовое суеверие.
— Это суеверие только что чуть тебя не убило, — напомнил мне Джаред.
Я потерла глаза ладонями.
— Ну, сейчас уже все в порядке, так что вы можете уйти.
— Тебе грозит опасность, Кеннеди. Ты должна пойти с нами.
Если отбросить то, что произошло в моей комнате, в мой дом вломились двое вооруженных парней и в эту самую минуту стояли в коридоре. Я выглянула в окно. Небо уже почти совсем посветлело, но на улице по-прежнему было безлюдно.
— У меня с собой мобильник, — пошла я на блеф. — Уходите, а не то позвоню в полицию.
— Ты…
— Я уже набираю номер.
Наконец я услышала, как под их ногами заскрипела лестница.
Я сидела в ванной, пока не хлопнула входная дверь. Выйдя, я привалилась к стене и долго смотрела на дверь своей комнаты. Мне не давал покоя один вопрос.
Откуда они узнали, как меня зовут?
Глава 5
ТУПИКИ
Искаженное мукой лицо девушки и багровые синяки у нее на шее стояли у меня перед глазами, как бы я ни старалась врубить погромче «Velvet Revolver». Но хуже всего было то, что стоило им отступить, как их место занимали остекленевшие глаза моей матери.
Она умерла из-за этой девицы — или кого-то подобного. Эта мысль погнала меня прочь из дома, как только удалились незваные гости. Несколько часов я убила на поиски Элвиса, но он как сквозь землю провалился. Я сомневалась, что он вернется домой. По крайней мере, он был жив.
Теперь я бесцельно колесила по округе, потому что ехать субботним утром было некуда.
Я чуть было не позвонила Элль, но что я могла ей сказать? Что в мой дом вломились двое незнакомцев и в клочья разнесли привидение, которое пыталось меня убить? И что мне теперь страшно возвращаться домой и… да, кстати, я уже говорила, что утратила всякую связь с реальностью?
Элль каждое утро читала наши гороскопы на день, а как-то раз два дня просидела дома после того, как гадалка сказала ей, что ее «будущее туманно», но злой дух, вселившийся в моего кота, пожалуй, будет чересчур даже для нее. Мне и без того стоило больших усилий убедить ее, что мне не нужен психотерапевт, чтобы справиться с посттравматическим расстройством после смерти мамы.
На светофоре зажегся красный, и я на секунду закрыла глаза. От всех этих переживаний голова у меня была чугунная. Я сделала глубокий вдох и попыталась расслабиться, и тут сзади засигналили.
Я открыла глаза и увидела, что уже давно горит зеленый.
Вести машину в таком состоянии было опасно.
Я свернула в ближайший проезд. В половине десятого утра машин на парковке перед библиотекой практически не было. Может, мне удастся немного поспать? Я заперла двери, не в состоянии отделаться от ощущения, что кто-то или что-то меня преследует.
Я попыталась по кусочкам восстановить в памяти то, что произошло в моей спальне, но привидение, ружье и голоса перепутались, как старая рождественская гирлянда. Единственным, что я помнила, были обрывки разговора с Джаредом и Лукасом.
Они говорили что-то такое о злых духах? Нет… о духах мщения. Так они их называли.
Мимо прошли две девчонки с полными охапками каких-то учебников. Я вышла из машины и двинулась за ними. Мне нужны были ответы, и в качестве отправной точки для поисков библиотека подходила как нельзя лучше.
Я нашла свободный компьютер, набрала в строке поиска «духи мщения» и принялась читать ссылку за ссылкой, выбирая те, которые казались мне наиболее вменяемыми. В том, что касалось определений, исследователи паранормальных явлений были достаточно единодушны. Они утверждали, что это злые духи, преследующие живых или пытающиеся причинить им зло, главным образом погибшие насильственной смертью или покончившие с собой, как отдающие себе отчет в том, что они мертвы, так и нет.
Выходит, Лукас и Джаред Локхарты были не единственными, кто верил в такого рода вещи.
Сайтов, посвященных паранормальным явлениям, насчитывалось тысячи. За эту ночь я повидала больше, чем большинство из этих так называемых исследователей за всю свою жизнь, но поверить в то, что видела, было все равно трудно.
С прыжками через могилу дело обстояло сложнее. На разных сайтах их относили то к мифам, то к фольклору, то к городским легендам. В некоторых статьях утверждалось, что, если пройти по свежей могиле, дух может выскочить оттуда и превратить тебя в вампира. Другие придерживались версии Джареда, согласно которой дух вселяется в человека или животное. Наверное, это глупо, но на ближайшее время желание разгуливать по могилам мне все эти статьи точно отбили.
