Алекс Орлов - Опасные союзники (Сокровища наместника - 2)

АЛЕКС ОРЛОВ

ОПАСНЫЕ СОЮЗНИКИ

Жизнь в Пронсвилле оказалась не такой беспечной и простой, как поначалу казалось Мартину и Рони. Да, цены на городском рынке были заметно ниже лиссабонских, но время шло, и заработанные деньги таяли, тем более что большую их часть Мартин с Рони потратили на покупку дома на окраине города с участком в двадцать таланов и хозяйственными постройками. Это обошлось в триста двадцать золотых терций — сумма немалая.

Разумеется, можно было купить за гроши усадьбу в деревне, но ехать в деревню они не хотели, там был свой маленький мирок, свои отношения, впутываться в которые ни Мартину, ни Рони не хотелось. Им хотелось удобств и процветания, ведь ради этого они немало потрудились.

Мартин даже подумывал завести семью и приглядывался к цеху белошвеек. Рони был для женитьбы слишком молод и поглядывал в сторону служанок — те были куда легкомысленнее.

Вместе с тем компаньоны понимали, что нужно как-то зарабатывать на будущее, поэтому купили пустующую лавку, привели в порядок и занялись торговлей коваными гвоздями и подковами.

За первые пару недель удалось наладить кое-какую клиентуру — наценки на гвозди делали совсем небольшие, и через месяц кованых гвоздей брали уже по дюжине, а сапожных и вовсе по три фунта. Стала продаваться проволока-тянучка, ее поставлял деревенский кузнец за двадцать миль к северу, а брали мебельщики — чего-то там стягивали.

В общем, дела пошли, и Мартин подумывал вскорости открыть вторую лавку на другом конце города, но — не сложилось.

В одну из ночей лавка запылала, и остались от нее только головешки — товар перед поджогом вынесли.

Уличный сторож утверждал, что ничего не видел, однако старательно прятал глаза и, когда Мартин пытался допросить его с пристрастием, угрожал пожаловаться королевскому полицайпрокурору.

Впрочем, и так было ясно, кто устроил поджог. В слободе имелись еще пять лавок по гвоздям и скобяной части — поджечь мог любой из их владельцев, поскольку цены новых лавочников никого не устраивали.

— Я найду этих сволочей, Мартин! Вот увидишь!.. — грозился Рони и действительно нашел. Через три дня запылали все пять скобяных лавок, и месть была произведена, однако легче не стало. Тридцать золотых монет, отданных за лавку, назад не вернулись, а на погоревшее место желающих не было.

Вместо покупателей горелого участка явился лично королевский полицайпрокурор в сопровождении двух сержантов — с главного рынка и с рыбного.

Мартин тогда сидел перед домом и кормил уток, которых разводила их домработница Зена — немолодая женщина пятидесяти с лишним лет. Зена вела все домовое хозяйство, считала расходы, и Рони с Мартином были счастливы, что однажды приняли ее на должность сторожа.

— Доброго дня, господин Мартин без фамилии… — издалека начал полицайпрокурор, а в дальнем конце переулка жались на углу пятеро владельцев погорелых лавок, которые и вызвали королевского чиновника.

— Доброго и вам здоровья, ваше превосходительство, — ответил Мартин, прогоняя уток и сбрасывая с колен крошки, которыми кормил птиц. Он подошел к невысокой ограде, понимая, о чем пойдет речь, в то время как Рони прятался за сараем.

Разговор был коротким. Предъявить обвинения уважаемым домовладельцам полицайпрокурор не мог, и все обошлось полунамеками. Как выяснилось при разговоре, в ночь поджогов Мартин спал, Рони тоже спал, и их работница также спала крепко, поскольку напилась капель валерианы от нервов. Мартин выразил свое сожаление, что ничем не смог помочь, и пожаловался, что их тоже пожгли — точно таким способом.

В общем — обошлось.

Но это были пустяки по сравнению с тем, что деньги почти кончились, а никакой новой торговли или другого прибыльного дела партнеры не нашли. Остававшаяся горстка серебра еще давала им возможность прожить в скромности месяца два, но в дальнейшем не наблюдалось никаких улучшений, поэтому однажды, сидя за ужином, Мартин и Рони, ковыряя вилками засахарившееся варенье, предавались невеселым думам.

Все свои идеи они уже использовали, а новых не приходило.

— Чего заскучали, хозяева? — спросила их баба Зена, ставя на стол позавчерашние полпирога с грушами.

— Дык, нету дела-то, — вздохнул Мартин и принялся жевать черствую корку, которую бросил три дня назад, да теперь Зена снова ее подсунула. Корка была жженой, но Мартин не замечал, поглощенный невеселыми думами.

— Зарабатывать нечем, баба Зена, — добавил Рони и сунул в рот кусок колотого сахара. Потом шумно запил его отваром и так же, как и Мартин, стал глядеть перед собой в стену.

— Ну, я похожу, поспрашиваю, — неожиданно сказала Зена, собирая крошки шербета и ссыпая их в отдельный мешочек — для особо приближенных уток.

У Зены учитывалась каждая крошка, и если бы не мясо да утиные яйца, серебро закончилось бы месяц назад, а так они еще сносно питались, и Зена обещала устроить на земле огород — все равно участок пустовал.

В ночь после визита королевского полицайпрокурора Мартин с Рони долго не могли уснуть, все смотрели в темноту и вздыхали, предлагая и тут же отвергая новые планы финансового оздоровления.

По всему выходило, что следовало уволить Зену, продать дом с землей и переехать в деревню, чтобы там на эти деньги сводить концы с концами еще лет двадцать. Плохо? Плохо и скучно. Но ведь жили же как-то деревенские, и ничего — женились, плодились, растили деток.

— Мы могли бы завести корову, — предположил Мартин и вздохнул. Он и с утками-то справлялся с трудом, хотя Зена доверяла ему только угостить их крошками. А тут — корова.

— Лучше уж к лихому ремеслу вернуться, пока нас здесь никто не знает… — пробубнил Рони.

— Это не лучше, чем корова и даже свиньи, Рон. Вернувшись к ремеслу, ты ничего не выиграешь. Нет, мы постараемся что-нибудь придумать.

Они немного помолчали, но сон так и не шел.

— А знаешь, мы могли бы не увольнять Зену, если поедем в деревню. Она такая хваткая, все знает, все умеет.

— Это да, с ней будет проще. Она и огород может посадить.

— И я смог бы помогать ей — землю копать. Я однажды рыл подкоп под домом одного купца. Большой такой, длинный, мы через него не только золотишко вынесли, но даже стулья и бархатные занавески. И все за два часа, пока он на рынке с семьей шатался.

— Ладно, давай спать. Утром что-нибудь придумаем.

И они, наконец, заснули. А утро встретило их ясной погодой, пришедшей на смену густой облачности и легким ночным штормам, которые были характерны для этого времени года.

Несмотря на то что делать было особенно нечего, Мартин с Рони вставали достаточно рано, чтобы, позавтракав, отправиться в центр города и в порт, в поисках какой-нибудь работы или новой идеи.

Перед завтраком, верные приобретенной привычке, они чистили зубы, правда, уже не той первой щеткой — она стерлась от активного применения. Зена скрутила им на палочках воланы из бараньей шерсти, которые тоже годились в дело. А вместо белой душистой глины, которая тоже закончилась, натерла мела с известью, добавила мяты с корицей, и получилась глина ничуть не хуже прежней, и даже, по мнению Мартина, забирало новое снадобье значительно крепче.

Одно время у партнеров была идея продавать подобные средства в городе, но, порасспросив немногочисленных знакомых, они не встретили понимания, все только пожимали плечами и смеялись, удивляясь, что по утрам нужно зачем-то мыть зубы.

Одним словом, эта идея не прошла.

После завтрака Мартин с Рони вышли в город, полные решимости заработать хоть что-то ради принципа.

— Давай ящики в порту потаскаем, — предложил Рони. — А то уже как-то неловко даже.

— Согласен, — кивнул Мартин. — Или, там, двор какой приберем.

Рони не ответил. Все же таскать ящики ему казалось менее зазорным, чем махать метлой. Еще совсем недавно он был вором, и некоторые прошлые понятия в нем держались крепко.

И все же в этот день удача им улыбнулась. С острова Пасконь привезли четыре баржи соли, и все работники порта нанялись на их разгрузку. Мартин с Рони туда не попали — поздно пришли, однако тут же подвернулось торговое судно с Инзийского края, привезшее шкуры и валяную шерсть. Владельцы спешили управиться при хорошей погоде — разгрузка в дождь могла испортить товар, поэтому набирали всех подряд и изрядно переплачивали, так что Рони с Мартином принесли домой по серебряной монете.

Их одежда была пропитана потом, ноги гудели, болели спины, однако они были счастливы, ведь этот заработок приостановил их финансовую катастрофу.

Не обращая внимания на ворчание Зены, которой предстояло отстирать испорченную одежду, Мартин с Рони помылись теплой водой с крыши, где она нагревалась на солнце в старом медном баке, надели чистое исподнее и пошли на свой заросший участок пить отвар из кислой травы, который хорошо делала Зена.

Сегодня они чувствовали себя настоящими добытчиками.

Где-то в полночь на улице залаяли собаки, но Мартин с Рони их даже не услышали — после тяжелой работы они крепко спали. Своей собаки у них не было, а чужие не слишком беспокоили. Между тем некто, убедившись, что в этом дворе ему ничто не угрожает, перемахнул через каменную ограду и приблизился к дому. Встал к стене, огляделся и пошел кругом, проверяя, нет ли возможности забраться внутрь.

Но никаких прорех в обороне найти не удалось, а закрытые изнутри ставни поддеть ножом не получалось, сколочены были на совесть. Дверь также выглядела основательной, и даже скважина старого замка закрывалась изнутри заслонкой.

Незнакомец вздохнул и, приметив на заднем дворе еще несколько построек, двинулся в их направлении. Это было не то, на что он рассчитывал, однако и в пристройках случалось раздобыть хорошую одежду, связку колбас, а то и живого поросенка.

Чужак подошел к двери и замер, прислушиваясь — полная тишина. Он приоткрыл дощатую дверь, и та даже не скрипнула. Вошел внутрь и стал привыкать к темноте.

Света неполной луны, падавшего в окошко у дальней стены, ему хватало. Он был человеком привычным и умел шуровать на ощупь.

Вдруг впереди щелкнуло огниво, и за перегородкой загорелся прикрытый стеклом светильник.

Чужак достал нож и встал к стене. Главное — не дать поднять тревогу. И он был готов действовать.

Послышались шаркающие шаги, к тонкой двери перегородки кто-то подошел и остановился. Налетчик крепче сжал нож и затаил дыхание, собираясь бить, не раздумывая.

Неожиданно по его шее, словно змея, скользнула веревка, и не успел он испугаться, как сильный рывок заставил петлю затянуться. Раскинув руки, налетчик рухнул на пол и выронил нож. Не дожидаясь, пока он опомнится, Зена перебросила веревку через балку и, ухватившись за нее, повисла всем весом.

Поняв, что его удушают, налетчик вскочил, но петля поддернула его еще выше, затягиваясь все сильнее и не давая глотнуть воздуха.

— Не… не уби… вай… — прохрипел он.

Зена поддернула еще разок, потом отпустила веревку, и налетчик упал лицом вниз, а она тотчас завернула ему руки за спину и связала свободным концом веревки. Пока он приходил в себя, она подняла нож и села на перевернутый ящик.

— Перо-то у тебя кованое, не по чину, — сказала она, когда пленник смог повернуться на спину.

— Не мое это, от корешка одного досталось…

— От корешка, — повторила Зена и воткнула нож в дощатую стену. — Кого в городе знаешь?

— Да много кого…

Налетчик был несколько озадачен внешним видом особы, которая так жестко его скрутила, ведь это была пожилая худощавая женщина с седыми волосами, в застиранной ночной рубахе. Одним словом — старуха.

— Так кого ты знаешь?

— Писклявого знаю, Кузнеца, Чигиря, Быча и Фуфу Зеленого…

— Это кто, мелочь?

— Нет, это самые основные — и в центре, и в порту. А ты, вообще, кто?

— Баба Зена я.

— Я тебя не знаю.

— Теперь знаешь. Что же мне с тобой делать?

— Отпусти меня, баба Зена. Отпусти, и так невезуха доконала. Второго дня колодники приняли, в подвале трясли — воду морскую в рот лили, едва не утопили. А в морду так дали, что едва сдюжил! Отпусти!..

— Не ори, — сказала Зена и вздохнула, раздумывая о чем-то своем. — Что за колодники?

— Дык этого, рыбного торговца Овцера люди. У него целая армия — в одном Пронсвилле на службе полсотни состоит, а еще по окраинам.

— Зачем ему столько?

— Так у него флот рыбачий немереный, шаланды так и снуют. Рыбой на полземли торгует — сильно развернулся.

— И ты такого туза раздеть решился?

— Да где раздеть-то, баба Зена? Ни за что захомутали, я там не один в засаду попал, они полслободы перехватали.

— Хипижуют?

— Не то слово!.. Кто-то Овцера обидел, братва говорит — ларец унесли, а в нем золота всего фунта на три, да только это наследство какое-то, дорогое для него очень. Вот и подумали на наших.

— А вы не брали?

— Не брали. У нас дураков нет против Овцера переть, он же хуже разбойника — к полицайпрокурору жаловаться не побежит, волкодавов своих натравит.

— Стало быть, приезжие?

— Стало быть, так, но я тебе больше скажу…

Пленник заерзал, пытаясь улечься поудобнее, но при каждом движении перекинутая через перекладину веревка затягивалась на шее сильнее.

— Баба Зена, развяжи, я тебе все расскажу, ты же из наших — я вижу…

— С чего ты взял, что из ваших?

— По ухваткам.

Зена вздохнула и, встав с ящика, один движением распустила узел на руках пленника. Тот сразу освободился и, сев на полу, заулыбался, переводя дух. Потом снял с шеи петлю и отложил веревку в сторону.

— Одним словом — дело совсем мутное. Вроде как был спор у этого Овцера с какими-то купцами иноземными. Цена спора и тема неизвестны, но они пообещали его наказать и наказали. Ларец не просто увели, а перекололи охрану, по слухам — целую дюжину.

— Где этот Овцер обретается?

— На Галламе у него дом в городе, а еще в Запашке на берегу, там, где белый песок. Яруса в три. И забор такой, что не сунешься.

— Ладно, поняла.

Баба Зена выдернула из стены нож и подала пленнику рукояткой вперед.

— Бери перо и выметайся. Тебя здесь не было, мы не виделись.

— Да я, Зена! Да я никому!.. — засуетился пленник, пряча нож. — Спасибо тебе!..

— Иди уже… Как там твое погоняло?

— Творог!

— Ух ты!.. Надеюсь, хотя бы жирный?

— Не знаю, но бабам нравится!..

Творог выскочил за дверь и, разбежавшись по двору, перемахнул через ограду.

Заслышав шум, с запозданием загавкали соседские собаки, а Зена вздохнула и, подойдя к ночнику, прикрыла его колпаком.

До побудки хозяев оставалось часа четыре, она могла поспать, прежде чем начать готовить завтрак.

Огонь в светильнике зашкворчал и погас. Зена зевнула и пошла к себе.

Тесто было поставлено с вечера и хорошо поднялось. Начинку Зена тоже сделала заранее, поэтому, разведя огонь в печи, принялась за готовку — к завтраку она наметила пирожки с картошкой и кислой сметаной.

Оба хозяина — старший и младший — пирожки любили.

Сделав обычную работу и накормив Мартина с Рони, Зена наскоро прибралась и, переодевшись, вышла в город, чего не делала уже с полгода, поскольку не было ни нужды, ни желания.

А чего ходить, если продуктовый рынок находился в паре сотен шагов от дома. Там были и овощи, и масло, и мука, и рыба. Вот и сидела дома. А в городе шум, грохот, повозки, нищие, прохожие и горластые зазывалы, от этого она давно отвыкла.

Люди сновали, задевая ее, толкали и спешили дальше по своим делам.

Иногда проносились карманники, но она, скромно одетая, их совсем не интересовала. Зато сама Зена буквально слышала, как воры втыкали проворные пальцы в чужие карманы то тут, то там, а потом уносились прочь с добычей, ввинчиваясь в толпу, словно ужи в тину.

Как же давно она не видела этой городской суеты! И тому были свои причины, ведь по здешним улицам ходило немало людей, кто мог напомнить ей о прошлых подвигах и потребовать уплаты.

Переваливаясь в плетеных чеботах, Зена, улицу за улицей, миновала центральную часть и по Молочному прогону двинулась к западной — морской части города, наслаждаясь ароматами зрелых сыров, парного молока и простокваши. Она могла пойти и по Рыбной улице, но там пахло совсем иначе, молочная нравилась больше.

После Молочного прогона стояло несколько прачечных домов, потом тянулся пустырь с остатками снесенных построек, а еще шагов через триста начинался высокий забор из камня, за которым высились стены владений рыбного магната Овцера.

Зена прошагала вдоль стены и остановилась у глухих ворот, шитых из дубовой доски и носивших следы ударов тяжелого оружия — меча и молота. Видно, не зря у здешнего хозяина имелась немалая гвардия.

Зена подошла к воротам, дотронулась до них ладонью, а потом ударила.

«У-у-у,» — отозвались дубовые доски.

— Кто там?! — крикнул из-за ограды охранник.

— Это я — молочница!

— Какая, на хрен, молочница?

— Обычная. Принесла ряженку и каймак — как заказывали.

— Кто заказывал?

— Господин Овцер…

Возникла пауза, охранник охранял, но соображал туго.

— Да когда он мог тебе заказывать?

— А гулял по городу в прошлый раз со своими молодцами, кинул взгляд на мой товар, попробовал, сказал, что в жизни не пробовал лучше…

— Ладно, заходи.

Грохнул стопор, одна из створок подалась, и Зена проскользнула за первый рубеж.

Теперь перед ней было последнее препятствие без забора и дубовых досок — сидевшие у мощеной дорожки раскормленные гвардейцы Овцера.

— Эй, колбаса, ты это куда правишь? — проорал один из них, выходя на мостовую и расставляя руки, словно рыбу ловил.

— Мне нужен господин Овцер.

— Я тебе сейчас уши отрежу, тварь! Ты как сюда прорвалася?

Охранник демонстративно выхватил кинжал, а остальная компания дружно заржала.

— Молочница я — что непонятно? — возразила Зена, не прекращая движения.

— А где твое молоко?

— В корове!

— А где корова, дура старая?

— На лугу — где еще?

— Мы никакого молока не заказывали!.. Наш хозяин любит острый продукт!.. — сообщил охранник, когда Зена остановилась напротив него.

— Вы, барин, может, и не заказывали, но господин Овцер желает меня видеть, — заявила Зена с такой уверенностью, что охранник задумался.

— Ты чего мелешь, старая? — спросил он уже не так нагло. — Я тебя не пущу.

— Доложи господину Овцеру, что есть новости про Маржинскую дорогу.

— Какую дорогу?

— Маржинскую.

— А ему это надо? — задал вопрос охранник, пытаясь держать марку.

— Пошел и доложил! — приказным тоном произнесла Зена. — А я здесь подожду.

Охранник одернул китель, покосился на приятелей в поисках поддержки, но те лишь плечами пожали — дескать, кто его знает?

— Ладно, старая, жди здесь… — сказал охранник и направился к дому, а Зена вздохнула и посмотрела вверх, на шпили дворца Овцера. Ох и развернулся рыбный король — ох и развернулся.

Стены его дома были выложены не из ракушечника — самого дешевого камня на побережье, а из настоящего черного камня, тяжелого, как железо, который возили за сорок миль, и оттого он делался не золотым, а дважды золотым.

Как воспримет этот визит рыбный король города Пронсвилля, Зена не знала — она рисковала. Однако без риска нельзя получить желаемое, это она знала еще с тех времен, когда рисковала очень часто. Иногда совершенно без нужды.

Настойчивость старухи удивила охранника, он видел здесь многих посетителей, но все они, даже те, кто был высокого звания и при деньгах, посматривали на дюжих охранников с опаской. Но только не эта старуха. Хотя — как старуха? Старая женщина — так было точнее. Она не выглядела беспомощной, просто в годах.

Но что скажет хозяин? Он был скор на выводы, мог и в морду заехать, если не понравится хоть слово. А охранник в морду не хотел, тем более что хозяин бил больно, до кровавой раны. Многие ходили со шрамами после такой расправы, но хорошо хоть места не лишал.

— Ты куда? — спросил охранника лакей, который был негласным первым лицом во всей обслуге.

— К хозяину с докладом.

— Что за доклад?

— Баба старая ломится, говорит, что хозяину эта встреча очень нужна.

Охранник развел руками, следя за реакцией лакея. Тот служил здесь лет тридцать и знал о жизни хозяина много такого, о чем охранники и не догадывались.

— Может, полюбовница старая? — произнес лакей и почесал в затылке.

— Это ты у меня спрашиваешь?

— Это я у себя спрашиваю, — уточнил лакей и вздохнул. — А чего вообще говорила — как назвалась?

— Никак не назвалась. Доложи, говорит, господину Овцеру, что есть новости про Маржинскую дорогу.

— Так и сказала?

— Слово в слово.

— Охо-хо, — покачал головой лакей и поправил съехавший набок парик.

— Чего стонешь?

— А то, что у хозяина через ту дорогу много переживаний намешано…

— И чего? Может, не ходить? — забеспокоился охранник, помня о недавней участи своего коллеги, который принес хозяину «не ту новость» и был жестоко бит. Овцер его мог и вовсе затоптать, не вмешайся вовремя слуги.

— Не, ты сам иди. А то, как же без доклада?

— А может, ты доложишь?

— А я при чем? Я в комнатах служу, мне насчет ворот ничего не сказано. Но я тут постою, так что топай без боязни.

— Без боязни, — повторил охранник и, поправив шляпу, вздохнул. Затем подошел к дверям и постучал.

— Что за дела?! Кто там скребется, как крыса подвальная?! — проревел Овцер. От страха у охранника закружилась голова, в лицо пахнуло холодом, но отступать было поздно, и он вошел в присутственный апартамент хозяина.

— Доброго утра, достопочтенный господин Овцер! — произнес он и поклонился.

— И?

Овцер стоял возле полки с книгами и глядел в золоченые переплеты, негодуя на ранний визит охранника. Он уже который день был не в духе.

— Ваша милость, пришла старая женщина, к вам просится.

— Старая женщина? — удивился Овцер. Он привык к разного рода просителям, но то были в основном купцы, нуждавшиеся в приращении капитала, а тут — старая женщина.

— Что ей нужно?

— Ну, так — встретиться с вашей милостью.

— А кто она такая?

— Не сказала, ваша милость, только что-то про дорогу обмолвилась.

Овцер так посмотрел на охранника, что тому показалось, будто его пригвоздили к стене холодной пикой.

— Про какую еще дорогу? — не разжимая челюстей, проговорил Овцер и двинулся на перепуганного охранника.

— Про Маржинскую, ваша милость… Но я про нее ни слуху ни духу! Первый раз слышу!..

Овцер шагнул к нему ближе, и охранник со страху осел у стены, с ужасом взирая на широкоплечего хозяина в дорогой шелковой сорочке и красных бархатных штанах солдатского покроя.

У Овцера была короткая черная борода и жгучий взгляд, пронизывающий до костей. Сейчас он был босой — любил ходить по теплому полу и оттого казался охраннику еще более диким.

Склонившись над холопом, Овцер сжал огромные кулаки так, что щелкнули суставы, но, вспомнив досадный инцидент месячной давности, взял себя в руки и отошел к окну.

— Как она выглядит?

— Ну… это…

Охранник понял, что пронесло, однако соображал пока очень плохо.

— Ну… она это… она сухая такая… Но глаз строгий, ваша милость, очень строгий глаз!

— Хорошо, веди ее сюда.

— Су… слушаюсь… — прошептал охранник и, не сразу найдя дверь, выскочил вон. После него в комнату вошел старый лакей и застыл в выжидательной позе.

— Сапоги подай.

— Вон они, ваша милость. И носочки к ним из крученых ниточек. Чистая шерсть! — елейным голосом пропел лакей и, приблизившись, поставил пару сапог с запущенными в них носками. — Желаете, чтобы обул?

— Пошел вон.

— Слушаюсь, — пробормотал лакей и вышел спиной вперед. Дверь закрылась, и Овцер, вздохнув, принялся обуваться.

Едва Зена вошла в апартаменты, провожавший ее лакей тотчас захлопнул дверь. Пришлось осматриваться самой, и она прошла в середину просторной комнаты.

Вдоль стен стояла мебель орехового дерева, кое-где украшенная резной костью и золотом. Дорогое зеркало с настоящей амальгамой высилось до самого потолка, а новомодные гобелены, привезенные из Ингландии, были развешаны без счета.

Половину окон закрывали тяжелые шторы, и комната освещалась лишь с одной стороны — светом окон, выходивших во двор.

Но, несмотря на богатую обстановку, дорогое дерево на полу и серебряные светильники, уюта здесь не ощущалось, только напряжение и страх. Хозяин чего-то боялся.

Зена вздохнула и коснулась левого рукава, где был спрятан кинжал, с которым она не расставалась тридцать лет.

Она пришла с миром, но кто знает, как настроен хозяин?

Он появился из потайной дверцы, скрытой заморской мозаикой, в то время как Зена ожидала его у лакированной двери с инкрустациями.

— Ты кто? — сразу спросил Овцер, наступая на Зену и пытаясь вспомнить, откуда ему знакомы ее черты.

Горничные, прачки, белошвейки, купеческие жены, дамы из семейств королевских чиновников — все былое пронеслось перед глазами Овцера, но это было не то. К тому же по Маржинской дороге он проезжал десятки раз.

— Не признал? — спросила Зена, пристально глядя на Овцера и по его глазам понимая, что он далек от этого.

— Стоп!

Овцер скрестил руки на груди и кивнул:

— Ты — та самая разбойница! Зена!..

— Ну, наконец-то. Думала, не вспомнишь.

— Да я тебя никогда не забуду, потому что поклялся найти и убить, тварь ты такая!.. — закричал Овцер, яростно жестикулируя и надвигаясь на непрошеную гостью, но та не сдвинулась с места, а Овцер остановился перед ней и, опустив руки, сказал: — Ты постарела, но осталась прежней Зеной.

— Я старалась.

— Ты помнишь, сколько унесла моего золота?

— Сорок фунтов, без двух унций.

— Точно. Но ты же понимаешь, что за эти деньги тебя убьют трижды?

— Да хоть четырежды, Ярмук, ты это золото уже не вернешь.

— Дело не в золоте, дело в чести! — снова начал распаляться Овцер. — Ты опозорила меня! В конце концов — я поклялся! Почему ты так со мной поступила?

— Ты хамил, ты распускал руки, ты вел себя, как вырвавшийся из загородки бык.

— Ты мне просто понравилась! — развел руками Овцер.

— Ты мне тогда тоже понравился…

— Правда?

— Правда.

— Ты лжешь.

— Нет, не лгу. Иначе бы я заколола тебя в том грязном кабаке, но я просто ушла.

— Ты разрезала рот до ушей моему слуге!.. — напомнил Овцер.

— А ты приказал ему задержать меня и кричал вслед оскорбления.

— А ты решила отомстить?

— Нет, сначала я узнала, что по Маржинской дороге повезут монеты. Это сулило неплохой куш.

— Кто тебе сказал?! — воскликнул Овцер, разом возвращаясь на тридцать лет назад.

— Точно не помню, какие-то прислужники, что подносили вам в кабаке закуску. Вы были неосторожны, наболтали лишнего, а они услышали и за пару серебряных монет продали новость моим людям. А уже потом я узнала, что это твой обоз.

— А что же не отказалась, если я тебе нравился? — криво усмехнулся Овцер.

— Нравился — не нравился… — Зена усмехнулась. — Дело прежде всего, Ярмук.

Они помолчали, возвращаясь в далекие события прошлого. Овцер вспомнил, как после ограбления искал тех, кто продал его разбойникам, и избавлялся от подручных, полагая, что вина лежит на них, но все оказалось проще.

А Зена вспоминала, с какой яростью дрались за золото Овцера его бойцы — это было самое кровавое побоище на дороге из всех, что она знала. Позже она корила себя за упрямство, ведь в этом бою она положила почти весь свой отряд, и хотя в результате получила золото, восстановить свое маленькое войско у нее больше не получилось.

А золото, что же — оно утекло между пальцев. Что-то украли свои, что-то потратила, что-то проиграла в Веронге. Три фунта монет пришлось отдать, выкупая у герцога Мальоре своего лучшего лучника, но ее обманули и вернули стрелка отравленным — он умер через пару недель.

Постепенно разбежались оставшиеся люди, а по ее следам пошли охотники, посланные Ярмуком и еще несколькими пострадавшими от Зены торговцами. Пришлось бежать, скрываться, затаиваться и снова бежать, потому что охотники были умелыми, а их хозяева продолжали им платить.

Лишь несколько лет назад, после долгих скитаний Зена сумела вернуться в эти места. Зачем — и сама не знала. Просто она здесь родилась, здесь от портовой воровки поднялась до вожака крупной и лихой банды.

— Я все еще не простил тебя, Зена, и ничего не забыл. Ты очень рисковала, когда шла сюда, и у меня нет ни малейшего желания отпускать тебя.

Зена посмотрела Овцеру в глаза — там были гнев, злоба и боль одновременно. Он не блефовал, он действительно хотел отомстить.

— Да, я рисковала, Ярмук. И я бы не пришла просто так — повидаться. Меня привело к тебе дело.

— Дело? У тебя ко мне дело?! — воскликнул Овцер и расхохотался. Однако быстро успокоился. Видно было, что ему сейчас нелегко и вовсе не Зена была тому причиной.

— Что у тебя может быть за дело, Зена? Ты видела себя в зеркало?

— Я знаю, что не молода, ты меня этим не обидишь, но я пришла, чтобы предложить помощь.

— В чем мне может пригодиться твоя помощь?

— Я слышала, тебя крепко обокрали и унесли что-то важное…

— И что, ты знаешь, кто это сделал?

— Еще нет, но можем договориться, и я возьмусь за это.

— У тебя снова банда? — усмехнулся Овцер.

— Нет, просто имеются ладные люди, которые могли бы помочь. Честно скажу, я пока с ними об этом не говорила — не было смысла, но если тебе будет интересно…

— А какой тебе в этом прок? Надеешься заслужить прощение?

— Просто деньги. Я получу процент, ну и, конечно, хотелось бы загладить перед тобой вину. Хоть немного. Ты можешь мне не верить, но теперь, с годами, все прошлые подвиги уже не кажутся мне такими уж прекрасными — кровавая слава превратилась в тяжелый груз, который давит все сильнее.

