Джон Фланаган - Ледяная земля (Ученик рейнджера - 3)

ДЖОН ФЛАНАГАН

ЛЕДЯНАЯ ЗЕМЛЯ

Глава 1

Драккар был всего в нескольких часах пути от Мыса Защиты, когда разразился ураган.

Целых три дня они плыли на север, в сторону Скандии, и все это время море было спокойным, точно запруда у мельницы. Уилл с Ивэнлин были этому чрезвычайно рады.

— Не так уж и плохо, — прокомментировал Уилл.

Узкий нос корабля плавно рассекал волны. Уиллу не раз доводилось слышать мрачные истории о людях, страдавших от морской болезни, но судно мерно покачивалось на море, и юноше не верилось в то, что может случиться что-нибудь плохое.

Ивэнлин неуверенно кивнула. Конечно, искушенным моряком ее назвать было сложно, но путешествовать по воде ей уже приходилось.

— Если не станет хуже, то да. — Девушка заметила обеспокоенные взгляды, которые Эрак, капитан судна, бросал на север, и то, как подгонял он гребцов «Волчьего ветра».

Капитан знал, что такая обманчиво хорошая погода предвещает дурные перемены. Очень дурные. На севере на горизонте он смутно различал темную полосу — назревала буря. Эрак знал, что, если они не обогнут Мыс Защиты как можно быстрее и не окажутся в укрытии, шторм обрушится на них всей своей мощью. Несколько минут он размышлял над тем, успеет ли корабль опередить надвигающиеся тучи.

— Нет, не получится, — объявил он наконец Свенгалу.

Старший помощник кивнул и заметил философски:

— Похоже на то.

Эрак пристально оглядел корабль, проверяя, не осталось ли какого-нибудь снаряжения, которое необходимо закрепить. Взор его обратился на двух пленников, съежившихся на носу.

— Привяжите-ка этих двоих к мачте, а еще надо будет поставить кормовое весло.

Уилл и Ивэнлин наблюдали, как к ним приближается Свенгал с мотком пеньки в руках.

— Это еще зачем? — недоумевал Уилл. — Они что, думают, что мы отсюда сбежим?

Свенгал остановился у мачты и помахал им, призывая подойти. Аралуинцы встали и неуверенно зашагали к нему. Уилл заметил, что корабль качало теперь чуть сильнее, да и ветер усиливался; не успев дойти до старшего помощника, юноша споткнулся и чуть не упал. Позади него Ивэнлин вполголоса выругалась, задев лодыжкой швартовную тумбу.

Свенгал достал сакс и отрезал два куска веревки.

— Привяжитесь к мачте, — приказал он пленникам. — С минуты на минуту разразится ужасная буря.

— То есть нас сможет сдуть за борт? — с недоверием спросила Ивэнлин.

От внимания Свенгала не укрылось, с каким мастерством Уилл привязал себя к мачте беседочным узлом. У девушки дела шли несколько хуже, а потому Свенгал взял канат, обернул его вокруг талии Ивэнлин и недостаточно закрепил на мачте.

— Может, и так, — ответил он на вопрос. — Хотя скорее уж смоет.

Старший помощник увидел, что юноша побелел от страха.

— Вы хотите сказать, что волны… попадут на палубу?

Свенгал одарил его безрадостной улыбкой:

— Да уж надо полагать. — И он заспешил на помощь капитану, который крепил к корме громоздкое рулевое весло.

Уилл сглотнул несколько раз. Ему всегда казалось, что такие корабли парят над волнами, словно чайки. А теперь ему сообщили, что волны вот-вот обрушатся на палубу. Интересно, сможет ли судно вообще остаться на плаву, если такое случится?

— Боже правый… это еще что? — тихо промолвила Ивэнлин, указывая на север.

Тонкая темная полоса, которую приметил Эрак, теперь превратилась в бурлящую черную массу всего в четверти километра от них. Непроглядная тьма надвигалась быстрее, чем лошадь, мчащаяся галопом. Двое пленников приникли к основанию мачты, пытаясь обхватить шершавый сосновый столб руками, впиваясь в древесину ногтями.

Вскоре солнце скрылось, и разразилась буря.

От силы ветра у Уилла перехватило дух по-настоящему. С таким ему еще не приходилось встречаться: то была живая, дикая и первобытная сила, она обхватила мальчика со всех сторон, оглушая, ослепляя, выбивая воздух из легких и мешая сделать новый вдох. Она разжимала ему пальцы, душила его. Крепко зажмурившись. Уилл изо всех сил пытался дышать и в отчаянии хватался за мачту. Как сквозь сон, он услышал крик Ивэнлин и почувствовал, что она ускользает от него; юноша вслепую замахал руками, наткнулся на ее руку и втащил девушку обратно.

Ударила первая тяжелая волна, и драккар путающе накренился. Судно попыталось вскарабкаться вверх по гребню волны, но дрогнуло и заскользило вниз и назад! Свенгал и Эрак орали что-то гребцам. Голоса их уносило ветром, но матросы, повернувшиеся к стихии спиной, понимали язык их тел. Они налегли на весла, гнувшиеся от их усилий. Скольжение назад понемногу замедлилось. Корабль снова принялся пробираться вверх по волне, он поднимался все выше и выше, все медленнее и медленнее, и Уилл понял, что скоро снова начнется позорное отступление.

Новая огромная волна захлестнула палубу.

Тонны воды обрушились на палубу, утягивая судно вниз и наклоняя резко вправо. Казалось, ему уже не подняться никогда. Уилл закричал, охваченный диким животным ужасом, но ледяная соленая волна оборвала его вопль, заполнила рот и легкие, расцепила пальцы и потащила по палубе. Обрывок ветхой веревки все же удержал юношу. Наконец корабль выпрямлялся. Уилл, лежа на палубе, беспомощно трепыхался, как рыба на берегу. Ивэнлин оказалась рядом с ним. Вместе они подползли обратно к мачте и отчаянно вцепились в нее. Корабль снова зарылся носом в воду, и аралуинцев с ног до головы окатило новой волной. Сердце у них ушло в пятки, и они дико завизжали.

Нос драккара врезался в пучину, взметая воду высоко над головами пленников. И снова потоки ледяной воды хлынули на палубу, но на этот раз волне не хватило силы, и молодым людям удалось удержаться у мачты. Вода заливала их до пояса. Но легкий драккар встряхнулся, освобождаясь от этой ужасной тяжести.

Сменный экипаж гребцов трудился не покладая рук: матросы ведрами черпали воду и выливали ее за борт. Эрак со Свенгалом тоже привязали себя к кораблю по обе стороны от кормового весла, размером превосходившего обычное: его использовали в таких случаях вместо обычной лопасти. Длинное весло обеспечивало лучшее управление судном: кормчий мог помогать гребцам, когда те разворачивали нос драккара. Сегодня для этой работы потребовались усилия обоих мужчин.

Корабль очутился в ложбине между волн, и это несколько ослабило напор ветра. Уилл смахнул соленые капли с ресниц и прокашлялся, его стошнило морской водой. Посмотрев на Ивэнлин, юноша заметил ужас в ее глазах. Надо бы как-то ее успокоить. Но что он мог сказать девушке, что мог сделать? Он и сам не верил в то, что корабль выстоит во время следующей атаки беспощадной водной стихии.

Новая волна уже надвигалась на них. Она была еще больше и стремительно приближалась, преодолевая расстояние в несколько сот метров, вздымаясь выше стен замка Редмонт. Уилл уткнулся в мачту лицом, Ивэнлин последовала его примеру. Корабль начал подниматься с ужасающей медлительностью.

Драккар сражался с бурей, цепляясь за волну. Гребцы надрывались от усилий; казалось, что сердца их вот-вот лопнут, так старались они втащить «Волчий ветер» на гребень волны, противостоя объединенной мощи ветра и воды. В какой-то момент Уилл почувствовал, что в этот раз корабль проиграет схватку, и закрыл в ужасе глаза. Судно заскользило навстречу верной гибели. Вскоре волна изменила направление, и громада воды вновь обрушилась на палубу. Юношу отшвырнуло от мачты, и он закрутился на мокрых досках, подобно волчку, хватаясь за спасительный канат. Что-то твердое сильно ударило его по зубам. Это был локоть Ивэнлин. Над Уиллом грохотали морские воды, и нос корабля снова устремился вниз. «Волчий ветер» опять заскользил под уклон, то выпрямляясь, то склоняясь долу, стряхивая с себя воду, точно утка. Уилл так ослабел, что у него не было сил даже закричать. Он застонал вполголоса и пополз к мачте. Им уже не спастись, подумал он. В глазах Ивэнлин он видел отчаяние.

Эрак со Свенгалом стояли на корме: они готовились к новому испытанию. «Волчий ветер» вздымал вверх и обрушивался вниз, кренился то на один бок, то на другой, но все-таки умудрялся противостоять стихии.

— А ведь неплохо справляется! — прокричал Свенгал.

Эрак сдержанно кивнул. Пусть Уиллу и Ивэнлин все происходящее казалось концом света, на самом деле корабль был способен выдерживать подобные шторма. Однако и он был несовершенен. Если он получит пробоину, вся команда отправится кормить рыб на дне морском.

— Последняя волна чуть не угробила нас, — вздохнул Эрак. Действительно, если бы гребцы не сумели сделать решающий рывок и перетащить корабль через гребень волны, судно точно засосало бы на глубину. — Надо нам развернуться и обогнать шторм! — заключил он.

Свенгал одобрительно кивнул. Он стоял, щурясь от ветра и соленых брызг.

— После того, как преодолеем вот эту. — Он указал на следующую волну.

Она была поменьше той, что едва их не прикончила. Но «поменьше» не значило «маленькая». Скандианцы вцепились в рулевое весло.

— Налягте! Налягте же, черт вас дери! — зарычал Эрак на гребцов, когда над «Волчьим ветром» нависла новая стена воды и корабль опять начал очень медленно карабкаться вверх, выбиваясь из сил.

— О нет! Пожалуйста, пожалуйста, пусть это кончится, — простонал Уилл, чувствуя, как нос судна опять наклонился вперед.

Ужас вконец измотал его. Ему просто хотелось, чтобы все это прекратилось. Пусть уж лучше корабль потонет, подумал он. Будь что будет. Лишь бы конец. Лишь бы перестал терзать его этот отупляющий ужас. Он слышал, как рядом с ним всхлипывает Ивэнлин. Уилл обнял ее за плечи, больше он ничем не мог ее успокоить.

Вверх, вверх, вверх — судно устремлялось все выше, затем вновь на палубу обрушились потоки воды, и драк-кар, перебравшись в очередной раз через гребень волны, рухнул вниз. Уилл хотел закричать, но не смог: он осип и выбился из сил. Из горла вырвался лишь тихий всхлип.

«Волчий ветер» снова вгрызался в основание волны. Эрак выкрикивал приказы гребцам. За то время, пока не подойдет новая волна, они должны успеть развернуть корабль.

— К правому борту! — взревел Эрик, жестом указывая направление поворота на случай, если кто-то из гребцов в передних рядах его не расслышит. Однако можно было не сомневаться: слышали его все.

