Перумов - Эльфийская стража_2
| <<<предыдущая страница | следующая страница>>> |
Лемех промолчал. Не хватало ещё этих гостей незваных в его домашние дела впутывать! Нет уж, пока ещё он в своём доме хозяин и сам решать будет — кому и что делать, каким ремеслом заниматься. Ариша дом унаследует, а Гриня в мастеровые пойдёт, всякие поделки у него неплохо получались…
Четверо воинов тем временем поставили парящий котёл в головах раненой. Густой коричневатый пар стлался по земле, словно настоящий туман — не выходя, однако, за пределы навеса.
— Мы задержимся ненадолго, Лемех, — сказал предводитель, оправляя плащ. — Ни еды, ни постелей нам не нужно. Завтра мы отправимся дальше — спасибо твоему младшему сыну, если б не он, мы застряли бы здесь на несколько седьмиц.
Звучало это словно «Ты можешь идти!». Лемех, впрочем, предпочёл не обижаться.
— Все равно, гости дорогие, так дела не делают, — решительно сказал он. — Вы меня и моих по именам знаете, а сами даже и не назвались. Нехорошо както. Чай, в честный дом зашли, не в ушкуйничий притон.
— Гм… да зачем тебе наши имена, Лемех? — сказал стрелок, не поворачивая головы, — он стоял на коленях, склонившись над раненой. — Что они тебе скажут?
— Неважно, — насупился Лемех. — А всётаки зватьвеличать мне както вас надо.
— Ну, хорошо, — вздохнул предводитель. — Меня можешь звать Полночью.
— Полночью? — поразился Лемех.
— Полночью. А что тут такого? Твое имя ведь тоже не просто набор звуков. А вот он, — Полночь кивнул в сторону стрелка, — на твоём языке будет зваться Месяцем.
Месяцлучник коротко поклонился.
— А она? — спросил Лемех, указывая на раненую эльфийку.
— Она? О, её имя как раз тебе под стать, — усмехнулся Полночь. — Она — Борозда.
— Лемех… и Борозда. — Месяц поднялся с колен. — Она моя невеста, Лемех. Запомни это.
Лемех зло сощурился. Эх, не будь он один, да ещё и без оружия, поучил бы тогда этого Перворождённого нахала вежеству!
— Оставь, Месяц, — поморщился Полночь. — Лемеха не знаешь, что ли?
— Знаю, — вздохнул Месяц. — Прости, Лемех. Сорвалось…
— Ну и ладно, — проворчал Лемех. — Раз ничего от меня больше не надо, пойду я. Дел невпроворот. Найда!
«Хозяин! Хозяин! Беда! Беда! Горе!»
Найда вихрем влетела в так и оставшиеся незакрытыми ворота. Шерсть на загривке встала дыбом, зубы оскалены. Она не знала, как называются те, кого она, движимая своим звериным чутьём, выследилатаки на самых подступах к заимке Лемеха, но и того, что увидел Лемех её глазами, вполне хватило.
Гончие Крови во всей своей несказанной красе.
— Гончие! — рявкнул Лемех прямо в ухо оторопевшему Полуночи. — Добралисьтаки, выследили, так вас, следопытов хреновых, перетак и разтак!.. Ариша! Арбалеты!
Никто из домашних Лемеха отродясь не видывал таких бестий. Это вам не могучие, злые, но — обычные хищники окраин Зачарованного Леса, те, что навеки так и остались между эльфами и людьми. С этими никто из Лемеховых бы не сплоховал, но Гончие…
Лемех не знал, кому служили эти твари, — ни одна из попадавшихся ему книг об этом впрямую не говорила, а где уж простому наёмнику вплотную заниматься библиографическими изысканиями! Никогда ещё Гончие не появлялись так близко от границ Зачарованного Леса, страшные байки бродячих сказителей долгое время так и оставались байками, какими пугали детей зимними вечерами, когда всётаки выпадал снег.