Овцер помолчал, переваривая услышанное, потом вздохнул и спросил:

— Где ты пряталась все это время?

— Много где. В Варнавии, на Пролитексе и даже в Урутако.

— М-да, так далеко охотников я за тобой не посылал.

Решив, что разговор с Зеной имеет смысл, Овцер вызвал лакея, и скоро в комнате поставили стол с двумя стульями, выписанными из Ингландии.

Едва Овцер с Зеной сели, на столе появились сладости и горячий новомодный напиток, который возили из пустынных земель из-за моря.

— Попробуй это, Зена, не отравишься, — сказал Овцер, пригубливая напиток из своей чашки.

— Ну, даже не знаю…

Она попробовала и покачала головой.

— Горький…

— Это поначалу, но если пить его сладким и со сливками — будет вкусно.

— С сахаром и сливками все вкусно, — заметила Зена и, отодвинув чашку, посмотрела на Овцера, показывая, что ждет ответа.

— Пришли мне своих людей, я должен увидеть их, поговорить с ними. Сколько их?

— Пока двое.

— Пока?

— Я знаю, что у них есть еще верные люди.

— Понятно.

Овцер окунул в напиток белый сухарик, положил его в рот и принялся задумчиво разжевывать.

— Ты у них кто?

— Кухарка и хозяйство веду.

Зена ожидала, что Овцер засмеется или хотя бы ухмыльнется, но он никак на это не отреагировал.

— Что у них за подвиги имеются, знаешь?

— Напрямую спрашивать опасалась, только рядом да около. Они оба из воров, но в завязке.

— Точно?

— Точно. Я такие дела сразу вижу. Проводили обоз с дорогим товаром, отбивались от разбойных шаек и кое-чего похуже.

— С визитерами из-за гор?

— Из-за гор, — кивнула Зена. — Сечи были неимоверные, мало кто дошел до места, но дело они сделали и за то спокойны. Опять же золото за работу у них тоже имелось. Не ворованое золото, это точно.

— А как определяешь?

— Ворованное утекает сразу, его не удержишь, и воры за добычу особенно не держатся, пропивают и снова за ремесло. А эти — нет, основательные, в дом вложились. Честные люди.

— А в прошлом воры.

— В прошлом — да.

— Ха, интересные у тебя хозяева, Зена.

— Ты как будто еще не все сказал, Ярмук, — сказала Зена, замечая во взгляде Овцера тени, которые так и не рассеялись.

— Большего говорить не нужно, Зена. Если сговоримся, я расскажу больше, а если нет — трепаться ни к чему.

— Хорошо, тогда я пойду, — сказала Зена, поднимаясь.

Овцер тоже встал.

— Пусть приходят после второй стражи. Как их зовут и как они выглядят, чтобы охране сказать?

— Один седой, хотя и не такой старый, это Мартин. Второй парнишка молодой — Рональд.

— Ладно, пусть приходят. А сговоримся — деньгами не обижу. Свежие люди мне бы пригодились, свои не справляются — не тому обучены.

Возвращаясь домой, Зена зашла на рынок недалеко от дома, чтобы купить зелени для сметанного соуса.

Мысленно она уже выстраивала предстоящий разговор, прикидывая, как лучше начать, чтобы ее хозяева не слишком удивились неожиданной инициативе своей кухарки. В конце концов, она решила говорить напрямую, а уже по тому, как пойдет беседа, добавить подробностей.

Хозяев она застала за упражнениями с дубинками, они фехтовали ими, словно мечами, да так, что щепки летели. Иногда, случалось, кто-то получал по голове или отбивал руку — тогда Зене приходилось их лечить, правда, они и сами знали немало средств от всяких ранений. Это Зена давно отметила.

— Эй, хозяева, идите мыться, сейчас на стол накрывать буду! — крикнула она и поспешила на кухню.

Мартин с Рони тотчас свернули ристалище и пошли к большой бочке, куда собиралась дождевая вода. Там они обычно мылись на дощатом настиле, а потом переодевались в домашние штаны и рубахи.

Прежде о подобной роскоши они и не помышляли, однако теперь у них было по полдюжины штанов, рубах и обмоток. Правда, сейчас дело шло к тому, что их богатство пришлось бы продавать на городском рынке.

После помывки, пропахшие мыльным цветком, они прошли в дом, где уже вовсю хлопотала Зена.

— Что там в городе? — спросил Мартин, усаживаясь за стол, где уже дымились чашки с мясной похлебкой.

— Надо бы и самим сходить, — обронил Рони, нетерпеливо хватая кусок хлеба и ныряя ложкой в дымящуюся похлебку.

— Горячая! — напомнила Зена, однако Рони, по своему обыкновению, успел обжечь губы и стал трясти головой.

— Ай, зараза!..

— Простоквашу приложи, сразу пройдет, — посоветовала Зена и села за стол третьей, чего прежде никогда не делала — она обедала в одиночку.

Мартин положил ложку, понимая, что все не так просто, и даже Рони забыл про обожженные губы и сел на стуле ровнее.

— Что-то случилось? — спросил Мартин.

— Я ходила искать для вас работу.

— Искать для нас работу? — переспросил Рони, и они с Мартином переглянулись.

— Ну, вам же нужна работа, хозяева?

— Зена, давно хотел тебе сказать — называй нас по именам, — попросил Мартин. — А то даже неловко как-то.

— Да, неловко, — согласился Рони, помешивая ложкой похлебку.

— Ладно, по имени — так по имени. Мартин, о вас с Рони я знаю немного, но главное я поняла — вы можете сгодиться для денежной работы.

— Насколько денежной? — заинтересовался Рони.

— Есть заказчик, золота у него — полные закрома, и он даст любую цену, но и дело там непростое.

— А кто заказчик? — спросил Мартин.

— Ну, пока еще не заказчик, завтра, после второй стражи, он ждет вас к себе, чтобы присмотреться. Тогда и скажет — будет дело или не будет.

— Мы должны ему хорошо показаться? — уточнил Рони. — Может, новые штаны надеть?

— Нет, штаны сойдут любые чистые, — улыбнулась Зена.

— Со штанами решили, — кивнул Мартин. — А что за человек?

— Ярмук Овцер, рыботорговец.

— Овцер? — удивился Мартин.

— Овцер-мовцер, — в тон ему заметил Рони.

— А чего вы разудивлялись? — спросила Зена, хотя и поняла причину такой реакции.

— Да про него мало хорошего говорят, — пояснил Мартин, приступая к еде.

— Банда у него! Весь город пугает, да еще и окрестности до дальних деревень! — добавил Рони. — Люди говорят — с рыбаков три шкуры дерет, сети в залог забирает, а кто ему слово поперек скажет, те с промысла не возвращаются.

Зена кивнула. Ничего нового она не услышала, но кто она такая, чтобы судить Овцера? У нее случались длинные ночи, когда невозможно было заснуть — страшные видения былых деяний преследовали ее, проступали во всех подробностях при том, что в те лихие года она рубила тесаком, не особо задумываясь.

— Так что, не будете работать на Овцера? — уточнила Зена.

— Отчего же не будем? — пожал плечами Мартин. — Будем, если он нас на подлости подряжать не станет. Что за дело у него?

— Сундук поперли с золотом.

— О, сундуки с золотом! Это дело нам знакомо!.. — сказал Рони и засмеялся, однако, наткнувшись на строгий взгляд Мартина, стал молча есть свою похлебку.

— Большой сундук? — уточнил Мартин.

— Вроде небольшой, но очень для него важный.

— Зена, а с чего ты решила, что мы на такую работу сгодимся?

— Дык, воры вы. Я это давно приметила, но теперь вы из ремесла вышли.

— Что, так заметно?

— Человек простой, конечно, не заметит — ну, мужики и мужики.

— А ты, Зена, значит, не простая? — вставил реплику Рони.

— Да простая я, просто с ворами знакомая была, так их повадки и выучила.

Они помолчали. Мартин с Рони съели похлебку, и Зена унесла посуду, а потом вернулась с двумя порциями овсяной каши с маслом и кувшином ягодного настоя.

Поставив тарелки и разлив по кружкам настой, она налила себе и снова села за стол, давая понять, что разговор еще не закончен.

— Ты, Мартин, судя по повадкам, на каторге побывал?

— Нет, чаша сия меня минула. Просто в дыре сидел.

— И долго?

Мартин вздохнул, готовясь ответить, но его опередил Рони:

— Двадцать лет, как один день, в крепости Угол!..

— В Угле? Ты двадцать лет просидел в Угле?!

— Просидел, — сказал Мартин и неодобрительно покосился на Рони. Тот пожал плечами, дескать — а чего такого?

Зена помолчала, осмысливая услышанное. Она много слышала об этой тюрьме, но те, кто попадал туда, считались смертниками. Больше двух-трех лет никто не выдерживал, а тут — целых двадцать! Было чему удивиться. И было чему порадоваться, ведь при таком удивительном раскладе стоимость команды, которую она проталкивала, значительно возрастала.

— Как же ты ухитрился, Мартин?

— По приказу королевского наместника… — буркнул тот.

— Нет, как ты ухитрился выжить?

— Просто повезло.

— Все двадцать лет везло?

— Все двадцать лет. Я ведь счастливчик, Зена.

Мартин облизал ложку и положил на стол.

— У меня и погоняло воровское было — Счастливчик.

— Удивительно, — покачала головой Зена.

— А мне удивительно, что седая прислужница запросто поговорила с рыбным королем Овцером, к которому и с ротой королевских гвардейцев не пробиться. Как ты это объяснишь, Зена?..

— Вот именно, как? — повторил Рони.

Пришло время отвечать Зене.

— Когда я была моложе, он ко мне клеился.

— Клеятся к белошвейкам, Зена, — заметил Мартин. — Или к молодым прачкам. Ты же говорила, что водила дружбу с ворами.

— Ну, хорошо, — кивнула Зена и отхлебнула ягодного настоя. — Мы здесь свои, кочевряжиться не буду. Я была Зена-Огонь, грабила за городом обозы. У меня была банда в пятьдесят два ножа, и как-то раз я обнесла Овцера, он потом за мной полжизни убийц гонял, едва уцелела.

— Это похоже на правду, — высказался Рони. Зена в ответ усмехнулась и покачала головой.

— Теперь понятно, почему ты нож «перышком» называла, — сказал Мартин.

— Разве называла?

— Да, пару раз проскочило.

Чтобы не опоздать на встречу с заказчиком, Мартин с Рони вышли загодя и попали в центр города в самый разгар утренней торговли.

Со всех сторон надрывались зазывалы. Потоки возов с разной всячиной двигались во всех направлениях и сталкивались на перекрестках. Извозчики ругались, местами случались потасовки, но Мартин с Рони обходили места конфликта и двигались дальше — сегодня у них были неотложные дела.

Однако совсем избежать утренней толкучки им не удалось. Возле Канатной улицы со стороны Шелковой слободы случилось столкновение подвод. Образовался затор, люди пошли кругом, и местные щипачи бросились снимать нектар, пока не рассосалась удобная оказия.

Мартин шел первым, за ним — Рони. Когда толстые торговки с корзинами перегородили им ход, пришлось остановиться, и в эту пору отряд щипачей разом атаковал всех, кто встал на перекрестке.

Кто-то заорал, хватаясь за мошну, другие и вовсе не заметили, однако Рони прихватил карманника за руку и вывернул так, что тот заорал, прося пощады.

— Не ломай, человек! Не ломай — ошибочка вышла! Думал, братец мой Леопольд, а оказалось, другой человек — пусти, гад, ни за что калечишь!..

— Неужели ни за что, если ты не по делу кныкаешь, босяга?! — ответил Рони, отпуская карманника.

Воришка отряхнулся и, не оценив благородного жеста, крикнул:

— Ты кого босягой объявил, путаный?

— За путаного распутывать будешь, — сурово пообещал Рони.

— Ай, пойдем, — махнул рукой Мартин, увлекая за собой Рони, в то время как карманник растворился в толпе.

Они прошагали еще полквартала, когда из-за очередного угла выскочила шобла из дюжины молодых воров, и у каждого в руках был кривой портовый нож.

Предводителем стоял тот самый карманник, которого прихватил Рони.

— Ну что, портянка деревенская, ответишь за босягу? — спросил тот, ухмыляясь, и редкие прохожие поспешили перейти на другую сторону улицы.

— А ты ответишь за путаного, босяга? — в тон ему ответил Рони, снимая с пояса дубинку.

— Ну, все, путаный, сейчас за все ответишь!.. А ты, седой, отваливай, может, и выживешь!..

— Согласен, — поднял руки Мартин. — Отваливаю.

— Мартин, ты что — бросишь меня? — удивился Рони.

— А чего такого? Это же не черные орки, кучка засранцев — минута работы, и только.

— Эй, ты кого засранцами назвал?! — взревел один из молодых воров, широкоплечий, с обломанным морским тесаком в руках.

— Прошу прощения, господин хороший, уже отваливаю к стене. Прошу прощения…

Смешно раскланявшись, Мартин слегка смутил всю воровскую компанию и отошел к стене на противоположной стороне улицы.

— Начинайте, я пока орешков погрызу!.. — сказал он, делая рукой разрешающий жест.

— Дай я ему башку снесу, Шкиза! — проорал здоровый.

— Не бухти, Грузный, сначала этого уделаем.

Воры стали наступать на Рони, обхватывая полукольцом.

— Не стой на месте, бей по флангам! — подсказал Мартин, пытаясь разгрызть первый орех.

— Чего ты?! — оглянулся Грузный.

— Я говорю — штаны у тебя драные, должно, задницей на забор сел.

— Ах ты!..

Договорить Грузный не успел, Рони атаковал именно его фланг, нанося разящие удары тяжелой дубинкой из можжевелового дерева. Воры падали, тотчас вскакивая, шипя по-змеиному и демонстрируя, что им все нипочем, но Рони снова бил их по голове, и те снова падали, больше не поднимаясь.

Лишь один из них, самый хитрый и проворный, смог зайти Рони за спину, однако получил удар по голове и свалился на мостовую.

— Ну и как ты не заметил? — возмутился Мартин, убирая дубинку на пояс.

— Я не знаю, — развел руками Рони, переводя дух. — Выпустил его из внимания, их-то вон сколько.

И он обвел взглядом стонущих, едва дышащих и лежащих в полном беспамятстве воров.

— Я же тебе говорил — не смотри на того, кого бьешь, смотри вообще! Повсеместно! Ты и раньше в морду получал, оттого что смотрел прямо!..

Рони вздохнул и пожал плечами.

— Ну не смог я его увидеть, что теперь, сожрешь меня?

— А вы правда воры? — спросил неожиданно пришедший в себя вожак шоблы.

— Привет, Шкиза, доброго здоровья, — сказал ему Мартин.

— Вы и говорите, как воры…

Шкиза сел на мостовой, растирая ушибленный лоб.

— Мы были ворами, но теперь мы перестали ими быть, — пояснил Мартин.

— Как это?

— Решили начать жизнь честных людей.

— Решили сделаться лохами, — перевел на язык воров Рони.

— Разве так бывает? — поразился Шкиза.

— Ну, как видишь, — пожал плечами Мартин. — Мы ботаем на воровской фене, но мы ни при делах.

— Не при делах, — повторил Шкиза.

— Всего хорошего, приятель, — сказал Мартин. — И поторопись, колокольчики городской стражи все ближе.

И действительно — напуганные прохожие уже сообщили стражникам, и теперь те бежали к месту драки, изумляя округу звоном колокольчиков на шлемах — так было заведено королевскими прокурорами много лет назад.

К высокому забору, за которым находился дом рыбного короля Овцера, Мартин с Рони пришли за четверть часа до второй стражи. Стукнув в ворота, Мартин подождал, когда в кованом окошке появится охранник, и сказал:

— Двое — к господину Овцеру.

— Старый и малый? — уточнил охранник, пережевывая бутерброд с вареным горохом.

— Так точно.

— Есть такое дело, но чуть позже — ждите пока.

— Ждем, — кивнул Мартин и отошел, но вдруг окошко снова открылось, и охранник прямо весь высунулся наружу.

— Вы там на забор-то не особенно ссыте! Отойдите, вон, к оврагу!..

— Да мы и не думали.

— Все вы не думаете, а забор — зассан, выйти невозможно!

Пришлось ждать, наблюдая, как при солнечном дне голубые бабочки носятся над заросшим сорняками пустырем.

Покупая землю, Овцер постарался сделать так, чтобы все в округе принадлежало только ему. Иначе какая же тут безопасность, если соседом мог стать кто угодно?

— Развернулся дядя, — заметил Рони, усаживаясь на траву, где было поменьше пыли.

— Да уж, деньжищ у него немерено. Одного флоту рыбного — на два квартала причалы с фелюгами, а еще шаланды.

— Все деревни, считай, на него работают: солят, сушат, чистят, требуху варят.

— А требуху на что? — удивился Мартин.

— Так на клей и скотину кормить. Свиньи рыбную требуху обожают, правда, говорят, потом мясо рыбой отдает.

— У моря все рыбой воняет, — махнул рукой Мартин и вздохнул, снова посматривая на строгие башни похожего на крепость дома.

— Как думаешь, колотушки у нас отберут? — спросил Рони.

— Ясное дело. На то и охрана.

Пробил колокол второй стражи. Тотчас открылись малые воротца, и на дорогу вышел охранник.

— Ну и чего стоите? Приглашения ждете? — спросил он, поправляя жестяной шлем на войлочной основе, больше подходящий для форсу, чем для настоящего боя.

Мартин с Рони прошли в ворота и оказались на большом, просторном дворе, лишенном всяких насаждений.

— Прямо идите, там вас направят, — сказал охранник на воротах и запер засов.

Визитеры пошли по мощеной дорожке, осторожно осматриваясь и на глаз измеряя владения рыбного короля.

За забором, как и снаружи, все просматривалось из башен дома, и скрыться от засевших там арбалетчиков было негде. Похоже, у хозяина были основания бояться нападения, причем было заметно, что башни появились значительно позже самого дома — камень, из которого они были сложены, выглядел новее.

Помимо башен, следы переделки были заметны и на самом доме — некоторые из окон первого этажа были заложены.

На дорожку вышел старший охранник с нашивкой вроде сержантской, и с ним еще двое. Оружие из ножен они не доставали, но смотрели на визитеров довольно неприязненно.

— Ножи имеются? — спросил старший охранник.

— Только у меня, — сказал Рони.

— Давай сюда, пусть у нас побудет.

Старший принял у Рони нож и передал одному из своих.

— И колотушки тоже снимайте.

Гости выполнили это требование, передав колотушки старшему. Тот взвесил их на руке и покачал головой:

— Оружие-то у вас разбойницкое.

— Так с мечами по городу нельзя, — заметил Мартин.

— Носите кортики, коли опасаетесь. Кортик двенадцать дюймов вполне себе достаточное оружие.

— Спасибо за совет, мы подумаем.

— Пожалуйста. Теперь снова идите прямо. Там вас лакей у двери примет.

Хозяин дома принял гостей во внутреннем дворе, где хватало и света, и зелени. Именно сюда он выходил послушать пение птиц и шорох листвы. Здесь он гулял меж деревьев, не боясь, что где-то притаилась опасность.

— Ну, присаживайтесь! — сказал Овцер, указывая широкой ладонью на приставленные к столу стулья.

Сам стол располагался на мраморной площадке, и гостям пришлось подняться на пару ступеней.

Они слегка замешкались, стараясь не толкаться и не сбросить угощения, которыми был заставлен стол.

— Да вы не бойтесь, он крепко привинчен к полу, его и ядром не сшибешь, — приободрил гостей Овцер и улыбнулся. — Я пару раз опрокидывал его случайно, потом приказал привинтить.

— Да уж, господин Овцер, у вас фигура вполне кузнецкая, прошу прощения, — заметил Мартин, чтобы завязать разговор.

Овцер засмеялся, ему понравилось такое сравнение.

— Такая стать у меня, конечно, от рождения, но когда был молод, работал пильщиком у одного купца-строителя. Два года полотно тягал вверх-вниз. Здоров стал неимоверно, но, не поверите, — досыта никогда не ел, вся каша в работу уходила, и хотелось не то что котелок подмести, а и вместо всей артели нажраться.

Тут уже заулыбался Рони. Ему польстило, что такой богатый человек, одетый в расшитые золотом сапоги и богатый шелковый халат, так запросто с ними разговаривал.

— Зена говорила, что вы воры…

— Бывшие воры, господин Овцер, — сказал Мартин.

— А разве может вор стать бывшим? — усмехнулся Овцер, разламывая гранат. — Я таких не встречал.

— Теперь мы перед вами.

— Да, теперь вы передо мной, — со странной интонацией произнес Овцер и впился в половинку граната крепкими зубами. Красный сок брызнул по сторонам, словно кровь. Овцер взял белоснежную салфетку и промокнул попавшие на халат капли. Потом вытер губы, посмотрел на одного гостя, потом на другого.

— Угощайтесь, а то мне одному неловко завтракать. Вот орехи заморские, халва. Какой вы пьете отвар? Или, может, желаете чего подороже? У меня получите что угодно.

— Малиновый будет в самый раз, — сказал Мартин.

— Из ягод или цветков?

— А разве из цветков бывают? — удивился Рони.

— Бывают, еще как бывают, — кивнул Овцер.

Он не сделал никаких распоряжений, но через полминуты перед гостями были поставлены два кувшина с узкими горлышками, а еще дополнительный поднос с чашками, заварными конфетами и тремя сортами лукума.

Гости взялись за угощение, разливая по чашкам отвары и пробуя орехи и лукум. Овцер выдержал паузу, давая им отведать угощения, потом спросил:

— Давно живете в городе?

— Уже полгода как, — ответил Мартин, отдавая должное зеленым кубикам лукума.

— А до этого где промышляли?

— В Лиссабоне.

— О, Лиссабон, великая столица! — произнес Овцер, глядя куда-то поверх крыш.

— Вы можете переходить к делу, господин Овцер, — заметил Рони и стал торопливо запихивать в рот заварные конфеты. Он ждал, что их вот-вот выгонят взашей.

Мартин покосился на младшего партнера, однако от замечаний удержался.

— Хорошо, давайте по делу, — согласился Овцер и тяжело оперся на стол, отчего крякнула столешница и завибрировали ножки. — Что вам сказала Зена?

— Она сказала, что у вас что-то увели, и вы хотели бы это вернуть, — сказал Мартин, давно ожидавший этого вопроса.

— И все?

— А что еще?

— Ничего.

Мартин с Рони переглянулись. Заказчик их прощупывал, задавая малопонятные вопросы.

— Оружие-то у вас было разбойницкое, — ни с того ни с сего заметил Овцер.

— Какое было, господин хороший, нам другого совсем не положено, — парировал Мартин, переходя к красным кубикам лукума.

— Это да. Ну и как вы с ним ладите — хорошо?

— Никто еще не жаловался, — сказал Рони, и Мартин мысленно его похвалил.

— Ну, хорошо, допустим, мне нужно сделать одну работу. Но потянете ли вы ее? По виду хлипкие — пристарок да мальчишка. Не больно вы страшные, вот что я вам скажу.

— А вы, господин хороший, кого ждали? — спросил Мартин.

— Я не знаю, — признался Овцер и вздохнул. — Мои люди уже неделю трясут всех и вся, но никаких хвостов от похитителей найти не могут. Думал, Зена подкинет каких-то удивительных пройдох, но вы — точно не они.

— Ну, так мы пойдем? — спросил Мартин, приподнимаясь.

— Идите, что уж там, — махнул рукой Овцер. — Можете орехов по карманам набить — не возражаю.

Рони тотчас стал нагружаться угощениями, а Мартин чуть скривился и сказал:

— За такое пустое беспокойство ворам положено оплату давать…

— Чего? — не понял Овцер. Ему показалось, что он ослышался, ну не мог кто-то вот так просто ему надерзить.

— А того. Звали по делу, дело свернули, значит, следует отстегнуть.

Видно было, как полыхнули гневом глаза Овцера, однако он взял себя в руки, в конце концов, он действительно повел себя малодушно — искал в этой встрече хоть какого-то успокоения, поддержки.

— Хорошо, я с тобой согласен, бывший вор Мартин, — произнес Овцер, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.

Тотчас к столу подошел лакей, держа на подносе шкатулку с монетами. Овцер выбрал серебряный джоун — монету в три терции — и бросил Мартину, а тот его поймал, повертел, словно проверяя, настоящий ли, и, взглянув на Овцера, сказал:

— А может, на золото расщедришься, хозяин?

— Золото?! — переспросил Овцер и нервно расхохотался. Он едва сдерживался, чтобы не приказать своим людям измордовать этого наглеца. — А не жирно ли будет?

— Давай так — если сомну монету пальцами, то не жирно.

— Ломай! — крикнул Овцер и бросил Мартину золотой ливр — монету в пять терций. Тот ловко подхватил его, глядя в глаза Овцера, тремя пальцами смял пополам и бросил на стол — к чашкам и графинам.

Овцер встал, взял смятую монету, ощупал ее и, убедившись, что не обман, спросил:

— А где же ты такому научился?

— В Угле.

— В Угле? Я про это место много слыхивал. И сколько же ты там учился?

— Двадцать лет.

— Двадцать лет, — повторил Овцер и, как завороженный, принялся снова ощупывать смятый ливр. — Присядьте, господа, давайте поговорим еще.

После демонстрации Мартином своих возможностей разговор пошел легче. Овцер понял, что имеет дело с людьми, которые не такие, какими кажутся, и это было хорошо для дела, где Овцер намеревался их использовать.

Похоже, Зена знала, что посоветовать, и ничуть не растеряла былой смекалки.

Попив отвару, компания переместилась в покои, где Овцер чувствовал себя более защищенным, ведь внутренний дворик был открыт сверху.

Да, там можно было не бояться отравленной стрелы или умело пущенного арбалетного болта, однако на открытом воздухе имелись и другие угрозы, о чем Овцер узнал всего несколько месяцев назад. Теперь среди стоявших по углам лакеев за ним приглядывал выписанный из-за моря лекарь, обходившийся Овцеру в двадцать золотых терций в месяц.

Он неслышно перемещался от угла к углу, вместе с остальной обслугой переходил от колонны к колонне и, когда замечал в поведении Овцера странное, подходил ближе и говорил:

— Ваша милость, пора принять лекарство.

И Овцер соглашался. Морщась, он принимал с ложки мерзкий тягучий настой и какое-то время после этого смотрел в точку, чтобы прийти в себя. Вот и теперь — прямо при гостях ему пришлось отойти в сторону и принять заморское зелье, которое не давало ему потерять человеческий облик.

После приема лекарства Овцер вернулся к гостям как ни в чем не бывало, и те тоже сделали вид, что ничего не заметили.

Теперь перед ними стол ломился от угощений, а вместо куцых садовых стульчиков они располагались в дубовых обеденных креслах, которые Овцер, большой любитель древностей, выкупил за безумные деньги у какого-то обедневшего дворянского рода.

Обедали гости в неком подобии охотничьего зала, на стенах которого висели головы охотничьих трофеев: кабанов, лосей и оленей. Почти рядом со столом на гостей хищно скалились чучела льва, медведя, тигра и двух леопардов. А в самом дальнем углу стоял еще один трофей, однако он был прикрыт двумя накидками — золотистой внизу и темно-синей снаружи.

— Как хорошо охранялась ваша казна, господин Овцер? — спросил Мартин.

— Я держу свое золото в башне, чтобы невозможно было сделать подкоп.

Мартин кивнул.

— В ней всего несколько узких окошек, в которые не пролезет даже ребенок, но каким-то образом воры сумели пробраться и украсть эти важные для меня сокровища.

— А что там хранилось?

Овцер вздохнул. Было видно, что он борется с собой, с одной стороны, старясь не болтать лишнего, а с другой — нуждаясь в помощи. Он извел немало денег на поиски похитителей, но его усилия не дали результатов.

— Там было золото, много золота. Но воры побрезговали моими сундуками и взяли только шкатулку с золотой пантомимой…

— Золотая пантомима? — переспросил Мартин.

— Вот именно. Я добыл ее в землях Рефронга, владельца болотных земель и соседа Нордика — короля веспов.

— Места больно стремные, — вырвалось у Рони.

— Это да, по нынешним временам я бы туда и не сунулся, но когда был моложе — хотелось славы и денег.

— А деньги можно было поднять рыбой, — добавил Мартин.

— Вот именно! А тогда думалось, что богатство обретается подвигами крайней отчаянности, — сказал Овцер. — Дурак был, что теперь скажешь?

— Что это была за пантомима и в чем ее ценность? — напомнил Рони.

— Пантомима представляет собой обряд. Там восемь фигур, и каждая из них движется согласно лунному календарю.

— Что значит движется? — уточнил Мартин, выуживая из вазочки засахаренный персик.

— Движется, значит — движется. Это можно увидеть. Жрица с букетом лилий, лодочник Инпа, двое пришедших на берег пастухов… — начал перечислять Овцер.

— Лунный календарь длинный, целых тридцать суток. Должно быть, они движутся очень медленно, — снова вмешался Рони, и Мартин удивился познаниям своего молодого коллеги — прежде тот не проявлял знаний, не касавшихся воровского ремесла.

— Да, лунный календарь длинный, — согласился Овцер. — Но и эта золотая пантомима в двадцать раз меньше, а значит, и время в ней бежит быстрее, так что мы можем видеть… могли видеть, как двигались все эти фигуры.

— Пантомима как-то заводилась? — спросил Мартин, скромно глодая гусиную ногу.

— Заводилась? — переспросил Овцер. — Нет! Совсем не заводилась!.. Она играла дюжину раз подряд, затем ее следовало выставить на три ночи под звездное небо, и она снова обретала силу и начинала играть.

— А где же вам довелось получить это чудо, господин Овцер?

— Вопреки слухам, я честно выкупил шкатулку в Роелли, это такой район в городе Змеебаде.

— Вы добирались до Змеебада? — удивился Мартин, который только слышал об этих землях и имел о них весьма поверхностное представление.

— О, да, когда я стал увлекаться охотой, мне стали интересны трофеи далеких земель, и я начал путешествовать.

— И как там было?

— Там было по-разному, — пожал плечами Овцер, и был видно, что ему неприятна эта тема.

Беседа ни о чем длилась еще четверть часа, затем Рони взглянул на Мартина — они встретились взглядами, и старший партнер опустил глаза в тарелку, дескать — начинай.

— Господин Овцер, а нет у вас других пропаж?

— Нет, других нет, только эта шкатулка.

— А сколько она весила? — спросил Мартин.

— Пять-шесть фунтов, я полагаю. Мне не приходило в голову ее взвешивать.

— Значит, воры могли прихватить еще монет триста, если это был один человек, а если не один, то еще больше.

— Могли. Но им помешали сторожа, они честно дрались и все погибли.

— Сколько их было?

— Семеро.

— И что, там были следы драки?