Гребцы уперлись ногами в доски обшивки палубы. Те, что сидели справа, подтянули к себе рукояти весел, а те, что гребли по левую сторону, толкали весла вперед. Когда корабль наконец-то выровнялся, Свенгал проорал:

— Пошли!

Лопасти погрузились в воду: с одной стороны гребцы тянули весла на себя, с другой — от себя. Эрак со Свенгалом всем весом налегли на рулевое весло. Длинный узкий корабль резко повернулся, почти не сдвинувшись с места, и обратил корму к ветру и волнам.

— А теперь др-р-ружно! — пророкотал Эрак, и гребцы охотно повиновались.

Ему нужно было вести корабль, обгоняя волны, иначе судно просто накрыло бы с водой. Лишь единожды бросил он взгляд на аралуинских пленников, что жалко съежились у мачты, и тут же забыл о них: ему нужно было следить за движением корабля и за тем, чтобы он был повернут кормой к подступающим волнам. Допусти он малейшую ошибку — и судно пойдет боком, и тогда им всем настанет конец. Сейчас корабль легко всходил на волну, но все равно надо было быть настороже.

Уиллу и Ивэнлин казалось, что «Волчий ветер» все еще совершает ужасные прыжки, проходя по пятнадцать метров от основания волны до гребня. Но теперь путь корабля был не таким хаотичным: он следовал за волной, а не сражался с ней. Уилл почувствовал, что судно двигалось более плавно. Потоки воды все еще хлестали по палубе с равными промежутками, но опасное скольжение судна назад и вниз осталось в прошлом. Корабль раз за разом с успехом преодолевал огромные волны, и в сердце Уилла затеплилась надежда, что, может быть, у них появился шанс на спасение.

Но это было очень неуверенное «может быть». С каждой новой волной, что накатывала на них, юноша чувствовал все тот же беспредельный ужас, от которого внутри у него все сжималось. Каждый раз ему казалось, что теперь-то они пропали. Он обнял Ивэнлин и почувствовал, как ее руки в ответ обвились вокруг его шеи, а ледяная щека прижалась к его щеке. Так эти двое молодых людей искали — и обрели — друг в друге утешение и отвагу. Ивэнлин скулила от страха. Сам Уилл, к своему удивлению, обнаружил, что, как и Ивэнлин, бормотал бессмысленные слова, призывая на помощь Холта, Тагая, кого угодно, кто мог бы его услышать и спасти. Но волна накатывала за волной, а «Волчий ветер» все не тонул. Ужас притупился, на смену ему пришло нервное истощение, и юноша наконец заснул.

Семь следующих дней корабль относило далеко к югу, за пределы Узкого моря, к самым границам океана. Уилл и Ивэнлин все так же сидели, сжавшись калачиком, у мачты: изможденные, вымокшие и продрогшие. Отупляющее предчувствие беды не оставляло, но постепенно они начали верить в то, что могут спастись.

На восьмой день из-за туч пробилось солнце. Свет был слабый, но это было солнце. Яростная качка закончилась, и корабль, как и до бури, плавно скользил по морской ряби.

Эрак — его борода и волосы были покрыты солью, точно инеем, — устало налегал на рулевое весло, аккуратно разворачивая судно обратно к северу.

— А теперь — к Мысу Защиты, — объявил он команде.

Глава 2

Холт прислонился к стволу могучего дуба и стоял, не шевелясь. Из леса появилась ватага разбойников и окружила карету.

Он был на виду, но его никто не замечал — грабителям не терпелось захватить добычу — обчистить богатого купца с женой, тем тоже было не до Холта: они в ужасе таращились на вооруженных людей, сгрудившихся на поляне вокруг их экипажа.

Но гораздо лучше скрывал Холта от людских взоров его камуфляжный плащ. Он надвинул капюшон на лоб. К тому же Холт не шевелился. Как и все рейнджеры, он знал: чтобы слиться с окружающей средой, нужно уметь быть неподвижным, даже тогда, когда на тебя смотрят в упор.

Среди рейнджеров ходила поговорка: «Поверь, что ты невидим, — и тебя не увидят».

Дородный человек, облаченный в черное, вышел из-за деревьев и приблизился к карете. Холт на мгновение прищурился, а потом вздохнул. Снова он пошел по ложному следу.

Незнакомец отдаленно походил на Фолдара — человека, за которым Холт охотился с тех пор, как закончилась война с Моргаратом. Фолдар был старшим полководцем. Ему удалось скрыться, когда Моргарат был повержен и его армия ужасных уорголов разбежалась.

Но сам Фолдар не был бестолковым животным. Он был человеком, обладающим разумом, способным строить планы; человеком, чья душа была обезображена злом. Этот отпрыск знатной аралуинской семьи убил обоих родителей, поспорив с ними из-за лошади. Тогда ему едва стукнуло тринадцать. Он сбежал в Горы Ливня и Тьмы, где Моргарат распознал в нем единомышленника и призвал на свою службу. Теперь он остался единственным выжившим членом этой шайки, и король Дункан объявил его поимку и заточение делом первоочередной важности.

Сложность была в том, что повсюду расплодились лже-Фолдары. Обычно это были простые бандиты. Они использовали имя Фолдера и его устрашающую репутацию преступника, чтобы вселять страх в выбранные жертвы, а потом беспрепятственно их грабить. Когда появлялся новый самозванец, Холту и его братьям по оружию приходилось впустую тратить время на его поиски. Ярость постепенно разгоралась в его груди. Тратить целые дни на такие мелочи! У Холта были дела и поважнее. Он дал обещание, а подобные болваны мешают ему это обещание сдержать.

Фальшивый Фолдар тем временем остановился у кареты. Черный плащ со стоячим воротником чем-то напоминал одеяние Фолдара. Но настоящий полководец был щеголем: плащ его был сшит из черных как ночь бархата и атласа, а у этого самозванца наряд был из грубой шерсти, плохо выкрашенный и залатанный в нескольких местах, с воротником из дурно выделанной черной кожи.

Головной убор его был грязен и изрядно измят, а украшавшее его лебединое перо сломано посередине (возможно, на шляпу однажды уселся какой-нибудь невнимательный разбойник). Теперь мужчина заговорил, пытаясь подражать саркастическому тону Фолдаpa. однако явный сельский акцент и простонародное построение фраз испортили эту попытку.

— Спуститесь с повозки, добрый сэр и мадама. — Он отвесил неуклюжий поклон. — И не боитесь, прекрасная леди, благородный Фолдар не причинит зла даме, столь прекрасной, как вы. — Разбойник попытался злобно рассмеяться, но звук был больше похож на жалкое кудахтанье.

«Добрая мадама» была далеко не прекрасна собой: средних лет, грузная и крайне неказистая. Но, мрачно подумал Холт, это вовсе не повод так ее запугивать. Женщина не двигалась с места, поскуливая от страха. «Фолдар» шагнул вперед. Голос его зазвучал резче, тон стал угрожающим:

— А ну спускайтесь, а не то отрежу вашему супружнику уши и подарю вам!

Он опустил правую руку на рукоять длинного клинка, который был заткнут у него за пояс. Женщина вскрикнула и забилась глубже в угол кареты. Ее муж, напуганный ничуть не меньше, пытался вытолкнуть ее наружу — видно, уж очень ему хотелось оставить свои уши на полагающемся им месте.

«Довольно!» — подумал Холт. Как хорошо, что его никто не заметил. Он натянул тетиву, точным движением прицелился и пустил стрелу.

«Фолдар» (на самом деле его звали Руперт Габблстоун) ощутил, как что-то промелькнуло прямо у него под носом. А потом он почувствовал, как его резко дернуло за воротник и пригвоздило к карете: черная стрела вонзилась в дерево, древко задрожало. Разбойник ошарашенно вскрикнул, потерял равновесие и упал бы, если бы не плащ, застежка которого теперь душила его.

Остальные члены шайки обернулись посмотреть, откуда прилетела стрела. Холт шагнул из тени дуба, но ошарашенным грабителям показалось, что он появился прямо из ствола.

— Я королевский рейнджер! — объявил Холт. — Бросьте оружие!

Разбойников было десять человек, и все, как один, были вооружены, однако никто не осмелился ослушаться приказа. Ножи, мечи и дубинки со стуком полетели на землю. Разбойники только что наблюдали действие темной магии, доступной рейнджерам: мрачная фигура появилась прямо из ствола дерева. Да и теперь его загадочный плащ слегка мерцал, сливаясь с фоном и мешая разглядеть незнакомца. А если кому колдовства недостаточно, то был и более весомый довод — внушительного вида лук;, уже готовый выпустить еще одну стрелу с черным древком.

— Все на землю, животом вниз, живо! — Слова хлестнули разбойников, точно плеть, и они попадали ничком. Холт указал жестом на одного из них: это был чумазый юноша лет пятнадцати, не больше. — А ты погоди! — Молодой человек застыл на четвереньках, не успев лечь на землю. — Сними с них ремни и свяжи им руки за спиной.

Юноша испуганно закивал, а потом направился к первому из разбойников, который распластался рядом. Холт заговорил снова, и юноша застыл, внимая.

— Смотри свяжи их покрепче! — предостерег его рейнджер. — Если хоть один узел развяжется, я… — Он помедлил миг-другой, придумывая подходящую угрозу, и продолжил: — Я замурую тебя внутри во-он того дуба.

Этого должно хватить, подумал Холт. Он понял, как подействовало его неожиданное появление на этот необразованный сельский сброд. Рейнджер и раньше нередко пользовался этим приемом, а теперь, увидев, как побледнело лицо юноши под слоем грязи, он понял: угроза подействовала. Холт обернулся к Габблстоуну; тот слабо дергал за шнур, стягивавший плащ у горла. Лицо разбойника покраснело, а глаза выпучились. Они чуть не выпали из орбит, когда он увидел, что рейнджер обнажил свой сакс.

— Ох, да не бойся, — проворчал Холт.

Одним движением он разрезал шнур, и Габблстоун, внезапно обретя свободу, рухнул на землю. Казалось, вставать он и не собирается: там, внизу, он был в безопасности. Холт кинул взгляд на тех, кто сидел в карете: лица их сияли от облегчения.

— Вы можете продолжать путь, если вам угодно, — любезно обратился он к путешественникам. — Эти недоумки вас больше не потревожат.

Купец, со стыдом вспомнив, как пытался выпихнуть жену из кареты, попытался скрыть неловкость за громкими речами:

— Да их повесить надо, рейнджер! Вздернуть на веревке! Они до смерти перепугали мою бедную жену, они и мне самому угрожали!

Холт, бесстрастно взирая на мужчину, ждал, когда тот истощит запас красноречия.

— Они сделали кое-что и похуже, — сказал он наконец, — впустую потратили мое время.

— Как и в прошлый, Холт, — сказал Кроули. — Ответ по-прежнему «нет».

Старый друг стоял перед ним, и Кроули видел гнев на его лице. Однако ничего не поделаешь: приказ есть приказ. Как командир рейнджеров он должен был следить за тем, чтобы все приказы выполнялись. А Холт, как и любой рейнджер, должен был подчиняться.

— Но я же вам не нужен! — воскликнул Холт. — Я тут впустую гоняюсь за лже-Фолдарами, когда на самом деле должен выручать Уилла!