Найти в Интернете ответы на мои вопросы не удалось. Необходимо было выяснить, кто такие эти Лукас и Джаред Локхарты и что они делали в пять утра в нашей округе с ружьем, заряженным солью, наперевес.
Первым делом нужно было их отыскать.
Беглый поиск по фамилии выдал ссылки на уже умершего поэта, герб какого-то немецкого семейства и ударника из панк-группы. Наверное, я неправильно набирала имена. Надо было поинтересоваться, как пишется их фамилия, прежде чем выставлять за дверь.
— Вы что-то ищете? Вам помочь?
За спиной у меня стояла молоденькая библиотекарша.
— Э-э… А можно как-нибудь выяснить, учится ли человек в одной из местных школ или нет?
— Через Интернет — никак. Но вы можете попытаться поискать в читальном зале.
— А что там такое?
Библиотекарша направилась к полкам с книгами:
— Школьные альбомы.
Она повела меня вглубь библиотеки и отперла дверь в читальный зал, где на пыльных полках теснились еще более пыльные альбомы.
— Если что-то будет нужно, обращайтесь.
— Спасибо.
Я провела пальцем по кожаным корешкам, украшенным серебряным и золотым тиснением, пытаясь прикинуть, сколько нужно времени, чтобы просмотреть их все. Лукас с Джаредом показались мне моими ровесниками или чуть постарше, поэтому я решила начать с прошлогодних выпусков.
Зазвонил мобильник, и на экранчике высветилось имя Элль.
Я сделала глубокий вдох и попыталась говорить недовольным полусонным голосом, как говорила всегда, когда она звонила в такую рань:
— Привет.
— Я умираю с голоду. Завтракать будешь?
Ее голос в трубке заставил события последних шести часов показаться чем-то фантастическим.
— Да мне еще кучу всего надо упаковать. — Я подавила искушение все ей выложить. Даже если бы я не сомневалась, что она мне поверит, а я в этом сомневалась, это был совершенно не телефонный разговор. — Давай встретимся, когда я закончу.
«Тогда, может быть, расскажу тебе о призраке, который пытался меня убить».
— У меня же сегодня репетиция до девяти, ты что, забыла? Я не могу снова ее прогулять, а не то моя дублерша попытается заграбастать мою роль себе. — Элль не так давно получила главную роль в школьном мюзикле и, едва только речь заходила о ее дублерше, всякий раз проявляла нездоровую подозрительность. — Можешь прийти и посмотреть на этот отстой своими глазами.
— Звучит заманчиво, но я пас. Увидимся у тебя в девять тридцать.
Элль заколебалась.
— У тебя какой-то странный голос. Ничего не случилось?
«Случилось, причем такое, что не укладывается у меня в голове».
Я глубоко вздохнула, пытаясь говорить как ни в чем не бывало:
— Нет-нет. Все в полном порядке.
— Не опаздывай. Это наш последний вечер.
Она повесила трубку, прежде чем я успела попрощаться.
Я сняла с верхней полки пыльный белый альбом и принялась перелистывать страницы со снимками футбольных матчей и любительскими фотографиями встреч выпускников, пока не добралась до общих фотографий.
Не заметить однояйцевых близнецов будет сложно.
Если бы мне удалось выяснить, в какую школу ходили Джаред с Лукасом, возможно, я смогла бы раздобыть их электронный адрес или номер телефона. Вероятность этого была крайне невелика, но я просто не могла сидеть сложа руки, мне необходимо было взять под контроль ситуацию, которая в настоящий момент была совершенно мне неподвластна.
К тому времени, когда я закрыла последнюю обложку из тисненой кожи, за окнами уже темнело, а я по-прежнему знала о Лукасе и Джареде Локхартах не больше, чем когда начинала.
Нужно было еще закончить паковать вещи. Утром меня должны были отвезти в аэропорт. Этот факт я приняла как данность еще до того, как узнала, что на самом деле случилось с моей мамой.
* * *
Я въехала на последнее незанятое место перед домом и некоторое время сидела в машине, дослушивая последний куплет «Inbetween Days» в исполнении группы «Кьюр». Это была песня про то, что происходило сейчас в моем мире. Я чувствовала себя застрявшей где-то между временем, когда моя жизнь еще не дала трещину, и тем, в котором я жила сейчас.