— Ну… Мне приходилось видеть следы драк и настоящих побоищ, но их убили быстро, они едва успели обнажить оружие.

— А эта шкатулка не была паленой, господин Овцер? — спросил Рони.

— Раньше я так не думал, но теперь уже сомневаюсь. Я-то ее купил, а вот откуда взял ее прежний хозяин…

— А кто он был, какого роду-племени? — уточнил Мартин.

— Вы что, уже начали работать? — спросил Овцер, поглядывая то на Мартина, то на Рони.

— Получается, что так, — развел руками Мартин. — Само как-то сложилось.

— Что сложилось — это хорошо, — кивнул Овцер. — Я люблю, когда само складывается, такое дело обязательно пойдет на лад. Вот только маловато вас. Полагаю, вы хороши в своем деле и, наверное, неплохо деретесь дубинками, но…

— Вас, господин Овцер, смущает, что против тех, кто легко положил семерых сторожей, мы не потянем?

— Да, господа бывшие воры, при всем к вам уважении.

Мартин с Рони снова переглянулись, и старший партнер сказал:

— Мы вдвоем — это еще не вся команда.

— Правда? И сколько же вас всего?..

— Есть еще двое.

— Всего-то?

— Господин Овцер, вы же видели номер с золотым ливром.

— Ну да. Вы хотите сказать, что…

— Да, эти тоже могут удивить кого угодно. Если желаете, мы можем познакомить вас с ними, вот только… — Мартин потер подбородок.

— Что?

— Тут они будут слишком заметны. Вот если бы провести встречу в другом месте…

— В другом месте? — переспросил Овцер и вздохнул. Внезапно черты его заострились, и даже, как показалось Мартину, изменился цвет глаз с карих на желтовато-водянистые.

Из-за колонны тотчас появился слуга в темном балахоне, и Овцер, словно влекомый непреодолимой силой, поднялся, будто не на своих ногах, сделал несколько шагов к слуге и снова принял лекарство. Постоял спиной к гостям с полминуты, потом повернулся и, виновато улыбнувшись, вернулся на место.

— Неприятная хворь… Должно, продуло где-то на пристани. Дел-то у меня много, приходится успевать повсюду.

— Вы не выходили отсюда уже две недели, господин Овцер. С того самого времени, как у вас украли шкатулку, — с безжалостной интонацией произнес Мартин.

— Ты лезешь не в свое дело, парень, — так же нелюбезно ответил Овцер.

— Я лезу в дело, которое мне придется делать, и я хочу знать об этом все, ведь риск тут не шуточный. И дело не в шайке грабителей, которые налетели, побили охрану и унесли шкатулку. Тут есть что-то куда более опасное.

— Если я скажу — вы точно откажетесь, — грустно усмехнулся Овцер, и Мартин заметил, что рубашка и шелковый халат хозяина дома пропитаны потом.

— Не факт, — покачал головой Рони, пристально глядя на Овцера.

— Тут колдовство.

— И потому вы болеете? — спросил Мартин.

Овцер кивнул.

— Три месяца назад они прислали мне предупреждение, чтобы отдал шкатулку с пантомимой.

— Кто они?

— Их называют прицепами. Это такое племя или секта, я даже толком не понял. Мы столкнулись в Змеебаде, о котором вы слышали. Я подкупил местного проводника, чтобы он устроил настоящую запрещенную охоту.

— Что значит запрещенную?

— Идемте… — сказал Овцер, поднимаясь, и зашагал через охотничий зал в дальний его угол, где, накрытый двумя покрывалами, стоял один из трофеев.

Овцер сам, не подзывая лакеев, сдернул покрывала, отбросив их в сторону, и гостям предстал серебристый единорог — вернее, его чучело, но выглядел он как живой. Даже глаза, не в пример остальным трофеям, были закрыты.

— Он как будто спит, — обронил Овцер и вздохнул.

— И это вы убили его? — спросил Мартин, завороженно глядя на короткую серебристую шерсть единорога, по которой пробегали искорки от попадавшего на нее света.

— Я… я не хочу об этом вспоминать, тогда на меня нашло какое-то… помутнение, что ли. Сначала я хотел добыть этого зверя, но когда увидел их, пасущихся на лугу, то понял, что не хочу стрелять в такую красоту.

— Но все же стрельнули? — не выдержал паузы Рони.

— Я же говорю, это было как наваждение. Мой проводник закричал, они стали убегать, и мы помчались к нашим лошадям, которые стояли неподалеку в овраге. Я просто преследовал дичь, как собака, заслышавшая охотничий горн. Мы прыгнули в седла и понеслись следом, сократив путь на дистанцию верного выстрела. Пара единорогов выскочила на нас уже сильно напуганная, за ними гнался кто-то еще. Я видел, как между кустов мелькали тени, трещали ветки, и мне показалось, что это другие охотники, которые хотят отнять мою добычу. И тогда я выстрелил — удивительно метко для таких условий. Единорог рухнул сразу, а второй перемахнул через канаву и прорвался в тот самый овраг, откуда мы выскочили. Хочется думать, что хоть ему удалось спастись.

— И что потом?

— Мой проводник протрубил в рог, и через четверть часа к нам подъехали шестеро помощников с тяжеловозом, запряженным в волокуши. Трофей погрузили и повезли, а все травы, цветы и кустарники вокруг — вы не поверите, поникли до самой земли.

— Ну, а эти самые — прицепы — когда к вам прицепились?

— Я же говорил — в Змеебаде, в самом городе.

В этом месте Овцер прервал рассказ, поднял с пола покрывала и заботливо прикрыл единорога. Потом направился к столу, и гости вернулись тоже. Они расселись и выпили разбавленного медовой водой вина.

— Пока в местной мастерской единорога превращали в трофей для охотничьего зала, я прибыл в Змеебад на большом трехмачтовом судне одного знакомого — богатого торговца разными драгоценными безделушками. У него свои магазины в столице и даже в Ингландии, он поставляет украшения и талисманы очень высоким персонам по обе стороны границы. Они постоянно требуют все более редкие и необычные игрушки, и он снарядил этот корабль, взяв с меня обещание, что я за это обойду все местные лавочки и привезу ему полное описание того, что там имеется.

— Снарядить трехмачтовый корабль стоит немалых денег, — заметил Мартин.

— Вот именно, но его доходы позволяли ему. К тому же из казны были выделены пятьдесят десантных пехотинцев со всем вооружением. Но они не пригодились и оставались на борту.

— Именно так вы и вышли на эту коробочку, господин Овцер?

— Да, после охоты на единорога. Продолжать это развлечение уже не хотелось, поэтому я попросил показать мне Змеебад. Со мной отправились двое слуг, и я увидел в городе много занимательного. Интересно то, что если идти вокруг центра, то нельзя прийти в то же место, с которого ушел. Город построен по спирали, некоторые улочки глухие, а какие-то разделяются на два-три, а то и четыре яруса. В галереях совсем нет света, даже свечи не горят, и там живут какие-то страшноватые личности, я различал только их силуэты. Но мои проводники не пугались, хотя в темных коридорах воняло болотным газом и лягушками. На все мои расспросы проводники отвечали, что это морлинги и в городе они никого не трогают.

— А мы слышали, что в тех городах и другие странные народы проживают, — осторожно добавил Рони.

— Да, мне приходилось видеть даже глостеров, но они ходят в просторных хламидах, и местные их сторонятся. Этих чудищ можно повстречать на местном рынке, где они торгуют невесть чем. Я долго ходил по нему, пока нашел продукты, к которым мы привыкли. Все остальные — сушеные лягушки, тритоны, какие-то корни, безглазые рыбы из соленых пещер. Всего не описать. А потом мы вышли к лавочке с амулетами, которой владела красивая женщина лет тридцати. Вся такая в бусах, а волосы заплетены в тонкие косички вперемешку с разноцветными ленточками.

— Очень красивая? — не удержался молодой Рони.

— Да, но, на наш взгляд, слишком холодна. Здешние женщины всегда отмечают мужчину взглядом, а этой было все равно, кто к ней зашел. Кругом была всякая всячина: камешки, цепочки, мешочки и склянки. Мои наемные слуги заскучали, а хозяйка взглянула на меня и спрашивает:

— Издалека к нам приехали?

— Издалека, — говорю.

А она:

— Вижу в ваших глазах особый интерес, да и денежки у вас водятся.

И я прямо ощутил, будто у меня кто-то по карманам шарит, даже рукой проверил — на месте ли кошелек с золотом, у меня две сотни терций было как раз для таких покупок. Она засмеялась, присела за прилавок и вытащила сверток в старой коже, перевязанный какими-то жилами. Развернула, а там эта красота: шкатулка со стенками наборными — четыре сорта дерева, инкрустация, резьба. И видно, что работа очень старая.

— Ух ты! — выдохнул Рони, увлеченно слушая Овцера.

— Да, — кивнул тот и рукавом вытер раскрасневшееся от волнения лицо. Из-за колонны выглянул лекарь, но сейчас же скрылся обратно.

— И вот она открыла шкатулку, и все эти фигурки пришли в движение. Я видел много искусных механизмов, но здесь в пантомиме герои двигались удивительно натурально, как живые. Честно говоря, засомневался, что денег хватит, ведь это было золото, да еще древнее, подумал, что придется посылать за деньгами на корабль, но она уступила шкатулку за полсотни золотых терций, при том, что золото в шкатулке весило значительно больше этих монет. Но я не стал вести никаких разговоров, отсчитал положенное и был таков. Только спросил перед этим, как заводить механизм, и торговка сказала про звездные ночи. Это было странное пояснение, но там все выглядело настолько призрачно и непонятно для нашенского человека, что пришлось в это поверить. Позже я испытал этот способ, и он действительно работал.

— О, как! — снова не выдержал Рони и, покачав головой, смахнул со лба пот. — Жарковато здесь.

— Это от вина с медом. Мне велено пить его много, чтобы хворь не скапливалась, а выходила с жаром и потом. Но и вам тоже пить можно — оно полезно от всяких болезней.

Мартин взял кувшин и налил всем троим. Они снова выпили, не спеша, глоток за глотком.

Снова пришли двое лакеев и, убрав одни блюда, поставили другие — снова какие-то легкие сладости, фрукты, орехи с черносливом.

— Принесите гостям какого-нибудь мяса, — сказал Овцер, понимая, что сидят они давно и все с тарелок уже подчистили.

Лакеи убежали на кухню, а Овцер посмотрел на гостей и сказал:

— Мне мясо лекари есть запретили, оно ухудшает самочувствие. И это мучительный запрет, ведь раньше я был отъявленным мясоедом. Обожал с кровью и дымком — прямо с огня, огромные такие куски…

Овцер вздохнул и грустно улыбнулся. Теперь он не выглядел таким властным и суровым, каким казался вначале.

Через пару минут лакеи вернулись, доставив большую тарелку с нарезками колбас, копченого мяса и говяжьего языка. К мясу поставили прибор с тремя соусницами и длинные серебряные вилки, а еще плетеную хлебницу, в которой, прикрытый льняной салфеткой, лежал порезанный теплый хлеб.

— Просто цепляйте мясо на вилки и макайте в соус. Раньше я так и делал.

Гости стали есть с заметным удовольствием, и Овцер почувствовал себя настоящим радушным хозяином. Это были давно забытые ощущения, слишком давно он сидел здесь в осаде.

— Продолжайте, господин Овцер, мы слушаем вас, — сказал Мартин. Он понимал, что эта история не только дает им с Рони полезную информацию, но и каким-то образом лечит Овцера, приносит ему облегчение.

— Ну, я пять с лишним лет не получал вестей из тех мест. И вот полтора года назад в мой городской дом, тот, что стоит в самом центре города… Теперь-то он пустует. Так вот… туда пришел какой-то субъект — по виду нищий, и охранники прогнали его, но он вернулся и потребовал встречи. Сказал, что принес мне вести из Змеебада. Разумеется, я захотел увидеть этого бродягу, хотя о змеебадском путешествии остались неприятные воспоминания, которые я старался не тревожить. И вот он пришел. Я принял его внизу в каминном зале. Он имел отталкивающий вид этакого доходяги, давно не мытого и толком не кормленного. Однако голос его был звонок, а глаза смотрели твердо, и сложилось впечатление, что его внешний вид только искусная маскировка.

— И чего же он хотел? — спросил Рони.

— Он сказал, что я увез из Змеебада вещи, которые мне не принадлежат, и теперь их нужно вернуть.

— Он требовал шкатулку?

— Шкатулку и единорога.

— Единорога? А это почему?

— Вот и я удивился, я сказал, что в болотах Рефронга полно единорогов, почему нужен именно этот? А он ответил — этот особый, жертвенный. Мы, говорит, следили за ними десятки лет, чтобы удостовериться, что это именно тот единорог, высчитывали его по звездам, а ты его украл. Я возразил, что он уже не живой, какой с него толк. А бродяга ответил — это для тебя он не живой.

— А ваши охранники, они находились рядом? — уточнил Мартин.

— О да, они стояли по обе стороны бродяги, чтобы исключить любые его поползновения. Но уже после я подумал, что если бы он что-то захотел сделать — они бы его не удержали.

— Однако, — покачал головой Рони и снова принялся за говяжий язык.

— Так вот… он потребовал — именно потребовал — вернуть шкатулку и единорога, на что я заметил ему, что шкатулку честно купил. Тогда он вынул кошель с золотом и сказал, что вернет мне пятьдесят терций. В общем, я отказал ему и велел выпроводить вон, но не бить. И он дал себя увести. Но на этом все не закончилось, и через неделю нам под дверь подбросили какую-то дохлятину и кусок кожи с травленными кислотой буквами. Там сообщалось, что все, кто нанимался к нам в Змеебаде, убиты, что шкатулка принадлежит каким-то прицепам. Они дают короткий срок, чтобы я им все вернул и сообщил это через какого-то там торговца. Мои молодцы его навестили, изрядно помяли, но он ничего не знал и согласился быть посредником за плату.

— Стало быть, хорошо маскировались, — заметил Рони.

— Да, хорошо. Прошел срок, и когда я ехал в порт по делам с хорошей охраной в закрытой бричке, в стенку вонзился дротик, который прошел мимо меня в трех дюймах. На улицах в тот день была сутолока — базарный день, поэтому никого поймать не удалось. Пришлось переехать в этот дом, да еще построить стену. Коляску тоже укрепили изнутри кованой сталью, поставили большие рессоры под такую тяжесть. Вместо шести человек со мной стали ездить десять. Потом одного подстрелили из арбалета. Еще один болт ударил в коляску, но на этот раз сталь выдержала.

— То есть взялись крепко, — сказал Мартин.

— Вот именно. И вот, когда я уже стал обвыкаться жить в такой обстановке, начал посылать по злачным местам соглядатаев, чтобы, может, узнать кое-чего про своих врагов, пришла очередная депеша — прикололи прямо к воротам. Там говорилось, что через столько-то дней случится наказание.

— И оно случилось? — тихо промолвил Рони, которого очень взволновал рассказ рыбного короля.

— Да. Прямо в закрытом дворе меня как будто что-то ударило в спину. Очнулся уже в покоях — слуги принесли. Вроде все нормально, никаких следов на теле, но на другой день стали отниматься ноги. Пришлось вызвать лекаря, сначала здешнего, из города, но тот чего-то испугался и отказался лечить, но посоветовал хорошего заморского, который как раз был в столице. Его доставили сюда, и он стал меня выхаживать. Огромное ему спасибо, лекарства хоть и противные, но толк от них есть.

— Так это он за вами из-за колонны приглядывает? — уточнил Рони.

— Нет, это уже второй, а того убили спустя две недели. Ударили прямо через купол в другом крыле дома.

— А чем ударили?

— Ударили стрелой, которую с огромной высоты сбросила горгулья.

— Горгулья? — удивился Мартин. — Разве здесь водятся горгульи?

— Не водятся, но маги Змеебада накачивают их такой силой, что они могут долететь сюда и совершить какое-то злодеяние, а потом вспыхивают факелом и сгорают. До земли долетает лишь пепел.

— А откуда вы это знаете, господин Овцер? — спросил Рони, который продолжал механически пережевывать угощения, хотя уже был сыт.

— Первый травник, который прослужил так недолго, рассказал мне. Это он разобрался, что колдовством по мне ударила именно горгулья. Травник сказал, что она сбросила свиток, и когда он раскрылся на ветру, заклятие сработало.

— Вот дела-то, — произнес Рони и повел плечами. — А как же они травника-то вашего под крышей разглядели?

— Он был с ними знаком и несколько лет назад бежал из тамошних мест. Сам-то он был с инзийского острова, а в Змеебаде изучал медицинскую магию. Ну и где-то там с прицепами пересекся. Потом сбежал, но они его хорошо запомнили и создали его бонам — это как будто лицо. И по нему горгулья и сбросила молот.

— Молот? Вы говорили — стрелу.

— По виду это была стрела трех футов и полудюймом толщиной, но маги называют такую стрелу молотом.

— А про стрелу и молот травник сказал вам перед смертью? — уточнил Мартин.

— Нет, он ничего не успел сказать. Это рассказал второй травник.

— Хорошие у вас травники, знающие. А почему бы вам не отдать этого единорога, тем более что шкатулки у вас уже нет?

— Они на этом не остановятся, они заберут и меня тоже. Это битва насмерть.

— А мы что должны сделать?

— Для начала — вернуть пантомиму. Она для них очень много значит, а та торговка, что продала ее мне так дешево, была из враждебного прицепам морлингского ордена болатонов.

— Вы же говорили, она красивая, а морлинги совсем не того… — напомнил Рони.

— У себя в Змеебаде они владеют искусством перевоплощения. Морлинги ордена похитили шкатулку, но использовать ее не могли, спрятать тоже не имели возможности — прицепы их все равно бы нашли. Вот и отдали ее путешественнику из дальних краев и тем самым ввергли меня во все эти злоключенья.

Овцер вздохнул и выпил немного вина.

— Так это полная подстава, — подвел итог Рони.

— Именно так это и называется, — согласился Овцер. — Мне много приходилось схватываться с конкурентами, меж нами были настоящие войны. Случалось драться против разбойников, обороняя обозы с рыбой и солью, но только сейчас я чувствую свою полную неспособность противостоять врагу.

— Это потому, что они нападают, а вы — обороняетесь, — сказал Мартин.

— Вот именно. И чтобы мне начать на них наступление, нужно найти их логово. Для начала хотя бы временное. Ведь должны же они где-то обретаться в наших землях?

— Должны, — согласился Мартин. — Наверное, с этого мы и начнем.

— Да, — кивнул Овцер и поднялся. Гости поднялись тоже.

— Теперь мы знаем достаточно, чтобы начать готовиться, господин Овцер.

— Да, конечно.

Овцер сделал знак одному из слуг, стоявшему в дальнем углу, и тот подбежал с денежной шкатулкой.

Овцер открыл ее, взял большой кошелек и грюкнул им об стол.

— Вот вам на подготовку пятьдесят терций серебром. Если ничего не выйдет — можете не возвращать.

— Отчего же так? — удивился Мартин, забирая деньги.

— Потому, что задачка не из легких.

— Но мы возьмемся за это дело.

— Что ж, прекрасно, — улыбнулся Овцер, уверенный настрой Мартина его порадовал. — Сколько времени вам нужно на подготовку?

— Думаю, уложимся за неделю. Нужно смотаться к товарищам, купить припасы, то да се.

— Да, и о жалованье. Как соберетесь, получите сто золотых в дорогу, а вернетесь с пантомимой — по пять сотен на каждого бойца.

— Хорошее начало, господин Овцер, — сказал Мартин.

— Тогда до скорого. Передавайте привет Зене.

— Непременно.

Зена встретила хозяев спокойно, сразу расспрашивать не стала, но по виду поняла, что какое-то взаимопонимание с Овцером у них наладилось.

— Кушать будете? — спросил она.

— Не, дай лучше горячего отвара, а то меня после медового вина сушит, — попросил Рони.

— Я тоже выпью, — поддержал его Мартин, а когда Зена принесла кувшин с отваром, поставил перед ней на стол пять серебряных монет столбиком.

— Чего это? — спросила Зена, сразу убирая деньги.

— Тебе жалованье. Мы уедем ненадолго — товарищей своих навестим.

— Хорошо, значит, сговорились, — кивнула Зена, наливая отвар.

— В общем — да.

— Но дело нелегкое! — добавил Рони, однако, наткнувшись на строгий взгляд Мартина, примолк.

— Ясно, что нелегкое, — вздохнула Зена, садясь на свободный стул. — По нему видно было, что не пустяк. Лошадей покупать будете?

— Не, мы к мулам привычные, — сказал Рони.

— Тогда у Хромого берите, который в конце улицы живет. Он недорого отдаст — был у него извоз, да что-то не сложилось, вот двое мулов у него и жрут ни про что. Сам жаловался. Я смотрела — хорошие мулы, работой не измученные, ухоженные.

— Я схожу прямо сейчас, взгляну на них, — сказал Мартин.

— А я? — вскочил Рони.

— А ты собери нам на завтра одежку и харчи. Дубинки, ножи хорошие.

— Откуда я знаю, какие тебе вещи собрать?

— Пусть идет, а мы с тобой что-нибудь придумаем, — сказала Зена, и Мартин ушел, а часа через два вернулся, ведя за уздечки двух перекормленных серых мулов. Они прядали ушами и махали хвостами, отбиваясь от тучи мошек, которых притащили с прежнего места жительства.

Мулы были под седлами — дешевыми и дрянными, сшитыми из старых мешков, но далеко на них ехать никто не собирался, а для ближней дороги годились и такие.

Зато у них имелись стремена, хотя и точенные из деревяшек.

Поверх седел лежали тридцатифунтовые мешки с кормом, которых, по расчетам Мартина, должно было хватить, чтобы съездить по делам и вернуться.

— Ух ты! — воскликнул Рони совсем по-детски и, выскочив из дома, побежал навстречу мулам. — Какие они круглые, Мартин! Это порода такая?

— Это они жрали в три горла и не работали две недели, вон я за ними еще и два мешка овса принес.

— Задорого достались? — спросила вышедшая на крыльцо Зена.

— По три серебра за каждого и одно серебро за оснастку с овсом отдал. Думаю, недорого.

— Недорого, — согласилась Зена. — Что возьмете, кроме дубинок?

— Ножи у нас длинные, вот и хватит.

— Да как же хватит? С ножом — рука короткая, такое в драке хорошо, а если на дороге лихие люди попадутся? Будешь дубинкой отбиваться?

— Рони ножи мечет, как молнии.

— Да, я на это мастак, — подтвердил младший партнер, подавая мулу на ладони сушеные яблоки.

— Баловство это. Вам гвоздейка нужна хоть какая.

— Гвоздейка? Слышь, Мартин, Зена-то по-нашему шлемает!.. — заметил Рони и засмеялся.

— Я шлемать научилась, когда ты еще не родился, — сказала та и, развернувшись, ушла в свой сарай.

— Чего это она, Мартин, обиделась?

— Не знаю.

— А как их зовут-то?

— Барандос и Жужа. Оба жеребцы.

— А кто из них кто?

— Да кто их разберет, вон они какие одинаковые. Будем звать, кто откликнется, тот так и будет прозван.

— Хорошая мысль. Эй, смотри-ка…

Рони кивнул на появившуюся Зену, которая шла обратно, держа в руках большой завернутый в мешковину сверток.

Подойдя к Рони и Мартину, Зена развязала веревки и развернула неизвестный предмет, который оказался арбалетом. Да не простым, а двуручным с вертикально расположенными стальными луками.

— Ух ты! Вот так гвоздейка! — поразился Рони, сразу забывая про мулов.

— Знатная машинка, — в свою очередь, заметил Мартин, глядя, как ловко Зена раскладывает оружие. — Твой?

— Был мой, теперь ваш будет.

— Это охотничий? — спросил Рони.

— Нет, кавалерийский. Для офицера кавалерии.

— Почему для офицера?

— Потому что небольшой, хорошо скроенный и очень дорогой работы.

— Железа в нем много, солдатский погрубее выглядит, — согласился Мартин и, заметив вопросительный взгляд Зены, добавил: — Я когда вором промышлял, упер однажды такой у проезжих солдат. Потом сменял на шапку.

— Сам-то стреляешь?

— Нет, я больше дубинкой махать.

— Дай я стрельну, Зена! Я умею! — попросил Рони.

— Когда научился?

— Всегда умел. Мы банда на банду воевали, правда, гвоздейки самодельные были. Но дюймовую доску с десяти шагов шарашили без разговоров — на пролет.

— Ну, давай посмотрим.

Зена резким движением взвела один лук, потом другой. Достала из магазинной сумки два четырехгранных жала и вложила в лотки, потом закрыла замком.

— Давай, покажи себя.

— А куда стрелять?

— А вон сучок на сарае.

— Белый?

— Белый.

— Так он же маленький, чуть больше монетки!..

— Сдаешь?

— Кто, я?! Я никогда не сдаю!.. Только первый выстрел не считовый — гвоздейка незнакомая!..

— Ладно, первый на пробу, — согласилась Зена.

Рони долго целился, прикладываясь и так и этак, и, наконец, выстрелил. Болт вошел на целый фут выше. Второй был послан с поправкой и не дотянул до метки всего дюйм.

— Для первого раза очень даже неплохо, хотя здесь всего-то пятнадцать шагов.

— А сама стрельнешь? — спросил Мартин, которого заинтриговали такие навыки Зены.

— Конечно, стрельну, к тому ж тут еще пять болтов осталось.

Зена снова взвела тугие луки, вложила два новых жала и, вскинув арбалет, выстрелила дважды почти без задержки. Бум-бум, прозвучали удары, и болты вошли точно в сучок.

— Ай да Зена! — покачал головой Мартин. — Впору тебя с собой на службу брать!

— Да я бы с удовольствием, Мартин, но опасаюсь.

— Чего же?

— Растратила я свой фарт, поэтому прибить могут при первой заварухе. Я лучше вам кашеварить буду да за домом следить.

— Ну, и то дело.

— Зена! А научишь меня так стрелять?!. — загорелся Рони, пораженный мастерством Зены.

— Сегодня постреляем — что получится, то получится. Но отойдем подальше.

— Далеко?

— Хорошо бы шагов на тридцать.

— А не далеко для малого арбалета?

— Далековато, конечно, зато всегда сможешь удивить злодея. Он-то не ждет, а ты — р-раз, и ссадишь его с коня.

Они засмеялись, и удивленные мулы затрясли головами.

— Ладно, отводи их подальше, за стенку курятника, — сказала Зена. — И воды им поставить не забудь, они много пьют.

— И еще гадят, — сострил Рони и сам засмеялся, а Зена только покачала головой и пошла в дом.

Утром, чуть свет, Зена разбудила обоих хозяев, и они вышли во двор, чтобы освежиться из бочки и по заведенному обычаю почистить зубы с мятной белой глиной. Эта странная и редкая в городе привычка стала для них такой необходимостью, что они просили Зену заготавливать им щеточки и глину в запас, чтобы вдруг не закончились.

Они давно не поднимались так рано и ежились от утренней свежести и холодного тумана, который медленно спускался по улицам пригорода в сторону моря.

Крыши соседних домов были едва заметны, а с улиц доносились стук копыт и крики животных, которых хозяева с утра выводили в предгорье пастись на дармовой траве.

В другую сторону — из деревень — по улицам ехали возы с продуктами на небольшой рынок, находившийся от дома всего в двух сотнях шагов. Странно было слышать все это блеяние, мычание и скрипы колес, но не видеть ничего, что двигалось по улице мимо дома Мартина и Рони. Лишь когда они, отфыркиваясь, рысцой побежали к крыльцу, из молочного тумана вдруг показалась коровья морда, с удивлением посмотревшая поверх изгороди, но тотчас была окликнута строгим хозяином и снова погрузилась в туман.

В доме был накрыт стол для плотного завтрака, и пока Мартин с Рони закусывали горячими пирожками со сметаной и свежим укропом, Зена надела на мулов седла, приторочила мешки с вещами и продуктами, а потом подвела их к крыльцу.

— А я их только седлать собрался! — воскликнул Мартин, выходя на крыльцо и сыто отдуваясь.

— Ну, Зена! Ты нас удивляешь, — добавил Рони, надевая шапку. — А где арбалет?

— Вот тут, иди, покажу…

Рони спустился с крыльца, и Зена показала мешок, в который был вложен арбалет, — он был укрыт от посторонних глаз другим мешком с пожитками.

— Он не взведен?

— Нет, конечно. Так инструмент и испортить недолго.

— А как же в случае чего?

— А в случае чего — смотри… Левой рукой прижимаешь рожок лука и двумя пальцами правой дергаешь одну нитку, потом другую. Болты уже в канавках, так что после этого у тебя под рукой инструмент, готовый к работе.

Рони попробовал потянуть и покачал головой — тетива больно впивалась в пальцы.

— Вчера-то я тянул двумя руками и четырьмя пальцами. А вдруг не получится?

— Эх, парень, когда прижмет, ты про такой пустяк и думать забудешь!.. — заверил Рони Мартин и, взяв под уздцы своего мула, повел к воротам. Рони взял своего и пошел следом.

Зена проводила их до калитки, но выходить на улицу не стала.

— Когда вас ждать? — спросила она.

— Нам нужно в двух местах показаться, думаю, дня в три уложимся.

Забравшись в седла, они помахали ей и смешались с потоком шагающих в тумане людей и животных.

— Куда намылились, соседи? — спросил вынырнувший из тумана плотник, живший через улицу. — Вижу, коньков себе откормленных прикупили!..

— Поедем за город работу искать, — сказал Мартин.

— Это дело правильное, а то вы, я вижу, что ни день — дурака валяете и на что живете — непонятно.

Мартин уже хотел отшить приставучего соседа, но его опередил Рони.

— Мы же кровельщики, по городу всегда на заказах.

— Да ладно, — не поверил плотник. — Я всех кровельщиков в городе наперечет знаю.

— Значит, не всех. А про тебя говорят — брагу мочой разбавляешь и в порту продаешь.

— Какую брагу! Я в этом порту уже полгода как не был!

— Люди зря говорить не станут, — поддел с другого бока Мартин.

— Эх, да вы…

Плотник сдернул шапку, махнул рукой и исчез в тумане.

Когда взошло солнце, туман быстро растаял, и дорогу стало видно до самого дальнего леса. Потом она поворачивала направо и вела в глубь материка, петляя меж холмов и ведя в долину, где стояла деревня, в которую направлялись Мартин и Рони.

Уже после часа езды верхом они спешились и пошли пешком, ведя мулов в поводу. Передвижение верхом требовало постепенного привыкания, это они знали хорошо, поэтому спешились до того, как стерли ягодицы.

Скоро начало припекать, и путники сняли шапки, а еще через час сделали привал и съели по пирожку с картошкой и луком, запив их холодным малиновым отваром.