— Король объявил поимку Фолдара делом первостепенной важности, — напомнил ему Кроули. — Рано или поздно мы найдем и настоящего.

Холт лишь рукой махнул:

— В вашем распоряжении еще сорок девять рейнджеров. Неужто их недостаточно?

— Остальные сорок девять нужны королю Дункану. И ты ему нужен. Он доверяет тебе и рассчитывает на тебя. Ты наш лучший воин.

— Я уже сделал все, что мог, — негромко отозвался Холт.

Кроули знал, как непросто ему дались эти слова. И еще он знал, что в ответ лучше всего промолчать: так Холту придется говорить дальше и обосновать свое мнение (а делать это он просто ненавидел).

— Королевство в долгу перед этим юношей, — продолжил Холт уже увереннее.

— Этот юноша — рейнджер, — холодно ответил Кроули.

— Ученик. — поправил его Холт.

Кроули резко поднялся, опрокидывая стул:

— Ученик рейнджера выполняет тот же долг, что и рейнджер. Так было всегда. Все рейнджеры подчиняются единому правилу: королевство прежде всего. Такова наша клятва. Ты дал эту клятву, Холт. Я дал эту клятву. И Уилл тоже.

Оба они помолчали, исполненные ярости, и ярость эта была тем горше, что много лет они были друзьями и братьями по оружию. Кроули подумал, что у него, возможно, нет в мире друга ближе чем Холт. А теперь они стоят тут и бросают друг другу в лицо злые упреки. Он потянулся назад и поднял упавший стул, а потом примирительно кивнул Холту.

— Послушай, — заговорил он уже мягче. — Просто помоги мне разобраться с этим Фолдаром. Еще два месяца, ну, может, три — и сможешь отправляться за Уиллом, я только рад буду.

Он еще договаривал последние слова, но уже видел, что Холт качает седеющей головой:

— Не уверен, что через два месяца он еще будет жив. А может, его продадут в рабство или мы не сможем найти его след. Нужно идти сейчас, по горячему следу. Я дал ему обещание, — закончил он, и голос его был исполнен печали.

— Нет, — ответил Кроули.

Услышав это, Холт распрямил плечи:

— Тогда я пойду к королю.

— Король тебя не примет, — произнес Кроули без всякого выражения. Вскинув взгляд, он увидел в глазах Холта изумление и боль.

— Не примет? Он откажет мне?

Больше двадцати лет Холт был одним из самых близких советников короля и мог беспрепятственно входить в его покои в любое время дня и ночи.

— Он знает, о чем ты попросишь, Холт. И, чтобы не отказывать тебе, он не согласится тебя видеть.

Удивление и тоска исчезли из глаз Холта. На их месте появился гнев. Горький гнев.

— Тогда я заставлю его передумать, — тихо сказал рейнджер.

Глава 3

Драккар обогнул мыс и укрылся в бухте; сильные волны стихли. Эту крохотную гавань защищали высокие скалистые утесы, не давая пробраться внутрь ни ветру, ни буранам; вода в ней была гладкой, словно зеркало, и лишь корабль оставлял на ней рябь в форме буквы V.

— Это Скандия? — спросила Ивэнлин.

Уилл неуверенно пожал плечами. Выглядело место совсем не так, как он ожидал: на берегу ютилось несколько обветшалых хижин. Никаких признаков того, что рядом находится город. И ни души вокруг.

— Что-то мелковато, а? — произнес он.

Свенгал неподалеку сворачивал канат. Услышав Уилла, он рассмеялся над невежеством пленников:

— Это не Скандия. Мы едва полпути проплыли. Это Скоргхийл. — Увидев, что ребята ничего не поняли, он пояснил: — Сейчас мы не можем попасть в Скандию. Та буря в Узком море так нас задержала, что успели начаться Летние Шторма. Мы переждем их здесь. Для таких случаев и построены все эти хижины.

Уилл с сомнением поглядел на шаткие деревянные сараи. Выглядели они хмуро и неприглядно.

— И сколько нам придется ждать? — спросил он.

Свенгал пожал плечами:

— Месяца полтора, а может, и два. Кто знает!

Перебросив моток веревки через плечо, он удалился. Молодые люди остались созерцать окрестности.

Скоргхийл был местом унылым, невзрачным: голые скалы, крутые гранитные утесы и крохотный пляж, где сгрудились побелевшие от морской воды и солнца хижины. Ни деревца, ни травинки. Вершины утесов белели пятнами снега и льда, а в остальном — камень, слюда, черный гранит. Все вокруг было серым. Похоже, боги скандианцев лишили этот маленький скалистый мир всех прочих цветов и оттенков.

Гребцам уже не нужно было вести бесконечную войну с волнами, и они замедлили ход. Корабль скользил по заливу навстречу галечному пляжу. Эрак, стоя у румпеля, вел судно уже по фарватеру, что шел до самого берега, пока наконец киль не заскрежетал по гальке и корабль, впервые за долгое время, не остановился.

Уилл и Ивэнлин поднялись. После многих дней непрерывной качки ноги их почти не слушались.

Корабль зазвенел от ударов дерева о дерево — гребцы втащили весла внутрь и уложили на палубу. Эрак накинул на румпель кожаный ремень, чтобы прибой не мотал корабль, а затем бросил быстрый взгляд на пленников:

— Если хотите, спускайтесь на берег.

Не было никакой нужды сторожить их или связывать. Остров Скоргхийл в самой широкой своей части едва достигал двух километров; в его тихой гавани скандианцы пережидали Летние Шторма, но все остальное побережье представляло собой непрерывную цепь утесов, обрывающихся в море.

Уилл с Ивэнлин прошли на нос корабля. Позади них скандианцы вынимали из крытых хранилищ под центральной палубой мешки с сушеной провизией, а также бочки с водой и элем. Уилл перелез через планширь, несколько минут повисел, вытянувшись, и потом прыгнул вниз, в гальку. Здесь, где нос корабля под углом врезался в пляж, дно становилось каменистым. Уилл повернулся, чтобы помочь Ивэнлин, но она уже приземлилась с ним рядом. Они стояли, пошатываясь.

— Боже мой, — пробормотала девушка, чувствуя, как твердая почва под ее ногами качается и кренится. Она споткнулась и упала на одно колено.

Уилл чувствовал себя ничуть не лучше: теперь, когда они оказались на суше, ему казалось, что земля вздымается и опадает. Чтобы не упасть, юноша оперся ладонью о корабль.

— Что такое? — спросил он Ивэнлин, уставившись на землю. Казалось, почва под ногами вот-вот должна была заходить ходуном, но она оставалась неподвижной. Уилл почувствовал, как с самого дна желудка поднимается тошнота.

— Эй, там, внизу, посторонись! — раздался голос сверху, и на землю с треском приземлилась бочка с сушеной говядиной.

Уилл, пошатываясь, взглянул вверх и наткнулся на насмешливый взгляд одного из матросов.

— Что, ножки подкосились? — спросил моряк не без сочувствия. — Через пару часов все наладится.

У Уилла кружилась голова. Ивэнлин поднялась; ее все еще пошатывало, но хотя бы не одолевала такая ужасная тошнота. Она взяла Уилла за руку:

— Пойдем, там, у хижин, есть скамейки. Присядь, тебе станет лучше.

Пошатываясь, словно пьяные, молодые люди побрели по гальке к грубо сработанным скамьям и столам, расставленным у лачуг.

Уилл с чувством благодарности опустился на одну из скамеек, поставил локти на колени и опустил лицо в ладони. Когда накатила следующая волна тошноты, он застонал в отчаянии. Ивэнлин чувствовала себя немногим лучше. Она похлопала его по плечу.

— Ты не знаешь, отчего так? — спросила девушка слабым голосом.

— Так бывает, когда проведешь на палубе несколько дней. — Сзади к ним подошел ярл Эрак. Через плечо у него свисал мешок с провизией, и он сбросил его у двери одной из хижин, слегка покряхтев от усилия. — Ваши ноги отчего-то считают, что вы еще на корабле. Никто не знает почему. Пройдет несколько часов, и вам полегчает.

— Думаю, мне уже никогда не полегчает, — хрипло пробормотал Уилл.

— Все будет хорошо, — улыбнулся Эрак и добавил грубовато: — Разведите огонь. — Он ткнул большим пальцем в сторону почерневшего круга из камней в нескольких метрах от ближайшей лачуги. — Поешьте теплого — сразу придете в себя.

При упоминании о еде Уилл снова застонал. Он с трудом поднялся, взял кремень и кресало, протянутые ему Эраком, и они с Ивэнлин побрели к кострищу. За ним была сложена небольшая поленница из высушенного солнцем плавника. Иные из веток были такими хрупкими, что их можно было разломать голыми руками. Уилл принялся складывать ветки в пирамиду посреди круга из камней.

Ивэнлин, в свою очередь, насобирала охапок сухого мха для растопки, и через пять минут уже затрещал маленький костерок, пламя с аппетитом лизало ветки потолще, которые молодые люди подбросили в огонь.

— Прямо как в старые добрые времена, — прошептала Ивэнлин с мягкой улыбкой.

Уилл быстро повернулся к ней и улыбнулся в ответ. Словно снова над ними нависал мост Моргарата, и пламя, которое они зажгли, жадно пожирало просмоленные канаты и сосновые бревна. Юноша глубоко вздохнул. Если бы это повторилось, он поступил бы так же. Жаль только, что в это оказалась замешана Ивэнлин. Жаль, что ее тоже схватили.

Но, предаваясь своим мыслям, он одновременно осознал, что девушка теперь стала единственным светлым лучом в его полной невзгод жизни. Мечтая о том, чтобы ее рядом с ним не было, он отгонял от себя последний отблеск счастья и память о нормальной жизни.

Уилл был в замешательстве. С изумлением он понял, что, не будь рядом с ним Ивэнлин, ему и жить-то было бы незачем. Он протянул ладонь и легонько коснулся ее руки. Девушка посмотрела на него, и на сей раз Уилл улыбнулся первым:

— Ты не жалеешь о том, что сделала? Ну, мост и все такое…

Ивэнлин не улыбнулась ему в ответ. Она глубоко задумалась и через несколько мгновений ответила:

— Совсем не жалею. А ты?

Уилл помотал головой и вздохнул еще раз, вспомнив обо всем, что они оставили в прошлом.

Эрак наблюдал за их беседой. Он задумчиво кивнул. Хорошо, что они вместе, подумал он. Когда корабль прибудет в Халласхольм, этим двоим придется несладко. Их продадут в рабство, и жизнь их будет наполнена тяжким трудом, без передышки, без надежды на освобождение. Один изматывающий день за другим, месяц за месяцем, год за годом. Те, кого ожидает подобная судьба, понадобятся друг другу.

Не то чтобы Эрак пылал симпатией к пленникам, но уважение его они заслужили: скандианцы были воинами, более всего ценившими отвагу и доблесть в бою. Оба пленника сумели доказать свою смелость, когда уничтожили мост Моргарата. Мальчишка, подумал Эрак, тот еще задира. Уорголы падали от выпущенных им стрел, точно кегли. Редко Эраку доводилось увидеть стрелка столь расторопного и меткого. Хорошо же учат этих рейнджеров.