Я взглянула на дом, и во рту у меня пересохло.
Даже сквозь покрашенную веселой зеленой краской входную дверь и аккуратно подстриженные кусты самшита, которыми была обсажена дорожка, ведущая к крыльцу, мне мерещилась мертвая девушка в моей спальне.
А вдруг там есть еще призраки? Если я не буду спать, они могут причинить мне вред?
Я вышла из машины, пытаясь найти в себе мужество вернуться в дом.
Тут мне бросился в глаза припаркованный на другой стороне улицы черный фургон — вроде тех, которые используют серийные убийцы, чтобы похищать своих жертв. От водителя не укрылось мое внимание, и он отодвинулся от окна.
Меня так и подмывало прыгнуть в машину и уехать прочь, но в голове и без того роилось слишком много вопросов, на которые не было ответа.
Наверное, подходить к неизвестно чьей машине — глупость, но на улице было полно студентов. Даже полный псих не стал бы похищать меня на глазах у уймы свидетелей. На всякий случай я покосилась на табличку с номером. AL-0381.
Колени у меня, когда я постучалась в водительскую дверь, подкашивались.
Стекло медленно опустилось.
На меня смотрел Джаред Локхарт все в той же зеленой армейской куртке.
Видимо, ночью я пребывала в серьезном потрясении, потому что только сейчас заметила, какой он красавец. Его голубые глаза и пухлые губы уравновешивались тем суровым выражением лица, какое бывает после участия в паре-тройке драк, что не давало ему стать похожим на обычного смазливого красавчика.
— И давно вы тут стоите?
Подумать только, я весь день ухлопала, чтобы разыскать их с братом, а они все это время преспокойно сидели в машине напротив моего дома.
Джаред с невинным видом пожал плечами:
— Порядочно.
Лукас, сидевший на пассажирском сиденье, наклонился вперед, крутя в пальцах серебряную монету.
— Приятно, что на этот раз ты встречаешь нас несколько радостнее.
— Прошу прощения за свое поведение. Просто я никогда раньше ничего подобного не видела.
Лукас криво улыбнулся:
— Ладно, проехали. Хорошо, что мы успели вовремя.
Он казался искренним, и меня немного отпустило.
— Вы появились просто из ниоткуда, — сказала я. — Как вы узнали, что мне нужна помощь?
Джаред перевел взгляд с меня на брата.
— Мы слышали твой крик, — не моргнув глазом, ответил Лукас. — У тебя ведь было открыто окно, помнишь?
Невозможно было забыть судорожные попытки схватить ртом воздух и невыносимую тяжесть на груди, почти удушившую меня. Но я не помнила, чтобы кричала. Очевидно, они говорили мне не всю правду. Почему?
— Вы что, все время носите при себе ружье, заряженное солью, и каждую ночь охотитесь на призраков?
Джаред смущенно поерзал на своем сиденье:
— Это что-то вроде хобби.
Хобби? В его устах это прозвучало так, будто они на досуге играют в компьютерные игры. А мне, между прочим, страшно было войти в собственный дом.
— Но теперь ведь я в безопасности? Ну, то есть я хочу сказать, в моем доме больше ничего подобного не осталось? Так ведь?
Джаред нахмурился, и шрам над бровью затерялся среди морщинок на лбу.
— Это два разных вопроса.
Улыбка сползла с лица Лукаса.
— Джаред, мы должны ей сказать. Она в опасности.
Я похолодела.
Что меня ожидало в доме?
— Я думала, вы уничтожили призрака.
— Мы и уничтожили. — Джаред устремил взгляд в сгущающиеся сумерки. — Но он пришлет новых.
— Кто? — Голос у меня дрогнул.
Лукас прекратил вертеть в пальцах монетку и в упор взглянул на меня:
— Демон, который пытается тебя убить.
Глава 6
ЗЛОВЕЩАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ
— Так, минутку-минутку. Вы хотите сказать, что какой-то демон подсылает этих самых духов мщения убивать людей?
У меня в голове не укладывалось, что мы ведем этот разговор за столом, где я каждое утро завтракаю. И дело было даже не в том, что я никогда не задумывалась о возможности существования призраков. Задумывалась, особенно после маминой смерти. Мне хотелось думать, что она сейчас где-то в лучшем мире. Но дух мщения, который вселился в моего кота и убил ее, — это было для меня уже слишком. А теперь мы на полном серьезе обсуждали демонов.