— Хорошо здесь, — сказал Мартин, осматривая лесную полянку, на которой они остановились. — Вот тут бы и дом построить, а?

— Не, — покачал головой Рони. — Придут лихие люди и сожгут.

— Ну, это конечно, — вздохнул Мартин. — А откупаться всякий раз денег не напасешься. Но можно поставить сразу несколько домов и вооружиться.

— Тогда это будет еще одна деревня. Проще купить дом в готовой деревне, если так уж хочется.

Мартин подумал — а хотел бы он жить в деревне? Получалось, что не очень. В деревне, чтобы прокормить себя, нужно заниматься работой, а у них только Зена умела обходиться с коровами, козами, курами, готовить творог и сыр, да еще огород сажать. Нет, без Зены им в деревню нельзя. И вообще, сколько помнил себя, Мартин всегда жил в городе. Вот только тюрьма, как ее посчитать? Можно ли сказать, что он сидел в городе или это была деревня?

Так и не придя ни к какому выводу, он поднялся, отряхнул со штанов крошки и сказал:

— Давай прибавим, скоро еще жарче станет, и мы тогда ноги сотрем с непривычки.

Они миновали лес по накатанной дороге и пошли среди холмов, местами поросших кустарником, а местами вытоптанных стадами коз и овец. Дул слабый ветер, принося запах разогретого известняка, а высоко в небе парил коршун, и Рони, едва увидев его первый раз, то и дело стал задирать голову.

— Про горгулью подумал? — спросил Мартин.

— Ну да. А ты не подумал?

— Им здесь делать нечего.

— До Овцера же долетали.

— Он у них враг, а про нас они еще не узнали. И потом — у тебя же есть арбалет.

Они посмеялись, и это разрядило обстановку.

Затем, подробно обсудив дорогу и усталость ног, снова сели в седла и поехали верхом, то и дело меняя положение в седлах.

Проехав верхом еще два часа, путешественники миновали холмы и с облегчением стали спускаться в долину, где было прохладнее, дул свежий ветер, а вдоль небольшой реки, бежавшей по камням в сторону моря, росли высокие кипарисы и множество плодовых деревьев, правда, пора сбора урожая еще не настала, и поживиться здесь было нечем.

— За нами кто-то приглядывает, — сказал Рони.

— Из кустов возле речки?

— Ну да.

— Это могут быть дети. Сейчас жарко, вот и пришли искупаться.

— До деревни еще пару миль, слишком далеко ходят купаться.

— Тогда рыбак. Здесь у него рыболовные корзины, и он их ставит подальше, чтобы другие не увидели и не украли рыбу.

— Все, уже никто не наблюдает. Убежали, — сказал Рони.

— Сколько их было?

— Вроде двое.

Наконец за очередной рощицей показалось стадо коров, потом потянулась живая изгородь, за которой деревенские работали на своих участках. Дома стояли чуть в стороне — с высокими крышами и просторными чердаками, где были оборудованы сенники.

Мартин с Рони сошли на землю и двинулись пешими, с удовольствием разминая ноги. Дорога вдоль живой изгороди была мягкой от перетертой пыли, и идти по ней было приятно.

То тут, тот там попадался конский и коровий навоз, который местные собирали и складывали на обочину. Он годился в качестве топлива, поскольку леса в здешних местах было мало, а привозной уголь для деревенских был слишком дорог.

Едва гости зашли в деревню, как за ними увязалось полдюжины ребятишек и две собаки. Дети просто глазели на чужаков, а собаки лениво лаяли, но скоро отстали и, улегшись в тень, высунули языки. Было жарко.

— Эй, ребята, где здесь живет здоровый такой дядька? — спросил у детей Мартин, показывая рукой примерный рост здорового дядьки.

— Кузнец Налим, что ли? — уточнил самый старший мальчишка — конопатый и без одного переднего зуба.

— Нет, этот поздоровее кузнеца будет.

— У нас самый большой — кузнец Налим. У него борода — во какая! — показал мальчишка, ударив себя по коленям.

— Ну, так ваша деревня называется Тапа?

— Тапа, — кивнул мальчишка, и другие дети тоже закивали.

— У вас должен служить здоровый такой зеленоватый мужик.

— А! Так то не мужик, то Бурраш! — догадался мальчишка.

— Точно! — обрадовался Мартин. — Так где нам его найти?

— А идемте, я вам покажу! — сказал мальчишка и зарысил вперед, поднимая пыль босыми ногами.

Резиденция Бурраша находилась на краю деревни в прежде нежилом доме, который местные использовали в качестве общественного склада. Теперь склад занимал только половину владения, а во второй жил Бурраш, устроивший на подворье еще и военную школу для местных парней и мальчишек.

Еще на подходе к дому был слышен стук дубинок и крики тех, кому попало по рукам.

Мартин узнал голос Бурраша, который распекал кого-то из учеников.

— Ишь, какой строгий, — заметил Рони, улыбаясь от предчувствия встречи с боевым товарищем.

Показав дом Бурраша, дети убежали, а Мартин с Рони привязали мулов к коновязи у высокого забора и, толкнув калитку, зашли на подворье, где прыгали пять пар учеников, размахивая дубинками.

— Ха! Вот это новость! — воскликнул Бурраш, который с прежних времен почти не изменился, разве что немного поправился. На нем были те же штаны, куртка с дырками от заклепок и сапоги, носившие следы недавнего хорошего ремонта.

Орк подскочил к Мартину и, обхватив его, поднял в воздух, потом поставил на ноги и так же крепко обнял Рони, крикнув:

— Эй, а мальчишка-то подрос!

— Подрос! — согласился Мартин, и они засмеялись.

— Ну, ребята, вы прямо вовремя! Я жалованье получил — два ведра желудевого пива, полсотни яиц, два круга колбасы и полмешка зеленых яблок. Во как живем!..

— Господин сержант, нам уже можно идти? — спросил один из учеников Бурраша, потирая на лбу свежую шишку.

— Да, на сегодня все — можете идти, хотя — стой! Вот ты, Хендрик, говорил, что все для тебя здесь слабоваты, да? — обратился Бурраш к рослому парню с дерзкими глазами.

— Ну да, а разве не так, сержант?

— Согласен. До меня ты еще не дорос, но, может, хочешь схватиться с кем-то из моих друзей? Смотри, они со своими колотушками приехали.

Бурраш снял с пояса Рони его колотушку и придирчиво осмотрел.

— Не похожа на те, что у вас раньше были.

— Нам с Мартином такие удобнее показались, чуть кривые, зато сучки силу держат.

— Видал, Хендрик? Устоишь против такой дубинки? — подначил Бурраш ученика-зазнайку.

— Мне-то что, я любого уработаю, кроме вас, конечно, сержант.

— Ну, выбирай, вот — один молодой, другой седой.

— Ты что же, нас прямо с дороги к колотушке пристраивать будешь? — усмехнулся Мартин.

— Ну, надо же помочь мне лучшего ученика поправить, не то испортится парень. А потом и поговорим, и выпьем.

— А давай я начну со старого, — сделал свой выбор Хендрик, и все остальные ученики тотчас побежали садиться на крыльцо, чтобы видеть схватку.

— Этого побью, потом за малого примусь, — пообещал Хендрик, становясь напротив Мартина.

Тот снял с пояса колотушку, бросил шапку Рони, отошедшему с Буррашом в сторону, и приготовился к схватке, которая обещала быть жаркой, хотя это была лишь учебная проба.

Хендрик атаковал первым, делая быстрые кистевые ходы, словно его тяжелая дубинка была невесома. Мартин стукнул разок и уклонился в сторону, а Хендрик бросился вперед, не давая ему передышки и возможности приноровиться к сложной манере противника. Мартину снова пришлось уходить, то в одну, то в другую сторону, отвечая тяжелыми косыми ударами, прерывая атаки Хендрика.

Тот снова стремительно атаковал и попытался выхватить у противника колотушку свободной рукой, но хватка Мартина была покрепче, и дубинка осталась у него. Тогда Хендрик отскочил и взял паузу — седой соперник оказался не так прост, хотя и двигался вроде тяжеловато, но одышки у него не было.

Хендрик сделал круг, выбирая способ атаки, затем опять бросился вперед, одновременно выхватывая сзади вторую колотушку, но Мартин ждал этого и, отбив атаку, контратаковал и вырвал у Хендрика запасное оружие, а затем, не давая ему прийти в себя, ударил ногой в голень и очередным ударом выбил из рук вторую колотушку.

На этом схватка закончилась, и по виду Хендрика было ясно, что биться с Рони он уже не хочет.

— Я не думал, что вы такой крепкий, — признался он, потирая голень.

— А что ты хочешь? — смеясь, заметил Бурраш. — Они с Рони одними колотушками с черным орком бились.

— Вы видели черных орков? — еще больше удивился Хендрик, сразу забыв про боль в ноге.

— Мне их твой сержант показал, — сразу переадресовал Мартин.

— Сержант, так вы видели черных орков? А почему же никогда не рассказывали?

— Все вопросы на сегодня заканчиваем, завтра соберемся снова. А ты, Хендрик, после вторых петухов сделаешь обход от реки до мельницы.

— Один?

— Конечно, один. Мы тут охрана или кто?

— Хорошо, сержант, я пойду.

— Вот и прекрасно, а теперь проваливайте. Я заслужил отдых.

Когда ученики Бурраша разошлись, Мартин с Рони завели мулов на подворье и поставили в пустующий сарай. Затем Бурраш вынес на улицу стол, лавку и пару на удивление хороших стульев — старых, но крепких и даже имевших обивку.

— Хорошая у тебя мебель, — заметил Мартин, умываясь под фаянсовым умывальником.

— Местная община выделила. Это спорные стулья, за них две семьи три года судились, а никак ни по чьему не выходило. Вот и решило общество отдать их мне.

Бурраш быстро накрыл на стол: пиво в большом кувшине, сырые яйца, краюха черствого хлеба, круг колбасы и пучок разной зелени — от петрушки и лука до молодой крапивы.

Гости от себя добавили пирожков, которым Бурраш очень обрадовался.

— Вот это хорошо! — сказал он, пробуя их с разными начинками. — Я для себя стряпать ленюсь, хотя в полку у меня получалось кашу варить и похлебки разные, а еще мясо отбивал и жарил. Но здесь — лениво. Выпью десяток яиц, и на весь день хватает, если не считать пива.

— Так ты здесь вроде стражника? — спросил Рони.

— Да. Я здесь и стражник, и королевский шериф, и городской гарнизон, если потребуется.

— И часто требуется?

— Нет, не часто, — покачал головой Бурраш, разливая по деревянным кружкам пенистое пиво. — Пару раз драки пресекал среди местных, это когда пива на праздник напиваются, то сразу обиды старые вспоминают. Раз конокрада взял с поличным, мне тогда ребята мои помогали.

— Ученики? — уточнил Мартин.

— Так точно… Ну, будем!..

Они стукнулись кружками и стали пить: Бурраш быстро и привычно, а гости поморщились.

— Чего вы? — спросил он, ставя пустую кружку.

— Уж больно вяжет, — покачал головой Мартин и откашлялся.

— И горькое, — в тон ему добавил Рони.

— Так желудевое же, оттого и вяжет!.. Иной раз потом в сортире час просидеть можно, и никакого толку, но это если ведро за день выпить. На тот случай у меня вон зеленые яблочки имеются, очень помогает. Так что пейте безбоязненно.

Мартин с Рони еще немного потянули, но больше им не хотелось, а Бурраш, напротив, выпил еще две большие кружки, а потом принялся за колбасу и сырые яйца.

— Ценят тебя здесь? — спросил Мартин, начиная разговор издалека.

— Да, жратвы натаскивают полные закрома, даже маслица предлагают коровьего, но я сам отказываюсь — боюсь затяжелеть без работы. Пацанов учить большой силы не надо, а после недавнего случая еще и деньгу подкидывают, правда, немного — серебряную терцию за две недели, но по здешним понятиям, очень неплохо.

— А чем отличился?

— Шайку налетчиков прогнал.

— Большую?

— Полдюжины дураков и главный с ними.

— Перебил?

— Зачем? Дураки же и никого не убили. Просто потрясли двух мужиков, за девками гонялись, ну, тут и я вышел. Так они, слышь, кинжалы достали, тогда я им меч показал, но они все равно на рожон поперли — их же больше. Так и гнал через лес до самого болота, где они и завязли.

— Не выбрались?

— А я почем знаю? Я повернулся да в деревню пошел.

— То есть тебе здесь не скучно? — уточнил Рони, водя языком по онемевшим от терпкого пива губам.

— Почему не скучно? Скучно, очень даже.

Орк вздохнул.

— Ну, так у нас к тебе предложение — можно на службу наняться, — сказал Мартин.

— На какую еще службу? Опять обозы водить?

— Значит, обозы водить не пойдешь?

— Дело, конечно, натужное и неприветливое, но с вами пойду.

— А деревню на кого оставишь?

— На лоботрясов своих. По следу они сами ходить умеют — не городские, а драться дубинками я их уже научил, Хендрик вообще коварный.

— Я заметил, — кивнул Мартин.

— Так что справятся.

Орк налил себе еще одну кружку и выпил залпом, а потом допил из кружек своих гостей.

— Эх, хорошее пивко, не знаю, чего вам не понравилось! — заметил он. — Ну хоть колбаски отведайте, все одно завтра съезжаем!..

— Колбаски отведаем, — согласился Мартин. — Против колбаски мы никогда не возражали.

Он взял нетронутый круг колбасы, который Бурраш еще не порвал руками, и аккуратно порезал, потом выбрал из огромного пучка самую свежую зелень и положил рядом.

— Ишь, ты, — покачал головой Бурраш. — А что за дело-то? Какие деньги обещают?

— Если все получится — по пятьсот золотых на рыло, — не удержался Рони.

— Вот так штука!.. — воскликнул Бурраш и почесал кинжалом голову. — Видать, и вправду нелегкое дельце.

— Нелегкое, — кивнул Мартин, разжевывая немного подсохшую, но очень вкусную колбасу. — У заказчика увели шкатулку с золотыми механическими игрушками. Вот ее и нужно найти.

— Про такие игрушки я слышал. Заводишь ключиком, музыка, то да се. Только не стоит эта игрушка таких денег.

— Не стоит, — согласился Мартин. — Похитители несколько раз покушались на хозяина, в том числе колдовскими методами.

— Ага, вот за что золотишко.

— Да уж не за просто так. Но ты же не из пугливых?

Орк вздохнул, снова почесал голову кинжалом и сказал:

— Я не боюсь того, что понимаю. Когда драка, пусть один против десятерых — это я сдюжу, но вот такие расклады мне не нравятся.

— Но ты же был с нами, когда голем гостиницу разнес! — напомнил Рони, ему показалось, что орк сейчас откажется.

— Да был, конечно. Но я же сказал, с вами пойду на любую работу, тем более деньги платят, да и Мартин со своими страшными клешнями рядом будет, все не так страшно.

Все засмеялись, а Рони потом добавил:

— Так он этими своими клешнями нам работу и выторговал.

— Да ну? И как же это было?

— Мы хозяину поначалу не показались — старый да малый, что с нас взять. Вот и завернул он нас, слабенькие вы, говорит, а Мартин выпросил у него золотой ливр, смял в кулаке и на стол бросил. Тут и разговор другой пошел, только через это и сладились.

— Значит, получается, Мартин, что Угол тебе долги отдает?

— Получается, что так, — кивнул Мартин.

— Только нам бы еще Ламтак пригодился.

— Мы тоже так думаем, поэтому завтра — сразу к нему.

— Вот это дело хорошее, — сказал Бурраш. — И за это надо выпить. А потом я схожу и разъясню здешнему старосте всю диспозицию.

Ламтак проживал в небольшом городе, до которого идти пешими было полтора дня. Или верхом на мулах, если кто уставал, но скорости это не прибавляло.

Бурраш совсем отказался садиться в седло, уверяя, что его кости для такого передвижения еще не окрепли.

— Верхом надо садиться, отмахав на ногах миль сорок, тогда задница болеть не будет. А если сразу взгромоздиться, придется как вы — корячиться.

И он был прав — Мартин с Рони то и дело сходили на дорогу и шли, переваливаясь и морщась, пока не начинали болеть ступни, и тогда снова забирались в седла.

Мулы вели себя спокойно, но при каждом привале требовали овса, отворачиваясь от предлагаемой им свежей травы с обочин.

— Зажравшиеся у вас кони-то, — покачал головой Бурраш, впервые заметив такое поведение мулов.

— Это не наши, — сказал Мартин. — Мы их по случаю купили. Деньги просили небольшие, вот я и взял.

— Теперь понятно, почему мало просили — хозяин хотел от них поскорее избавиться, пока они его не сожрали.

Животные, казалось, внимательно слушали, о чем говорил этот зеленоватый гигант, и относились к его словам неодобрительно — тревожно шевелили ушами, трясли мордами и даже переглядывались, дескать: ты слышал, чего он там мелет?

По дороге навстречу изредка попадались крестьянские телеги, везшие дрова или сено. Случались и простые путники — одиночные и сообща. Вопреки ожиданиям Мартина, на Бурраша никто не обращал внимания, из чего он сделал вывод, что и в здешних местах орки совсем не редки.

Измучившись в пешем путешествии, к закату путники прибились ко двору здешнего лесничего, человека зажиточного и подозрительного в силу своей казенной службы. Мартин не рассчитывал попасть на ночлег в богатый дом, но хозяин сам выехал на дорогу и предложил им место в сенном сарае. Как оказалось, его заинтересовал именно Бурраш, у которого за спиной висел солдатский меч.

— Я человек на королевской службе, — сказал лесничий, проводя гостей в сенник. — А потому слежу не только за лесом и прочими угодьями, но также надзираю за дорогой. У меня тут никаких разбойников не водится.

Лесничий завел гостей в просторное и чистое помещение с несколькими топчанами, застеленными набитыми сеном матрасами.

— Здесь обычно батраки живут, когда приходит время собирать ягоды или сено косить. Потом мы весь урожай сдаем в казну, а уж они используют по усмотрению. А сейчас весна, никаких поденщиков, вот и пустует комнатка. Располагайтесь, я вам работника пришлю с припасами, небось в дороге-то не шибко кушали.

— А лицо ополоснуть у вас можно? — спросил Мартин.

— Да хоть и не лицо! — ответил лесничий и хрипло рассмеялся. — Прямо за сараем тропка вниз, там у нас ставок, можно даже купаться. А вытираться сеном, рядом копна прошлогоднего.

— Вы очень добры к нам, господин королевский лесничий, — сказал Рони, и было видно, что упоминание о принадлежности к королевству хозяину понравилось.

— Да что там, пользуйтесь, а то у меня здесь скучно. Местных я не привечаю, положение не позволяет — дай ему сухарь сегодня, завтра две сосны в лесу спилит и скажет: лесничий ему друг. А позвал я вас потому, что мне солдат ваш приглянулся, ты ведь солдат?

— Бывший солдат, — отозвался Бурраш, потом поставил в угол меч в ножнах и сел на лавку, с удовольствием вытянув ноги.

— Так и я солдатом был! В двух кампаниях нашего короля побывал — честное слово! До сих пор инглезов не переношу после Тирольского конфликта. Семь лет отслужил, дошел до оруженосца полкового капитана, а потом в награду получил вот эту должность. С тех пор на этом хозяйстве и сижу.

— Приятно встретить бывшего солдата, — улыбнулся Бурраш и, привстав, пожал лесничему руку.

— Ну, устраивайтесь, а я пойду насчет ужина распоряжусь, ну и мулов ваших в конюшню поставить надо. Располагайтесь!

Лесничий ушел, и Бурраш закинул ноги на лавку.

— Повезло нам с ночлегом, — сказал он. — Пожрать бы только! Надеюсь, он принесет солдату с добавкой, раз сам был солдатом, а, Рони?

— Не вопрос, — пожал плечами самый молодой участник экспедиции, осматриваясь в помещении и заглядывая под лавки.

— Ты чего ищешь? — спросил Мартин.

— Гляжу, куда арбалет спрятать.

— А чего его прятать?

— Так у тебя есть арбалет? — в свою очередь, удивился Бурраш и поднялся с лавки. — Ну-ка, покажи.

Рони снял с плеча мешок и стал развязывать, а Мартин поднялся и вышел вон — он запарился в дороге, устал, и ему хотелось освежиться в ставке.

Пока гости устраивались в сенном сарае, солнце уже село за горизонт, и, выйдя на воздух, Мартин почувствовал прохладное дуновение слабого ветерка. В соседней постройке мыкнула корова, слышно было, как звенят в ведре струйки парного молока.

Обойдя сарай, Мартин заметил ту самую тропинку, которая спускалась в глубокую балку. С каждым шагом по ней он все глубже опускался в холодные слои воздуха, которые без движения стояли тут весь день. Вместе с прохладой появлялись сырость, запах водоема и стала опускаться темнота.

Мартин поднял голову — на небе еще различались облака, подсвеченные из-за горизонта алым светом. А в балке оказалось так свежо, что Мартин засомневался — стоит ли купаться? Может, только поплескать в лицо?

Присев на корточки у ставка, он погрузил в него руку и улыбнулся: вода оказалась теплой, а дно балки было видно целиком — выстеленное белым песком и покрытое пучками луговой осоки.

Должно быть, к середине лета вода и вовсе сходила на нет, и косари выкашивали всю балку досуха, но сейчас воды было в избытке.

Мартин разделся и сложил одежду в сторонке. Затем шагнул в воду и почувствовал, как травинки щекочут натруженные за день ноги.

Оттолкнувшись, он перемахнул небольшой ставок и коснулся другого берега, перевернулся на спину и стал смотреть на угасающее небо. До чего же хорошо! Усталость отпускала, тревожные мысли уходили в воду, и оставалось только гаснущее небо и первые загоравшиеся звезды.

— Марти-и-ин! — позвал сверху Рони.

— Я тут — купаюсь!

— А! Ну тогда я попозже — хозяин ужин принес!

— Хорошо! — ответил Мартин и, оттолкнувшись от берега, выплыл на серединку ставка, намереваясь встать на дно, однако… дна он не достал, даже когда махнул руками раза два и ушел на глубину в пятнадцать футов.

Торопливо всплыв, Мартин, отдуваясь, вылез на свой берег и перевел дух.

— Что же тут за яма такая? — удивился он, глядя на воду, которая ему теперь не казалась такой уж доброжелательной. — Пустяки, — сказал себе Мартин, садясь на траву. — Обсохну и пойду обратно.

Но вдруг вода в ставке вскипела, запузырилась, в нос ударил резкий болотный запах, и Мартин на мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, увидел страшное чудище, да так близко, что его от ужаса даже затошнило.

Это был морлинг. Черно-синий, противно гладкий и мокрый. По его скользкой шкуре бегали болотные мошки, над ним вились комары, а вокруг разрезали воду болотные шмары.

Чудище открыло глаза и, глянув на Мартина, буркнуло:

— Бафни андвай!..

— Пошел вон! — в отчаянии закричал Мартин, отползая назад.

— Допрвный вентчер, — поправилось чудовище и чихнуло.

— Да что же это такое? — произнес Мартин, отодвигаясь к одежде.

— Скверна тут у вас… ндт… Суххо!

— Нормально у нас, ты кто такой?! — воскликнул Мартин, собираясь с духом.

— А ты Мартин? Уф-ф, суххо…

— Ну, допустим!

— Допусстим не нужен, нужен Мартин.

— Йа-а Марти-ин! — воскликнул Мартин, начав терять хладнокровие.

— Тогда тебе м… привет из Змеебада и… совет — поберегись, они про тебя знают…

С этими словами чудовище исчезло в глубине ставка, и вместе с ним исчезли мерзкие мошки и шмары, а воздух очистился от гнилостного болотного запаха.

— А кто передал-то, кто? — спросил Мартин с запозданием, но никого уже не было, а водная гладь ставка ничем не нарушалась.

— Поберегись! А-а-а-а!.. — завопил Рони, скача вниз по узкой тропинке. Мартин успел податься в сторону, и его напарник сиганул в ставок, а потом встал посередине и стал плескать воду в лицо.

— Эй, до чего же хорошо, Мартин! — кричал он, прыгая и наводя высокие волны, которые плескались по берегам, заставляя прятаться в тине попавшихся не ко времени лягушек.

— Как там глубина? — спросил Мартин, натягивая штаны.

— Пустяшная! До груди едва достает! Ты уже уходишь?

— А ты уже все пиво выпил? — в тон ему спросил Мартин.

— Это было не пиво, а вишневая наливка, Мартин! Беноксей Либенпорт оказался замечательным мужиком! Лучший из королевских служащих — честное слово!..

— Охотно верю, — буркнул Мартин, надевая рубаху. Потом накинул на ноги обмотки, сунул ноги в башмаки и поспешил наверх — пока что он никому не собирался сообщать о том, что случилось. Возможно, это был страшный сон, навеянный дорожной усталостью, впрочем, Мартин был уверен, что даже во сне был свой толк. Его предупредили, и на том спасибо.

В сенном сарае было весело, лесничий и Бурраш трясли друг друга за грудки и, не переставая, рассказывали солдатские байки — каждый свою. На столе стояла стеклянная реторта с вишневой наливкой мер на восемь, треть которой они уже выпили.

Лицо лесничего горело, как поле майских маков, а у Бурраша румянец пробивал даже сквозь зеленоватую шкуру.

Два масляных фонаря освещали этот праздник, и, пройдя мимо публики, Мартин лег на свою лавку и вскоре уснул. Он проспал много часов без всяких сновидений, а проснувшись, не сразу понял, где находится.

С внешним миром его связывали лишь ленты солнечных лучей, пробивавшихся из-под камышовой крыши.

Мартин поднялся, осмотрелся и не обнаружил никого из приятелей. Матрасы были аккуратно взбиты, а на столе от вчерашней попойки не осталось ничего — он был чисто вымыт и протерт.

Снаружи доносились голоса, Мартин узнал Бурраша и вышел во двор, щурясь от яркого солнца.

— А вот и начальник! — радостно произнес Бурраш, который уже утром принял еще наливки. Они с лесничим сидели за столом под навесом и завтракали.

— Доброго утра честной компании, — поздоровался Мартин.

— Как вам у нас спалось, господин хороший? — с неожиданным уважением спросил лесничий.

— Вы знаете — дома так хорошо не спал, как у вас. До ломоты в костях проняло! — признался Мартин, и лесничий довольно засмеялся.

— Это у нас от воздуха горного и особого расположения местности. Люди непривычные, особенно из города, всегда это замечают. Садитесь, покушайте оладий перед дорогой. Они у нас отменные, жена с работницей до света ради гостей поднялись и расстарались, мне такие именины давно не устраивали.

— А мне понравился ваш ставок, — вошел в разговор Рони, выходя из-за сарая и вытираясь рубахой. — Вечером вода свежая, а утром — студеная! То, что нужно!

— До ветру туда? — негромко уточнил Мартин, указывая на дощатую кабинку в глубине двора.

— Нет, — мотнул головой Рони, — я тоже едва не ошибся. За конюшней это дело находится.

— Вот так шутка, — хмыкнул Мартин. — Вот бы я перед всем обществом опозорился.

— А я туда уже ломился, хорошо хоть работник все объяснил.

— Сейчас приду! — пообещал Мартин и отправился за конюшню.

Сделав свои дела, он спустился к ставку и умылся, настороженно поглядывая в глубину, где имелось видимое дно, над которым покачивались стебли болотных трав. И никакой ямы, только воспоминания.

Наскоро освежив лицо и слегка смочив волосы, Мартин поднялся во двор и сел за стол, где его ожидала горка еще горячих оладий, зажаренная сметана, мед и настойка, если потребуется. Но он выбрал травяной отвар.

— Эх, Мартин, неохота мне отсюда уезжать… — прошептал ему Рони, который вовсю наворачивал оладьи со сметаной.

— Да, местечко сытное, только вечно нас здесь кормить не будут.

— Я не про это.

Рони тряхнул головой, как жеребец, и сдавленно захихикал.

— Что с тобой такое? — удивился Мартин и покосился на лесничего с Буррашом, которые все еще были поглощены полупьяной беседой.

Перед воротами работник обихаживал приготовленных к дороге мулов. Они выглядели довольными и успели навалить кучу навоза.

— Я здесь такую девку встретил…

Сказав это, Рони прикрыл глаза и покачал головой, показывая, что слова здесь бессильны.

— А что за девка?

— Не разобрался. Должно, хозяйская дочка, поэтому я и скрываюсь, понимаешь?

— Так у вас было что-то? — не понял Мартин.

— Да когда чему быть-то? Только утром ее и увидел. Ох и девка, я тебе скажу…

Рони снова закрыл глаза и покачал головой.

— Да сколько их еще будет, этих девок, тем более что мы сейчас уедем — и вся любовь. Глупости все это.

— Нет, не глупости, я сюда еще наведаюсь, Мартин.

Рони съел еще полдюжины истекающих сметаной оладий и дожевывал последний, сосредоточенно глядя перед собой.

— Я, понимаешь, спускаюсь, а она белье в ставу полощет. Талия осиная, коса вороная — до пояса, а как взглянула на меня, так до пеньков продрало — честное слово.

— Мы уедем, и девки этой ты больше не увидишь, — гнул свое Мартин.

— Позволь не согласиться, дорогу сюда я хорошо запомнил — еще вернусь, а то и посватаюсь!..

— Тихо ты, — осадил его Мартин, покосившись на лесничего и Бурраша, однако они налегали на наливку и ничего не слышали, — если это хозяйская дочка — берегись, лесничий старый солдат, у него разговор короткий.

— Она мне говорит: пришел — раздевайся. Представляешь? Я весь пупыркой покрылся от такого предложения — раздевайся, говорит…

— Так у вас что-то было?

— Да когда? Я взял да и сбросил штаны, как просила, а она говорит — ныряй в став, охолонись, я нырнул. По самому дну прошел в длину, там, где кувшинки, а как вынырнул, ее нет!..

— Тихо ты, — Мартин снова покосился на лесничего.

— Ее нет, — уже тише добавил Рони. — Сбежала с бельем своим. Вот я оделся и пошел в гору — к вам.

— Ну и заткнись.

— Как заткнуться-то, Мартин? Погорел я. Никаких мыслей, кроме нее.

— Ох, дурак, — чуя неприятности, покачал головой Мартин. — Ты ее ни имени, ни роду не знаешь, и сразу свататься.

— Спросил! Ригондой ее зовут. Ри-гон-да.

— Что еще сказала?

— Поначалу сказала — ты искать меня будешь, но не ищи, сама тебя найду.

— А потом ты нырнул?

— Потом нырнул.

— Ну и дурак.

— Да почему же дурак?

В этот момент разговор Бурраша с лесничим неожиданно закончился.