И девчушка тоже показала себя молодцом: сначала дождалась, когда огонь как следует распространится по мосту, а потом, когда Уилла оглушил камень одного из скандианцев, схватила его лук и попыталась стрелять сама.

Трудно было им не посочувствовать. Оба так молоды, вся жизнь была у них впереди. Должна была быть! Эрак подумал, что постарается, насколько возможно, облегчить их судьбу, когда они прибудут в Халласхольм. Но что он может сделать? Ярл сердито тряхнул головой, возвращаясь в реальность.

— А я становлюсь чертовски слезлив! — пробормотал Эрак себе под нос.

Он заметил, что один из матросов пытается стянуть из ближайшего мешка отменный кусок свинины. Неслышно подкравшись, Эрак яростно пнул его в зад, да так, что тот подлетел в воздух.

— Держи свои вороватые клешни при себе! — прорычал он и, пригнувшись, вошел в темную закопченную хижину. Надо было сразу занять лучшую койку.

Глава 4

В таверне было тесно, грязно и неуютно; под низким потолком клубился дым. Но стояла она близко к реке, и большие корабли, что везли в город грузы, останавливались неподалеку, так что торговля шла хорошо.

Однако именно в этот день дело не заладилось, и человек, ставший причиной такой неудачи, сидел прямо тут, за одним из непокрытых заляпанных столов рядом с камином. Он злобно посматривал на хозяина таверны — его глаза так и пылали под нахмуренными бровями — и стучал пустой кружкой по необтесанным сосновым доскам столешницы.

— Опять пустая! — сердито пожаловался посетитель.

Язык его слегка заплетался, и лишь это напоминало хозяину о том, что гость опорожнил уже восьмую или девятую кружку дешевого жгучего бренди, каким торгуют в портовых тавернах.

Ну что ж, пусть пьет, пока платит, думал кабатчик. Однако посетитель выглядел так, словно нарывался на неприятности, и лучше бы он пошел искать приключения в каком-нибудь другом заведении.

Завсегдатаи каким-то сверхъестественным образом почуяли беду и почти все скрылись, стоило этому невысокому мужчине появиться на пороге таверны и заказать напиток. Пил он решительно, словно в этом был какой-то смысл. Посетителей осталось едва ли с полдюжины. Один из них, грузчик-здоровяк, бросил взгляд на щуплого незнакомца и решил, что тот станет легкой наживой. Однако пусть тот и был пьян и низок ростом, но серо-зеленый плащ и ножны от двойного ножа выдавали в нем рейнджера. А с рейнджерами лучше не связываться — так скажет любой, кто еще не вышел из ума.

Грузчику пришлось познать эту истину на собственном опыте. Драка длилась считаные секунды, и вот он уже лежал, распластавшись, на полу. Его спутники спешно удалились в поисках более безопасного заведения. Рейнджер проводил их взглядом и жестом потребовал добавки. Владелец таверны переступил через грузчика, с видимым беспокойством наполнил кружку незваного гостя и поспешил укрыться за стойкой.

Вот тогда-то все и началось.

— Заметил я тут, — начал рейнджер, отчеканивая каждое слово, как любой пьяница, который знает, что перебрал. — Заметил я тут, что король наш Дункан, оказывается, знатный трус.

Зал, притихший в ожидании, теперь чуть не заискрил от напряжения. Взгляды оставшихся посетителей были прикованы к невысокому человеку за столом. Он осмотрелся с хмурой улыбкой, едва заметной за поседевшей бородой и усами.

— Трус. Мокрая курица. И дурак в придачу, — отчетливо повторил незнакомец.

Никто не шелохнулся. Это были опасные слова. Даже для мирного жителя оскорбление короля в общественном месте было бы серьезным преступлением. Для рейнджера же, присягнувшего на верность престолу и входящего в состав армии, это уже попахивало государственной изменой. Люди за столами обменивались встревоженными взглядами. Многие хотели встать и незаметно уйти. Но что-то в спокойных глазах рейнджера подсказало им, что возможность уже упущена. От всеобщего внимания не утаилось, что у стены за его спиной стоял длинный лук, словно дожидающийся нужного момента. Колчан со стрелами лежал тут же. Все знали: стоило кому-нибудь подойти к двери, как за ним тут же последует одна из стрел. И еще знали, что рейнджеры, даже пьяные, всегда попадают точно в цель.

Но оставаться здесь, пока рейнджер на чем свет поносит короля, было не менее опасно. Если бы люди из свиты короля прознали о том, что тут происходит, то могли бы расценить всеобщее молчание за согласие.

— Из надежного источника мне стало известно, — продолжил тем временем рейнджер даже с каким-то задором, — что добрый наш король Дункан занял престол незаконно. Слышал я, что на самом деле он сын пьяного уборщика отхожих мест. Другие говорят, что он родился от любви короля-отца к заезжей танцовщице хатча-хатча. Тут уж выбирайте сами. Так или иначе, родословная для наследника престола не самая подходящая, а?

Кто-то встревоженно вздохнул. С каждой минутой слушать эти речи становилось все опаснее. Хозяин таверны нервно топтался за стойкой. Заметив движение в подсобке, он подошел поближе посмотреть, в чем дело. Жена его, внося блюдо с пирогами в общий зал, услышала последнее заявление рейнджера и остановилась. Она была бледна как мел, и в глазах ее застыл вопрос.

Муж ее бросил беглый взгляд на рейнджера, но тот уже переключил внимание на возчика, который пытался спрятаться в самом дальнем углу зала:

— Разве вы не согласны, сэр… да, вы, в желтой жилетке, заляпанной вчерашним завтраком… что такой человек недостоин быть правителем нашей прекрасной земли?

Возчик пробормотал что-то, ерзая на стуле. Смотреть рейнджеру в глаза он явно не хотел.

Владелец заведения еле заметно мотнул головой по направлению к задней двери. Его жена, вопросительно приподняв брови, бросила взгляд на выход, потом на мужа. «Стража», — произнес он беззвучно и увидел, как в глазах супруги засветилось понимание. Ступая тихо и не попадаясь на глаза рейнджеру, женщина пересекла кладовую и вышла через черный ход, стараясь закрыть дверь как можно тише.

Но щеколда все равно еле слышно щелкнула. Рейнджер метнул подозрительный взгляд на хозяина таверны.

— Что это было? — потребовал он ответа. Кабатчик пожал плечами и беспокойно вытер потные ладони о фартук. Заговорить он и не пытался — знал, что в горле у него слишком пересохло. На какой-то миг ему показалось, что в глазах посетителя мелькнула радость. Да нет, вряд ли, глупость какая-то.

Время текло медленно, оскорбления в адрес короля Дункана становились все цветистее и ярче. Хозяин явно нервничал. Жена его не возвращалась вот уже десять минут. Наверняка же где-то поблизости ходит отряд стражи! Конечно же они уже в пути, они заберут этого предателя и заставят его прикусить язык!

Стоило владельцу таверны об этом подумать, как дверь настежь распахнулась, и отряд из пяти человек под предводительством капрала протолкнулся внутрь тускло освещенного зала. Все они были вооружены длинными мечами, на поясах висели увесистые дубинки, а за спиной — круглые щиты.

Капрал осматривал комнату; отряд расположился за его спиной. Увидев сгорбленную фигуру за столом, он сощурился:

— Что тут происходит?

Рейнджер улыбнулся. Но, как заметил владелец таверны, глаза его остались серьезными.

— Мы тут о политике говорили, — с явным сарказмом ответил он.

— А я вот слышал, — капрал поджал губы, — что вы говорили о государственной измене.

Рейнджер разинул рот и приподнял брови в притворном изумлении.

— Измена? — переспросил он и с любопытством оглянулся вокруг. — Кто это разносит досужие сплетни? Тут завелся болтливый сморчок, которому следует прикусить язычок?

Все случилось так стремительно, что хозяин таверны едва успел укрыться за барной стойкой. Выпалив последнее слово, рейнджер каким-то невероятным образом успел схватить свой лук, прицелиться и выстрелить. Стрела воткнулась в стену как раз там, где секундой ранее стоял трактирщик; она глубоко вонзилась в древесину и звенела — удар был очень сильным.

— Ну все, довольно, — бросил капрал, но новая стрела уже была нацелена прямо ему в лоб. Наконечник тускло поблескивал.

Тетива натянулась до предела. Капрал замолчал, уставившись в лицо собственной смерти.

— Опустите оружие, — наконец сказал он, но голос его звучал неуверенно, и он сам это понимал.

Одно дело — приструнить разбушевавшихся пьянчуг и скандалистов, и совсем другое — встретиться лицом к лицу с рейнджером, умелым бойцом и опытным убийцей. Даже рыцарь бы дважды подумал, прежде чем ввязаться в бой. Простому капралу стражи это точно было не под силу.

И все же капрал не был трусом и помнил о том, что у него есть обязанности. Сглотнув несколько раз, он медленно, очень медленно поднял руку.

— Положите… Лук… На место, — произнес он.

Ответа не последовало. Стрела все еще была нацелена ему в лоб. Он нерешительно шагнул вперед.

— Не надо.

Слова прозвучали четко и недвусмысленно. Капрал был уверен, что слышит стук собственного сердца: оно отбивало ритм, словно литавры. Интересно, а другие тоже слышат? Он сделал глубокий вдох. Когда-то он присягнул королю. Капрал не был дворянином, не был рыцарем — просто обычный человек. Но данное слово значило для него столько же, сколько и для любого из представителей знати. Он много лет пользовался своим авторитетом, чтобы усмирять пьяниц и мелких преступников. Но теперь ставка оказалась слишком высока — пришло время расплатиться за все годы, что он пользовался всеобщим уважением и неограниченной властью.

Он сделал еще шаг.

В напряженной тишине оглушительно зазвенела тетива.

Капрал бессознательно дернулся и споткнулся, ожидая, что сейчас грудь ему пронзит раскаленная боль, а затем его накроет тьмой смерти.

Но затем он понял: тетива лопнула.

Рейнджер недоверчиво уставился на бесполезное оружие в своих руках. Никто не заметил, как он выпустил из рук крохотное лезвие, которым и перерезал тетиву. Добрых пять секунд продолжалась эта молчаливая сцена. А потом капрал со своим отрядом побежали вперед, размахивая короткими тяжелыми дубинками, и сгрудились около невысокого человека, одетого во что-то серого с зеленым.

Рейнджер упал под градом ударов. Хозяин таверны долго недоумевал, как мог боец, сваливший грузчика вдвое крупнее себя, внезапно оказаться таким неповоротливым и беззащитным.

Глава 5

Уилл бежал по пустынному, открытому всем ветрам острову Скоргхийл.

Он уже одолел пять кругов по галечному пляжу и теперь повернул к крутым утесам, что возвышались над крохотной гаванью. Он заставлял себя карабкаться вверх, и ноги горели от усилий; мышцы бедер и икр отказывались повиноваться. Проведя несколько недель в неподвижности на корабле, юноша утратил былую сноровку, и теперь он был намерен вернуться к прежнему состоянию, укрепить мускулы и добиться от тела той гибкости и выносливости, которых неизменно требовал от ученика Холт.