Лукас наблюдал за мной со своего места на другом конце стола, оценивая мою реакцию.
— Демон не подсылает их ко всем подряд. Он поручает убить строго определенных людей. — Он поколебался. — И ты одна из них.
Бред какой-то.
— С чего вдруг?
Джаред все это время ходил из утла в угол, точно тигр в клетке. Он остановился и обернулся к брату. В его взгляде сквозил молчаливый вопрос. Лукас кивнул, и Джаред вытащил что-то из кармана.
Это оказался желтоватый лист пергамента, такой растрепанный и с такими глубокими заломами, что, казалось, он вот-вот рассыплется в прах, пока Джаред его разворачивал.
Он подвинул листок мне:
— Ты когда-нибудь это видела?
В центре листа был от руки нарисован символ, напоминавший музыкальный пюпитр с двумя загогулинами, каждая из которых оканчивалась треугольником наподобие чертова хвоста.
— Нет.
— Ты уверена? — Джаред сверлил меня взглядом.
Разумеется, я была уверена. Напрягаться, чтобы вспомнить простенький рисунок из трех линий, мне совершенно не требовалось — при моей-то памяти. Впрочем, посвящать их в такие подробности я не собиралась.
Чтобы сделать им приятное, я еще раз вгляделась в символ:
— Я бы обязательно запомнила нечто подобное. Что это такое?
— Это печать. — Лукас вытащил из кармана серебряную монетку, которую вертел в пальцах в машине. По размеру она напоминала двадцать пять центов, только с другим рисунком. Он вновь принялся ловко крутить монету в пальцах. — У каждого демона есть своя печать, что-то вроде подписи. Она используется для того, чтобы вызывать демона и управлять им. Эта принадлежит Андрасу.
«Выходит, у этого демона есть собственное имя?»
Джаред потянулся за пергаментом и случайно задел мои пальцы. Он отдернул руку с такой скоростью, как будто у него была аллергия на людей, и спрятал ее в карман.
— Ты что-нибудь слышала об иллюминатах? — спросил Лукас.
Это название было мне знакомо. Иллюминаты были одним из тайных орденов, о которых все время рассказывали на телеканале «История».
— Это вроде тамплиеров?
— И те и другие — тайные общества, только тамплиеры сражались за Католическую церковь, а иллюминаты хотели ее уничтожить.
Я помолчала, пытаясь подобрать слова, чтобы задать следующий вопрос. Но как ни старалась, прозвучал он все равно дико.
— А какое отношение они имеют к этому демону?
«К демону, в которого я сама не знала, верю или нет? К демону, который пытался убить меня?»
— Я попробую вкратце тебе объяснить, но придется начать с самого начала, иначе будет непонятно.
Я молчала, ожидая продолжения.
— В тысяча семьсот семьдесят шестом году пятеро парней из Баварии создали общество иллюминатов. Они хотели свергнуть правительства и церкви, чтобы основать что-то вроде нового миропорядка. Главной их мишенью была Католическая церковь, и они решили, что убийство Папы Римского будет неплохим началом.
— Они что, были психами?
— Ну, в общем, да. — Лукас поставил локти на стол и наклонился вперед. — Церковь в ответ на это создала собственное тайное общество — Легион Черной Голубки. В него вошли пятеро расстриженных священников, которые получили приказ уничтожить иллюминатов.
Я подумала, что Лукас, наверное, слишком много смотрел канал «История».
— За что их расстригли?
— По разным причинам. — Он смущенно улыбнулся. — Скажем так, никто из них не хотел играть по правилам.
— Пять человек — это как-то маловато для легиона.
Джаред прекратил расхаживать по кухне.
— Это из Библии. Иисусу встретился на пути человек, одержимый демоном, и он приказал демону назвать свое имя. И демон ответил: «Легион имя мне, потому что нас много». — Низкий голос Джареда зазвучал тише. — Бывшие священники взяли себе название «Легион», чтобы оно напоминало им, с чем они сражаются. И чем они должны стать, чтобы победить.
Я не очень понимала, к чему они клонят.
— Но возникла одна загвоздка, — продолжил Лукас. — Поскольку членов ордена иллюминатов никто не знал, остановить их было невозможно. Поэтому Легион воспользовался гримуаром.
— Чем-чем?
Лукас некоторое время молча смотрел на меня, прежде чем ответить.