— Ну, отряд, пора нам в дорогу! — объявил орк, и они с лесничим выпили на дорожку по полной кружке.

Мартин сунул в рот еще пару оладий и торопливо поднялся, ему хотелось поскорее убраться отсюда, поскольку он начинал ощущать скрытую угрозу. От кого и от чего — непонятно. Но угроза давила и заставляла морщиться, как от глубокой царапины.

Вся компания поднялась из-за стола и направилась к воротам. Заметив это, работник открыл створку и потащил мулов со двора.

Рони поспешил за ним, а Мартин, чуть задержавшись, вышел следом и подоспел в тот момент, когда Рони стал расспрашивать работника.

— Слушай, что за девка у вас здесь, а? — спросил он, хватая работника за локоть.

— Какая еще девка? — отстранился тот, поскольку Рони выглядел очень взволнованным.

— Ну как какая? Удивительная девка: сиськи через край, стан тяжелый, талия тонкая и дыхание сладкое, неужели у вас таких много?

— Да нет тут никаких девок, работницам давно за сорок, вот и все молодки.

— Ну, прекрати зенки-то пучить, я тебе заплачу, хочешь? Ее Ригондой зовут, не девка, а пожар просто!..

— Да будет вам, господин хороший, людей пугать! — неожиданно воскликнул работник и оттолкнул Рони. — Ригонда полтора года как пропала…

— Куда пропала? — не понял Рони.

— Никто не ведает, куда. Пошла белье полоскать в ставу и пропала! Мы пришли, а ее нет! Корыто деревянное стоит, и тряпки по ставу раскиданы, а она исчезла!.. Сказывали, утопла, но в ставу все прошли — нет никакого тела, и в лесу не нашли, и холмы обшарили.

— Что ты такое мелешь, если я сегодня только утром…

— Постой, Рони, давай отойдем, — вмешался Мартин и потащил младшего товарища в сторону.

— Послушай, Мартин, должно, мужик просто запутался…

— Это ты запутался, парень. Нет твоей Ригонды в живых, тебя призрак в оборот взял, крови твоей захотел, а ты на нее и польстился!

— Постой…

Рони попытался вырваться, но Мартин держал его, как клещами.

— Выкинь это из головы, Рони, приблуда это!.. Будешь думать о ней дальше — пропадешь!..

Даже пробыв в дороге пару часов, Рони все еще выглядел каким-то остекленевшим. Протрезвевший в пути Бурраш обратил на это внимание и спросил Мартина:

— Что это малой наш как не в себе?

— Призрак ему привиделся в виде красавицы, — со вздохом сообщил тот.

— Ничего себе. Это когда?

— К ставу спустился, там она его и завлекла.

Бурраш осторожно посмотрел на Рони, который все это время ехал верхом, глядя перед собой.

— Скверное дело, — сказал орк, покачав головой.

— То-то и оно.

— Не надо было вам в этот ставок соваться, от этих умываний одни неприятности. Небось и щеточки свои прихватили, чтобы зубы мыть?

— Прихватили, — подтвердил Мартин, раздумывая, стоит ли рассказывать о собственных приключениях возле этого ставка.

Холмы вокруг становились все круче и скоро сложились в горный хребет, вставший поперек пути. Дорога пошла на подъем к перевалу.

— Рони, сойди на землю, разомни ноги, — предложил Мартин, но младший партнер его не услышал.

— Ну что с ним делать, а? — обратился Мартин к Буррашу. — Может, облить его водой, как думаешь?

— Нет, водой не надо, его сейчас змея изнутри гложет.

— Какая змея?

— Известно какая — тоска. Из-за тоски легко и разума лишиться, тут надо осторожно действовать. Вот у нас в полку один товарищ заскучал по дому — жена у него была молодая, ребенок. Такой же заторможенный днями просиживал да смотрел на дорогу, есть-пить забывал. Так наш сержант возьми да и тресни ему палкой по голове, думал его в себя привести, а тот выхватил тесак да на него.

— И что?

— Едва не зарубил. Впятером еле оттащили.

— И что же нам делать? — шепотом спросил Мартин, глядя на покачивающегося в седле Рони.

— Есть один способ.

С этими словами Бурраш сунул руку в торбу, которую вез на себе свободный мул, и вынул узкогорлый кувшин, в который на дорожку им выдали наливки.

— Думаешь, он станет это пить? — с сомнением спросил Мартин.

— Если будем заставлять — откажется, — уверенно произнес Бурраш. — Но мы зайдем хитростью, скажем, чтобы в сумку положил. Допил и положил.

— Начнет пить, поймет сразу.

— Не поймет, он сейчас, как снулая рыба, огуречный рассол от меда не отличит.

Мартин на это лишь покачал головой и, спрятавшись за шагающим мулом, стал наблюдать за действиями орка.

Тот бочком переместился ближе к Рони и пошел рядом, затем вытащил из кувшинчика пробку и, сделав пару глотков, протянул Рони:

— Положи-ка его вон в ту торбу!

Рони машинально взял кувшинчик, но плеснувшаяся наливка испачкала ему руку.

— Ой, да там еще осталось? — как будто удивился Бурраш. — Ну, так допей остаток, а потом брось кувшин в торбу.

Произнеся слова своей роли, орк отошел, демонстрируя свою полную отстраненность, а Рони, не глядя, раскрутил содержимое сосуда и, запрокинув голову, выпил в несколько больших глотков, затем сунул пустой кувшинчик в торбу и снова уставился на дорогу.

Мартин оставил одинокого мула и подошел к Буррашу.

— И что теперь?

— Думаю, мы эту змею затравим. Клин клином, как говорится, наливка у лесничего крепкая, на себе испытал.

Так они прошагали в гору до высокой отвесной стены, которая потянулась по правую сторону от дороги. Вдруг Рони сам спустился на землю и, подойдя к обочине, стал справлять малую нужду.

Потом застегнул штаны, вернулся на дорогу и сказал:

— Ну и напугал ты меня, Мартин.

Мартин с Буррашом переглянулись, не зная, как это истолковывать.

— Я говорю — страху ты на меня нагнал так, что картины одна чернее другой одолевать стали.

— А теперь как? — осторожно спросил Мартин.

— Вроде отлегло. Пройдусь-ка я ногами, а то в седле совсем заскучал.

После того как Рони вроде бы выздоровел, настроение у всех улучшилось. Мартин перестал замечать, что дорога пыльная, погода жаркая, а слепни приставучие. Между тем склон слева от дороги становился все круче, а стена справа поднималась все выше, и скоро росшие на самом ее верху кустарники стали едва заметны.

Неожиданно Бурраш что-то крикнул и, схватив в охапку Мартина и Рони, толкнул к известковой стене. Дремавшие на дороге мулы тоже очнулись и бросились к спасительному месту, в то время как в воздухе, вращая острыми гранями, уже летела глыба известняка.

Врезавшись в дрогу, кусок скалы брызнул по сторонам обломками и поднял тучи едкой белесой пыли. Самые большие из осколков поскакали дальше вниз, вызывая сотрясение и сердитый рокот дремлющих гор, а на стене заметались и защебетали щуры, перепуганные этим камнепадом.

Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем путники пришли в себя, а густую пыль отнесло слабым ветром.

Рони откашлялся, сплюнул известковую крошку и сказал:

— Ты нас спас, Бурраш.

— Да-а, — протянул Мартин, вытирая шапкой взмокшее лицо. — И как ты ее разглядеть успел?

Он поднял голову, надеясь увидеть место, откуда из стены могла вывалиться глыба, но там были лишь трещины и больше никаких повреждений.

— Я никакой глыбы не видел, — отряхивая куртку, сказал орк. — Я птицу увидел.

— Орла, что ли? — уточнил Рони, также глядя вверх.

— Я даже не понял. Просто почудилось, будто большая птица крыльями машет, как будто ветер нагоняет.

— Давайте скорее уйдем отсюда, — произнес Мартин и, схватив повод, потащил за собой мула, однако тот не желал отходить от стены и мелко трясся. Так же вел себя и его собрат, наваливший под стеной кучу навоза.

— Да пойдем, дурак, чего ты уперся? — начал ругаться Мартин, пытаясь сдвинуть упрямого мула, но тот бешено вращал зрачками, и столкнуть его с места было невозможно.

— Как же их напугал этот камень, — произнес Рони, принявшись оттаскивать от стены другого мула.

— Погодите, они не камней испугались, — сказал Бурраш.

— А чего им еще бояться? — спросил Мартин, впрочем, уже догадываясь, чего напугались мулы.

— Отойдите, я с ними поговорю, — попросил орк, и Мартин с Рони, переглянувшись, прошли несколько шагов вперед, продолжая посматривать наверх и опасаясь нового нападения.

— Как думаешь, кого видел Бурраш? — шепотом спросил Рони.

— Говорит — птица была.

— Птица такой камень не дотащит, даже здоровенный орел. Орел может козленка утащить, а тут камень с полтелеги.

— Ну, я не знаю, — пожал плечами Мартин, не желая начинать здесь этот разговор. Может быть, вечером, когда они поужинают, успокоятся и будет время все обдумать, а здесь страхов и так хватало. Он до сих пор чувствовал, что сам внутри какой-то деревянный, будто отбитый.

— Ты помнишь, что нам Овцер рассказывал? — шепотом спросил Рони.

— Чего?

— Как на него горгулья охотилась, пики метала, лекаря убила.

— Да что ты мелешь, откуда ей здесь-то взяться?

Они помолчали, глядя, как орк, обняв шеи обоих мулов, что-то шептал в их длинные уши.

— Думаешь, они его понимают? — спросил Рони.

— Трястись перестали.

— Значит, он с мулами говорить умеет?

— Не знаю, — буркнул Мартин и стал смотреть на соседнюю горную гряду, кое-где поросшую лесом.

— Это была горгулья! — громко произнес Бурраш, заставляя вздрогнуть Мартина и Рони. — Только этой твари по силам поднять такую глыбу!..

Орк подошел к спутникам, ведя в поводу успокоившихся мулов, и передал повод одного из них Мартину.

— Да откуда ж ей силу такую взять, чтобы скалами швыряться? — не сдавался Мартин.

— Она заколдована, и сил ей хватает, чтобы сделать злодеяние и сгореть в небе.

— Как это сгореть? — забегая перед Буррашом, спросил Рони.

— Самым натуральным образом — вспыхнуть, как смоляной факел, и просыпаться на землю горячим песком.

— Ты разве сам это видел?

— Как горела, не видел, другие рассказывали, но горгулья за мной гонялась, я вам рассказывал.

— Да, рассказывал, я помню, — кивнул Рони. — Значит, теперь они и на нас охотиться начнут, как на Овцера?

— Только как они нас так быстро вычислили? — удивился Мартин.

— Ой, ты как будто вором не был! Небось его дом шнырями обложили, они нас и срисовали, — решительно заявил Рони. — Но это и к лучшему.

— Почему? — не понял Мартин.

— Если это городские шныри, мы их прихватим и потрясем как следует.

— Принимается, — кивнул Бурраш, — но сначала нужно вернуться. Думаю, это не последняя пакость, и нужно глядеть в оба.

— Я вот что скажу вам… — решил признаться Мартин. — Когда я первый к ставку ходил, меня там морлинг подсидел.

— Морлинг? — одновременно переспросили Бурраш и Рони.

— Морлинг. Там у них яма в ставу бездонная.

— Да как же бездонная, если я… — начал было Рони, но тотчас, вспомнив свои приключения, замолчал.

— И чего ты нас не позвал? — спросил Бурраш.

— Он не нападал. Он сказал, что ему приказали передать привет из Змеебада, чтобы мы поостереглись.

— А чего же ты не сказал?

Мартин вздохнул и пожал плечами, таща на поводу мула.

— Думал, что не к месту. Вы там вроде праздновали.

— Ну ладно, с этим все понятно. Эй, гляньте, на перевале — застава!..

— Застава, — согласился Рони, приглядываясь. — Должно, ищут кого.

— Похоже.

Дорогу путникам преградили трое солдат в мундирах королевских копейщиков — сержант и два рядовых.

Сержант властно поднял руку и сказал:

— Именем короля, приказываю остановиться!..

— А что случилось? — спросил Мартин, придерживая мула.

— Вопросы здесь задаю только я! А вы здесь только отвечаете, все понятно?

Сержант угрожающе двинулся к Мартину, но наткнулся на Бурраша, который был в полтора раза шире сержанта и на голову выше.

— Э-э… А ты кто?

— Я солдат в отставке.

— Точно в отставке? А, часом, не дезертир?

— Тебе чего надо? — не повышая голоса, спросил орк и повел головой, как будто разминая шею.

— Я… мы ищем беглецов.

— И?

— И я должен вас проверить.

— Ну так проверяй, — развел руками Бурраш.

— Я уже проверил, вы не они. Проезжайте.

С этими словами сержант отошел в сторону и сделал царственный жест, повинуясь которому оба копейщика также освободили дорогу.

— Сэр, можно было стрясти с них хотя бы по медной монете, — негромко произнес один из рядовых, глядя вслед удаляющимся путникам.

— С ума сошел? Ты видел, какой из сумки меч торчал? Гарду видел?

— А что с гардой?

— Она вся в рубцах. Этим мечом уже поработали будь здоров.

— Так, может, это не его меч.

— Хочешь проверить? — скривился сержант. — Ну, давай, пока они недалеко ушли.

Копейщик снова посмотрел путникам вслед и качнул головой. Сержант прав, лучше подождать телегу торговца и стрясти положенное без всякого риска.

Между тем путники уже шагали под гору и скоро оказались в прохладной тени росших по обе стороны дороги кленов. Их листья были покрыты пылью, однако деревья давали прохладу, о которой мечтали путники.

— Если верить слухам, мы придем в Йоншир часа через четыре, — объявил Бурраш, когда компания вышла из-под спасительных кленов и стала спускаться в нагретую солнцем долину.

— То есть сейчас город мы еще не увидим? — спросил Рони, глядя вдаль из-под руки.

— Нет, потерпи. Но скоро мы сможем обнять нашего друга, а он от радости выложит на стол все, что имеется. И мы съедим и выпьем все его запасы, потому что ничего оставлять уже не нужно — старый солдат двинет с нами.

К радости Рони, крыши пригородов Йоншира они увидели не через четыре часа, а всего через два, и вскоре вышли на дорогу, заваленную навозом и искатанную множеством телег. Город располагался очень удачно, и к нему сходилось несколько дорог, в том числе и торговые, поэтому уже в пригородах начинались длинные постройки постоялых дворов с перевалочными амбарами, где останавливались целые караваны.

— А вы подумали, как мы его тут искать будем? — спросил Рони, когда стали видны крепостные ворота, куда не прекращавшимся потоком двигались телеги с товаром, пешие и верховые путники.

— Я? Честно говоря не подумал, — признался Мартин. — Я думал, здесь большая деревня, а тут вон что — целый город отгрохали. И вот что интересно: как он не треснет, если люди туда все идут и идут?

— Должно, на выход другие ворота служат, — высказал предположение Бурраш, который тоже слегка растерялся от такого размаха. — А ров-то, посмотрите, какой ров, и мост перекинут — все как положено!

— И как они с него не валятся, небось страшно по мосту проходить, а? — спросил Рони. — Правда, что внизу змей полно, Бурраш? Говорят, их туда специально напускают, чтобы враг убоялся.

— Бывает, что и напускают, — пожал плечами орк. — Но они там и сами разводятся, потому как сыро и крыс полно.

— Ну и новости. А это точно Йоншир? — снова спросил Рони.

— А вот мы это сейчас узнаем, — пообещал орк и обратился к старушке в изодранной накидке, с клюкой и тощей торбой на плече.

— Эй, бабуля, это город Йоншир?

— Йоншир, конечно, так его разэдак! Такую дороговизну развели — за полфунта бараньих костей целый деним требуют!..

Старуха погрозила в сторону крепостной стены сухеньким кулачком и поправила котомку.

— Послушайте, бабуля, а вы не знаете, много ли в городе башмачников?

— А тебе зачем? — спросила старуха и строго посмотрела на Бурраша.

— Послушайте, мамаша… — вмешался Мартин и, передав повод мула Рони, подошел к старухе. — Понимая ваши затруднения, хотел бы предложить вам один деним, если вы расскажете нам, какие у вас тут башмачники.

— Давай деним, — сказала старуха, протягивая руку. Мартин отдал монету, и та долго прятала ее в складки поношенной одежды. Потом посмотрела на Мартина и сказала:

— Башмачники тут всякие.

И решив, что на этом можно заканчивать, повернулась и заковыляла своей дорогой.

— Эй, мамаша! — крикнул Мартин и, догнав старуху, преградил дорогу. — Ты или отвечай, или деним возвращай!..

— Экий ты глупый! Ты спросил какие? Я ответила — всякие. Чего еще?

— Хотя бы по счету — сколько их? Десять или двадцать?

— Ровно дюжина, — нехотя ответила старуха.

— Отлично. Нам нужен такой невысокий, коренастый, — пояснил Мартин и показал рукой, какой высоты им нужен башмачник.

— Половина их коренастые, — не сдавалась вредная старуха.

— Тот, что нам нужен, — гном. Знаешь его?

— Злобный такой, пыхтит все время, а за ремонт уздечки восемь яиц потребовал, — пробормотала старуха. — Нет, не знаю я такого.

— Зато я знаю! — вмешался Бурраш. — На Рыбной улице он живет, в самом конце, против дома мешочника!..

— Дурак ты, верзила! Башмачник этот в тупике живет за каретной мастерской! А Рыбной улицы в городе отродясь не было!..

Мартин посторонился, и старуха зашагала прочь.

— Здорово ты ее обхитрил, — похвалил Мартин орка. — Я уж думал, плакали наши денежки.

— Остается проверить, наш ли это гном.

За первой городской стеной оказалась еще одна, вдвое выше первой. Между ними было ярдов сто, и все это пространство занимали бесконечно длинные торговые ряды, где покупалось и продавалось все, кроме скота, которым торговали снаружи.

— Ох, и шумно тут! — заметил Мартин, придерживая мула, который начинал нервничать от криков зазывал и смеха подгулявших гостей города.

— А в Пронсвилле таких стен почему нету? — спросил Рони.

— Пронсвилль на берегу, там враг только с моря возможен, — пояснил Бурраш.

— А в Лиссабоне стены имелись, — добавил Мартин. — Только давно, их потом на камень растащили.

— А тут кого бояться? — снова спросил Рони.

— Тут дорога на Бирнор имеется, а мимо него до самой Ингландии. Вот и стоит этот город форпостом, и стены здесь чинят. Вон, на башнях камень новый положен, — сказал Бурраш, и Мартин с Рони стали смотреть на башню, где действительно виднелись следы недавнего ремонта.

— Эй, послушайте, где здесь башмачников найти можно? — спросил Мартин у какого-то прохожего.

— Здесь башмачников нету, — покачал головой тот. — Они за второй стеной кормятся.

— Спасибо, — поблагодарил Мартин, и они двинулись к следующим воротам, куда проходило уже не так много возов и людей, зато охраняли эти ворота четверо рослых, под стать Буррашу, гвардейцев, которые внимательно оглядывали каждого входящего в серединный город.

Обстановка там была не такая суматошная, и путники перевели дух, начав вертеть головами и рассматривать вывески, предлагающие посетить всякие заведения, от булочных и питейных до мастерских по пошиву седел и разной упряжи.

Вскоре пришло время снова спросить дорогу, и теперь этим занялся Рони. Он подбежал к группе молодых людей, по виду подмастерьев, которые спешили по каким-то делам, и спросил, как пройти в тупик за каретной мастерской.

— Двигай за нами, мы как раз туда, на потеху поглядеть! — ответили ему.

— А что там за потеха?

— Там сегодня башмачника бить будут!

— Похоже, совсем пристукнут! — весело добавил другой подмастерье, и они рассмеялись.

Рони обернулся и пожал плечами, а Мартин махнул ему рукой, дескать, давай, мы за тобой.

Они прибавили шагу, чтобы не отставать от подмастерьев, которые весело переговаривались, время от времени отпуская шуточки в адрес проходивших мимо молодых женщин. Скоро стали слышны крики, и, завернув за очередной угол, Мартин, Бурраш и Рони увидели толпу из сотни человек, которые были вооружены палками и ржавыми тесаками. Эта толпа окружала деревянную пристройку к каменному зданию, а на крыше пристройки сидел Ламтак — в шлеме, с маленьким щитом и коротким мечом.

— Эй, поглядите! — обратился к спутникам Рони и кивнул в угол, где скучали двое городских стражников, в обязанность которых входило предотвращение подобных сборищ. Однако эти, похоже, были заранее приглашены и грызли орешки, со скукой наблюдая за происходящим.

— Понятное дело, — оценил обстановку Бурраш и, вынув из сумки меч в ножнах, направился к толпе, которая орала все громче, и несколько самых активных крикунов, по виду — городских бандитов, пытались рогатинами поддеть Ламтака за ногу, но тот отбивался от рогатин и старался забраться повыше, однако выше уже было некуда.

Подойдя к разбойникам, Бурраш оглянулся и, увидев, что Мартин с Рони встали сзади него, прикрывая фланги, громко спросил:

— Братцы, а чего у вас тут происходит?

Бунтовщики перестали кричать и все повернулись в его сторону. А какой-то бородатый мужик со сломанным носом и злыми глазами из-под лохматых бровей спросил:

— А это что за рожа зеленая тут нарисовалась?!

Это был главарь банды, и перед ним расступились, давая пройти к Буррашу.

Орк приметил нож, который главарь прятал за штанину, но меч из ножен доставать не стал. Бандиты засмеялись шутке предводителя, а Бурраш улыбнулся и сказал:

— Да уж, какой родился, такой и пригодился. Так чего вы здесь шумите, сапоги из ремонта требуете?

— А тебе какое дело?

— Я пришел обувку в ремонт сдать, но, похоже, не ко времени.

— Не ко времени, — кивнул главарь и покосился в сторону стражников, которые поднялись на ноги и взялись за алебарды, готовые вмешаться и выгнать чужака.

— Тогда давайте вы разойдетесь, а я как башмаки сдам — сообщу вам отдельно, тогда возвернетесь и снова орать будете, — предложил орк, а потом, двумя ударами меча в ножнах, сбил на землю пару самых рослых бандитов, пытавшихся подойти к нему сбоку.

Из толпы бросились еще трое, но выступивший вперед Мартин разбросал их быстрыми ударами дубинки.

— Ну-ка стоять! — рявкнул один из стражников, но главарь остановил его нетерпеливым жестом и сказал:

— Постой, служба! Лучше отвернитесь, мы их сейчас в капусту шинковать будем!..

После этих слов все бандиты достали ножи и стали окружать троицу смельчаков.

— Бурраш, мне вмешаться? — спросил с крыши Ламтак.

— Не сейчас, погоди, когда все завяжется!..

— Мы и до тебя, карепей, еще доберемся! — крикнул гному кто-то из толпы, однако другие его не поддержали. Сейчас все были сосредоточены на предстоявшей схватке с пришлыми.

И снова Бурраш начал первым. Орк выдернул меч из ножен, и этими ножнами ударил одного из бандитов, а другого достал плашмя мечом по голове. Мартин и Рони тотчас рванулись в атаку, не ожидая, когда стена врагов задавит их массой. Дубинки замелькали в бешеном темпе, заставив первый ряд бандитов закрываться руками и пятиться. Задние, напротив, пытались наступать, и у противника началась свалка. В этот момент, словно ядро, в тыл бандитам свалился Ламтак и начал крушить всех подряд, снося врагов страшными ударами своего щита и щадящими шлепками широкого меча.

Стражники хотели было снова вмешаться, но битва стала такой лютой, что они, напротив, попятились, а потом и вовсе сбежали с места.

Ламтак пробился к своим и стал в цепь. В схватке случился перерыв, и противники остановились, тяжело дыша и сверля друг друга глазами.

Пока выигрывали пришлые, у них были только царапины, ссадины и небольшие порезы, а из бандитов многие были в крови, а с десяток бойцов и вовсе не могли подняться.

— Предлагаю на этом разойтись, — сказал Мартин и улыбнулся вражескому главарю.

— С чего это? — возразил тот.

— С того, что я могу начать рвать вас голыми руками, и это будет очень страшно.

— Ой, как ты нас напугал! — презрительно скривился главарь и сплюнул под ноги кровавой слюной. — Хотел бы я на это посмотреть!..

— Смотри, — сказал Мартин и достал из-за пояса серебряный терций. — Я отдам его тебе, если вы сейчас же уйдете…

Сказав это, Мартин проделал с серебряной монетой тот же фокус, как и с ливром в доме купца Овцера, и, разомкнув побелевший кулак, показал всем смятое серебро.

— Лови! — крикнул Мартин и бросил главарю смятую монету. Тот поймал ее, рассмотрел, не скрывая изумления, потом посмотрел на Мартина и опустил руку с ножом.

— Ладно, — сказал главарь. — Сегодня мы уйдем, но завтра вернемся.

После этих его слов бандитское войско стало собирать раненых и, бурча под нос ругательства, направилось вон из тупика.

Бандиты прихрамывали и тяжело переваливались, некоторых вели под руки — те едва стояли на ногах. Это было похоже на отступающую армию, однако Ламтак сказал:

— Это еще не победа, сейчас стражники прибегут.

И он оказался прав — послышался лязг доспехов, и из-за угла выбежала целая дюжина стражников с алебардами. Выглядели они очень решительно, а командовал ими широкоплечий сержант в дорогом плаще, какой не купишь за обычное жалованье.

— Если мы начнем с ними драться, нам из города не выйти, — сказал Бурраш. — Прибежит подмога. Может, предложишь им денег, Мартин?

— Попробую, — кивнул тот и, отдав дубинку Рони, поспешил навстречу стражникам.

Выглядел Мартин миролюбиво, поэтому они невольно перешли на шаг, а потом и вовсе остановились после того, как остановился шедший первым сержант.

— Добрый день, ваша милость, — негромко произнес Мартин, останавливаясь в одном шаге от сержанта, который смотрел на него с неприязнью.

— Для тебя не очень добрый, прохвост! Командуй своей банде, чтобы бросали оружие и сдавались, иначе я прикажу зарубить вас!..

— Давайте решим вопрос миром, сержант, я дам вам три терции серебром, и мы мирно расходимся.

— Я взяток не беру! — звонко ответил сержант, полагая, что, арестовав чужаков, и так получит все их деньги.

— А если подумать?

Мартин схватился одной рукой за древко алебарды, а второй за огромную ременную пряжку сержанта и смял ее с еще большей легкостью, чем монету. Потом убрал руки и миролюбиво улыбнулся потрясенному сержанту, который рассматривал остатки пряжки, служившей одним из символов его начальственного статуса.

— Итак, пять серебряных терций, сержант. Это хорошее предложение.

Сержант судорожно сглотнул и посмотрел на Мартина, который теперь смотрел на него совсем не приветливо.

— Я мог вас где-то видеть?

— Только если служили в Угле.

— Вы служили в Угле? — удивленно спросил сержант.

— Я сидел там.

— Но… в Угле сидят бессрочно и более…

— Более трех лет никто не выживает, но я провел там двадцать и научился этому фокусу с вашей бляхой.

— Я… я должен собраться с мыслями, — сказал сержант. Потом покосился на своих подчиненных и снова повернулся к Мартину. — Дело в том, что у нас есть сигнал на этого гнома… И этот донос никуда не денется, он зарегистрирован у городского полицайпрокурора.

— Но если этот гном исчезнет до вашего прихода, прокурор ничего не сможет вам предъявить.

— А он исчезнет?

— Это я вам гарантирую, через час его здесь не будет, — сказал Мартин, незаметно передавая сержанту серебро.

— Ну, раз вы говорите, через час, то мы вернемся через два, — пообещал сержант.

— Приятно было с вами познакомиться, сержант.

— А мне с вами. Счастливого пути.

Не успел Мартин распрощаться с сержантом, как Ламтак бросился к двери своей каморки, вскрыл ее хитрым кривым ключом и, ворвавшись внутрь, стал срывать половицы, под которыми, как оказалось, было сложено все его богатство. Рулоны кож, ножи, молотки, клещи, колодки, клей и еще много чего, что поместилось в два огромных мешка, каждый из которых был выше самого Ламтака. Однако он лично выволок их на порог, Рони подогнал мула, и они вдвоем мигом увязали поклажу. Теперь все было готово к отъезду.

— Ну и что у вас тут за ссора приключилась? — спросил Бурраш, когда они вышли из тупика на открытую улицу.

— Я отказался платить им налог сверх королевского и городского.

— Да неужто бандиты здесь башмачников данью обкладывают?

— Нет, не обкладывают, — ответил Ламтак после паузы, потом снял шлем и отдал Рони, тот положил его в один из мешков.

— Значит, ты их чем-то разозлил?

— Чем-то разозлил.

— Давай уже рассказывай, зря, что ли, мы за тебя впрягались, пенек старый? — потребовал Бурраш, и Ламтак, слегка оттаяв, заулыбался, поглаживая бороду.

— Чего привязался, оглобля? Ну, хорошо, скажу. Они на рынке над карлицей издевались, а я заступился.

— И с этого все началось?

— Еще не с этого. Я их побил крепко, потом они привели еще десять бандитов, я и их побил. А когда они привели стражников, я незаметно убежал.

— И с этого все началось?

Ламтак вздохнул, все слова из него нужно было тянуть клещами.

— Нет, все началось, когда я их снова побил, когда стражники ушли.

— А зачем снова побил? Тебе показалось мало?

— Им показалось мало! — возразил Ламтак. — Они опять стали карлицу пеньком обзывать.

— Пеньком?!

— Вот именно. Я-то солдат, меня таким словом не проймешь, а она — плакала.

Так, за ничего не значащим разговором, они вышли из центрального города, миновали шумный район между двумя стенами и, наконец, оказались в пригороде, где не было мощеных улиц, а только пыль, конский навоз и длинные вереницы обозов. Тут Ламтак остановился и, повернувшись, взглянул на высокие городские стены.

— Спасибо тебе, Йоншир, за то, что кормил меня, — сказал он. — Может, еще свидимся.

— Ты бы лучше нас поблагодарил, что вовремя подоспели, — заметил Бурраш.

— Это, конечно, подоспели в самый раз. Но я на этой крыше с утра сидел, между прочим.

— Ну, извини, если бы знали, пришли скорее, однако мы к тебе по делу.

— По какому?

— По хорошему. Нам компаньон нужен, старый проверенный товарищ.

— Опять драться?

— А хоть бы и драться. Ты, как я гляжу, это дело вовсе не забыл, хоть и тюкал целый год одним молоточком.

— Ну и что с того, что молоточком? Работа хорошая, люди деньги несут, у кого нет — платят, кто чем богат. Я ни от чего не отказывался. Получалось хорошо, даже монетки копить начал, думал, через пару лет смогу жениться.