Вряд ли у него получится потренироваться в стрельбе из лука или метании ножей, но пусть хоть тело его будет готово к побегу, если представится такая возможность. А Уилл был уверен, что она представится.

Юноша гнал себя вверх по крутому склону; галька и сланец осыпались под его ногами. Чем выше он поднимался, тем сильнее тянул его за полы одежды ветер, пока наконец Уилл не добежал до вершины, где на него всей мощью обрушились северные ветра, или Летние Шторма, как называли их скандианцы. На северной стороне острова буруны бились о суровые скалы, поднимая высокие фонтаны брызг. В гавани позади них вода была относительно спокойной: ее защищала с трех сторон массивная подкова утесов.

Забравшись наверх, Уилл привычно оглядел океан: не плывет ли корабль? Но, как и всегда, он не увидел ничего, кроме огромных волн, накатывавших одна за другой.

Он оглянулся на пристань. Две вместительные хижины казались отсюда до смешного крошечными. В одной из них моряки спали, а в другой проводили большую часть времени, когда бодрствовали: тут скандианцы ели, спорили, играли в кости и пили. К длинной стене «спальни» с одной стороны примыкала пристройка: ее Эрак выделил для Уилла с Ивэнлин. Места там было немного, но, по крайней мере, не приходилось делить его со скандианцами. Один угол юноша отгородил для своей спутницы одеялом, чтобы она могла хоть иногда побыть наедине с собой.

Сейчас Ивэнлин сидела у пристройки. Еще издалека Уилл заметил, как безвольно поникли ее плечи, и нахмурился. Несколько дней назад он спросил, не желает ли она присоединиться к его тренировкам, но она тут же отвергла его предложение. Ивэнлин сдалась. В последние несколько дней разговаривать с ней становилось все сложнее. Уилл пытался поддержать в Ивэнлин бодрость духа и заговаривал о побеге: план уже начинал зреть у него в голове.

Реакция девушки его смущала и огорчала. Это было совсем не похоже на Ивэнлин, какой он ее знал: на того бесстрашного и решительного товарища, который побежал по узким перекладинам моста, чтобы помочь ему, ни секунды не заботясь о собственной безопасности, а потом, когда вокруг них сомкнулись ряды врагов, помогал ему отбиваться от морских волков.

Эта новая Ивэнлин была совершенно подавлена. Уилла удивляла такая унылость. Уилл бы ни в жизнь не подумал, что она из тех, кто бросает все при первых же трудностях.

Может, девчонки все такие, подумал он, но сразу не понял, что дело не в этом. Тут была какая-то другая причина — причина, о которой Ивэнлин молчала. Встряхнувшись от таких мыслей, Уилл направился вниз по склону.

Бежать вниз было легче, но ненамного. Скользкая и ненадежная почва под ногами заставляла Уилла двигаться все быстрее, иначе бы он просто упал. Под ногами сходили крохотные лавины. Поднимаясь, он чувствовал жжение в бедрах, теперь же приходилось перенапрягать икры и голени. Уилл добежал до подножия, весь запыхавшись, и тут же приник к земле, чтобы сделать несколько отжиманий.

Через несколько минут плечи у Уилла тоже заныли, но он не останавливался, продолжая делать упражнения, превозмогая боль, ослепленный потоками пота, до тех пор, пока силы совсем не покинули его. В измождении он упал на гальку — руки отказывались его держать — и уткнулся лицом в землю, пытаясь отдышаться.

Занятый отжиманиями, он не услышал приближения Ивэнлин, и теперь звук ее голоса застал его врасплох:

— Ты просто зря тратишь время, Уилл.

В тоне ее впервые за несколько дней не было слышно желания поспорить, даже наоборот, ей словно бы хотелось помириться. Застонав от боли, Уилл приподнялся на руках, перекатился на спину и сел, стряхивая с ладоней мокрый песок.

Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ, а затем присела рядом с ним на берегу.

— На что я зря трачу время?

Ивэнлин неопределенным жестом показала на пляж, где он только что отжимался, и на скалы, куда он бегал незадолго до того:

— Все эти упражнения… И все эти разговоры о побеге…

Уилл слегка нахмурился. Ему не хотелось снова заводить с ней спор, и он постарался аккуратней подбирать слова и говорить спокойным тоном:

— Заняться здоровьем никогда не помешает.

Девушка кивнула, соглашаясь с этим аргументом:

— Тут ты, наверно, прав. Но сбежать? Отсюда? Ты думаешь, у нас есть хоть малейший шанс?

Уилл знал, что теперь надо быть крайне осторожным. Если ей покажется, что он ее поучает, она опять замкнется в себе. Но еще он знал, как важно сохранить надежду, и ему хотелось донести это до Ивэнлин.

— Согласен, на первый взгляд шансов не так уж много. Но кто знает, что случится завтра! Главное — не падать духом. Нам нельзя сдаваться. Этому меня научил Холт. Никогда не сдавайся, потому что ты должен быть готов в любой момент, когда представится возможность. Не сдавайся, Ивэнлин, пожалуйста.

Она снова покачала головой — у нее не было желания спорить.

— Ты меня не понял. Я не сдалась. Я говорю, что это пустая трата времени, потому что в этом нет необходимости. Нам не нужно думать о побеге. Есть и другой способ.

Уилл демонстративно огляделся по сторонам, словно стараясь разглядеть.

— Есть? Что-то я его не нашел, прости.

— Нас могут выкупить, — сказала девушка, и он рассмеялся.

В смехе Уилла не было презрения, Уилл лишь искренне изумлялся ее наивности.

— Сильно в этом сомневаюсь, — ответил он. — Кому есть дело до ученика рейнджера и горничной? То есть Холту есть, конечно, но у него не хватит денег для выкупа А кто еще согласится за нас платить?

Девушка помедлила с ответом, словно собираясь с духом.

— Король, — ответила Ивэнлин наконец, и Уилл посмотрел на нее, точно на умалишенную.

На мгновение он и правда решил, что она сошла с ума. У девушки явно были какие-то сложности с восприятием реальности.

— Король? — переспросил он. — А ему-то какое до нас дело?

— Такое, что я его дочь.

Улыбка исчезла с лица Уилла. Он уставился на Ивэнлин, пытаясь понять, правильно ли он все расслышал. А потом он вспомнил слова Джилана еще тогда, в Кельтике, когда тот предупреждал его, что с девушкой что-то не так.

— Ты его… — начал было Уилл, но осекся. Эту мысль надо было как-то переварить.

— Его дочь. Прости, Уилл, мне надо было сказать тебе гораздо раньше. Когда вы нашли меня, я путешествовала по Кельтике инкогнито. Для меня стало так естественно скрывать имя. А потом, когда Джилан оставил нас, я хотела тебе рассказать. Но поняла, что тогда ты бы точно настоял на том, чтобы немедленно отправить меня к отцу.

Уилл потряс головой, пытаясь осмыслить услышанное. Он оглядел крохотную пристань, окруженную скалами.

— И что, разве это плохо? — спросил он ее с ноткой горечи в голосе.

Девушка печально улыбнулась:

— А ты подумай. Если бы тебе было известно, кто я, мы бы не отправились вслед за уорголами. Мы бы никогда не нашли мост.

— И нас бы не поймали, — добавил Уилл, но Ивэнлин опять покачала головой.

— Тогда Моргарат бы победил, — просто сказала она Он посмотрел ей в глаза и понял, что она права.

И они оба надолго замолчали.

— Так, значит, тебя зовут… — Уилл медлил, и она закончила предложение за него:

— Кассандра. Принцесса Кассандра — И с покаянной улыбкой она добавила: — Прости, что последние несколько дней вела себя как принцесса. Мне было грустно, потому что я тебе ничего не рассказала. Но я не хотела срываться на тебе.

— Не переживай, все хорошо, — рассеянно сказал юноша. Новость сильно его потрясла. А затем ему внезапно пришла в голову другая мысль: — А когда ты скажешь Эраку?

— Не думаю, что надо ему говорить. Такое лучше решать на более высоком уровне. В конце концов, Эрак с командой мало чем отличаются от простых пиратов. Я не знаю, чего от них можно ждать. Думаю, пока мы не приедем в Скандию, мне лучше оставаться Ивэнлин. А потом я как-нибудь доберусь до правителя… как там его зовут?

— Рагнак, — ответил Уилл. — Верховный ярл Рагнак.

Он лихорадочно размышлял. Конечно, она была права. За Кассандру, принцессу Аралуина, Рагнак получит целое состояние. А раз скандианцы по натуре купцы, то нет никаких сомнений в том, что ее выкупят.

Сам он, правда, дело другое. Уилл понял, что девушка опять что-то говорит.

— Как только я расскажу ему, кто я такая, то сразу договорюсь о том, чтобы нас обоих выкупили. Уверена, отец на это согласится.

Но тут, как знал Уилл, была одна загвоздка. Может, если бы девушка обратилась к отцу лично, он бы и прислушался к ее мольбам. Но делом этим будут заниматься скандианцы. Они скажут королю Дункану, что его дочь у них, и назначат цену. Вельмож и принцесс выкупать не возбранялось, так часто поступали в военные дни, однако с солдатами и рейнджерами обходились иначе. Скандианцам вряд ли захочется отпускать одного из них — пусть даже и ученика, — ведь позже он сможет принести им неприятности.

Было тут и еще одно препятствие. Пока весть достигнет Аралуина, пройдет несколько месяцев, возможно, даже больше полугода. Ответ Дункана будет идти не меньше. Потом начнутся переговоры. Все это время Ивэнлин будет в тепле и безопасности: она ведь представляет собой ценное имущество. Но кто знает, что может случиться с ним, Уиллом? К тому времени, как придет выкуп, он уже может умереть.

Естественно, об этом Ивэнлин не подумала. Она продолжала развивать свою предыдущую мысль:

— Вот видишь, Уилл, нет никакого смысла отжиматься, забираться на горы и пытаться сбежать. Тебе это не пригодится. Ты только вызовешь у Эрака подозрения. Он ведь совсем не дурак. И я видела, что он следит за тобой. Просто успокойся и предоставь все мне. Я доставлю нас домой.

Юноша открыл было рот, чтобы поделиться своими мыслями, но тут же закрыл его. Внезапно он понял, что Ивэнлин не согласится с его точкой зрения. Она была упрямой и решительной. Привыкла, что все идет так, как хочется ей, вдруг подумалось ему. Ивэнлин была убеждена, что сумеет вернуть их обоих домой, и никакие его слова не смогут убедить ее в обратном. Уилл улыбнулся ей и кивнул. Получилась лишь жалкая пародия на его обычную улыбку.

В глубине души он знал, что ему придется искать путь домой в одиночку.

Глава 6

Замок Аралуин, откуда правил своим народом король Дункан, отличался волшебной красотой.

Высокие башни со шпилями и устремленные ввысь контрфорсы были так изящны, что создавали обманчивое впечатление хрупкости. На самом деле при всей своей красоте (он был построен из крупного булыжника цвета меда) замок был абсолютно неприступен.

Множество вытянутых вверх башен придавали ему вид легкий, светлый и изысканный. Но помимо этого с них было удобно стрелять, кидать камни и лить раскаленное масло на нападающих, если им достанет глупости атаковать замок.