— Гримуар — это текст, содержащий инструкции, как общаться с ангелами… или вызывать демонов и управлять ими. Легион воспользовался гримуаром, чтобы вызвать Андраса.
«Общаться с ангелами? Вызывать демонов?»
У меня просто не было слов.
Лукас, похоже, почувствовал глубину моего потрясения. Он подошел к пустым шкафчикам и принялся хлопать дверцами, пока не нашел забытую кофейную кружку. Налив в нее воды из-под крана, он протянул ее мне:
— Я понимаю, что это может показаться невероятным, но…
— Может показаться?! — Я встала из-за стола и прислонилась спиной к холодильнику, чувствуя, как по коже разливается прохлада. — Что именно? Что демоны существуют или что один из них пытается меня убить?
— В такой формулировке это действительно звучит глупо, — согласился Лукас. — Но не перестает быть правдой.
Прежде чем я успела что-либо ответить, на тумбочке вдруг сам собой ожил радиоприемник. Ручка переключателя частот начала крутиться, и стрелка поползла от деления к делению. Голоса и обрывки песен сливались в единый нестройный хор.
— Объявлено штормовое предупреждение…
— …бушуют грозы….
— …сообщается о трех погибших…
— …трагически погибли…
— …в поисках спасения…
В конце концов сквозь треск и шипение пробилась песня «Alice in Chains» и принялась медленно повторяться на одной и той же строке:
— «Меня и смерть-то никакая не берет…»
Шнур свисал с тумбочки.
Приемник не был включен в розетку.
— «Меня и смерть-то никакая не берет…»
Лукас протянул ко мне руку:
— Кеннеди…
Дверцы шкафчиков вдруг захлопали, кран сам собой повернулся, и из него хлынула вода. Из раковины повалил пар. Джаред закричал что-то, но я не могла разобрать ничего, кроме зловещих слов из песни, повторяющихся снова и снова.
— «Меня и смерть-то никакая не берет…»
Краем глаза я заметила какой-то металлический блеск. У плиты, прямо напротив двери в кухню, стоял набор ножей в деревянной подставке. Я решила не брать его с собой, потому что он весил целую тонну.
Черные ручки ножей по-прежнему торчали из гнезд — все, кроме одной.
Разделочный нож висел в воздухе над столешницей. Он медленно развернулся, пока лезвие не оказалось направленным на Лукаса. На миг нож завис неподвижно.
— «Меня и смерть-то никакая не берет…»
Нож просвистел в воздухе.
— Лукас! — крикнула я.
Он крутанулся, и лезвие со звоном вонзилось в дверной косяк, на лету задев край его куртки.
Из гнезда выехал еще один нож. Зазубренное лезвие царапнуло деревянную подставку.
Джаред бросился ко мне:
— Уносим ноги!
— «Меня и смерть-то никакая не берет…»
В раковине зажужжали лопасти измельчителя отходов, забрызгав всю кухню горячей водой. Я одной рукой прикрыла лицо, а другой вцепилась в Джареда.
Второй нож с металлическим лязгом вошел в дверцу холодильника в нескольких сантиметрах от меня.
Кто-то обхватил меня за пояс и потащил к выходу из кухни. Я протерла глаза. По шее текла горячая вода. Перед глазами мелькнула зеленая армейская куртка, и я поняла, что это Джаред. Мокрый до нитки, он решительно волок меня вперед, словно не замечая воды, струящейся у него по лицу. Он держал меня так крепко, что казалось, ничто на свете не в состоянии разжать эту хватку.
Лукас отчаянно дергал за ручку входной двери:
— Не открывается!
Я оглянулась. Оставшиеся десять ножей один за другим выскользнули из подставки и клином выстроились в воздухе.
Увернуться от такого количества нечего было и думать.
— Отойди.
Джаред отпустил меня и отодвинул брата в сторону. Потом вытащил из-за пазухи обмотанное изолентой ружье и трижды выстрелил в створку. Из дыр, оставленных соляными зарядами в дереве, повалил пар.
Он попятился, глядя на Лукаса:
— Придется выбивать.
Мы втроем с разбегу налегли на дверь. Дерево затрещало и подалось.
Не удержавшись на ногах, я с размаху полетела наземь и от души проехалась по заасфальтированной дорожке, ободрав ладони и коленки. Заставив себя подняться на четвереньки, я попыталась найти что-нибудь, за что можно было бы зацепиться, пока мир вокруг меня не перестанет кружиться, и оглянулась.