— Гончие? — запоздало удивился Полночь. — Откуда? Я их совершенно не…
…Шестеро тварей, взявшись невесть откуда, вынырнули возле самых ворот заимки. Вынырнули словно и впрямь изпод воды. Только что никого тут не было, лишь утоптанная земля с торчащим коегде подорожником, а теперь тут застыли создания, каких не увидишь и в страшном сне, потому что сны мы создаём себе сами, как учил Лемеха один учёный монах — перед тем, как помер от голода во время осады Литонского монастыря в Кинте Дальнем…
Эльфы, как стояли кружком вокруг раненой, так бы и остались — но только теперь уже лежать, разорванные не то чтобы даже в клочья, а много меньше — если б не стрелы Лемеха и сыновей. Арбалеты ударили дружно и метко, Лемех не зря тратил княжьи гривны, покупая самые лучшие оголовки, подолгу вывешивая и балансируя болты. Морду самой смелой из Гончих почти что разорвало в клочья — стрелы проходили навылет, оголовки проворачивались в ране, дробя кости и кромсая плоть; громадные зелёные буркалы выбило, голый череп с редкими бурыми волосами, невесть как на нём державшимися, лопнул, словно взорвавшись изнутри; тварь припала на передние лапы, судорожно скребя землю громадными когтистыми лапами, но пятеро остальных в тот же миг рванулись вперёд. Молча, беззвучно, стремительно — они видели врага, и остановить их не могла даже смерть.
Выстрелить успел только Месяц, схватиться за меч — только Полночь. Четверо простых воинов, не столь умелых или же не столь удачливых — они оказались ближе к воротам, чем их предводители, — схватились с Гончими врукопашную. Шестая, безголовая тварь, мотая торчащим из разорванной шеи позвонком, словно чудовищным стеблем, тоже метнулась вперёд — болты ударили ей в бок, опрокинули наземь; Лемех, Ариша и Гриня стреляли, не тратя время на перезарядку оружия — это дело женщин. И как стреляли — ухитряясь попасть в волчком крутящихся Гончих, не задев при этом лесных воинов.
Страшный лук Месяца прогудел похоронным звоном, тяжёлая стрела пробила грудь зверя навылет, однако лишь слегка задержала его прыжок. Правда, эльфу и этого мига хватило, чтобы откинуться назад, выставив перед собой длинный и тонкий кинжал, невесть как возникший в левой руке лесного воина. Серебристая сталь пропорола грудь бестии, но та лишь зарычала, опрокинув Месяца наземь, — эльф едва успел увернуться от длинных, блеснувших зелёным ядом когтей.
А стрелы всё летели, они не могли убить зачарованных тварей, но всётаки не давали им рвать свою добычу совсем уж без помех — сбившая одного из воинов Гончая сама опрокинулась, пробитая сразу тремя стрелами; окровавленный воин вскочил, с размаху воткнул в дернувшегося зверя клинок — и отскочил, собой закрывая раненую эльфийку, потому что шестая Гончая, получившая больше всех в самом начале схватки, благоразумно избегала нападать на вооруженного и сопротивляющегося врага; непонятно было, как обезглавленная тварь ухитряется видеть, но раздумывать на эти темы никто, понятно, не мог.
Полночь ловко отмахивался серебристым клинком — клочья плоти так и летели, однако Гончая словно и не чувствовала боли и не думала отступать. Месяц выдернул кинжал, вонзил снова — ничего. Казалось, Гончих можно убить, только изрубив на куски; арбалетные стрелы отбрасывали их, опрокидывали — но упрямые бестии вставали снова и снова.
Покрытые кровью эльфы всётаки сумели сомкнуть круг вокруг раскинутого тента, защищая свою раненую.
Лемех в очередной раз вскинул поданный женой арбалет. Ясно дело, что дело дрянь, как говаривал ротный Арпаго, когда их отряд в очередной раз попадал в засаду, — стрелами Гончих не остановить, здесь нужно чародейство; эх, эх, сейчас бы того мага, что ходил както с их Ротой, по какимто своим делам в Кинте Дальнем оказавшись!
Там, на дворе, Полночь чтото яростно закричал на своём языке, вроде как призывая своих идти в атаку, размахнулся клинком, снеся полбока бросившейся на него Гончей, — и сам тотчас упал, потому что безголовая бестия бросилась на него сзади; Ариша послал меткую стрелу, болт пробил твари шею, но не остановил.