— На карлице, что ли? — усмехнулся Бурраш.

— Ну ты скажешь тоже! Карлица — человек, а мне нужна глинпа. В Йоншире, между прочим, свои гномы имеются, из очень хорошего рода. Из Бинда-Хорвардов. Слыхали про таких?

— Да откуда нам про гномов знать? — сказал Рони, покачиваясь в седле между двумя мешками Ламтака.

— Это да, — согласился тот. — Кстати, Рони, ты подрос, стал шире в плечах!.. А уж колотушкой как машешь — одно загляденье!..

— Спасибо, Ламтак, — смутился Рони.

— А ты, Мартин, такой опасный. Если бы ты мой ремень так смял, я бы, пожалуй, тоже испугался.

Мартин улыбнулся, но Ламтак был совершенно серьезен.

— Ладони у тебя небольшие, пальцы длинные, как у дворянина какого-нибудь, откуда только сила берется? А вот башмаки скверные, пьяный, видать, башмачник был, козелок, вон, подшит недавно, а уже поехал. Мы как на место прибудем, я тебе козелок перешью и носки вытяну, совсем другой вид у башмаков будет.

— Спасибо, Ламтак.

— Пожалуйста. А куда мы идем-то, в какое местожительство, Бурраш?

— В Пронсвилль.

— Опять?

— Что значит опять?

— В прошлый раз тоже шли в Пронсвилль.

— Прошлый раз так вышло, а в этот раз у Мартина с Рони там дом просторный имеется. И вообще, Ламтак, ты стал болтливым.

— Это ты меня разговорил, кочка болотная. А в городе я молчал как рыба, даже гвозди не называл.

— Как это не называл? — удивился Мартин. — Как же ты обходился?

— Не называл, и все. Клиент говорил: вбей сюда два гвоздя, подметка уже дышит. А я ему говорю — ага. И все. А сейчас я и вправду разболтался, но это потому, что давно вас не видел, а еще потому, что башмачник. Вот если бы был кузнец или того хуже — ювелир, тогда конечно, следовало бы помолчать. А башмачнику чего молчать? Я на войне столько лет молчал.

— А почему на войне молчал? — не понял Рони.

— Потому, что в бою орал, а после боя ел и спал.

Рони с Мартином посмотрели на Бурраша, ведь он тоже был солдатом.

— Да, Ламтак прав. Так на войне и было.

Какое-то время Ламтак молчал, видно было, что он заново переосмысливает свое теперешнее положение.

— Значит, опять воевать поедем? — спросил он, когда они отошли от города на приличное расстояние и впереди стали вырисовываться пологие склоны старых известняковых гор.

— Мартин предложил хорошее дело, — сказал Бурраш.

— Деньги платить будут?

— Еще какие.

— И какие же?

— Мартин сказал, что по пятьсот золотых на нос.

— Ох ты!.. — воскликнул Ламтак и покачал головой. Еще какое-то время они шли молча, сторонясь и пропуская возы, шедшие в город. Потом попили воды, передавая друг другу кожаный бурдюк. Ламтак тоже выпил, а потом сказал:

— Должно, без колдовства здесь никак не обойдется.

— Это ты о чем? — спросил Бурраш.

— О том, что за просто так — мечом помахать — таких денег не заплатят.

— И что, откажешься?

— Нет, не откажусь. Мне деньги нужны, я жениться хочу.

— А к старому хозяину-гному не хочешь вернуться? — спросил вдруг Рони.

Ламтак посмотрел на него, но не ответил, еще раз проворачивая в голове этот вопрос.

— Нет, не хочу, — сказа он наконец. — Я буду напоминать ему о плохом, и он меня прогонит.

— У вас так принято?

— У всех так принято. Так что же мы будем делать в этом вашем Пронсвилле?

— Будем защищать заказчика, будем ловить шнырей, — начал перечислять Бурраш. — И искать шкатулку, которую у него украли.

— Всего и делов-то? Что-то не верится.

— Наверное, придется поехать на запад, — сказал Мартин.

— И далеко? — уточнил гном.

— Очень далеко. Возможно, ближе к Змеебаду.

— Вот это да, — снова произнес гном и покачал головой. — Так вот за что золото дают?

— Именно за это, — в тон гному сказал Бурраш.

— В таком случае нам пора забирать влево, вон по той дороге, — заметил гном, указывая на пыльную глубокую колею, по которой, можно было не сомневаться, в город возили камень на ломовых телегах.

— В каменоломню, что ли? — удивился Рони.

— Нет, мы пойдем дальше, в деревню. Там хороший постоялый двор, и оттуда прямая дорога к перевалу. Мы же к перевалу пойдем?

— Да, — кивнул Бурраш. — И Ламтак прав, пора нам отдохнуть, а то мы с раннего утра топаем, а ведь намеревались, гном, у тебя перекусить.

— Так и я хочу передохнуть, на крыше сидеть было очень неудобно, да и палками меня изрядно поколотили. Я уже забыл, когда меня так били в последний раз.

— На войне? — уточнил Рони.

— Не только. А что это у тебя в мешке выпирает, будто арбалет?

— Это и есть арбалет. Показать?

— Обязательно покажи. Я к кавалерийским машинкам очень большое любопытство имею. Вот пехотные не люблю — большие, грубые, а кавалерийские — другое дело.

Рони достал оружие и подал гному, который при виде такой редкой модели пришел в восторг.

— Два лука, да еще стоячие!

— Мачтовые, — поправил гнома Бурраш.

— Ну да! Я и говорю! Это ж какая работа тонкая, а? — продолжал восторгаться Ламтак, поглаживая оружие, проверяя натяжение тетивы и годность спусковой планки. — А это что?

Он вынул из закладки один из граненых болтов и снова восхищенно зашипел и зачмокал, как будто его угостили какой-то сладостью.

— Это же змеиное жало, честное слово! От такого болта никакая кольчуга не спасет, а, Бурраш?

— Да, коварная машинка, — подтвердил тот.

— А вы это заметили? — спросил Ламтак, нюхая кончик болта.

— И что там? — спросил Рони.

— Красный яд. Его из муравьев вытягивают и мажут наконечник. Насмерть он не отравит, но жжет так, будто железо каленое приложили.

— Я о таком раньше даже не слыхивал, — признался Рони.

— Ты не слыхивал, а меня раз в арьергарде так веником отделали, что потом чуть шкура с рук целиком не сошла, — сказал Бурраш.

— Веником? — не понял Рони.

— Веник, — начал объяснять Ламтак, — это держак, как у полуторного копья, а на конце связка веревок или кожаных полосок с навязанным на них железом. Такой штукой пехота по построениям хлещет, чтобы противник строй потерял. Это, я вам скажу, та еще забава. — С этими словами Ламтак вернул Рони арбалет и спросил: — А где ты такую машинку добыл? Неужели с Мартином сложились? Она больших денег стоит.

— Это мне тетенька одна дала, — сказал Рони, посмеиваясь.

— Вот такие тетеньки у вас, у людей. У гномов тетеньки к таким вещам и близко не подбираются.

— А что за тетенька? — поинтересовался Бурраш.

— Кухарка наша, — нехотя ответил за Рони Мартин, понимая, что этим ответом вызывает еще больше вопросов.

Уже смеркалось, когда они наконец пришли в деревню, где все население по сельскому обычаю ложилось спать рано.

В амбары запирали кошек, чтобы сторожили ночью зерно, в хлевах доили коров, только что пригнанных с лугов. Крестьяне устало переговаривались, покрикивали на лающих собак, но все шло к скорому ужину и здоровому сну до раннего утра.

Вся эта неторопливая и сонная атмосфера так подействовала на путников, что они и сами были готовы упасть и уснуть, пусть даже и голодными, однако в стоящем на отшибе постоялом дворе уже горели в окнах светильники, а значит, были готовы и стол, и чистая постель, в чем путники очень нуждались.

— А еще хорошо бы какой мази от порезов, — заметил Рони. — А то руки от пота горят.

— Там хороший хозяин, он непременно сыщет для нас мазь и все, что угодно, — заверил Ламтак. — Меня в прошлый раз здесь как родного встретили. Ставьте мулов к коновязи, берите только оружие и самое ценное, а работник потом мулов в сарай отведет.

На правах завсегдатая этого заведения Ламтак первым распахнул дверь, и весь отряд вошел в просторный и хорошо освещенный зал. Видно было, что масла на светильники здесь не жалели.

— Здравствуйте, гости дорогие! — радушно поприветствовал вошедших человек в сером фартуке, стоявший за длинным столом, на котором были приготовленные закуски и кувшины с пивом и сладкой наливкой.

— И тебе здорово, добрый человек, — в тон ему ответил гном. — А где хозяин?

— Дык, я и есть хозяин, — пожал плечами человек в фартуке и потянулся за чем-то, стоявшим у его ног.

— Засада! — крикнул гном и ударил ногой по длинному столу, обрушив все закуски на фальшивого хозяина. И тотчас со второго этажа по лестнице стали сбегать враги, а другие начали врываться в зал через входную дверь и выскакивать из кухни.

Бурраш выхватил меч и кинжал, Рони с Мартином стали отбиваться дубинками, на ходу выхватывая узкие кортики. Полетели столы, зазвенела бьющаяся посуда. Гном запрыгнул на один из столов и начал крушить врагов своим коротким мечом, который в толчее был куда полезнее огромных секир, которыми орудовали несколько плечистых разбойников, больше разбивая мебель и стены, чем попадая по оружию гнома и Бурраша.

Мартин отчаянно отбивался дубинкой, не находя возможности применить кинжал, так сильно напирал противник, загоняя Мартина в угол. Перед ним было несколько широкоплечих молодцов, вооруженных топорами и огромными дубинами с гвоздями. Один удар таким оружием означал бы конец, поэтому Мартин не останавливался ни на мгновение и пытался контратаковать, получая удары руками и ногами по всему телу. Ребята были хваткими в драке и не упускали случая ударить от души.

Рони сбили с ног, и он катался по полу, забиваясь под сваленные столы, чтобы не быть разрубленным секирами. В помощь ему Бурраш метнул огромный дубовый стул, снеся двоих разбойников, и еще двоих уложил длинным мечом. Едва Рони удалось вскочить и запрыгнуть на подоконник, как сшибли дубиной Ламтака, однако гном прокатился по полу шаром и подсек ноги своего обидчика, а потом добил его страшным ударом своего щита, который был не менее опасен, чем меч.

Схватка кипела яростно, словно масло на сковороде. Четверка бывалых дралась мастерски, сжав зубы и показывая небывалые прежде возможности, — в этот раз им противостояли разбойники, весьма сведущие в таких боях.

Гном был вынужден начать отступление вверх по лестнице и увел за собой едва ли не половину вражеского отряда, но потом лихо перемахнул через перила и, пока противник в толчее возвращался, образовал в зале почти что силовое равновесие.

Бурраш уже как следует раскрутил свой меч и никого не щадил, Рони визжал и ругался, рубя кортиком, словно мечом, а Мартин все еще полагался на дубинку, молотя по головам, как по каменным заготовкам. Еще полминуты, и поредевший враг бросился бежать — кто наверх, кто в окна, кто куда, однако из двух десятков нападавших уйти удалось едва ли полудюжине, а остальные остались на полу.

Первые несколько мгновений Мартин не верил, что все закончилось. В его ушах еще стоял шум боя, лязг железа и стук сердца.

— Они ушли! — крикнул Рони, потрясая окровавленной дубинкой, однако по его лицу также текла кровь, а вторая рука висела вдоль тела плетью.

— Мартин, берегись! — рявкнул Бурраш, и Мартин ухнул на пол, словно подкошенный, за мгновение до того, как над ним пронесся дротик и с треском врезался в бревенчатую стену. Орк метнул кинжал, и тот тяжелой рукоятью угодил стрелявшему в грудь. От удара стрелок улетел к выходу на кухню и выронил оружие, которое с грохотом покатилось по полу.

— Рони, что там в окне?! — спросил орк, подойдя к поверженному врагу и подбирая кинжал.

— Порядок! Они убежали!..

— Я посмотрю наверху! — сказал Ламтак и стал подниматься по лестнице, держа меч наготове.

— А я на кухне проверю, — произнес Бурраш. — Мартин, покарауль тут…

— Покараулю, — кивнул Мартин, поднимаясь и чувствуя, что при падении ушиб колено.

Сверху донеслись голоса — Ламтак разговаривал с мужчиной, а женщина громко плакала. Рони сидел, привалившись к стене, и поглядывал в окно, на полу тяжело дышал раненый бандит, зажимая рукой рану в боку. Жуткая картина.

Мартин посмотрел на того, который стрелял в него, кажется, из арбалета. Он пытался выхватить его в самом начале, но тогда его опередил Ламтак. Гном как раз спускался по лестнице, слегка прихрамывая и смахивая набегавшую со лба кровь.

— Там хозяин и его жена! Они были связаны! — сообщил гном. — Я хорошо его знаю, поэтому сразу понял, что этот урод подставной.

Гном подошел к фальшивому хозяину и пнул его, но тот не пришел в себя. Тогда гном поднял с пола какую-то трубу и сказал:

— Вот так штука, братцы! Они-таки добыли настоящую «горгону»!..

Из кухни вышел Бурраш.

— Что ты нашел?

— Вот, — сказал гном, подавая трубу.

— Ух ты, «горгона»!

— Рони, как там наши мулы? — спросил Мартин, разминая ногу.

— Похоже, они задремали…

— Счастливчики.

На лестнице показался хозяин заведения. Он нес целый моток бинтов из старых простыней.

— Ай-яй-яй… — говорил он, сокрушенно покачивая головой, перешагивая через распростертые тела и потеки крови. — Ай-яй-яй… Они пришли, как простые посетители, и я был им рад, думал, заработаю в этот вечер, а заработал под глаз.

Хозяин бубнил и бубнил, ни к кому не обращаясь.

Следом за ним спустилась жена с двумя склянками черного стекла. Ее лицо было заплакано, однако страшную картину в зале она воспринимала стойко и сразу направилась к Рони как к самому младшему, к тому же он выглядел очень бледным.

Мартин тоже подошел и стал помогать женщине перевязывать раненому плечо.

— Ты чего такой белый, приятель? — спросил Мартин.

— По голове ему дали! — пояснил подошедший Ламтак. — Такое бывает, когда крепко треснут, но это скоро пройдет.

Гном заметил оброненный Рони арбалет и, подобрав его, поставил рядом с владельцем.

— Нам пора уходить! — сообщил Бурраш. — Они могут вернуться!..

— Нет-нет, не уходите, я послал в деревню работника, и он приведет мужиков, человек тридцать. У нас с деревенскими такая договоренность!.. — заверил хозяин.

— Подождите, пока я вас не перевяжу, — добавила его жена. — Хотя бы самые заметные раны.

С этими словами она полила из склянки перевязанное плечо Рони, и у того от жжения лицо из бледного стало красным.

— Ничего-ничего, — успокаивающе произнесла она. — Зато рана быстро затянется.

— Рита у нас всех в округе лечит! — сказал хозяин. — Как кто поранится — сразу к нам. У нас же тут драки случаются, особенно среди приезжих, вот она и наловчилась за столько лет.

После Рони пришла очередь Ламтака — ему на лоб налепили тряпку, пропитанную клейким соком «огненной травы». Гном сморщился от боли, однако не проронил ни звука и, поклонившись хозяйке, отошел в сторону, смаргивая слезы.

Со двора послышались возбужденные голоса и стук палок — прибыл отряд деревенских ополченцев. Они были вооружены топорами и рогатинами, однако, по мнению Мартина, устоять против бандитов, которые сидели здесь в засаде, едва ли смогли бы.

Хозяин вышел к мужикам, объяснил ситуацию, и вскоре они стали выносить наружу убитых и раненых бандитов.

Рита приступила к бинтованию левой руки Мартина, где его, чуть выше локтя, достали топором. Было больно, Рита действовала очень решительно, и тут очень кстати подошел Бурраш, отвлекая внимание Мартина.

— Посмотри, чем тебя угостить хотели! — и он показал лежавший на его большой ладони стальной дротик. Мартин взял его свободной рукой — четырехгранное жало и вес в пределах трех фунтов.

— И как им стреляют?

— А вот…

Бурраш показал трубу, которую Мартин уже видел. Она был длиной в два локтя и шириной в три пальца.

— Там внутри витое железо — синяя сталь.

— Я слышал про синюю сталь.

— А вот тут сзади рукоятка…

Бурраш показал рукоятку, которую стал вертеть.

— Так я завожу витое железо, и оно собирает силу, как в арбалете.

— А где же у него лук? — спросил выглянувший из-за плеча Мартина Рони.

— В том и штука, что лука нет. Оттого эту «горгону» можно как дубинку таскать, а когда надо — выхватить, и трах — сбить противника, или даже всадника, простым камнем.

— Всадника? — не поверил Рони.

— Всадника! — подтвердил присоединившийся Ламтак. — У нас был один капитан, так у него этих «горгон» четыре штуки было. И к нему в бою ни один конный приблизиться не мог, он его с пяти шагов бил камнем точно в голову.

— И убивал? — удивился Рони.

— Нет, они же в шлемах были, но вмятину оставлял и с коня сбрасывал. Удобная штука.

— Уй-уй-уй!.. — запричитал Мартин, когда его рану полили жгучим лекарством.

— Ну вот, теперь никакой заразы не подцепите, — заверила Рита, убирая склянки.

— Спасибо, хозяйка, — баюкая руку, поблагодарил Мартин.

— Вам спасибо, что пришли вовремя, — сказала Рита и пошла наверх, а к Буррашу подошел хозяин и сказал, что один из бандитов пришел в себя.

— Это тот, в моем фартуке, — показал он на злодея, которого держали трое мужиков.

Бурраш и остальные направились к пленному, и это так его напугало, что у него подкосились ноги.

— Не убивайте! Я все расскажу! — завопил он в ужасе.

— Кто вас в засаду поставил? — спросил Бурраш.

— Господин один в хорошем платье. Должно, королевский писарь!..

— С чего ты так решил?

— Волосы длинные, манишка, и пальцы в чернилах!

— И где он сейчас?

— Я не знаю! Он еще днем нас поставил и ушел! Дал по серебряной терции и сказал, что добавит еще по одной, когда предъявим… Ну, вас предъявим.

— Это понятно, а как же он днем знал, что мы здесь окажемся?

— Мне про то неизвестно. Он описал, кто будет, и это были в точности вы.

— Да, они пришли — еще светло было, — подтвердил хозяин харчевни. — Это он мне глаз подбил, а потом нас связали и заперли наверху. Хорошо хоть детишек успели на чердаке спрятать.

— «Горгону» он тебе дал?

— Чего?

— Вот эту трубу писарь тебе дал? — уточнил Бурраш, показывая диковинное оружие.

— Так точно, ваша милость. Он дал и показал, как пользоваться, я раньше подобной штуки и не видывал, честное слово. Я ему говорю: может, я лучше ножичком, как привык, или дубиной? А он — бери, дурак, с таким неожиданным оружием тебя ждет успех непременный. Так и сказал. Ну, я попробовал, штука действительно занятная и стреляет нежданно.

— Снимай фартук! — потребовал хозяин.

— Чего?

— Фартук мой снимай, морда!..

— Ах, извините, это я сейчас… — засуетился пленный. — Это я мигом, не извольте беспокоиться.

Пленного вывели во двор, а из кухни появились работник и его жена. Они принесли тряпки и бадьи с водой, чтобы отмывать кровь, ведь уже на другой день харчевня должна снова работать. А кровь что? Она здесь и раньше бывала.

Спустилась Рита и принесла мешок, набитый сухими колбасами и хлебом.

— Воды не даю, воды найдете, — сказала она, передавая мешок Буррашу.

Группа вышла во двор, где при свете факелов мужики сортировали захваченных пленных. Ополченцы продолжали прибывать, некоторые были верхом.

— Может, останетесь до утра? — спросил хозяин. — Вон у нас какая силища. Сейчас еще шериф приедет, он тоже в деревне живет, а как рассветет, мы этих ворогов в город потянем. Ваше присутствие было бы кстати для описания картины.

— Нет, Паргин, нам в это ввязываться недосуг, — сказал Ламтак. — Извини, что так получилось, может, в следующий раз все пройдет лучше.

— Как знаете, господин Турториус, как знаете, — согласился хозяин. Потом поочередно пожал руки гостям, и те, забрав своих мулов, вышли с подворья на улицу разбуженной деревни.

— Забирайся в седло, Рони, — сказал Мартин и помог напарнику, потому что тот еще плохо себя чувствовал.

— И куда мы теперь? — спросил Рони.

— На дорогу, а там где-нибудь на обочине заночуем в кустах, — сказал Бурраш.

— Нельзя нам в кустах, — возразил Мартин. — Они ведь про нас заранее узнали, когда мы еще и не думали в деревню сворачивать.

— Я думал, — признался гном. — Я с самого начала думал, что мы сюда свернем, когда от города отошли. И я надеялся, что колдовство позже начнется, как вы меня и предупреждали, а оно вон — прямо здесь началось.

— Вот и я говорю, — продолжил Мартин. — Под теми кустами, куда мы только намыливаемся, теперь уже враги с ножами прячутся, тоже небось писарем отправлены.

— И чего ты нового придумал? — спросил Рони.

— Я придумал в лес идти.

— Почему в лес? — спросил Бурраш. — Там как раз запросто можно на этих наткнуться, они же в лес и рванули, я прав, Рони?

— Да, в лес. То есть я точно не видел, но они попрыгали в овраг, а овраг прямо к лесу и выходит.

— И ты все равно хочешь идти в лес, Мартин? — спросил Ламтак.

— Да. Но не просто в лес — нам нужно встать ближе к реке, да и мулов пора напоить, они вон едва ноги таскают.

Некоторое время отряд двигался молча — все обдумывали предложение Мартина. Наконец, когда уже вышли за пределы деревни, Бурраш сказал:

— Я понял, на что намекает Мартин, и он прав, возле реки нас должны прикрыть.

— Вот так новость, а кто же нас там прикроет? — удивился Ламтак.

— Ты не поверишь — морлинги.

— Морлинги?! Ты сказал, морлинги?! — переспросил Ламтак, отказываясь верить услышанному.

— Да, морлинги, — подтвердил Мартин. — Когда мы сюда направлялись, один из них мне из ямы в ставу показывался, предупреждал, чтобы мы были осторожнее, и передавал привет из Змеебада.

Ламтак надолго замолчал, размышляя об услышанном. Тем временем Бурраш тронул Рони, давая понять, чтобы тот забирал влево — вокруг деревни, туда, где за оврагом начинался лес, тянувшийся вдоль реки через всю долину.

— Ох, и накуролесили вы, братцы, — выдал, наконец, Ламтак, но против движения к лесу не возразил.

— Так ты теперь господин Турториус? — нашел новую тему Бурраш.

— А ты хотел, чтобы меня здесь Ламтаком прозывали?

— А чем тебе Ламтак плох? Для гнома подходящее имя.

— Про Ламтака много кто слышал, и не все они мои друзья. Вот я и назвался так, как положено в городе. И звучит хорошо, и клиентам нравилось.

Скоро стало настолько темно, что видеть могли только орк и оба мула, остальные полагались на них.

Рони спешился и двигался, держась за веревочное стремя. Ламтак вцепился в другое, а Мартин брел следом за Буррашом, интуитивно чувствуя, когда тот замедлялся перед канавкой или камнем.

Скоро деревня осталась позади, и запахло сыростью. Легкий ветерок доносил то отдаленный лай собак, а то гугуканье филина и плеск крупной рыбы на реке.

Наконец они вышли к оврагу и стали спускаться по поросшему травой склону. Мартин ожидал, что на дне будет вода, но к этому времени года овраг совсем высох.

Вдруг Бурраш остановился. Встали как вкопанные и оба мула. Их никто не учил замирать, словно разведчиков, но животные каким-то образом понимали, что сейчас нельзя не только орать, но даже и дышать громко.

Постояв, снова тронулись. Теперь Бурраш шел самым первым, остальные за ним. Неподалеку треснула ветка, потом еще одна и вдруг упала на землю, переполошив соек. Они немного покричали, хлопая крыльями, а потом успокоились, и в лесу снова стало тихо.

Вот и река. Сначала Мартин ощутил прохладный ветерок, потом услышал негромкое журчание и шелест воды о песчаный берег.

— Пришли, — полушепотом сообщил Бурраш.

— Нужно мулов напоить, — так же шепотом напомнил Мартин.

— Идите с Рони, а мы отсюда прикроем.

И Мартин скорее догадался, чем разглядел, как Бурраш взял на изготовку заряженную «горгону».

«Хорошее оружие», — подумал он.

Мулы с готовностью ткнулись мордами в воду и стали жадно пить, Рони присел на песок, а Мартин прислушивался к звукам. Он уже начал привыкать к темноте и тут, возле воды, стал неплохо различать детали.

Вон островок, до него ярдов двадцать, а чуть в стороне — коряга. Течение раскачивало высокий камыш на отмелях, и он, вздрагивая, тревожно шелестел, словно хотел о чем-то предупредить.

Вот у берега плеснулась рыба. Или не рыба?

Оба мула испуганно отпрянули и громко засопели, пятясь и топоча по песку копытами.

— Тихо, тш-ш-ш… — прошипел Мартин, поглаживая мула по морде, и животное стало успокаиваться. Второго держал Рони, то и дело хмыкая и втягивая воздух.

— Ты чего? — шепотом просил Мартин.

— Плечо болит — сил нет… Должно, жилы задело…

По воде что-то проплыло, будто змея. А может, морлинги? Жутко было стоять на берегу, зная, что совсем рядом, в черной воде, плели свои неводы эти страшные существа. Разумеется, на открытом месте было бы спокойнее, там хоть и ночь, а все же простор. Может, прятаться в лесу было не такой уж хорошей задумкой?

Попив воды и успокоившись, мулы стали дремать на пустое брюхо. Впрочем, мулы не лошади, они могли поесть и перед дорогой.

Мартин подошел к воде и сел на песок, Рони опустился рядом. У него был жар, и Мартин, достав тряпицу, смочил ее в воде и приложил Рони на ребра под больное плечо.

— Так легче?

— Да, легче, — вдохнул Рони, и Мартин тоже вздохнул. Рони был ему как родной, но ничем, кроме мокрой тряпки, он ему сейчас помочь не мог.

Спасть совсем не хотелось, и Мартин просто смотрел в воду. Сколько он так просидел — неизвестно, но какое-то движение слева заставило его скосить глаза. Там будто блеснуло железо. Или показалось?

Слева росла высокая осока, а за ней кустарник. Мартин подумал встать и посмотреть, что там — на авось такие дела спускать нельзя, но только он это подумал, как рядом кто-то произнес:

— Сид-ди…

«Показалось», — подумал Мартин, слишком уж неожиданно это прозвучало.

— Сид-ди… Спуг-нешь… — прозвучало снова, и только сейчас Мартин заметил, что на расстоянии вытянутой руки перед ним из воды торчит кочка. А была ли она здесь раньше?

В кустарнике слева снова блеснула сталь, уже значительно ближе. Должно быть, для броска было все готово, однако паники Мартин не чувствовал, он понимал, что они с Рони здесь не одни.

Воздух колыхнулся, и слева, из кустов, последовала атака, но в то же мгновение из воды словно вылетела мокрая плеть. Она звонко щелкнула над головой Мартина и утащила в воду свою жертву.

Несостоявшийся охотник отчаянно бил ногами, пытаясь вырваться и всплыть, но его тащили дальше на глубину, и скоро водная гладь выровнялась. Однако яростный шум сзади заставил Мартина вскочить и схватиться за дубинку, но там все быстро закончилось, и на берег вышли Бурраш и Ламтак.

— Управились? — спросил Мартин.

— Управились. Двое за деревом караулили. А вы как?

— Тут был один, но его морлинг перехватил.

Над поверхностью воды снова появилась кочка, на которой блеснули глаза:

— Морлинг… перехвантил… — произнесла «кочка».

— Это ты? — задал Мартин глуповатый вопрос.

— Узнал, зна-ачит?

— Вроде.

— При-вет из Змеебада…

— Помочь нам решил?

— Исполняю приказание.

— Чье?

Морлинг на мгновение скрылся под водой и вынырнул снова.

— Ува-ажаемые господа орк и гном, если вам не нада те двое… Принесите их в воду…

— А на кой они вам? — спросил Рони, до этого пораженно взирая на едва различимое в воде чудовище. Морлинг не ответил, а остальные переспрашивать не стали. Ламтак остался, а Бурраш ушел и скоро вернулся, волоча за ноги тела двух разбойников. Оставив их у воды, он отошел, и тотчас длинные гибкие руки выползли из воды и утащили тела в реку.

— Вот так хорошо… — проквакал морлинг. — Мы слышали десять пар ног, но другие убежали далеко, сильно испугались. А трое прятались здесь, хотели вас зарезать.

— Они опять знали, где мы? — удивился Мартин.

— Они опять знали, — подтвердил морлинг.

— Но как они узнали?

— Они говорили с каким-то прицепом…

— С кем? — не понял Мартин.

— С кем с кем? — переспросил Рони, которому тоже показалось знакомым это слово.

— С прицепом. Я их хар-рошо различаю, от них пахнет серой глиной… А от этого еще и чернилами — он мыл руки там, выше по течению…

— А я надеялся, что обманул их, — вздохнул Мартин.

— А ты не обманул, — словно передразнил морлинг и снова вздохнул.

— Кто приказывает тебе помогать нам?

— Я не знаю… Мне говорят, и я иду… Плыву… Ох, как страдает ваш ребенок, давайте я помогу ему…

— Я не ребенок! — возразил Рони.

— Хар-рошо. Прислонись плечом к моей руке.

Морлинг протянул свою тонкую и длинную руку и почти дотянулся до Рони. Тот мгновение помедлил и прислонился.

— О! Отпускает! — произнес Рони.

— Да, глубокая рана… Орк, ты тоже подходи… Твою боль снимет другой морлинг…

Возле берега появилась еще одна голова, а потом протянулась темная узловатая длань. Бурраш с опаской присел рядом и протянул свою забинтованную руку.

— Ух, холодная, — сказал он и нервно хохотнул. — Но отпускает, это правда.

— Рони, проснись! — толкнул Мартин своего напарника, и тот выпрямился.

— Все, ему достаточно, — сказал морлинг. — А то совсем ослабнет. Иди теперь ты, гном… Твоя голова не каменная, что бы ты ни думал…

— Я знаю, что не каменная, — пробурчал Ламтак, меняясь с Рони и касаясь лбом влажной ладони морлинга.

— Зачем вы нас лечите? Вам так приказали? — спросил Мартин.

— Нет. Нам это приятно.

— Как это? Приятно лечить?

— Приятно забирать то, что мешает вам.

— А в прошлую встречу с вами вы нас чуть не скушали.