Свет в окнах вспыхивал и гас, точно дом с помощью этой хитроумной морзянки пытался что-то нам сообщить.
— Кеннеди! — В глазах Джареда явственно читался панический страх. Он схватил меня за руку и рывком поднял на ноги. — Нам нужно скорее добраться до фургона!
Я бросилась бежать, с трудом оторвав завороженный взгляд от дома, который жил своей жизнью — дышал, поглощал, уничтожал. Со звоном полопались кухонные окна, засыпав стеклом весь тротуар.
Джаред рванул дверь машины и затолкал меня на сиденье рядом с Лукасом. Воздух перед домом пришел в движение, точно гигантская волна, откатывающаяся от берега, увлекая за собой осколки битого стекла, щепки и землю: дом сделал глубокий разрушительный вдох.
— Ты только посмотри на это! — ахнул Лукас.
Сверхъестественная сила, засасывающая все на своем пути, внезапно остановилась, и воздух в передней начал вращаться, точно миниатюрный циклонический вихрь. На моих глазах в коричневую воронку затянуло половичок и мою кроссовку.
Свет в окнах мигал быстрее и быстрее.
Лукас перевел взгляд на брата:
— Давай живее.
Джаред замешкался, пытаясь вставить ключ в замок зажигания.
— Что происходит?
Поток воздуха взрывной волной вырвался из передней, сорвав с петель остатки входной двери и разметав все только что затянутое внутрь.
Фургон сорвался с места. Я смотрела из окна, как распахиваются двери других домов на нашей улице и как мой собственный дом становится все меньше и меньше, пока наконец совсем не исчез из виду.
Неужели я действительно уезжаю вместе с ними?
Это больше не было вопросом.
Я приняла решение, когда перестала быть простой девчонкой, потерявшей мать, — где-то в промежутке между призраком в белой ночнушке, летающими ножами и циклоническим вихрем в нашей передней. Теперь я была девчонкой, у которой отняли мать сверхъестественные силы.
Силы зла.
Глава 7
ЛЕГИОН
— В жизни не видел такого буйного полтергейста.
Лукас выглянул в окно, как будто надеялся еще раз посмотреть напоследок.
— Ты вообще никакого не видел.
Джаред не отрывал глаз от дороги. Лицо у него было напряженным.
— Все равно. Там был серьезный выброс энергии.
Они обсуждали происшедшее, как будто это был ураган или торнадо, тогда как слепой разгул стихии здесь был совершенно ни при чем. Напротив, за этим стояла чья-то злая воля, но каким образом она влияла на все происходящее, я понять не могла. И, судя по высказываниям Джареда, они тоже не слишком хорошо в этом разбирались.
Я обхватила себя руками.
— Ты замерзла? — Джаред потянулся снять с себя куртку.
— Все в порядке, — сказала я.
Мы оба прекрасно понимали, что это неправда. На дворе стоял декабрь, а на мне были джинсы и тонкая серая футболка. Я полжизни отдала бы за куртку, но мне не хотелось признавать, что на самом деле все вовсе не в порядке. Лукас не стал настаивать.
Наверное, он видел, какой потерянной я себя чувствую. У Лукаса с Джаредом были хоть какие-то ответы, а я даже не знала вопросов. Но за последние несколько часов я так обессилела, что не в состоянии была что-либо выяснять.
Я грузно оперлась на ладонь, рука скользнула по коже сиденья и наткнулась на руку Джареда. На секунду наши пальцы соприкоснулись. Он покосился на них, и я поспешно отдернула ладонь и смущенно сложила руки на коленях.
— И что это было? У меня в доме? — спросила я.
— Полтергейст, — ответил Лукас.
— Это про который еще кино есть?
— А что, это было похоже на кино? — Лукас ободряюще улыбнулся.
Джаред, похоже, не улыбался вообще никогда. За исключением разной одежды и шрама на лбу у Джареда, это был практически единственный способ отличить их друг от друга.
— Если и было, то пусть такое кино кто-нибудь другой смотрит.
Я попыталась расслабиться, но сделать это, будучи зажатой между ними, оказалось невозможно.
— Кстати, в том фильме все показано довольно точно. Полтергейсты — сверхъестественные сущности, которые питаются энергией — электрической, механической, даже человеческой — и используют ее для того, чтобы перемещать предметы и причинять серьезные разрушения. Никто точно не знает, что они собой представляют, но они не духи. — Казалось, Лукас повторяет прочитанное на каком-нибудь сайте о паранормальных явлениях.