Лемех в свою очередь взял прицел — и невольно замешкался, увидел, как на носилках шевельнулись окровавленные тряпки. Упала, растеклась по земле волна золотых волос, поднялась тонкая рука — жест, наверное, должен был казаться властным, но вышел просто жалким, — однако в следующий миг даже не способного и нечувствительного к магии Лемеха окатило такой волной Силы, что он едва удержался на ногах. Тряпьё упало, эльфийка выпрямилась — казалось, даже не пошевелившись; рука попрежнему поднята над головой, и теперь этот жест не казался уже ни смешным, ни жалким. Опаляющая Сила текла с поднятой руки, такая, что даже Гончие Крови остановились и попятились, впервые нарушив молчание и принявшись глухо завывать, словно от страха. Серебристоизумрудным светом заискрились, зажглись клинки эльфов, стрела Лемеха пронеслась, оставляя за собой чёрноалый след, попала в грудь отпрянувшей Гончей — и тварь нежданно завыла в агонии, валясь на бок и судорожно дёргая когтистыми лапами. Сверкнул меч Полночи, разорвав шею ещё одной твари — однако, как ни странно, Гончая лишь дёрнулась, зубы клацнули рядом с лицом эльфа — его оружие не обрело той же силы, что и простые стрелы Лемеха с сыновьями. Шесть арбалетных болтов — и шесть Гончих легли бездыханными, хотя едва ли эти порождения чёрной магии обладали способностью дышать.
Бой закончился.
А эльфийка замертво рухнула обратно, уткнувшись лицом в землю.
Несмотря на собственные раны, шестеро эльфов разом бросились к ней, словно и впрямь могли чемто помочь.
— Гриня! — страшным голосом внезапно закричал Месяц. — Сюда! Скорее!..
Лемеху показалось — его младшенький сейчас сиганёт прямо из окна. Гриня кубарем покатился вниз по узкой лестнице, едва ли не быстрее того же арбалетного болта вылетел на улицу.
Лемех с досадой плюнул, в сердцах хватив арбалет об пол. Вот не было печали! Младшенькийто вон как полетел, чуть из штанов не выпадая; ему, отцу, случалось не дозваться сына — пока подзатыльником не угостишь, сидит и мечтает себе о чёмто, как говорится, — о зелёных лугах, наверное; а тут стоило эльфу позвать… Может, и правильно жена говорила: застоялся парень, девка ему нужна, тогда, быть может, и не запал бы так на эту соломенноголовую красотку.
Но что сделано, того не изменишь. И остаётся ему, Лемеху, теперь только скрипеть зубами при виде того, как сын широко раскрытыми глазами глядит на эльфийку и слова склонившегося над ним Месяца слушает, будто это само святое Спасителево писание.
«Что столбом стоишь? — зло рявкнул сам на себя Лемех. — Ждёшь, пока они Гриньке совсем глаза отведут, Спаситель ведает что с ним сделают?! Иди туда, отец ты или кто?!»
…И Полночь, и Месяц, и остальные четверо эльфоввоителей разом обернулись, стоило Лемеху появиться на крыльце. Гриня с Месяцем стояли на коленях, дружно водили руками над неподвижной эльфийкой, ворожили, противное Спасителю колдовство творили, если верить настоятелю отцу Никодиму, которому Лемеху волейневолей приходилось покорствовать, потому что не ровён час — донесёт святой отец, и не успеешь оглянуться, как примчатся сюда из Княжгородка лютые псыинквизиторы суд творить и расправу…
Месяц только коротко взглянул на хозяина заимки и снова отвернулся — продолжать своё чародейство, а вот Полночь, напротив, широкими шагами двинулся через двор наперерез Лемеху.
«Он что, остановить меня хочет?» — волной толкнулся жаркий непрошеный гнев. И, словно чувствуя ярость хозяина, невесть откуда вывернулась Найда — умница Найда, молодчина Найда, сберегла свору, не бросила в безнадёжную схватку с Гончими Крови — что ей жизни какихто там эльфов!
Так, вдвоём, они и пошли навстречу гостю.
Надо сказать, выглядели эльфы неважно — Гончие изрядно их помяли и потрепали. Правда, держались лесные гости достойно — свои раны заботили их явно меньше, чем бесчувственная эльфийка.
— Стой, Лемех, стой! — Полночь чуть ли не умоляюще протянул руки навстречу человеку. — Стой, не мешай им! Мы можем потерять Борозду, если твой сын не поможет нам!