Сердцем замка был тронный зал. Находился он за целой чередой стен, опускных решеток и подъемных мостов, которые, в случае длительной осады, предоставляли защитникам несколько точек отступления. Как и все в замке, тронный зал был огромных размеров, со сводчатым потолком и полом, выложенным черным и тускло-розовым мрамором.

Высокие окна были застеклены витражами, которые искристо сверкали под косыми лучами зимнего солнца. Колонны, придававшие особую мощь стенам, располагались так, чтобы еще сильнее подчеркнуть иллюзию простора и легкости. Простой дубовый трон Дункана, увенчанный резным изображением дубового листа, возвышался у северной стены. На другом конце зала располагались деревянные столы и скамейки для советников короля. Все остальное пространство оставалось пустым, и места там хватало нескольким сотням придворных. В торжественные дни они наводняли зал, на их разноцветные одежды и гербы падали красные, синие, золотые и рыжие отблески витражей, а доспехи переливались в солнечном свете.

Сегодня же, по распоряжению Дункана, в зале было лишь около десятка посетителей — ровно столько, сколько было необходимо по закону для того, чтобы свершилось правосудие. Король думал о предстоящем деле с неохотой, и ему хотелось, чтобы при исполнении тяжкого долга присутствовало как можно меньше свидетелей.

Он сидел, хмуро сдвинув брови, на своем троне и смотрел строго вперед — на громоздкую двустворчатую дверь в конце зала. Его увесистый палаш с вырезанной на рукояти головой леопарда (личной эмблемой Дункана) покоился в ножнах, прислоненный к правой стороне престола.

Лорд Энтони из Спа, бессменный камергер Дункана на протяжении последних пятнадцати лет, стоял сбоку от трона. Он многозначительно взглянул на короля и, словно извиняясь, прочистил горло, пытаясь привлечь внимание властителя.

Дункан обратил на него взор синих глаз, брови его поднялись в немом вопросе, и камергер кивнул.

— Пора, ваше величество, — сказал он негромко.

Лорд Энтони, низкорослый и тучный, мало походил на воина. Обращаться с оружием он не умел, и мышцы его поэтому были слабыми и не подготовленными к нагрузкам. Но управляющим он был прекрасным, именно ему во многом королевство Аралуин было обязано процветанием и спокойствием.

Дункан был справедливым королем, и подданные его любили. Это не значило, однако, что он был лишен воли и не стоял на страже законов — тех самых законов, которые приняли и хранили его предшественники вот уже более шести веков.

Поэтому-то и лежал на его сердце камень, поэтому-то и хмурились его брови. Сегодня ему придется отдать во власть закона человека, который был ему другом и преданным слугой. Этому человеку, сказать по правде, Дункан был обязан всем: он дважды спасал Аралуин от грозной опасности подпасть иод власть безумца и стать его рабами.

Лорд Энтони беспокойно переминался с ноги на ногу. Дункан заметил это и обреченно взмахнул рукой:

— Так и быть… Давайте уж расправимся с этим делом поскорее.

Энтони повернулся к тронному залу. Немногие собравшиеся приметили это и заерзали, в нетерпении взирая на дверь. У камергера в руках был символ власти — длинный посох черного дерева, окованный сталью. Сейчас он поднял его и дважды ударил по каменной плите пола. Звон разнесся но залу, и люди, которые ждали за закрытой дверью, услышали его.

Ненадолго наступила тишина, а затем дверь, слегка заскрипев, распахнулась. В зал с медлительной торжественностью вступили несколько человек и остановились у широких ступеней, ведущих к трону.

Всего их было четверо. Трое были облачены в накидки, кольчуги и шлемы королевской стражи. Четвертый, невысокий, был одет невзрачно: во что-то серое с зеленым. Его седеющие волосы были неровно посдтрижены и взлохмачены; головного убора он не надел. Он шагал между двух начальников стражи, третий стражник шествовал за ним следом. Дункан увидел, что лицо низкорослого человека было испачкано запекшейся кровью, на левой скуле красовался огромный уродливый синяк, а глаз над ним почти заплыл.

— Холт, — спросил он, забыв о церемониях. — С тобой все хорошо?

Рейнджер поднял взгляд. На секунду Дункану показалось, что в глубине этих глаз затаилась неизмеримая скорбь. Но секунда прошла, и в темных глазах Холта не осталось ничего, кроме яростной решимости да легкой насмешки.

— Со мной все настолько хорошо, насколько этого можно было ожидать в сложившейся ситуации, ваше величество, — сухо отозвался он.

Лорд Энтони взвился.

— Попридержи язык, узник! — рявкнул он.

При этих словах один из стражников, стоявших рядом с Холтом, поднял руку, чтобы ударить арестанта, но не успел этого сделать: Дункан поднялся с трона.

— Довольно! — прогремел его голос в полупустом зале.

Пристыженный, стражник опустил руку. Дункану пришло в голову, что никому из присутствующих эта сцена не по душе: Холта в королевстве знали слишком хорошо и ценили слишком высоко. Король знал, что следует делать дальше, но сама мысль об этом была ему ненавистна.

— Мне зачитать обвинения, ваше величество? — спросил лорд Энтони.

На самом деле Дункан сначала должен был отдать ему приказ. Вместо этого король махнул рукой, неохотно соглашаясь.

— Да, да. Начинайте, если вам так не терпится, — пробормотал он, но сразу пожалел: Энтони взглянул на короля с выражением крайней обиды на лице.

В конце концов, подумал Дункан, камергер и сам был не в восторге от происходящего. Дункан виновато пожал плечами:

— Прости, Энтони. — Затем громче произнес: — Прошу вас зачитать обвинение.

Энтони смущенно прокашлялся. Мало того что король отступил от формальной процедуры… Но еще больше камергера смущало то, что теперь Дункан посчитал нужным извиниться перед ним.

— Арестант по имени Холт, рейнджер вашего величества, исполнитель королевских поручений и носитель Серебряного Дубового Листа, согласно донесению, порочил личность короля, его происхождение и предков, ваше величество, — объявил он.

Кто-то из горстки свидетелей издал очень тихий вздох, но король с камергером его услышали. Дункан поднял взгляд в поисках источника этого звука. Может, то был барон Аралд, владетель замка Редмонт и правитель земель, куда отправили служить Холта? Или Кроули, командир рейнджеров? Они были старыми друзьями Холта.

— Ваше величество, — неуверенно продолжил Энтони, — напоминаю, что для действующего представителя королевских войск такие слова являются нарушением клятвы верности и потому дают повод к обвинению в государственной измене.

Дункан со страданием на лице смотрел на камергера. По части государственной измены закон толковался однозначно: существовало всего две возможные меры наказания.

— Ох, лорд Энтони, вы уверены? — спросил он. — Всего несколько слов, брошенных в горячке?

Теперь во взгляде камергера читалась тревога. Он надеялся, что король не станет оказывать на него давления в этом деле.

— Ваше величество, это нарушение клятвы. Дело даже не в самих словах, но в том, что арестант нарушил свою клятву, произнеся их прилюдно. Закон вполне определенен. — Он взглянул на Холта и в бессилии развел руками.

Избитое лицо рейнджера исказилось от улыбки.

— А вы, лорд Энтони, нарушили бы свою клятву, если бы не донесли об этом королю.

На этот раз Энтони уже не приказал ему замолчать. Он кивнул с печальным видом: Холт был прав. Своей нелепой пьяной выходкой он поставил всех в совершенно недвусмысленное положение.

Дункан, помолчав, заговорил снова:

— Холт, тут наверняка произошла какая-то ошибка. — Он еще надеялся, что рейнджер сумеет как-нибудь оправдаться.

Холт лишь пожал плечами:

— Я не могу ничего отрицать, ваше величество. Люди и правда слышали, как я говорил про вас… кое-что нелицеприятное.

Да, в этом и заключалась сложность: Холт высказывал все эти возмутительные вещи прилюдно, в присутствии по крайней мере шести человек. Если бы дело решалось в частном порядке, Дункан как друг охотно бы его простил. Но королю пристало защищать честь престола.

— Но… Зачем, Холт? Зачем ты поступил так со всеми нами?

Рейнджер опустил взгляд и тихо что-то пробормотал. Дункан не расслышал ни слова.

— Что ты сказал? — уточнил он, всей душой желая найти какой-то выход из тупика.

Холт посмотрел прямо на него.

— Да просто бренди перебрал, ваше величество. А затем добавил с вымученной, безрадостной улыбкой: — Никогда не умел пить. Можете обвинить меня еще и в пьянстве, лорд Энтони.

Тут выдержка отказала камергеру, и он сам нарушил протокол.

— Пожалуйста, Холт, — начал он, намереваясь попросить рейнджера относиться к процессу серьезно. Затем самообладание вернулось к нему, и он обратился к королю: — Таковы обвинения, ваше величество. Арестант ничего не отрицает.

Дункан долго молчал. Он пристально смотрел на низкорослого человека, стоящего прямо перед ним, и пытался понять, что таится за дерзким блеском глаз, старался найти какое-то объяснение действиям Холта. Он знал, что рейнджер рассердился, когда ему не позволили отправиться на поиски своего ученика, но Дункан искренне полагал, что Холту необходимо остаться в Аралуине, пока они не разберутся с Фолдаром. С каждым днем бывший соратник Моргарата становился все опаснее, и Дункан желал, чтобы этим серьезным делом занимались лучшие из его советников.

А Холт был одним из самых лучших.

Дункан растерянно барабанил пальцами по дубовому подлокотнику. Как это не похоже на Холта! Рейнджер всегда умел видеть общую картину. За все годы, что они знали друг друга, Холт никогда не ставил свои собственные интересы выше интересов государства.

А теперь, словно из мести, он позволил алкоголю затуманить разум и лишить себя способности к суждениям. Он прилюдно оскорбил короля, оскорбил в присутствии свидетелей! Такой проступок нельзя было утаить, на него невозможно было махнуть рукой, как если бы это было несколько необдуманных слов, брошенных в дружеском кругу. Дункан внимательно смотрел на своего старого друга и советника Холт снова упрямо уставился в пол. Может, если он попросит о снисхождении, припомнит свои былые заслуги… Он должен сделать хоть что-то!

— Холт? — вновь обратился к нему Дункан.

Рейнджер посмотрел на короля. Дункан в беспомощном недоумении приподнял руку, но глаза Холта, встретившись с его взглядом, посуровели еще больше, и Дункан понял: просьб о милосердии не будет. Рейнджер слегка мотнул седеющей головой, и сердце Дункана упало. Он еще раз попытался преодолеть пропасть, выросшую между ним и его другом, и заставил себя примирительно улыбнуться.

— Ну же, Холт, — принялся он увещевать своего советника. — Не думай, что я не разделяю твоих чувств. Моя собственная дочь сейчас вместе с твоим учеником. Как считаешь, разве мне не хочется бросить королевство на произвол судьбы и отправиться ее спасать?

— Это совсем другое, ваше величество. С королевской дочерью наверняка будут обращаться несколько лучше, чем с учеником рейнджера. Она ведь ценный заложник.