— Я все равно не понимаю, что он делал в моем доме. — (Братья отвели глаза.) — Вы появились в моей спальне из ниоткуда, подстрелили моего кота из ружья, которое больше всего похоже на примочку из компьютерной игры, а теперь говорите мне, что какой-то демон пытается меня убить. С чего вы это взяли?
Джаред вскинул на меня глаза:
— Потому что наша семья больше двухсот лет сражается с его армией.
— Что вы имеете в виду?
— Андрас обладает властью над духами мщения и использует их для того, чтобы сделать то, чего не может сам: причинять вред живым и убивать их, — пояснил Лукас. — Легион дал клятву защищать мир от этих атак.
— Выходит, вы вроде охотников за привидениями, которых показывают по телевизору?
— Скорее, вроде экзорцистов, — нахмурился Джаред.
— Я думала, экзорцисты помогают людям, в которых вселяются демоны. Или кто-то еще в таком роде.
Я просто не могла заставить себя произнести вслух слово «дьявол». Все это и так звучало как полный бред.
— Демоны могут вселяться в кого угодно и во что угодно — в дома, в животных и даже в любые предметы, — пояснил Джаред. — И не они одни. Духи только и делают, что в кого-нибудь вселяются. Как, например, тот, что вселился в твоего кота.
Думать об этом мне не хотелось. Я втихомолку надеялась, что Элвис сейчас свернулся клубочком перед камином в доме кого-нибудь из наших соседей.
Лукас легонько стиснул мое плечо:
— Экзорцисты — это вроде борцов со сверхъестественными паразитами. Если в каком-то месте появляется сущность, которой там быть не должно, они избавляются от нее. Для членов Легиона это полноценная работа.
Как мог мир, который они описывали, существовать внутри того, в котором я прожила всю свою жизнь?
Ангелы и демоны. Призраки, способные вселяться в кого угодно и во что угодно, и тайное общество экзорцистов….
— Вы хотите сказать, что кто-то из ваших родных состоял в Легионе?
— Эта обязанность передается по наследству. Каждый член выбирает из своих кровных родственников преемника, который займет место после его смерти. Так повелось с той самой ночи, когда наши предки случайно выпустили на волю Андраса.
Я некоторое время молчала, глядя на них. Джаред сосредоточенно смотрел на дорогу, Лукас сидел, закинув ноги на приборную панель. Ни тот ни другой не производили впечатления людей, живущих в мире иллюзий, и оба определенно разбирались в том, как избавиться от мстительных духов. Но все прочее больше всего походило на древнюю семейную легенду — вымысел, который кто-то когда-то выдал за историю. Может, их родители были психами? Приверженцами теории заговора, заразившими своими бредовыми идеями детей?
— А вам не кажется, что вся эта история с демоном может быть выдумкой? Способом объяснить, почему эти духи пытаются причинить зло людям?
Лукас вытащил из бардачка тетрадь в кожаном переплете. Во всяком случае, когда-то она была тетрадью, теперь же буквально распадалась на части, растрепанные страницы торчали из-под потертой обложки в разные стороны. Лукас открыл тетрадь и, подровняв вываливающиеся листки, протянул ее мне:
— Хотел бы я, чтобы это было выдумкой.
Корешок растрескался, местами чернила расплылись полностью, местами текст можно было разобрать с большим трудом. Страницы были испещрены выцветшей рукописной вязью из другого времени.
— Это латынь?
— Угу. — Лукас указал на чуть менее блеклые строки пониже. — Вот перевод.
Константин Локхарт
13 декабря 1776 г.
По тщательном изучении гримуара мы избрали демона, наиболее других подходящего для того, чтобы споспешествовать нам в исполнении нашей миссии. Это Андрас, Творец Раздоров, сеющий рознь и недоверие между людьми. Через две ночи мы призовем Андроса и при помощи ангела Анарели, которая будет его сдерживать, прикажем ему отыскать иллюминатов и разрушить их общество изнутри.
И да несет вас всегда на своих крыльях черная голубка.
Остаток страницы был весь залит водой и размыт, а на обратной стороне не оказалось ничего, кроме нескольких непонятных символов.
— И что было дальше?
— Об этом написано у меня.
Джаред вытащил из кармана куртки другую тетрадь и бросил ее мне на колени. Она была меньшего размера, черная кожа по краям обложки махрилась. Растрепанные страницы тоже торчали из нее во все стороны, но почерк был другой.