— Волшбу эльфийскую творить… — хрипло проговорил Лемех и сам сделался себе противен — не он ли в мыслях крыл изверговэкзекуторов последними словами, сулясь «вот пусть только посмеют ко мне сунуться…».
— Святая Инквизиция? Боишься доноса, Лемех? Среди работников ненадёжные есть? Ну, об этом мы тоже поговорим… если ты согласишься, конечно.
— На что это я согласиться должен? — мрачно осведомился Лемех, стараясь не упускать Гриню из вида. Ну и дела — эльф сам покрыт кровью, еле на ногах стоит — а речи ведёт не о себе, и даже не о Гончих — почему оружие Лемеха оказалось действенней зачарованных эльфийских клинков — видно, и в самом деле ценна для них эта Борозда, если ради этого они, гордецы, ему, Лемеху, двор готовы плащами мести…
Полночь пристально взглянул Лемеху в глаза.
— Про Эльфийскую стражу слыхал, человече? — напрямик спросил лесной воин.
Эльфийская стража! Кто ж про неё не слыхал! С некоторых пор гости из Зачарованного Леса стали сами переманивать окрестных поселенцев себе на службу — мол, не платите ни подати в Княжгородок, ни десятину церковную, а платите вы нам, да и то сущую ерунду — двадцатый сноп с богатого урожая, а в недород и вообще ничего с вас не возьмём; с инквизицией мы сами разберёмся, а вы находниковдобытчиков в наш лес не пускайте, о княжьих походах предупреждайте, ну, а уж если придёт беда — встанем все совокупно против вражьей рати!
Да только как этому самому Перворождённому втолковать, каково это — против своих идти?
— Слыхал, только вот что мне в ней толку? — пожал плечами Лемех. — Немногие, я знаю, на посулы щедрые поддались…
— Пока немногие, — с нажимом сказал эльф. — Но их становится всё больше и больше. Я не буду с тобой хитрить, Лемех, ты нам нужен. И ты, и Гриня, и Ариша. Вы все.
— А ято думал, двадцатый сноп вам надобен… — не удержался Лемех. Полночь выразительно поднял брови.
— Ты прав, — неожиданно сказал эльф. — Насчёт двадцатого снопа. Хлеб нам нужен, очень нужен… нет смысла от тебя это скрывать. Но куда больше нам нужны люди. Даже больше… больше, чем сейчас кипяток. Не откажи в любезности, Лемех, — когти и клыки у Гончих ядовиты, и если мы не…
— Эй, бабы! Кипятка сюда, да побольше! — рявкнул Лемех, поворачиваясь к дверям дома. — Сейчас притащат, — посулился он.
— Так вот, Лемех, слушай, — Полночь стёр кровь с лица зелёной замшевой перчаткой, посмотрел, скривился, сдёрнул перчатку с руки, зашвырнул подальше, за забор. — Большие дела завариваются на юге, койкому в Княжгороде наш лес поперёк горла встал…
— А мы должны его своими телами закрывать? — зло перебил Лемех эльфа. Не хотел он с ним спорить, и смысла говорить всё это не было, а вот поди же ты — не сдержался…
Полночь, сощурившись, посмотрел на человека, и Лемех, куда как неробкого десятка, отчегото почувствовал тошноту — так стало страшно.
— Не пугай! — нашёл в себе силы прохрипеть Лемех. — Не на таковского напал…
— Знаю, — проговорил эльф. — Потому и терплю.
— Терпишь? — криво усмехнулся Лемех.
— Терплю. И говорю с тобой, крови не утерев.
— Так утри! Что за спешка? Я, чай, сквозь землю не провалюсь.
— Я могу провалиться, — хладнокровно заметил эльф, проводив взглядом Аришу, легко протащившего через двор неподъёмный дымящийся котёл с кипятком. — А другие, Лемех, могут оказаться не столь терпеливы, как я.
Лесные воины начали приводить себя в порядок, Месяц с Гриней всё ещё ворожили над эльфийкой.
— Вы, порубежники, сейчас как между молотом и наковальней, — вновь заговорил Полночь. — Княжья рать через ваши места пойдёт — тоже несладко придётся. Скот вырежут, женщин… ну, сам понимаешь. Да ещё и вперёд вас погонят — под наши стрелы. А ежели с нами встанешь, Лемех, то по крайней мере семья твоя в безопасности будет. Всегда сможет в глубину Зачарованного Леса уйти.