Дункан слегка откинулся на спинку трона. Горечь в голосе Холта была точно пощечина. И рейнджер был нрав. Как только скандианцы узнают, кто такая Ивэнлин, они в ожидании выкупа будут обращаться с ней очень бережно. Дункан печально подумал, что его попытка помириться со старым другом лишь усилила отчуждение.

Энтони нарушил воцарившуюся тишину:

— Если обвиняемому нечего сказать в свое оправдание, он признается виновным.

Холт не отрываясь смотрел на короля и снова слегка покачал головой. Энтони помедлил, оглядев собравшихся в зале вельмож и стражу в надежде, что кто-нибудь из них сможет сказать несколько слов в защиту Холта. Но конечно, этого не произошло. Камергер увидел, как уныло поникли плечи барона Аралда, как исказилось от боли лицо Кроули, когда тот отвернулся, чтобы не смотреть на происходящее.

— Узник виновен, ваше величество, — объявил Энтони. — Вам осталось только вынести приговор.

К подобному испытанию Дункана никогда не готовили. Ему рассказывали о верности подданных, о пустой лести, о пышных церемониях и роскоши, изысканных кушаньях и тонких винах, о лучших нарядах, лошадях и оружии… Но наступали моменты, когда приходилось за все платить. Моменты вроде этого, когда необходимо было следовать закону и выступать хранителем традиций; когда подобало защитить достоинство и честь короля, хотя бы и ценой жизни одного из самых дорогих его друзей.

— Закон предполагает лишь два наказания за измену, ваше величество, — подсказал Энтони, зная, как тягостна Дункану каждая минута происходящего.

— Да. Да, я знаю, — сердито пробормотал Дункан.

Однако камергер продолжил:

— Смерть или изгнание. Ничего другого.

В душе Дункана затеплилась надежда.

— Таковы варианты, лорд Энтони? — спросил он мягко, желая удостовериться.

Энтони серьезно кивнул:

— Других нет, ваше величество. Смерть или изгнание.

Дункан медленно поднялся. Он вытянул перед собой меч, взяв его за рукоять чуть ниже богато украшенной резной крестовины. Король почувствовал, как внутри у него разгорается теплое пламя радости. Он переспросил Энтони дважды — и теперь был совершенно уверен, что слова камергера услышали все, кто был в зале.

— Холт, — строго произнес король, чувствуя на себе взгляды присутствующих, — бывший королевский рейнджер замка Редмонт, я, правитель королевства Аралуин, изгоняю тебя из своих владений.

И снова тихий вздох пробежал по залу: все с облегчением поняли, что смертного приговора не будет.

— Тебе под страхом смерти запрещается появляться в землях королевства… — Он помедлил, заметив наконец печаль в глазах Холта, грусть, которую седеющий рейнджер уже не мог скрывать. И затем закончил фразу: — На срок до одного года, начиная с этого дня.

Тут же тронный зал заполнился возгласами ликования. Лорд Энтони, совершенно оторопевший, устремился вперед:

— Ваше величество! Я вынужден протестовать! Вы не можете так поступить!

Лицо Дункана было серьезным. Другие придворные не были столь сдержанны. Барон Аралд широко улыбнулся, покрывшись при этом морщинами, Кроули изо всех сил пытался спрятать ухмылку под капюшоном своего плаща. С мрачным удовлетворением король заметил, что Холт — впервые за все утро — ошарашен тем, как разворачиваются события. Но сэр Энтони был ошеломлен куда сильнее. Он шумно протестовал. Дункан поглядел на него, вопросительно приподняв брови.

— Не могу, лорд Энтони? — спросил он с величайшим достоинством.

Камергер, осознав, что возражает королю, спешно отказался от своих слов.

— Я хотел сказать, ваше величество… изгнание… ну… это же изгнание…

Дункан серьезно кивнул.

— Вы совершенно правы. И, как вы сами мне сказали, я мог выбирать лишь между ним и смертным приговором.

— Но, ваше величество… Изгнание — оно же на всю жизнь! Навсегда! — протестовал Энтони.

Он весь покраснел от замешательства Он не держал на Холта зла На самом деле он даже искренне восхищался рейнджером, пока того не арестовали за хулу в адрес короля. Но ведь это было его, камергера, работой — давать советы Дункану!

— И в законе это четко прописано, не так ли? — спросил Дункан.

Энтони в ответ покачал головой и развел в бессилии руками, чуть не выронив посох.

— Нет, этого не прописано. Это и не нужно. Изгнание всегда было пожизненным. Таковы традиции! — добавил он, найдя наконец нужное слово.

— Вот именно, — отозвался Дункан. — Традиции, а не закон.

— Но… — начал Энтони, но потом подумал: а к чему ему протестовать? В конце концов, Дункану удалось и наказать Холта, и проявить милосердие, смягчив приговор.

Король, заметив его колебания, воспользовался этим:

— Решено. Обвиняемый, ты изгнан из королевства на срок в двенадцать месяцев. У тебя есть сорок восемь часов, чтобы покинуть границы Аралуина.

Дункан в последний раз встретился взглядом с Холтом. Рейнджер склонил голову в знак почтения и благодарности правителю. Дункан вздохнул. Он понятия не имел, зачем Холт навлек на них столько неприятностей. Возможно, он выяснит это позже, когда минет год. Внезапно Дункан ощутил, как все ему опротивело. Он заткнул ножны за пояс.

— Процесс завершен, — объявил он собравшимся. — Суд удаляется.

Король развернулся и покинул зал, выйдя через неприметную дверь слева. Энтони окинул взглядом присутствующих и пожал плечами.

— Король вынес приговор, — объявил он, и по тону его было заметно, как огорошил его процесс. — Арестованный изгнан из Аралуина на год. Стража, уведите его.

Сказав это, сэр Энтони удалился из тронного зала вслед за королем.

Глава 7

Ивэнлин с возрастающим раздражением следила за тем, как Уилл пробежал еще один круг по пляжу, а затем рухнул на песок и быстро сделал десять отжиманий.

Она не могла понять, почему он не хочет бросить свои нелепые упражнения. Если бы дело было только в поддержании здоровья, она была бы не против; в конце концов, на острове Скоргхийл было почти нечего делать, а тут какое-никакое, но занятие. Однако девушка чувствовала, что за упорством Уилла кроется что-то еще. Несмотря на разговор, состоявшийся между ними недавно, она была уверена: Уилл все еще собирается устроить побег.

— Упрямый, упрямый идиот, — пробормотала она.

Это так по-мужски. Он никак не может смириться с тем, что она, девушка, может взять все в свои руки и организовать их возвращение в Аралуин. И вэнлин нахмурилась. В Кельтике Уилл вел себя совсем иначе. Когда они строили планы о том, как разрушить мост, он охотно соглашался с ее предложениями и разделял ее идеи. Интересно, почему он так изменился?

Ивэнлин наблюдала, как Уилл шел по пляжу к кромке воды, где Свенгал подгонял к берегу лодку драккара. Помощник капитана был страстным рыболовом. Почти каждое утро, если позволяла погода, он брал лодку, и рацион команды, состоявший из соленого мяса и рыбы пополам с жесткими овощами, пополнялся свежей треской и морским окунем, которых Свенгал ловил в глубоких студеных водах у острова Скоргхийл.

С легкой завистью смотрела девушка, как Уилл заговорил со скандианцем. Сама она не обладала подобным обаянием. Уилл общался с людьми открыто и дружелюбно, легко находил темы для разговоров с любым человеком. Казалось, люди, сами того не осознавая, сразу проникались к нему симпатией. А она часто чувствовала себя скованно и неловко в присутствии незнакомцев, и это было заметно. Ивэнлин не приходило в голову, что так могло повлиять на нее аристократическое образование. А так как сегодня она злилась на Уилла, то зрелище того, как он помогает Свенгалу затащить лодку за линию прибоя, лишь усилило ее раздражение.

Ивэнлин сердито пнула камень, лежавший на берегу, выругалась, потому что он оказался больше и жестче, чем ей показалось, и заковыляла к пристройке, где ей уже не будут мозолить глаза Уилл со своим новым другом.

— Ну как, клюет? — задал Уилл вопрос, который приходилось слышать каждому рыболову в истории.

Свенгал мотнул головой в сторону груды, сложенной на дне лодки:

— Попалась тут одна красотка.

Это была огромная треска, трепыхающаяся среди товарок размером поменьше. Уилл кивнул, впечатленный:

— Да уж. и правда красотка. С чисткой не помочь?

Возможно, ему бы и так приказали почистить рыбу. Уиллу с Ивэнлин поручили все дела по хозяйству: они содержали жилища в чистоте, готовили еду и прислуживали остальным. Но юноше хотелось поговорить со Свенгалом, а так, подумалось ему, скандианец может остаться и побеседовать с ним. Он заметил, что скандианцы большие мастера почесать языком, особенно если собеседник чем-нибудь сильно занят.

— Да пожалуйста, — ответил Свенгал и швырнул нож на кучу рыбы.

Он сидел на фальшборте и наблюдал, как Уилл принялся чистить и потрошить рыбу. Юноша знал, что Свенгал останется с ним; знал, что тот захочет лично отнести огромную рыбину в хижину. Рыбаки любят хвастаться уловом.

— Свенгал, — обратился к нему Уилл, занятый чисткой окуня. Он старался говорить равнодушно. — А почему ты не рыбачишь в одно и то же время суток?

— Прилив, мальчик мой, — ответил тот. — Я люблю ловить рыбу, когда поднимается волна. Она загоняет рыбу в гавань, понимаешь ли.

— Прилив? Что это? — спросил Уилл.

Свенгал потряс головой, изумляясь невежеству аралуинца.

— Ты разве не заметил, что вода в гаванях то поднимается, то опускается в разное время суток? — произнес он. Уилл кивнул, и Свенгал продолжил: — Это все прилив. Он приходит и уходит. Но каждый день он наступает чуть позже, чем в предыдущий.

Уилл нахмурился:

— Но куда он уходит? И откуда приходит?

Свенгал задумчиво поскреб подбородок. Он никогда об этом не задумывался. Для него, моряка, волна была просто частью жизни. Все «зачем?» и «почему?» он оставлял на долю других.

— Говорят, что это из-за Великого Синего Кита, — ответил он, припомнив историю, которую слышал в детстве. Увидев, что Уилл ничего не понимает, добавил: — То есть про кита ты тоже не знаешь? — Он вздохнул, поглядев на непроницаемое лицо юноши. — Это такая огромная рыба.

— Огромная, как эта треска? — Уилл показал пальцем на жемчужину рыболовной коллекции Свенгала.

Морской волк искренне рассмеялся:

— Да уж больше, мальчик. Гораздо больше.

— То есть размером с моржа? — К югу от того места, где стоял драккар, расположилась колония этих неповоротливых животных; о том, как они называются, Уилл узнал от одного из членов команды.

Свенгал ухмыльнулся еще шире:

— Больше. Обычный кит размером с дом. Они просто громадные. Но Великий Синий Кит даже их превзошел. Он огромен, как один из ваших замков. Он вдыхает воду и выплевывает ее через дыру в макушке.

— Понятно, — осторожно ответил Уилл. Надо же было хоть как-то отреагировать.

— Итак, — терпеливо продолжил Свенгал, — когда он вдыхает, случается отлив. Затем он снова выплевывает воду…

— Через дыру в голове? — уточнил Уилл.