— Я знаю. Но это была другая семья — рогоры. Они мелкие и слабые.

— Да, вы вроде покрупнее, — согласился Бурраш, которого уже подлечили, и поднялся.

— Мы самые крупные морлинги Змеебада и приморской линии.

— Ты стал говорить совсем как человек, — заметил морлингу Мартин.

— Мы быстро учимся. Готово, гном, поднимайся. Теперь ты, Мартин.

Мартин шагнул вперед и, сев на песок, приподнял локоть, который до сих пор сильно саднил, ведь, кроме открытой раны, рука была еще крепко ушиблена.

Холодная длань морлинга едва касалась повязки, но странный холод от нее начал распространяться по всему телу Мартина тонкими ручейками, и каждый ручеек дотягивался до многочисленных ссадин и ушибов, которых на теле Мартина после такой драки оказалось предостаточно.

Стало сильно клонить в сон, и Мартин усилием воли старался держаться, чувствуя, что лечение еще не завершено.

В конце ему привиделась какая-то женщина, она утвердительно кивала Мартину, когда он произносил какие-то слова. Она говорила «да», говорила «ты это понимаешь», но о чем был этот разговор, Мартин не понял. Он очнулся, когда морлинг отпустил его и уже начало светать.

— Вы уходите? — спросил Мартин, видя перед собой множество голов вынырнувших морлингов. Их было больше десятка. Тот, с которым они общались, кивнул, и морлинги исчезли под водой. Наступила тишина.

Шум ветра, запах пыльной дороги и яркий солнечный свет ворвались в сознание Мартина как-то неожиданно. Он даже споткнулся и был вынужден схватиться за седло мула, рядом с которым шел, чтобы не упасть.

— Что с тобой, на ходу заснул? — спросил Бурраш.

— Похоже, — ответил Мартин и огляделся. Они шли по пустынной местности. Простор тянулся до горизонта, и где-то там над далекими горами поднимался столб света — так диковинно выглядело солнце, встававшее за пеленой пыльной бури.

— Красота какая! — сказал Бурраш.

— Лучше бы дождь прошел, — отозвался Ламтак.

— А зачем тебе дождь? Сейчас не жарко.

— Я люблю, когда дождь.

Бурраш пожал плечами. Разговор в дороге не складывался.

— Сколько нам еще идти? — спросил Мартин, чтобы как-то сориентироваться — в его голове было на удивление пусто.

Он не помнил, как они вышли на дорогу, он не представлял, где они сейчас, хотя впереди были горы. Но, может, и не горы? Кто там разберет, что за этой бурей?

— Там точно горы? — спросил Мартин.

— Там точно горы, — ответил Рони.

— А мы давно идем?

— Мы давно идем.

— Ну, сколько? С утра примерно?

— Примерно с утра.

— А по лесу шли долго?

— По какому лесу? — ворчливо переспросил Рони, которому, видимо, надоели эти странные расспросы.

— По обыкновенному лесу.

— Мартин, ты устал, просто иди, — посоветовал орк.

Мартин повернулся к Буррашу, потому что голос был похож на его, но это был не голос Бурраша.

— Эй, Бурраш, а где перевязка с твоей руки?

— Мартин, ты устал! Просто — иди! — прозвучало в голове Мартина так громко, что его пробило испариной.

Ни у Бурраша, ни у Рони не было грязных бинтов с потеками крови, а у Ламтака был чистый лоб, хотя в бою он был весь в крови.

— Я вспомнил! Мы дрались в харчевне!.. — воскликнул Мартин, но его товарищи, похоже, не услышали. — Эй, где ваши бинты? Где бинты на моей руке и почему наша одежда совсем новая?!

Страшная догадка полыхнула в его мозгу, и Мартин закричал первое, что пришло ему в голову:

— Засада!.. За-са-да!!!

Его крик расколол эту вязкую реальность, и яркий свет уступил место предутренним сумеркам. Увидев, что путники очнулись, кравшиеся к ним наемники заорали, что было мочи, и бросились вперед.

И снова закрутилась, завертелась сеча, как будто и не прекращалась схватка в харчевне. Однако на опушке было больше простора, и Бурраш с его мечом чувствовал себя в своей стихии, а Ламтаку не приходилось прыгать по столам, чтобы показать всю свою силу.

Мартин с Рони встали спина к спине и дрались дубинками и кинжалами. Здесь не нужно было побеждать, они лишь отвлекали врагов, пока их не настигал меч Бурраша.

Внезапно Рони был сметен ударом неведомого происхождения и, отлетев шагов на десять, упал в кустарник. Наемники радостно заорали и стали наседать на Мартина — их было четверо против одного.

И снова был удар, на этот раз сбивший с ног Бурраша. Он упал на спину, и у огромного дерева — в десятке шагов впереди — Мартин увидел длинноволосого человека, который стоял, вытянув руки, и своими пассами удерживал орка на земле, чтобы его добили. Однако Ламтак вовремя заметил угрозу и метнул свой щит в голову длинноволосому.

Попадание было точным, и Мартин полагал, что с Писарем покончено, однако щит прошел сквозь него и остался торчать в стволе дерева, а Писарь направил новый пасс в сторону гнома.

Очнувшийся Рони вернулся в схватку и метнул кинжал в одного из наемников, а Мартин снес ногой другого, намеревавшегося добить Бурраша топором. Тем временем орк, едва приподнявшись, разрядил «горгону» в длинноволосого. И хотя дротик прошел насквозь без видимой пользы, колдун исчез, а следом побежали и те из банды, кто еще уцелел.

— Посмотрите, мы видели их в харчевне, — сказал Бурраш, обходя поверженных врагов. — И среди них несколько новеньких.

— Они успели получить подкрепление, — согласился Ламтак и, встав на носочки, выдернул из дерева щит. Потом, немного повозившись, извлек дротик и вернул Буррашу.

— А кто закричал «засада»? — спросил Рони.

— Я не кричал, — сказал Ламтак, — я как будто спал.

— И я не кричал, мне снилось что-то хорошее, — признался Бурраш.

— Это был я, — сказал Мартин. — Мы тонули в наваждении, колдун завел нас в ловушку, и мы спали на ходу.

— А как же ты проснулся? — спросил Рони.

— Я проснулся, потому что не обнаружил во сне наших бинтов — вот этих.

Мартин пошевелил рукой и выдернул конец окровавленной тряпицы, а когда размотал ее, то не обнаружил никакой раны.

Гном снял со лба компресс, а Рони осторожно размотал раненое плечо. И Бурраш снял свою повязку — ни у кого не осталось ни царапины, ни шрама.

— Подвяжи мулам торбы, Рони, — сказал Мартин. — Мы должны были покормить их еще вчера вечером.

Рони достал торбы, насыпал овса и подвесил мулам, чтобы они могли жевать на ходу — животные не возражали.

— Давно я не попадал в наваждение, — заметил Бурраш, на ходу вытирая меч пучком прошлогодней травы. — Последний раз это было в бою у Желтой реки. На нас тогда пошли големы, и мы побежали, а потом оказалось, что это был только отравленный дым.

— Я тоже видел наваждения только на войне, — сказал Ламтак, пристраивая меч в ножны. — Но только нас не пугали, а, наоборот, сделали могучими и смелыми, ведь мы видели перед собой только ополчение, вооруженное корягами. Мы смело их атаковали и, как нам казалось, обратили в бегство.

— А на самом деле?

— На самом деле потеряли половину полка, потому что атаковали колонну «железных грифферов»…

— Вот как? Не особенно-то вас жалели ваши командиры!

— Бывало, что совсем не жалели.

— Я слышал, у них было по четыре руки…

— Да. И в каждой руке по секире. Но сам я не помню, это рассказывали те, кто остался на нашем берегу реки.

— Так вы еще и через реку атаковали?

— Да, у нас было наваждение, что там есть брод.

— А на самом деле?

— На самом деле не было.

Третий день над морем был штиль. Крепкие восточные ветра, на которые так рассчитывал герцог Лоринджер, никак не приходили, хотя все сезонные сроки их появления давно миновали.

Команда корабля, услугами которой пользовался герцог, в основном состояла из наемников, ведь он зарекся пользоваться казенными солдатами, поскольку это заканчивалось объяснениями с королем.

Вот и в прошлый раз, после событий в Пронсвилле, когда он устраивал засаду и попался в нее сам, потеряв остатки роты морского десанта, карнейцы не преминули доложить о художествах герцога ингландскому королю, и посланник был отозван во Фрондби, где его целый месяц мариновали в каком-то полузабытом королевском имении и лишь потом допустили ко двору для объяснений.

Эта ссылка была одновременно и наказанием, и способом дать Лоринджеру время придумать убедительное оправдание своим поступкам.

Впрочем, как соврать королю, чтобы ему понравилось, герцог знал, иначе бы не выжил в этом бульоне из интриг и подножек. Он рассказал все, как было, ну, или почти все. Дескать, узнал о большом обозе, в котором находилось, по крайней мере, пятьдесят тысяч золотых терций, и решил сделать подарок обожаемому монарху к юбилею его коронации — празднику, который пышно отмечала вся Ингландия.

Лоринджер повинился, что погнался за эффектом, вел себя авантюрно, но оправданием ему служила беззаветная любовь к своему королю. К тому же в разбирательствах с карнейской стороной он всю вину взял на себя как частное лицо, и дипломатам карнейского короля нечего было предъявить Ингландскому королевству, кроме жалобы на герцога. Мало того, в этой неудачной операции Лоринджер все же добыл для Ингландии некоторые сведения об оборонительном устройстве соседей, а также составил подробный отчет о тайной высадке десанта на карнейский берег.

— Если будет на то необходимость, ваше величество, мы легко высадим даже тысячу человек. А если проделать это в ночь и непогоду, то и до трех тысяч за один раз.

— А где вы спрячете корабли с десантом, прежде чем дождетесь ночи? — усмехнулся тогда король, понимая, что Лоринджер, оправдываясь, готов обещать что угодно.

— Группа островов Нунгар, ваше величество, — это очень хорошее место. Нужно только сделать волокушные якоря, чтобы лучше держаться в тамошних течениях.

Лоринджер был прощен и отправлен с прежними полномочиями обратно в Лиссабон. Да, он был вороват, но лучше его в обстановке Карнейского королевства не разбирался никто в Ингландии.

Дав приказ возвращаться обратно, король щедрым жестом все же позволил Лоринджеру задержаться еще на неделю, чтобы тот побыл с семьей, и герцог его за это горячо поблагодарил, однако дома продержался только три дня и уехал, сославшись на приказ короля.

Он давно не находил понимания у своих домашних, а те у него. Дети выросли, жена постарела, построили еще один флигель, взяли больше слуг — сплошные расходы, а покрывать их должен он. Нет, в Карнейском королевстве он чувствовал себя определенно лучше, чем дома.

Прибыв в Лиссабон, Лоринджер посетил несколько пышных приемов, чтобы показать местным, что он вернулся, а дня через три уехал в Пронсвилль, где можно было напрямую узнавать больше новостей, чем в столице, и где его не преследовали шпионы тайной канцелярии.

Было еще рано, и солнце не успело разогреть скалы, валуны, гальку на берегу, поэтому Лоринджер, пользуясь случаем, спустился к воде и прошел вдоль цветущих кустарников. Крупные соцветия источали медовые ароматы, привлекая множество насекомых, в том числе мотыльков и бабочек самых диковинных видов и расцветок. Тут же на ветвях свою добычу караулили карликовые саламандры и лягушки, которые выстреливали длинными языками, затягивая в рот легкокрылых жертв, красивых и изящных, но таких бессильных перед этими зелено-коричневыми уродами.

Итак, у него был корабль и была приличная команда. Отъявленные мерзавцы, уволенные из флотов за разные проступки — драки, поножовщину, жестокость в обращении с пленными. Разумеется, Лоринджер понимал, что с такими людьми держать дисциплину будет нелегко, однако он не намеревался устраивать слишком длинных походов, во время которых люди обычно слетают с катушек. Неделя, максимум — две, а затем всех на просушку мозгов.

Кроме того, команда была изрядно разбавлена верными ему людьми, которые играли роль наемных мерзавцев. А на тот случай, если их не хватит для обуздания почти пятидесяти вооруженных молодчиков, герцог полагался на Трея и несколько спрятанных в разных местах острова парусных лодок, на которых можно было уйти на материк в случае мятежа.

Постояв внизу и поглядев в изумрудную глубину волн, герцог поднялся по другой тропинке и, почувствовав себя бодрее, отправился к пещере, где находилось его временное пристанище.

Да, он мог построить себе что-то вроде небольшого домика — на корабле хватало ремонтно-строительного материала, но это привлекло бы внимание, а ему хотелось, чтобы об этой базе знало как можно меньше людей. Ради этого можно было пожить и в пещере, тем более что она была неплохо обустроена и никаких клопов, комаров и блох в здешнем климате не водилось.

— Ваша светлость, лодка! — сообщил Трей, встречая герцога на горной террасе.

— Лодка, — произнес герцог, принимая у Трея раскладную подзорную трубу, за которую пришлось выложить целое состояние.

Они вышли на смотровую площадку, располагавшуюся на самом краю обрывистого берега, и, разложив новомодный прибор, герцог сумел рассмотреть четырех гребцов и пассажира, что сидел, укутанный в плащ. Должно быть, он спал.

— Кажется, это Филипп, — произнес герцог. Так звали одного из его новых помощников, который до поры обретался во Фрондби, где играл в кости, крепко выпивал и, по словам его отца, вроде бы сторонился женщин.

Когда-то Лоринджер учился с его отцом в кавалерийском корпусе, и они даже были вроде как приятелями. С тех пор прошло много лет, но Лоринджер не стал отказывать королевскому пенсионеру и взял Филиппа в помощники.

Поначалу Лоринджер думал пристроить Филиппа на службу попроще — вскрывать перехваченные письма, составлять отчеты, — однако тот все схватывал на лету, поэтому уже через пару месяцев после нахождения в Лиссабоне исполнял достаточно ответственные поручения и всюду таскался с узким стилетом, который, по его донесениям, дважды использовал в «необходимой ситуации».

— Хорошо, будем ждать. Пожалуй, я успею выпить горячего отвара, накрой мне столик под скалой.

— Одну минуту, ваша светлость, сейчас же будет сделано, — поклонился Трей, который, несмотря на свой послужной список и внешность громилы, имел навыки высокообразованной прислуги и, как подозревал Лоринджер, мог повести в бой батальон, а то и целый развернутый полк.

Трей был штучным товаром, поэтому, когда другим переподало по серебряному, для него Лоринджер всегда припасал золотой.

Пока герцог пил отвар с хорошо просушенным ингландским бисквитом, его не покидала мысль о том, как там его финансовое дело.

Перед отбытием на острова он наведался к знакомому банкиру, который не так давно подряжал его на перехват золотого обоза, оказавшегося вовсе не золотым. Этому банкиру Лоринджер выставил прямой ультиматум — пятнадцать тысяч золотых, или он сливает тайной канцелярии все, что у него имеется на эту свору.

Разумеется, в другой раз Лоринджер предложил бы услуги и честно отработал у банкиров эти деньги, но их наводка оказалась ложной. Он рисковал репутацией и даже жизнью из-за пустяка, а значит, теперь они должны были платить или оказаться в застенках тайной канцелярии.

Какой-то выбор герцог им все же оставлял.

Бисквит закончился, герцог допил отвар и, смахнув с колен крошки, поднялся. В этот момент по тропе взбежал запыхавшийся матрос и крикнул:

— Господин адмирал, ялик причалил, пассажир требует старшего!..

— Сейчас спущусь, — сказал Лоринджер, и матрос убежал.

Трей убрал чашку с блюдцем, вазочку с сахаром и унес в пещеру, как показалось Лоринджеру, скрывая улыбку.

Ну да, герцог придумал сказаться матросам адмиралом, чтобы не выставлять свой титул, совершенно неуместный здесь, на острове.

Надев шляпу и взяв трость, Лоринджер стал осторожно спускаться по тропе, а сзади его уже догонял Трей, старавшийся не отпускать герцога одного. В его глазах тот выглядел легкой добычей — одни перстни чего стоят, при том, что многие из головорезов, состоявших в команде, могли позариться даже на табакерку.

Они спустились к самому причалу, и герцог сделал матросу знак, чтобы тот отошел к скале, потом подошел к лодке, и лишь тогда пассажир сдернул плащ и показал лицо. Лоринджер узнал его. Это был офицер курьерской службы ингландского короля.

— Капитан? — удивился герцог, поскольку ожидал, что на лодке прибудет Филипп с новостями от банкиров.

Офицер в форме почтового служащего сошел на камни и, едва удержавшись, чтобы не щелкнуть каблуками, вполголоса представился:

— Капитан Прево, ваша светлость. Прибыл в Лиссабон с дипломатической почтой, а сюда — с дополнительным дипломатическим грузом.

— От кого? — не понял герцог.

— Направлен секретарем третьего ранга Боутером.

— Понятно, — сказал герцог, хотя пока ничего не понимал. — И где же груз?

Капитан выразительно покосился на четырех гребцов, обычных рыбаков, нанявшихся подработать, пока их шаланды стояли на незапланированном ремонте.

— Так, матрос! Команду ялика покормить, и пусть отдохнут там под навесом! — распорядился Лоринджер.

— Слушаюсь, господин адмирал! — козырнул матрос и, обращаясь к гребцам, крикнул: — Эй, шмаготы, давай за мной, баланду хлебать!..

Гребцы с радостью выбрались из ялика, переговариваясь и потирая впалые животы. Они были готовы отмахать обратно веслами на голодный желудок, а тут такая удача.

Когда все ушли, капитан забрался в лодку, выдернул из-под скамьи потайную скобу, перегнулся через борт и, пошарив рукой, вытащил конец освобожденной цепи.

— Теперь мне нужна помощь, ваша светлость…

Лоринджер посторонился, пропуская вперед Трея, который, вместе с курьером и не без труда, выволок на камни небольшой, но невероятно тяжелый ларец, многократно перекрученный просмоленной веревкой.

— А почему Боутер сам не приехал? — спросил герцог.

— Он получил большое количество депеш и сел за срочные ответы, но сопроводительное письмо передал.

С этими словами капитан почтовой службы отдал герцогу пакет, а сам с Треем, взявшись за ушки ларца, потащил груз вверх по тропе.

Герцог вскрыл письмо и пошел следом, читая донесение на ходу.

Оказалось, что Филипп не смог приехать, потому что из Фрондби прибыл какой-то чиновник канцелярского департамента, подозрительно много знающий о тайной службе. Он хотел непременно встретиться с герцогом, но Филипп, как это было заготовлено с Лоринджером, сказал, что его светлость работает с доносчиками на выезде и когда вернется, неизвестно. По причине появления подозрительного чиновника Филипп решил поскорее отправить груз, который привезли от Эйнара Пангани. А поскольку ларец оказался слишком тяжелым, Филипп догадался нанять настоящую лодку контрабандистов, в которой тайный груз можно было незаметно спрятать.

— Ай да молодец, а я полагал, что от него будут одни неприятности…

Вскоре после того, как любезный почтовый капитан отбыл с отобедавшими гребцами, Трей зажег масляный светильник и оставил на столе в дальнем углу пещеры, куда доставили ларец. После чего вышел и встал на тропе, чтобы никто не смог потревожить герцога, занимавшегося чрезвычайно важным делом.

А дело действительно было важным. Герцог срезал ножом узлы просмоленной веревки и, поддев собачку, поднял крышку ларца, под которой, как он и предполагал, оказались уложенные в кожаные мешочки золотые монеты — по пятьсот штук в каждом.

Герцог взял лампу и, поднеся ее к содержимому ларца, негромко засмеялся. Он переоценил жадность и упрямство банкиров — страх за собственные жизни оказался сильнее.

Он вынул несколько мешочков, ощущая их приятную тяжесть, проверил монеты, но решил не пересчитывать, ведь это было опасно. Узнай команда, с какими деньгами рядом они находятся, их будет не удержать никакими угрозами.

Посидев рядом с открытым ларцом еще несколько минут, герцог еще раз ощутил спиной это бодрящее возбуждение от вновь открывающихся возможностей, а затем убрал мешки обратно, закрыл крышку и, продев цепь под ручками ларца, замкнул его на висячий замок работы ингландских мастеров. Посидел еще немного, затем поднялся и, выйдя из пещеры, почувствовал на лице бодрящую свежесть.

— Никак ветер, Трей?

— Так точно, ваша светлость, погода налаживается. Курьеру не придется грести двое суток, на парусе дойдут за световой день.

— Да, на парусе лучше. Если ветер окрепнет, можно будет объявлять сбор.

— Они сами все почувствовали, ваша светлость, уже четверть часа жужжат, как разозленные пчелы, — сообщил Трей, кивая вниз, где из-под навесов, сооруженных из веток прибрежной растительности, выползали опухшие от безделья и постоянного сна матросы. Они тоже почувствовали ветер, а вместе с ним новую поживу.

— Что ж, тем лучше. Купцы ведь тоже ждут этого ветра, поэтому долго впустую болтаться не придется, — сказал герцог и вернулся в пещеру. Теперь, когда у него была полная казна, он мог позволить себе небольшое обновление — всего три года обратно, однако в его годах и это будет хорошо. Вот только маг и прорицатель, к которому он собрался обращаться, жил в двух неделях перехода на запад.

С одной стороны, Лоринджеру не терпелось омолодиться, а с другой — срывался сезон охоты. Сейчас, когда купцы пойдут по свежему ветру, можно брать по два, а то и по три груза за выход. А это было немало, ведь каждый груз добавлял лично герцогу по три тысячи золотых терций.

Лоринджер расстелил на столе карту, положил на нее ладони и прикрыл глаза, представляя себе Варсадара.

Мысль сделать так пришла к нему интуитивно, или ему только показалось, что она пришла сама собой.

Мысленная фигура мага стала отчетливее, и он кивнул.

— У меня есть золото… — словно во сне пробормотал герцог. — Вся казна… Как мне поступить?..

В ответ вместо силуэта мага герцог увидел изображение острова на морской карте. Он открыл глаза, приподнял ладонь левой руки и увидел этот остров — он был самым крайним в череде Нунгар, представляя собой скалу без единого намека на какую либо растительность.

— Что ж, это прекрасный выход из положения, — произнес Лоринджер и, выйдя из пещеры, какое-то время смотрел на суетящихся матросов, которые уже тащили из-под навесов свои тряпки и шли в сторону причала, откуда на двух шлюпках можно было перебраться на борт стоявшего в бухте корабля. На нем было позволено жить только капитану и еще четверым матросам, содержащим в порядке все необходимые снасти.

— Вот что мы сделаем, Трей. Сыграй официальный сбор, а когда все окажутся на корабле, нужно вернуть шлюпку и перенести в нее груз. Мы выйдем в море перед рассветом, а ночью нужно будет привязать шлюпку к кораблю, да так, чтобы в нее можно было пересесть.

— Могу я спросить, куда мы направим эту шлюпку, ваша светлость?

— Я отправлюсь на ней к острову Черной скалы, а потом вернусь — часа через два.

— Там сильные течения, ваша светлость, корабль не сможет подождать вас.

— Не нужно ждать, сделайте переход до стрелки, там, где начинается отмель, потом разворачивайтесь и идите обратно. Там вы подберете меня, и мы прямиком пойдем на Шерстяной тракт.

— Я думал, нам интереснее Фарфоровый…

— Для Фарфорового еще не сезон, там купец попрет через месяц-полтора, а пока самый полновесный — Шерстяной. К тому же по нему корабли возвращаются с Сардинских островов и Венденции, а это зачастую банковские грузы.

— Золото?

— Вот именно. Так что мы и шерсти клок прихватим, и, если повезет, золотишка сколотим.

Днем на корабле проводили уборку, еще раз проверяли оснастку, паруса, оружие. Собрали и разобрали катапульту, проверили лини с абордажными крючьями, лестницы.

Уже когда стемнело, агенты Лоринджера пригнали шлюпку и вместе с Треем уложили на нее груз, завернутый в кусок старой парусины.

Что в нем — знали только Трей и Лоринджер.

Под утро на корабль перебрался и сам герцог, а спустя час стали поднимать паруса, и с первыми лучами солнца корабль вышел из бухты.

Матросы первой вахты не сразу заметили шлюпку, которая шла за кораблем, как привязанная, а когда заметили, обсудили это между собой, но спрашивать старших не решились, все на корабле усвоили, что лишних вопросов здесь не задавали.

Через час, когда появилось небольшое волнение и корабль вышел на глубокую воду с течением, курс был слегка изменен в сторону последнего острова — Черная скала.

Вскоре на палубе появился адмирал — как здесь называли герцога — и с ним Трей.

Трей подтянул на веревке шлюпку, первым спустился в нее и помог спуститься Лоринджеру, после чего герцог сам взялся за весла и начал отгребать в сторону острова.

Матросы стали перешептываться, поражаясь тому, что видели. А Трей еще долго стоял на корме, глядя на удаляющуюся шлюпку, он переживал за герцога — как тот справится с таким грузом?

А герцог между тем бодро греб в сторону острова, до которого было всего-то двести ярдов. Морское течение немного сносило лодку в сторону, но конкретное место значения не имело, берег везде был галечный, а волнение небольшое. Пару раз у Лоринджера сбивалось дыхание, но он усмехался своим возрастным болячкам и снова налегал на весла, зная, что впереди его ждет омоложение, а три года назад никакой одышки и в помине не было! Во как!..

У самого берега он удачно подгадал волну, и она вынесла лодку далеко на берег, поэтому герцогу даже не пришлось мочить ноги, вытаскивая ее на берег.

Выйдя из лодки, он огляделся. В полусотне ярдов от прибрежной галечной полосы начиналась почти отвесная стена — футов в двести, из-за чего этот остров выглядел словно форт.

Герцог посмотрел влево, потом вправо, прикидывая, куда правильнее пойти. И тут он заметил расщелину, которая не попадалась ему на глаза раньше. Герцог сделал несколько шагов вправо, чтобы увидеть расщелину целиком, и вдруг обнаружил в ней самого Варсадара в длинном, до пят, одеянии и с седой бородой — именно таким он его себе и представлял.

— Ах, это вы, ваша милость!.. А я уж собирался обходить остров кругом!..

Маг улыбнулся и, сделав рукой приглашающий жест, пошел внутрь расщелины.

— А как же золото, ваша милость?! — забеспокоился герцог, опасаясь, что лодку может утянуть в море большая волна.

Маг, не оборачиваясь, махнул рукой, и Лоринджер понял. Какой он, право, суетной и глупый, ведь здесь все держалось рукой Варсадара. Рядом с ним герцог не боялся выглядеть незначительным.

Когда он вошел в расщелину глубже, шум прибоя остался позади, а стены раздались, давая место небольшому ручью и нескольким деревьям, на которых пели птицы.

— Я и не знал, что тут… — начал было удивляться герцог, но снова замолчал.

Следуя за магом, он взошел под своды просторной залы, где было много света, который струился со всех сторон. Варсадар вышел на середину помещения и остановился. Остановился и Лоринджер.

— Мы уже начинаем? — спросил он тихо.

— Мы уже начали, милорд. Ты не на приеме у лекаря, здесь все иначе…

— Да, я помню. Кажется, что-то подобное со мной уже происходило.

— Вот именно, — кивнул маг.

— Я хотел спросить, ваша милость…

— Спрашивай.

— Зачем вам золото? Мне всегда казалось, что такие, как вы, могут делать его из воздуха или воды, разве не так?

— Золото, полученное из воздуха, не будет иметь той силы, как то, которое принес ты.

— Но за него все равно можно что-то купить, разве нет?

— Может быть, — пожал плечами маг. — Я не пробовал.

— Какой же смысл в богатстве, если не в способности купить что-то?

— Повторяю, золото мне нужно как эквивалент силы. Его покупательная способность меня не интересует. Ты приносишь золото из мира, где оно обладает той силой, которая мне нужна. В мире магов эта сила важнее.

Когда Лоринджер пришел в себя, он стоял на коленях на линии прибоя, жадно пил с пригоршни морскую воду, а потом его ею рвало. Его стошнило несколько раз, пока не полегчало, и тогда он сумел, наконец, встать на ноги.

Потом поднял валявшуюся рядом шляпу и побрел в сторону лодки, корма которой уже покачивалась на волне.

Бросив шляпу на скамью, Лоринджер столкнул лодку в воду и запрыгнул сам. Тяжелого ларца уже не было, но герцога это уже не волновало, он сосредоточился на веслах.

Ветер крепчал, и было непонятно, как долго Лоринджер находился на этом острове, однако, оглянувшись на море очередной раз, он увидел корабль — все происходило так, как и планировалось. Лоринджер навалился на весла и через какое-то время заметил, что гребет легко, где-то даже с удовольствием и совсем не чувствует одышки.

Что там говорил его милость Варсадар — золото как эквивалент силы? Да, заумная наука. Лоринджер вспомнил, что не впервые слышит подобное, но и сейчас он этого так и не понял.

Оглянувшись снова, Лоринджер отметил, что корабль убавил паруса, чтобы принять лодку. А возле борта уже стоял верный Трей, держа наготове деревянный мостик. Едва лодка коснулась корпуса, на нее спрыгнули двое матросов и помогли установить мостик, по которому герцог поднялся на борт.

Он ожидал какой-то реакции по поводу своей, возможно, изменившейся внешности, но Трей радовался, что его светлость вернулся невредимым.

Слегка раздосадованный герцог ушел в каюту, где тотчас посмотрел в зеркало и отметил, что седины действительно поубавилось, да и морщины стали чуть менее заметны.

Эх, если бы было больше золота! Тогда бы он мог стать тридцатилетним! Хотя нет, это слишком бросается в глаза, а уж как перед королем было бы неловко. Нет, достаточно сбросить десяток лет, и этого хватит. Да, именно десяток.

В дверь постучали.

— Входите! — разрешил герцог.

Вошел капитан корабля, одно из доверенных лиц герцога.

— Ваша светлость, какие будут приказания?

— Двигаем на Шерстяной тракт, Гроутер. Миль за сорок до выхода на сам тракт поставьте наблюдателя, да такого, чтобы мог управляться с подзорной трубой.

— Парочка таких у нас имеется, остальные пока побаиваются.

— Что значит побаиваются?

— Колдовство, говорят. Так далеко, а посмотришь — близко. Опасаются.

— Ишь, какие опасливые. А по их рожам не скажешь. Ну, что же, пусть дежурят те, кто не боится, и добавьте им за смелость по порции ингландского рома, но после вахты. Пусть остальные узнают, что уметь пользоваться такими новшествами не только не страшно, а даже выгодно.

— Слушаюсь, ваша светлость.

— И вот еще что, в прошлый раз была заминка с катапультой, когда брали баркас…

— Уже исправились, ваша светлость. Вороток сломался — зубья были слабые. Теперь сделали новый, исполнили из самого прочного дерева.