Лемех ничего не ответил. И для чего этому эльфу так его уговаривать? Так о жизни его заботится?.. Случалось, гости лесные целые заимки сжигали, со всеми обитателями, ни детишек не жалели, ни стариков, ни баб. А тут — эвон как. Иное чтото им от меня надо, думал Лемех. Уж не Гриню ли? Неет, не видать им парня как своих ушей.
Полночь терпеливо ждал.
— Решай, Лемех, решай, — наконец нарушил молчание эльф.
— А почему сейчас? Что, на пожар спешим? — огрызнулся Лемех. — Такие дела, знаешь ли, с кондачка не делаются.
С этими гостями лесными говорить — всё равно что в детскую игру играть: «да и нет не говорите, чёрно с белым не берите». Отделывайся полунамёками, на вопрос отвечай вопросом, а у кого лучше язык подвешен — у утончённого эльфа, что носа из своего Зачарованного Леса невесть сколько лет не высовывал, или у тёртого жизнью мужика Лемеха, что и в наёмниках послужил, и мир повидал, и за правое дело сражался, и, как говорится, за левое…
— Что ж мне тебя, в Лес сперва вести? — возмутился Полночь. — Нет на это у нас времени, Лемех, нету, понимаешь? Вон, Гончие Крови уже и до этих мест добрались. Думаешь, на заимке своей отсидишься, за высоким забором? Думаешь, арбалеты от таких тварей — защита? Кабы не волшебство Борозды, ничего не сделали б Гончим твои стрелы…
— А кабы не мои стрелы, так и волшба Борозды ни к чему б оказалась, — отпарировал Лемех.
— Верно, — неожиданно легко согласился эльф. — Ни к чему оказалась бы. Заговорены твари были против нашего чародейства, кем и как — сейчас уж неважно. Твои болты требовались, холодное железо, человеком выкованное… — Полночь оборвал речь. — Ну, да об этом тоже после потолкуем. Вот что я тебе скажу, Лемех, не знаю уж, поверишь ты мне или нет, — страшные времена подступают, кровавые, такие, что наши предсказатели даже ворожить не осмеливаются. Хватит кровью да обидами считаться. Или все вместе выстоим — или все вместе сгорим, да в таком огне, что даже и души не останется. Что, не веришь?..
— Трудненько тебе поверить, гость дорогой, — усмехнулся Лемех. — Ты вот пугаешь, а мне нестрашно…
— Ну да, да, ты человек жизнью тёртый, — с досадой перебил эльф, — с «Весельчаками Арпаго» на Кинт Дальний хаживал, по мятежным провинциям Мекампа гулял, бунты в Эгесте подавлял… Всё про тебя знаю. Ты, прежде чем золотой принять, его не только на зуб пробуешь, но и кислотой травишь. Ладно, будь потвоему. Оставлю тебе вот это, — Полночь протянул Лемеху руку. На ладони эльфа лежала искусно вырезанная деревянная свистулька, не как у людей — в форме петушка или медведя, или ещё какого зверя, а просто сучок неошкуренный.
— В него подуешь — я тебя всюду услышу, если, конечно, сам жив буду, — сказал Полночь. — Думай, Лемех, думай, безумие наступает, кто знает, не пришлось бы тебе против княжьей рати рогатину поднимать. Объявят вас еретиками нечестивыми, с богомерзкими эльфами якшающимися, — что делать станешь?
— Спаситель же сам сказал: несть ни эльфа, ни человека, ни гнома подземного, ни невеличка лесного, — возразил Лемех. — Или среди вас, эльфов, в Спасителя никто не верует?
— Зачем нам веровать, если в Зачарованном Лесу ещё и такие остались, что в лицо Его помнят? — ответит вопросом на вопрос Полночь. — Нам верить не надо. Мы и так всё знаем… Но сейчас всё может перемениться, Лемех. Слова Спасителя слишком уж многие горазды посвоему толковать. Святой Престол в Аркине, говорят, энциклику пустил — мол, только к людям приходил Спаситель, только их оберегал, а всё остальное Его, мол, не касалось… Впрочем, чего нам сейчас об этом спорить — если поладим, то и поговорить время найдётся.