Маркус Локхарт
15 декабря 1776 г.
Несмотря на всe предпринятые предосторожности, наша миссия провалилась. Мы нанесли себе на кожу печать демона, чтобы найти его, когда призовем. Я собственноручно начертал ту же печать на полу церкви. Нельзя было ошибиться ни в одной линии. Знали бы мы, чего нам будет стоить одна ошибка.
Мы призвали демона Андраса, но совладать с маркизом ада не сумели. Мы оказались в его власти, и его желанием было лишь умертвить нас и открыть врата. Единственная ошибка впустила в мир зло более страшное, нежели все прегрешения рода человеческого. Как опрометчивы мы были, когда возомнили, то сможем удержать 6 узде столь могущественного демона, пусть даже и с помощью Анарели. Теперь ее кровь на наших руках.
— Ничего не понимаю. Андрас что, убил эту Анарель?
Мне самой не верилось, что я задаю подобный вопрос. Но выцветшая рукопись, странные символы и следы пальцев на желтоватой бумаге придавали истории убедительности.
Лукас откинулся на спинку, напряженные плечи расслабились.
— Никто не знает. До нас дошли только обрывки дневников и этой истории. Все, что нам известно, — Легиону все-таки удалось найти способ остановить Андраса.
— Но дело в том, что стоит демону испытать вкус этого мира, как ему начинает хотеться большего. — Джаред с мрачным выражением стиснул руль. — Андрас одержим жаждой мести.
— А книга? Гримуар? Там ничего не написано о том, как вернуть его обратно?
— Никто не знает, что с ней случилось, — отозвался Лукас. — К тому же не уверен, что теперь те заклинания с ним справятся. Каждый дух мщения, которого он себе подчиняет, делает его сильнее. За эти две с лишним сотни лет он стал куда более могущественным, чем когда Легион только его вызвал.
— Ты хочешь сказать, что нет способа остановить его?
Джаред покачал головой:
— Можно только минимизировать ущерб. Чем больше духов мщения мы уничтожаем, тем слабее он становится.
До меня начало доходить.
— Ты что, хочешь сказать, что вы с Лукасом…
Лукас не дал мне договорить:
— Константин с Маркусом были двоюродными братьями, и каждый из них избрал себе преемника из числа кровных потомков. Так что в Легионе всегда состояли два человека из нашей семьи. В настоящий момент эти двое — мы с Джаредом.
После того, свидетельницей чему я стала дома, мне слабо в это верилось.
— Ваши родители разрешают вам изгонять духов? Разве в этом деле нет какой-то возрастной планки или чего-то в этом роде?
— Наши родители умерли. — Лицо Джареда окаменело, но голос не дрогнул.
При слове «умерли» и мысли о еще чьих-то умерших родителях в горле у меня пересохло.
— Извините. Но разве не лучше было бы, если бы этим занимался кто-то другой? Это же опасно.
Джаред свернул в проезд, по обеим сторонам застроенный пакгаузами с мятыми металлическими дверями.
— Кроме нас, некому. Это наша работа.
— Ваша работа?
Хороша работа. В его устах это прозвучало так, будто они занимаются доставкой пиццы.
Лукас устремил на меня взгляд своих внимательных голубых глаз, совершенно таких же, как у брата.
— Это то, чем мы занимаемся, Кеннеди. Наш отец выбрал Джареда, а наш дядя — меня. Мы учились этому с детства.
— Кто-то же должен, — практически извиняющимся тоном произнес Джаред. — Если бы не мы, сейчас ты уже была бы на том свете.
«Как моя мама».
В груди что-то натянулось, и я судорожно вздохнула:
— Остановите машину.
— Что случилось? — спросил Лукас.
Я вцепилась в край кожаного сиденья:
— Пожалуйста.
— Тебе плохо? — с тревогой в голосе спросил Джаред, притормаживая у обочины.
Лукас выбрался наружу и придержал дверь. Я вышла на грязную мостовую и, отвернувшись от них, стала рассматривать блестящие лужи под ногами. Глаза у меня щипало от слез.
— Кеннеди?
Краем глаза я заметила армейскую куртку Джареда.
— Моя мама умерла из-за демона, которого вызвали ваши предки! — набросилась я на него.
Меня колотило.
Джаред отшатнулся, как от удара:
— Дело в том, что наши предки были там не одни. Кто-то из твоих предков тоже принимал в этом участие.
Конец ознакомительного фрагмента