Он начал чистить треску. Все это казалось слишком невероятным: рыбы с дырами в головах, которые вдыхают и выдыхают воду. Свенгал нахмурился, когда его прервали, и еще больше ему не понравились нотки недоверия в голосе Уилла.

— Да, через дыру в голове. И когда он так делает, снова наступает прилив. Это происходит дважды в день.

— Так почему бы ему не делать этого в одно и то же время каждый день? — удивился Уилл, и Свенгал снова недовольно нахмурился.

Он и понятия не имел. В легенде об этом не говорилось.

— Да потому что он кит! Откуда китам знать, который сейчас час? — Он в раздражении схватил ведерко с очищенной рыбой, проверил, взял ли нож, и зашагал по пляжу, оставив Уилла отмывать с рук рыбью кровь и чешую.

Когда Свенгал появился со стороны пляжа, Эрак сидел на скамейке рядом с хижиной, где путешественники обычно обедали.

— Неплохая треска, — заметил он, и Свенгал коротко кивнул. Эрак пальцем ткнул в сторону Уилла и спросил: — Что это вообще было такое?

— Что? Ты про мальчишку? Да мы просто поговорили про Великого Синего Кита.

Эрак задумчиво потер подбородок:

— Что, правда? И почему же вы заговорили о нем?

Свенгал помедлил, затем ответил:

— Он просто хотел разузнать про прилив, вот и все.

Моряк подождал, не добавит ли Эрак еще чего-нибудь, а затем пожал плечами и пошел внутрь.

— Вот оно что, — пробормотал капитан себе под нос. — За этим мальчишкой глаз да глаз нужен.

Следующие несколько часов Эрак сидел снаружи и дремал на солнышке, но глаза его неотступно следовали за учеником рейнджера. Потом он увидел, как Уилл кидает в воду ветки плавуна и наблюдает за волной, которая уносит их в море.

— Интересно, — пробормотал капитан.

Он заметил, как юноша осторожно осматривает вход в гавань. Тяжело склоняясь набок, погрузившись глубоко в воду, к гавани медленно тащился корабль.

Глава 8

Облаченный в серое всадник уныло сгорбился, накрывшись плащом. Он медленно ехал сквозь изморось дождя, накрывшую окрестные поля. Кони — один был оседлан, а другой навьючен — брели по лужам.

За его спиной, когда он добрался до вершины холма, взмыли вверх башни и шпили замка Аралуин. Но Холт не оглянулся, чтобы насладиться великолепным зрелищем. Его взгляд был устремлен вперед.

Он услышал, что за ним едут двое всадников, еще задолго до того, как они поравнялись с ним. Уши Абеляра дернулись от гулкого топота копыт, и Холт понял: его конь узнал животных, принадлежавших рейнджерам. Холт понял, зачем они едут. Он почувствовал легкий укол разочарования. Он-то надеялся, что в суматохе, расстроенный его изгнанием, Кроули забудет забрать у него один небольшой предмет, который теперь придется отдать.

Со вздохом смирившись с неизбежным, рейнджер легко коснулся поводьев Абеляра. Безупречно выдрессированный конь тут же откликнулся на этот жест и остановился. Вьючной конь за его спиной сделал то же самое. Цокот все приближался, и Холт ждал, равнодушно уставившись вперед. Вскоре к нему подъехали Кроули и Джилан.

Кони негромко заржали, приветствуя друг друга. Трое всадников были более сдержанны. Они неловко молчали, затем Кроули наконец заговорил:

— Что ж, Холт, ты уехал очень рано. Нам пришлось поторопиться, чтобы догнать тебя. — Он чересчур рьяно демонстрировал сердечность и пытался скрыть печаль.

Холт без всякого любопытства оглядел двух коней. В холодном влажном воздухе от их крупов поднимался легкий пар.

— Да, я вижу, — ответил он спокойно.

Рейнджер пытался не замечать отчаяния, отражавшегося на юном лице Джилана. Он знал, что его бывший ученик глубоко страдает, пытаясь объяснить для себя действия учителя, и смирил свои чувства, пытаясь изгнать из сердца скорбь.

Следующие слова Кроули произнес сухо:

— Холт, есть кое-что, о чем ты, видимо, забыл. Жаль, что я вынужден настаивать на этом, но… — Он помедлил.

Холт не хотел облегчать командиру задачу и придал лицу непонимающее выражение:

— У меня есть сорок восемь часов на то, чтобы покинуть королевство, начиная с рассвета. Я пересеку границу к сроку. Вам необязательно меня сопровождать.

Кроули покачал головой. Краем глаза Холт увидел, что Джилан взглянул и уставился на землю. Все это причиняло ему много боли. Холт знал, зачем пришел Кроули, и запустил руку под плащ, нащупывая серебряную цепь.

— Жаль, что ты об этом вспомнил. — Холт старался говорить весело, но ему помешал комок в горле.

Кроули печально тряхнул головой:

— Холт, ты знаешь, что не можешь оставить амулет. Так как тебя изгнали из королевства, в войске ты тоже больше не служишь.

Холт кивнул. Когда он расстегнул цепь и протянул маленький серебряный лист главе рейнджеров, в глазах у него защипало. Металл все еще хранил тепло его тела. Кроули сжал Дубовый Лист в ладони, и взор Холта затуманился. Всего лишь маленький кусочек яркого металла, подумал он, но как много он для него значит. Большую часть жизни он с гордостью носил на груди символ рейнджера, а теперь лист не принадлежал ему.

— Прости, Холт, — горестно произнес Кроули.

Холт приподнял плечо.

— Это все мелочи, — вздохнул он.

И снова повисла тишина. Кроули вглядывался рейнджеру в глаза, стараясь разгадать, что скрывалось в их глубине. У старого рейнджера был равнодушный вид. Это была лишь маска, но прилегала она плотно. Наконец командир склонился к нему:

— Зачем, Холт? Зачем ты это сделал?

В ответ снова все то же раздражающее пожимание плечами.

— Как я и говорил, слишком много бренди. Вы же знаете, я никогда не умел пить.

В этот раз Холту удалось улыбнуться. На его бледном, осунувшемся лице улыбка выглядела жутко, как оскал черепа. Кроули откинулся в седле, разочарованно качая головой.

— Храни тебя бог, Холт, — тихо произнес он срывающимся голосом, а затем, с необычной для себя резкостью дернул поводья, развернул коня и галопом унесся прочь — назад, к замку Аралуин.

Холт проследил за ним взглядом. Пятнистый плащ рейнджера скоро скрылся в пелене дождя. Холт повернулся к бывшему ученику с грустной улыбкой, и на этот раз он не притворялся.

— Прощай, Джилан. Я рад, что ты пришел попрощаться со мной.

Но юный рейнджер с вызовом покачал головой.

— Я здесь не для прощаний, — резко бросил он. — Я еду с тобой.

Холт приподнял бровь — такое знакомое Джилану движение, что ему невыносимо было смотреть в лицо бывшему учителю.

— В изгнание? — спросил Холт со слабой усмешкой.

— Я знаю, куда ты отправляешься. — И кивнул в сторону навьюченного животного, терпеливо стоявшего позади Абеляра. — Ты взял с собой Тягая. Ты ведь едешь за Уиллом, правда?

Сначала Холт хотел все отрицать, но ему уже до смерти надоело играть роль. Для него стало огромным облегчением признаться в истинных мотивах своих поступков.

— Я должен, Джилан, — сказал он негромко. — Я ему пообещал. Иначе я не мог уйти.

— И ты решил отправиться в изгнанники? — В голосе бывшего ученика звучало недоверие. — А тебе не приходило в голову, что Дункан может тебя казнить?

Холт пожал плечами. На этот раз в его жесте не было никакой насмешки, лишь решимость.

— Я сомневаюсь, что он поступил бы так. Я вынужден был пойти на этот риск.

Джилан грустно покачал, головой:

— Ну что ж. В изгнание или нет, я пойду с тобой.

Холт отвернулся. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Надо признать, предложение заманчивое. Он отправлялся в долгий, тягостный и опасный путь, и общество Джилана, как и его меч, ему бы очень пригодились. Но юноша нужен был в другом месте, и Холт, уже обремененный виной за собственное дезертирство, не мог позволить бывшему ученику поступить так же.

— Нет, Джилан, тебе нельзя, — просто ответил он. Тот набрал в легкие воздуха, чтобы ответить, но Холт жестом попросил его молчать. — Послушай, я попросил отпустить меня на поиски Уилла, и мне сказали, что я нужен здесь. — Он сделал паузу, и Джилан понимающе кивнул. — Я рассудил, что здесь нужда во мне меньше. Но это мое личное мнение, и я могу ошибаться. Эта история с Фолдаром разворачивается совсем не лучшим образом. Нужно побыстрее с ним покончить: выследить, напасть из засады и схватить. И, честно говоря, из всех рейнджеров на эту работу, по-моему, ты подходишь лучше остальных.

— Кроме тебя самого, — возразил Джилан, и Холт признал его правоту. Самомнение тут было ни при чем: он просто согласился с истиной.

— Возможно, так и есть. Но это лишь подтверждает мои слова. Если мы оба уйдем, Кроули придется искать кого-то еще.

— Мне все равно, — упрямо ответил Джилан, связывая поводья в тугой узел, а потом снова распутывая его.

Холт мягко улыбнулся юноше:

— А мне не все равно. Я знаю, каково это — нарушить свое слово. Это наносит очень глубокую и тяжелую рану, поверь мне. И я не позволю тебе так поступить.

— Но Холт! — в отчаянии вскричал Джилан, и старый рейнджер увидел, что тот вот-вот расплачется. — Это я виноват в том, что покинул Уилла. Я оставил его в Кельтике! Если бы я не ушел, скандианцы ни за что бы его не поймали!

— Не вини себя за это. Ты сделал то, что должен был. Вини лучше меня за то, что я снарядил на задание юношу, достаточно отважного и честного, чтобы поступить так, как поступил он. И за то, что я научил его делать такой выбор.

Холт помолчал, чтобы посмотреть, какой эффект произведут его слова. Он знал, что Джилан колеблется. И старый рейнджер нанес последний удар:

— Разве ты не понимаешь, что я смог оставить свой пост только потому, что ты на месте. Потому что я знаю — ты заменишь меня. Но если ты откажешься, мне уйти не удастся.

От этих слов Джилан сник, смирившись с правдой. Он, опустив голову, хрипло пробормотал:

— Ладно, Холт. Только найди Уилла. Найди и приведи обратно, и плевать на твое изгнание.

Холт улыбнулся и похлопал юношу по плечу:

— Меня изгнали всего на год. Мы вернемся, ты и оглянуться не успеешь. Бог в помощь, Джилан.

— Бог в помощь, Холт, — прерывающимся голосом промолвил молодой рейнджер.

Взгляд его затуманился, и он услышал глухой цокот копыт: по мокрой дороге Абеляр и Тягай уходили в сторону берега.

Ветер дул Холту в лицо, обдавая его легкими брызгами дождя. На обветренных щеках старого рейнджера брызги собирались в капли и стекали вниз.

Странно, но некоторые из них на вкус были солеными.

Конец ознакомительного фрагмента