— Вот и ладно, — кивнул Лемех. Полночь отошёл, вернулся к своим, один из эльфоввоинов принялся накладывать предводителю повязку на длинную кровоточащую царапину, оставленную когтем Гончей. Лемех потоптался на месте — никто больше не обращал на него внимания, Месяц с Гриней были поглощены ворожбой, остальные эльфы — своими ранами.
«Хозяин! Что прикажешь, хозяин?!»
«Ничего, Найда. Пока ничего. Следи, глаз не спускай!»
Собака коротко гавкнула, отдавая своре уже непонятный для Лемеха приказ. Псы рассыпались по двору, затаились — и словно нет их.
Поправив для вида двери сарая, Лемех чинно вернулся в дом. Велел Арише идти с ним и поднялся на галерею с бойницами.
— Сиди здесь, — приказал Лемех сыну. — Смотри за гостями нашими, как бы чего не учудили. Гриня там ворожит — на него тоже смотри. Как бы парню глаза не отвели. Если увидишь, что он к воротам за ними двинулся, — разрешаю ему беличью стрелу в зад вогнать, ежели иначе остановить не удастся.
Ариша вопросов задавать не стал.
— Всё понял, батюшка, исполню в лучшем виде.
Хороший всётаки у меня старший, послушный да понятливый, подумал Лемех, спускаясь вниз.
Эльфы возились на дворе ещё долго. Извели весь кипяток на какието примочки с припарками, попросили ещё. Месяц с Гриней наконец бросили рукоблудствовать над раненой, уселись прямо на землю, тяжело дыша, — Лемех зорким взглядом даже издали углядел совершенно безумные глаза младшенького.
Пора.
Дверь тяжело бухнула у Лемеха за спиной — хакнула, точно осадная катапульта. И бывший волонтёр «Весельчаков Арпаго» Лемех пошёл вперёд так, словно за ним грохотала коваными сапожищами вся его рота. Только на сей раз, предчувствовал Лемех, ему будет куда труднее.
Гриня уже малость оклемался и теперь, глупо расшелепив губы, во все глаза глядел на едва пришедшую в себя эльфийку. А она, чародейка лесная, тоже смотрела на него… и так смотрела, что Лемеху вновь стало не по себе. С обладательницей такого взгляда спорить ох трудненько — того и гляди в жабу превратит, если, конечно, верить бабьим сказкам, что эльфы на такое способны.
— Гриня! Пойдём, Арише поможешь, — обычным своим строгим, но не чрезмерно, голосом сказал Лемех. И заметил, как разом уставились на юношу все шестеро эльфов.
Та, которую лесные гости называли Бороздой, лишь затрепетала ресницами, но так затрепетала, что у Лемеха перехватило в груди.
Гриня поднялся, не отрывая при этом взгляда от обрамленного золотыми волосами лица. Лемех не сомневался, что парень сейчас едва ли чтото вообще слышит — это ноги его сами понесли, отцовский голос узнав.
— Он нам ещё может понадобиться, — не слишком любезным тоном сказал Месяц. — Борозда ещё очень слаба… отдала слишком много сил, когда колдовала.
— Дозволь уж ему остаться, почтенный Лемех, — произнёс Полночь, и хозяин заимки вновь увидел, как дрогнули лица эльфов. Они очень старались сдержаться, но всётаки не смогли. Оно и понятно — назвать человека «почтенным»! В страшном сне такое раньше только присниться и могло.
— Дозволь, батюшка! — взмолился и Гриня.
— Ежели раненой вашей хуже станет — позовёте, гости дорогие, — непререкаемым тоном сказал Лемех. — Чай, не за три моря бежать. И мига не пройдёт, как рядом с вами окажется. А работу его домашнюю я на других перекладывать не собираюсь, да и вообще — в своём доме пока что я хозяин.
— Пока он в угольки не превратился, — угрюмо сказал Месяц.
— Это мы ещё посмотрим, — посулился Лемех.
— Смотри, смотри, человече, — Месяц вытащил короткий серповидный кинжал и принялся вырезать свою стрелу, что так и оставалась торчать в груди мёртвой Гончей. — Смотри, как бы всё на свете не просмотреть.
— Ты, гость дорогой, говори, конечно, что вздумается, на то ты и гость, — не утерпел Лемех. — Да только вежество тебе тоже не мешало помнить. Я к вам не приходил. Границ Зачарованного Леса не переступал. За камни ваши проклятущие не заглядывал. Вы сами ко мне в дом пришли, раненую принесли, стали помощь просить — а теперь грозите? Хороши же, нечего сказать!
— Месяц! — резко сказал предводитель. — Лемех прав. Ему бесполезно грозить. Он должен понять всё сам… — и Полночь добавил чтото поэльфийски.
Шестёрка лесных воинов, уже промывших и перевязавших раны, собралась вокруг носилок с раненой Бороздой. Полночь негромко заговорил, то указывая на неподвижную эльфийку, то обводя рукой кругом. Эльфы угрюмо слушали. Лемех не стал пялиться — какое ему дело до их разговоров? — вернулся в дом успокоить жену и домочадцев да поглядеть Гриню — какую такую силу в нём гости незваные отыскали?..
Своего младшего Лемех нашёл в малой горнице на втором этаже просторного дома. Парень сидел, уткнув лицо в сгиб локтя, и Лемех даже не отцовским чутьём — а былым опытом наёмника, коему довелось и дядькой побывать, пестуя молодых, толькотолько вступивших в роту вчерашних пахарей да рыбаков, понял, что говорить сейчас с Гриней нечего. А надо либо ушатом холодной воды окатить, либо…
И всётаки Лемех заговорил. Потому как сидел перед ним всётаки сын, а не новичок «Весельчаков Арпаго».
— Так чего это ты там с ними ворожил, сынок?
Гриня вздрогнул, отвёл руку от лица.
— Не знаю, батюшка… — и испуганно втянул голову в плечи.
— Это понятно, — терпеливо сказал Лемех. — Скажи, что в тебе ощущалось? Ну, больно это было или там жарко, к примеру, или, наоборот, — словно после доброй браги, когда в пляс тянет или там песню завести?
Гриня с усилием потёр лоб.
— Нет, батюшка. Это… это как тепло, что изнутри идёт…
— Ага, значит, всётаки как брага, — с удовлетворением заметил Лемех. Гриня покраснел.
— Да нет же, батюшка… — начал было он, но Лемех только махнул рукой.
— Вот что я тебе скажу, молодший. Много на тебя, да и на нас тоже сегодня свалилось. В тебе вот эльфы силу некую открыли. Это, наверное, хорошо, дело для нас полезное. Только ты помни: эльфа слушать не кашу кушать — в животе не прибавится. И на Борозду эту тоже, знаешь, смотреть долго не следует… — «эх, зря только время трачу. Всё равно не послушает малец… Но и не сказать тоже — как?».
— А ежели позовут, батюшка? — робко осведомился Гриня.
— Ежели позовут — иди, — без колебаний сказал Лемех. — Всякое у нас с эльфами бывало, и ратились, и мирились, но сейчас они — гости. А раз гости, то и понимай соответственно.
Гриня быстро кивнул, но в глазах блеснула радость. Ну конечно — ещё раз на златоволосую эльфийку взглянутьто охота!..
Однако в тот день эльфы его так и не позвали. Сидели кружком вокруг неподвижной Борозды, не ели, не пили, не разговаривали — замерли, точно куклы. Малопомалу сгустился вечер, свора Найды рассыпалась ночным дозором, Лемех вышел во двор лишний раз проверить запоры — мало ли кого привлечёт пролитая здесь кровь нечисти — а Полночь, Месяц и четверо безымянных воинов всё сидели и сидели, полуприкрыв странные свои эльфийские глаза с узкими, словно щель дверная, зрачками, и — ни гугу.
Лемех с ними заговаривать не стал. Зазорно хозяину утомлять гостей излишним вниманием — себя уронить можно. Гость, ежели ему что надобно, должен о том хозяину сказать, ну а уж хозяина долг — расстараться и достать просимое, горы свернуть и вверх ногами перевернуть, а добыть. Потому как иначе тоже чести дома урон.
Ночь прошла спокойно. Никто не шлялся вкруг частокола, никто не тревожил псов; однако наутро Полночь сам постучался в двери Лемехова дома, не стал даже ждать, когда хозяин на двор выйдет.
Предводитель эльфов не тратил слов на приветствия и прочее. В глазах плескалась тревога, которую он скрыть то ли не мог, то ли не хотел.
| <<<предыдущая страница | следующая страница>>> |