— В этом я не сомневаюсь. А что, если нам поставить еще одну катапульту?

— Но куда, ваша светлость? — удивился капитан. — У нас и так тесно, команда вдвое больше, а когда идут на абордаж — такая толчея, что каждый дюйм на счету.

— А если на борт?

— Как это на борт?

— Ну, заготовьте стойку из куска старой мачты, а катапульту на стойке станем собирать, когда будет ясно, на кого вышли. Мы ведь и эту собираем-разбираем, так почему не две?

— Тогда две стойки, ваша светлость, на оба борта.

— Да, конечно, две. Вот тогда у нас не будет задержки при любом исходе абордажной операции, а при двух работающих катапультах мы сможем подтягиваться всем бортом.

— Так точно, ваша светлость! — воскликнул капитан и даже щелкнул каблуками от восторга.

«А ведь и впрямь отличная мысль!» — подумалось герцогу. Ему и самому было удивительно, что он начал мыслить так ясно и хитроумно.

Накануне днем Рони, всячески скрываясь от многочисленных соглядатаев, сумел незаметно пробраться ко дворцу Овцера и передал ему записку, что они вернулись и готовы начать действовать.

Дождавшись ответа, он совершенно открыто отправился домой, поскольку возле дома Овцера его «срисовали» двое наблюдателей. Они маскировались под нищих, однако Рони видел их в центре — этим его было не обмануть.

Пройдя через весь город, он несколько раз останавливался на рыночной площади, якобы что-то посмотреть, и даже купил медового сахара на нитке. Так и шел с этой низкой, пока уже на окраине, среди одноэтажных домов, «хвосты» его не отпустили, решив, что дальше дома он не уйдет.

В этот раз он и не собирался, но момент запомнил.

— Ну как? — первым делом спросил Мартин, едва Рони переступил порог.

— Нормально, завтра встретимся.

— Хочет на команду посмотреть?

— Наверное, — ответил Рони и бросил на стол листок дорогой бумаги, на котором ровным почерком было написано название гостиницы и время, когда команде надлежит туда прибыть.

— Эй, а вы чего какие-то не такие? — спросил Рони, заметив изменение во внешности Бурраша и Ламтака. Оказалось, что они сидели в чистом нательном белье, подходящие размеры которого нашлись в доме — Зена скупила где-то по случаю целую дюжину.

Мартину с Рони они оказались велики, но велики — не малы, и она решила, что их можно будет ушить, если возникнет необходимость. А теперь нашелся подходящий случай — Бурраш и Ламтак, чисто помытые, сидели в новом белье, поскольку все остальные их вещи Зена назвала грязными тряпками и приказала сбросить в старую бочку, куда они сами же налили воды из другой бочки. А еще Зена вывалила туда два ведра коровьего помета, как она пояснила: чтобы все побродило и кожа не усохла.

Потом руководство перешло к Мартину, и он показал, где за коровником было хорошее место, чтобы помыться. Он вручил гостям полынные веники и целое ведро щелока вдобавок к паре ведер дождевой воды.

— Как же ты на такое согласился? — удивился Рони, услышав скорый рассказ Бурраша обо всем произошедшем.

— Хозяйка сказала, что не даст пожрать, если не помоемся.

— И еще сказала — ночью придушит, — добавил Ламтак со всей серьезностью.

— Ну да, это конечно, — согласился Рони, не став разубеждать товарищей.

— Зато утром мы за это получили пирожки со сметаной, а сейчас будет похлебка из свиной ляжки и блинчики с мясом, — добавил орк, выпучивая при этом глаза от возбуждения. За последние несколько лет его такими разносолами еще никто не кормил.

Вскоре появилась Зена с огромным подносом из дубовой доски, на котором стояло столько всего, что даже у привычного Рони глаза разбежались.

— Руки мой и за стол! — сказала Зена, и Рони побежал к рукомойнику.

— А вы придвигайтесь к столу, а то колени пообляпаете. Белье-то на вас новое!..

Бурраш и Ламтак тотчас придвинули стулья, только гному столешница упиралась как раз в лоб, и он не знал, как сообщить об этом строгой хозяйке.

— Сиди, сейчас ящик мучной принесу! — на ходу бросила Зена и убежала на кухню, откуда вскоре вернулась с подходящей подставкой для гнома.

— Вот, присаживайся на него, только не шибко ерзай, там на донышке еще мука осталась… Погоди, я тебе полотенец подстелю, а то белье-то на тебе новое.

Наконец, когда все расселись, Зена нашла место и для себя.

— Какие там новости? — спросила она, пережевывая хлебную корочку, когда остальные отдавали должное пирогам со сметаной и блинам с мясом.

— Овцер завтра хочет увидеть всех, — ответил Мартин, который уже прочел записку от нанимателя.

— Ну, значит, все сладится.

— Обязательно сладится, — поддержал Зену Бурраш, которому хотелось задобрить строгую хозяйку.

— Кстати, громила, это твоя «горгона» в мешке лежит?

Бурраш покосился на Мартина, тот улыбнулся.

— Да, хозяйка, трофейная.

— Я про нее много слышала, один раз даже дротик в ногу получила, а вот видеть не видела. Дашь стрельнуть?

— Конечно, хозяйка! — с радостью согласился орк. — Можно прямо сейчас!..

— Нет-нет, сначала покушай, а потом стрельнем.

После еды Бурраш с Ламтаком вышли во двор подышать и приготовить к показу «горгону», а Мартин зашел на кухню к Зене и спросил:

— Как думаешь, зачем в письме он попросил нас принести по камню?

— По камню? — удивилась Зена.

— Да, написал, чтобы каждый принес по камню в кармане. Чтобы не больше кулака.

Мартин сжал кулак и покрутил перед собой, желая найти разгадку этой странной просьбы.

— Ну, если попросил принести — нужно принести. Камней-то на улице хоть завались.

Постиранная вечером одежда Бурраша и Ламтака за ночь высохла не полностью, и надевать ее пришлось сырой и холодной.

— Ну, ничего, вы же ребята служивые! — подбадривала их Зена. — Небось не такого на службе натерпелись, а тут всего делов-то — сырые штаны. Зато козлом от вас нести не будет, здесь же все-таки город.

— Да, хозяйка, конечно, пустяк, — согласился Бурраш, стараясь не показывать, как отвратительно он себя чувствовал в сырой одежке.

Ламтак страдал молча и только сопел чуть громче. Впрочем, стирка с предварительным замачиванием в навозе дала хороший результат, кожаные детали и ремни стали мягче.

— Ну, а я чего говорила? — самодовольно ухмылялась Зена, глядя, как гости мнут на пробу размякшую кожу. — Эх, ремни да пряжки! Когда-то и я в таких хаживала, а теперь — старушка.

Сказав это, она вздохнула и пошла в дом, а гном с орком удивленно переглянулись. Потом Ламтак подошел к умывавшемуся на воздухе Рони и спросил:

— Рони, а что, ваша хозяйка была в солдатах?

— С чего ты взял? — в свою очередь, удивился Рони, вытираясь полотенцем.

— Она все знает про оснастку, про ремни. Она вчера стреляла из кавалерийского арбалета, и я понял, что ты не шутил — это она подарила тебе арбалет.

— Да, она подарила и показала, как с ним обращаться. Это машинка необычная.

— А еще она из «горгоны» стреляла. Бурраш показал ей только один раз, и она сразу сама зарядила и выстрелила, как какой-нибудь солдат.

— И голос у нее, какой был у нашего сержанта. Негромкий, но строгий. Сразу хочется приказ выполнить, — добавил подошедший Бурраш.

— Точно я не знаю, но как будто она была разбойницей.

— Разбойницей? — переспросил Ламтак, поворачиваясь к Буррашу.

— Похоже на то, — развел руками тот, и они пошли к дому — завтракать.

После завтрака отряд обсудил дальнейшие действия и по одному — цепочкой — стал выдвигаться в город. По дороге они подобрали по камню, как того требовал заказчик, и понемногу начали растягивать цепочку, чтобы казалось, будто каждый сам по себе.

Рони шел первым и вскоре увидел знакомых соглядатаев, которые коротали время на углу пекарни. Заметив тех, за кем следовало приглядывать, они тотчас напустили на себя отвлеченный вид и принялись рассматривать стену пекарни.

Рони кивнул, и Мартин на ходу оглядел этих двоих, чтобы запомнить. Они походили на начинающих воров, которые еще не определились, чем заниматься — обирать пьяных, таскать продукты из лукошек или грабить одиноких прохожих.

Один из «хвостов» пытался пойти за Рони, но другой его удержал. Они пропустили Мартина, потом Ламтака и Бурраша. И только потом поплелись следом, опасливо поглядывая на рослого орка.

Пока шли к гостинице, в которой Овцер назначил встречу, Рони несколько раз останавливался, будто бы по какой-то причине, а на самом деле высматривал других соглядатаев, кроме этой известной парочки.

Поначалу он ничего не замечал, на улицах уже было многолюдно. Подводы грохотали по мостовой, пирожочники зазывали покупателей, переходя с места на место, работники, подмастерья, приказчики и кухарки спешили по своим делам, надежно скрывая тех, кто наблюдал за Рони и его товарищами.

Останавливаясь, Рони поправлял дубинку и посматривал в сторону Мартина, но тот шагал расслабленно, ни на что не обращая внимания. Однако Рони чувствовал, что где-то скрывается еще один наблюдатель, а может, и не один. Его присутствие было ощутимо.

Ламтак никого не заметил, но почувствовал напряжение, которое повисло над улицей, несмотря на весь этот обычный шум, обычные запахи, пусть и не всегда приятные, когда дело касалось лавки, торгующей невыделанными шкурами.

Тем не менее отряд благополучно добрался до гостиницы и вошел со двора, как и было указано в записке.

Внутри их встретили двое охранников Овцера, в кольчугах и с короткими обнаженными мечами. Позади них в коридоре стояло трое арбалетчиков с заряженным оружием.

— Идемте, господа, я провожу вас, — сказал один из помощников Овцера и повел гостей на второй этаж.

Видимо, все крыло гостиницы было выкуплено полностью, поскольку повсюду стояли только люди Овцера, и на лестнице не встретилось ни одного постояльца или гостиничной прислуги.

Сопровождавший гостей помощник подошел к одной из дверей и, открыв ее, предложил гостям войти. Они вошли и оказались в просторной меблированной комнате с наглухо закрытыми ставнями и освещенной лишь несколькими свечами, вставленными в бронзовые подсвечники.

Подсвечники находились посреди стола, а вокруг него на стульях сидели тряпичные големы — страшные и молчаливые.

— О! — вырвалось у Рони, и он подался назад.

— Не пугайтесь, — прозвучало из темного угла, и к столу вышел лекарь Овцера. Мартин с Рони узнали его сразу, хотя в прошлый раз не видели лица. Лекаря выдавала особая поступь и какая-то вязкая пластика, его движения можно было не только видеть, но и чувствовать.

— Не пугайтесь, — повторил лекарь. — Пока это пустые формы, но мы включим их с помощью камней, которые вы принесли. Вы ведь принесли их?

— Принесли, — за всех ответил Мартин и протянул свой камень.

— Очень хороший камень, — похвалил Мартина лекарь. Потом принял камни Рони, Ламтака и, наконец, Бурраша.

Взвесив их в руках все вместе, лекарь улыбнулся и сказал:

— Очень достойная команда.

И было непонятно, относилось ли это к камням или к принесшим их гостям.

Лекарь прошелся вокруг стола и положил камни в просторные карманы, имевшиеся на каждом големе.

— Зачем это? — не удержался от вопроса Рони.

— Затем, чтобы на время они стали вами, — пояснил лекарь.

— Но вы не дали камня тому, пятому.

— Уже дал, еще до вашего прихода. А теперь пойдемте отсюда.

С этими словами лекарь подошел к стене и сдвинул в сторону пропиленную часть, открывая проход в соседнее помещение.

Рони, Мартин и Ламтак прошли в него свободно, а орку пришлось пригибаться. Лекарь прошел последним и задвинул кусок стены на место.

— Идите, там вас встретят, — сказал он, оставшись возле тайного прохода, и Мартин первым вышел в небольшой коридорчик, за которым оказалась еще одна просторная комната — точная копия той, где сидели големы.

Такой же длинный стол, похожие подсвечники, только свечи в них не горели, да в этом и не было необходимости — окна не закрывались ставнями, только шторами, которые пропускали достаточно света.

За столом, на том же месте, что и его кукла в соседней комнате, располагался Овцер, румяный и нарядный, в синих шерстяных штанах, красных сапогах и зеленой парчовой куртке, пошитой на манер одежды леонарских пиратов.

Никого из помощников или охранников Овцера в комнате не было, но Мартин слышал постукивания каблуков за стеной.

— Рад видеть вас здесь, друзья, — не поднимаясь, произнес Овцер. — Пожалуйста, присаживайтесь. Начнем разговор сразу, без чаепитий и застольных бесед.

Такой подход устраивал всех, и группа расселась вокруг стола, удивительным образом заполняя именно те места, какие занимали куклы, отмеченные их камнями.

— Ну, что же, Мартин и Рони, уже по виду вашей команды можно сделать вывод, что бойцы подобраны не случайным образом.

— Не случайным, — подтвердил Мартин.

— Познакомьте меня со второй половиной вашего отряда.

— Это Бурраш, господин Овцер, а это Ламтак, — произнес Мартин, указав на орка и гнома. Лицо второго было видно лишь наполовину из-за высокой столешницы, зато ширина плеч оказалась вдвое шире спинки стула.

— Добро пожаловать в наш отряд, господа Бурраш и Ламтак. Полагаю, вы уже поняли, что работа вам предстоит нелегкая и отнюдь не безопасная.

— Мы уже поняли, господин Овцер. Все поняли, — подтвердил Мартин.

— И уцелели, я полагаю? Не было потерь? Может быть, здесь не все?

— Нет, все. Были проблемы, но обошлось.

— Тогда это просто замечательно, — грустно улыбнулся Овцер. — Теперь вы лучше представляете, с чем мне приходится сталкиваться почти ежедневно. Почти ежедневно, господа. Итак, главная задача — поиск украденной шкатулки. Полагаю, вы знаете, с чего начинать?

— Мы начнем с тех, кто следит за нами с того самого дня, как мы собрались в Пронсвилле.

— Разумно. Впрочем, вы можете начинать, с чего считаете нужным. К сожалению, я исчерпал все свои возможности и задумки. Вы готовы начинать немедленно, насколько я понял?

— Так точно, господин Овцер, — подтвердил Мартин.

— В таком случае я повторяю для новых господ воинов — в случае успеха ваших поисков каждый из вас получит по пять сотен золотых терций. А пока…

Овцер потянулся и достал из стоявшей на столе деревянной шкатулки два кошелька, которые бросил на стол.

— В одном сотня золотых, в другом сотня серебряных монет. Это вам на расходы по службе. Если понадобится еще, я добавлю. Если потребуется отправиться по морю — получите хорошее крепкое судно, даже с военной оснасткой, если нужно.

— Э… Господин Овцер, у меня еще остались деньги от прошлого раза, — сказал Мартин.

— Очень хорошо. Прибавьте их к этим. И повторяю, всякая помощь, которая потребуется, — я вам ее предоставлю, только известите вовремя.

— Большое спасибо, господин Овцер. Если появится такая необходимость, мы обязательно к вам обратимся, — сказал Мартин, забирая со стола деньги.

— Вот и отлично. А теперь, хотя мы уже все обговорили, посидите еще немного, пока мессир Лоример не даст нам команду выходить.

Мартин обернулся и увидел лекаря, который теперь стоял в углу их комнаты и как будто дремал. Затем раздался страшный удар, как будто где-то обрушился потолок, и все разом вскочили, ожидая, что начнутся разрушения, однако больше ничего не случилось. А лекарь, будто очнувшись, кивнул Мартину и сказал:

— Теперь мы можем выходить, но только прежним путем.

Несмотря на то что группа уже проходила через комнату с тряпичными големами, их ждало очередное потрясение. Потолок комнаты был пробит, стол разломан, а каждый из големов оказался поражен четырехгранной стрелой, пригвоздившей кукол к спинкам стульев.

— Вот зачем нужны были ваши камни, — развел руками лекарь.

— Ну и ну, — произнес Рони и, подойдя к своей кукле, коснулся стрелы.

— Лучше этого не делать, — заметил лекарь, и Рони отдернул руку. — А впредь запомните — пока будет опасность колдовского нападения, носите с утра до вечера камень, а ложась спать, ссыпайте их в ложбинку неподалеку.

— И это наверняка защитит нас? — спросил Мартин.

— Наверняка сказать невозможно, но почти всегда это работает.

— Спасибо.

— Горелым воняет… — заметил вдруг молчавший до этого Ламтак. — Крепко воняет паленым рогом, точно вам говорю!..

— Это горгулья, она догорает во дворе, — пояснил лекарь. — Она принесла послание своих хозяев и сгорела, у нее больше не оставалось сил.

В помещение заглянул один из охранников, давая понять, что пора выходить.

— Еще один вопрос, мессир, — поднял руку Мартин. — Вы не подскажете, кто такой Писарь?

Лекарь улыбнулся, он был рад такому вопросу.

— Все же вы его заметили.

— Да как не заметить, он гибели нашей желает!

— Писарь, как вы изволили его поименовать, — это прицепский жрец. Он опасный мастер перевоплощений, может поднимать сущности шестого порядка.

— Его железо не берет, — добавил Бурраш, вспомнив, как выстрелил в Писаря из «горгоны», а тот просто растворился.

— Не берет, — согласился лекарь. — Но раздражает. Меч ему неприятен, хотя и не несет для него разрушения. От меча он отступает.

— Вам пора, господа! В переулке всякая шваль собирается! — напомнил охранник.

— Идем, — сказал Мартин и первым вышел в коридор, едва поспевая за охранником. — А что там за шваль, откуда?

— Воры — не воры, непонятно пока. Но по карманам ножи, в руках дубинки железные. Человек двадцать уже набралось, может, это еще и не все, они же могут и с улицы заскочить.

Уже почти бегом группа выбралась во внутренний двор, где в углу еще догорали останки рухнувшей горгульи. Мартин зажал нос, чтобы не чувствовать едкого запаха и, бросив взгляд, успел заметить рассыпающиеся в золу ребра, тонкие, словно у птицы, и тлеющие клочки черной кожи, оставшейся от крыльев.

— Так полыхнула, что мы думали, пожар случится!.. — сказал другой охранник, заметивший интерес, который гости проявили к останкам.

— Ну, что, командир, давай сразу воевать!.. — предложил Бурраш, останавливаясь у забора, за которым раздавались громкие голоса собравшихся бунтовщиков.

— Да, Мартин, давай определяться, — поддержал орка Рони.

— У нас и выхода другого нет, — сказал Мартин. — Предлагаю выскочить и рвануть налево под горку. Там до порта ведут кривые улочки, можем хоть воевать, хоть прятаться.

— Хочешь большую драку? Но мы же безоружные, — развел гном ладонями-лопатами.

— Нет, бежать сразу не будем, — возразил Бурраш. — Пойдем неспешно, а там посмотрим. Заодно вытянем на себя «хвостов», а в закоулках побеседуем с ними.

— Что ж, план хороший, — согласился Мартин.

Едва отряд вышел в проулок, как толпа, насчитывавшая уже человек пятьдесят, взорвалась криками и, потрясая дубинами и кистенями, бросилась в атаку.

— Бежим! — крикнул Мартин и припустил вниз по переулку.

— К стенам! — заорал Бурраш, и бойцы группы бросились в стороны, потому что в воздухе засвистели пущенные из пращей камни, которые запрыгали по мостовой далеко впереди.

— Прибавить! Всем прибавить! — скомандовал Мартин, обретая вдруг командные интонации.

Разогнавшаяся под гору толпа нагоняла, сокращая расстояние до броска пики.

Попавшиеся навстречу двое мужиков со старой сетью прыгнули через забор. Мартин успел заметить выражение крайнего ужаса на их лицах.

— Налево, там узкое место! — крикнул он, и отряд проскочил в каменный коридор, образованный тесно поставленными домами.

— Надо их притормозить! — крикнул Бурраш, останавливаясь.

— Надо! — согласился с ним Ламтак.

Мартин с Рони выхватили дубинки, но Бурраш предпочел действовать голыми руками.

Едва в проход заскочил первый преследователь, он сбил его ударом кулака. Потом свалил еще двух, пока на него не выскочил здоровенный громила в кузнечном фартуке. Они сцепились в узком проходе, попеременно тесня друг друга. При этом Бурраша подбадривали свои, а с другой стороны кричали участники сборной банды.

— Бурраш, подайся вправо! — крикнул вдруг гном. Орк, кряхтя, сумел чуть отодвинуться, а Ламтак разогнался и врезался головой в живот громилы, отбросив его на орущую толпу. Мартин с Рони швырнули следом несколько камней, и противник стал отступать, поскольку главный заводила погони и еще несколько смельчаков лежали на земле, скрючившись.

Продолжая свою хитрую тактику, отряд стал осторожно уходить, и вскоре появились оба «хвоста» — те самые, наиболее заметные.

Опасаясь, что упустят группу, они прибавили ходу и через пару поворотов едва не попали в расставленную ловушку.

Рони бросился вперед, надеясь скрутить первого, но тот проявил удивительную проворность, прыгнул, словно лягушка, оттолкнулся от стены и бросился наутек, а следом и его напарник.

Теперь уже роль преследователей пришлось играть отряду Мартина. Бурраша и Ламтака он пустил прямиком — они плохо знали город, а сам на пару с Рони начал, где возможно, срезать путь через закоулки и дырки в заборах. Этот метод давал результаты, и временами им почти удавалось перехватить беглецов, но тех подгонял страх, поскольку разгоряченные орк и квадратный гном выглядели настоящими монстрами. Они рычали и громко топали, выкрикивая в запале слова на неизвестных языках. Ужас подстегивал «хвостов», и они неслись, едва касаясь мостовой. А Мартин чувствовал, что еще немного — и упадет. Дыхания уже не хватало, однако Рони поймал кураж и даже успевал что-то кричать, но Мартин едва мог его расслышать.

Бурраш с Ламтаком громко топали и угрожающе сопели, люди с улиц исчезали за дверями домов. Брошенный запряженным в телегу мул испуганно заорал и затряс головой, а когда мимо пронеслись орк с гном, сломал дышла и помчался по улице.

Между тем беглецы, наконец, ошиблись и свернули в тупик, где имелся лишь узкий лаз под каменной стеной, в который с разбегу проскочить было невозможно. Мартин с облегчением перешел на шаг, в то время как Рони, Бурраш и Ламтак преследования не прекратили.

Когда Мартин неспешной походкой вышел в тупик, то увидел лишь своих товарищей, склонившихся над лежавшими беглецами. Поначалу он решил, что Бурраш им врезал в качестве наказания, однако, подойдя, увидел кровь — оба наблюдателя оказались заколоты.

— Их двое было! Через забор ушли!.. — пояснил Рони.

Мартин покачал головой, забор был высокий — полтора его роста.

— Давай, зеленый! — крикнул Ламтак, становясь к забору, словно подставка. Орк, недолго думая, вскочил на гнома и перемахнул через забор, за ним, чуть подпрыгнув на плечах Ламтака, перебрался Рони, и они с Буррашом помчались догонять очередных злодеев.

— Ну, давай, чего стоишь! — нетерпеливо прикинул Ламтак.

— Да я так не сумею!

— Рони сумел! — настаивал гном.

— Да он почти втрое моложе меня! — развел руками Мартин.

— Тогда давай так!

Ламтак стал к стене спиной и сложил ладони в виде ступеньки.

— Наступай, я тебя подброшу!..

Мартин поставил ногу, и в тот же миг Ламтак подбросил его с такой силой, что, не ухватись Мартин за края стены, он бы улетел намного дальше. Однако зацепиться все же удалось, и Мартин сполз по стене на землю, а затем побежал вниз по улице, которая вела в порт.

У нее было много ответвлений, но Мартин был уверен, что злодеи спешили именно в порт.

И Мартин не ошибся. Когда улица закончилась и он выбежал на площадь, где торговали свежей рыбой, за головами гомонящих торговцев и рыбаков, за рядами выставленных корзин с рыбой он увидел мятущиеся фигуры Бурраша и Рони, которые, словно гончие, неслись, позабыв об усталости.

— Ах ты!.. — воскликнул Мартин, едва не поскользнувшись на рыбьей чешуе, и, прибавив ходу, стал лавировать между людьми и прилавками, стараясь не поскользнуться снова.

Когда ему удалось преодолеть рыбную площадь, Рони с Буррашом уже скакали по дощатым настилам причалов, а двое злодеев — теперь Мартин их увидел, — не сбавляя скорости, неслись прямо к воде.

— Топиться, что ли, собрались… — пропыхтел себе под нос Мартин, и в этот момент оба беглеца, один за другим, прыгнули в воду.

Поднялись брызги, и стало ясно, что Мартину не показалось, но на этом погоня не закончилась. Бурраш, ничуть не сомневаясь, тоже сиганул в воду, а Рони остался на причале.

Вдруг слева, из переулка, топоча и пыхтя, словно секач, выбежал Ламтак, и они с Мартином одновременно подбежали к краю причала.

— Что там?! — воскликнул Мартин, глядя на пузыри и водовороты, крутящиеся по воде.

— Я… Я не знаю! — в панике закричал Рони. — Может, нам тоже нырнуть надо?!

— Ты не прыгай, я сам! — придержал его Мартин и стал скидывать сапоги, однако в этот момент на поверхности показался отфыркивающийся Бурраш, который выволок на поверхность одного из злодеев.

— Держи! — крикнул он Ламтаку, и тот, упав на помост, дотянулся до пленника и рывком выбросил его на причал. Затем подал руку Буррашу и помог ему выбраться на высокую стенку. Тем временем бесчувственный прежде пленник начал подавать признаки жизни.

— Живой вроде! — заметил Рони, наклоняясь над человеком с бородой и разлохмаченными бакенбардами. Сросшиеся на переносице брови и бледная кожа придавали ему злодейский вид.

— Ну-ка, рассказывай, кому служишь! — строго сказал Бурраш, снова хватая пленника и крепко его встряхивая. Бедняга ударился головой о дощатый настил и попытался вырваться, но Бурраш держал крепко.

— Эй, у тебя тут порез! — заметил Рони, касаясь кровоточащего плеча.

— Это меня дружок его кинжалом достал.

— Прямо в воде? — поразился Ламтак.

— В воде.

— А куда он подевался? — спросил Рони, посматривая в воду.

— На дно отправился, а этого я выгреб, — и Бурраш снова встряхнул пленника. — Ну-ка, рассказывай, кто воришек прикончил!..

— Сурнап, — едва слышно произнес пленник, с ужасом глядя на мокрого гиганта.

— А точно не ты?

— У меня нет кинжала. Кинжал у Сурнапа остался.

— Сурнап твой напарник?

Пленник устало кивнул.

— У них там что-то вроде тайника, сейчас отдохну и снова нырну, нужно разведать.

— Ну, ты, зеленый, просто змея водяная! — поразился Ламтак. — А я-то воду не люблю. Зато копаю хорошо.

— А что копаешь? — спросил Рони.

— Да что угодно. Люблю копать, и все тут. На войне очень пригодилось.

— Ты больше не ныряй, — сказал Мартин, обращаясь к орку. — Выжимай штаны, обсыхай. Я сам нырну.

И Мартин снова начал раздеваться. Оставшись в одних подштанниках, он встал на краю, мгновение помедлил и прыгнул в воду.

Вода была прозрачной и совсем не холодной, он огляделся, и в почерневшей стене причала, сложенной из дубовых бревен, увидел обрамленный водорослями пролом.

Когда-то, будучи еще молодым, он любил купаться в море и нырять среди скал, исследуя подводные пещеры. Как оказалось, за столько лет Мартин не потерял былых навыков и за пару гребков оказался возле пролома. Заглянул в него и, увидев слабый свет, проплыл через отверстие и стал осторожно подниматься, почти сразу оказавшись на воздухе.

Это был воздушный пузырь, образовавшийся под слежавшимися бревнами, которые не пропускали воздух. Кто-то доставил сюда доски, из которых собрали маленький остров, где могли располагаться два-три человека.

Мартин подтянулся на руках и забрался на островок, над которым висел едва тлеющий масляный светильник. Мартин прибавил фитиль, и света стало больше.

Он огляделся и увидел еще один пролом с темной водой, который вел неизвестно куда.

На досках нашелся лишь кожаный мешок, в котором здешние обитатели переправляли наружу одежду в сухом виде. А свежий воздух поступал из-под воды во время шторма.

Закончив осмотр, Мартин уже собирался поднырнуть обратно, как вдруг в соседнем проломе увидел ужасного монстра, который смотрел на него из-под прозрачных век.

— Приветик…

— Это ты?! — воскликнул Мартин, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит.

— Чего ты так волнуешься, мы ж виделись не раз?

— Да ты! Ты все время появляешься неожиданно!..

— Я думал, ты скажешь спасибо, ведь не всякий морлинг может переносить морскую воду.

— Ну, я помню, ты из особенного рода, — кивнул Мартин, переводя дух.

— Ваша шкатулка отплыла сегодня на шхуне «Урман».

— Куда?

— Думаю, в Змеебад. За ней тянулся длинный шлейф тамошних пряностей.

— Они их в воду, что ли, бросали?

— Сливали воду из нужника.

— Ах, вон оно что. Извини.

— Да ладно, обычное дело.

— Послушай, а как ты меня находишь?

— Мне сообщают, я плыву. Вот только сейчас и подоспел, а то бы орку вашему помочь успел — но опоздал, здесь сильное течение.

— А кто сообщает, если не секрет?

— Голос женский, думаю, это Середа.

— А кто она?

Морлинг вздохнул совсем по-человечески.

— Давай я поплыву, а то мне пора.

— Хорошо, спасибо за помощь, — ответил Мартин, понимая, что спрашивать о Середе бесполезно.

Вынырнув на поверхность, Мартин не видел, как по причалу бегают его товарищи и парочка местных рыбаков, пытаясь бороться с высоким пламенем, источавшим черный смрадный дым.

Кто-то требовал нести багор, другие — пожарные ведра, но пока Мартин сам поднимался по выступам, пламя погасло самой собой, и только в небе черным росчерком остался относимый ветром дым.

— Он сгорел, понимаешь?! — воскликнул Рони, обращаясь к появившемуся Мартину.

— Я понял, — сказал тот и, отойдя за ящики, выжал подштанники почти досуха. Все молчали, поглядывая то на вернувшегося Мартина, то на останки пленника. А отовсюду к месту происшествия спешили люди, кто с топором, кто с багром и ветошью, чтобы гасить доски.

— Так что это было, братцы? — спросил один из рыбаков, обращаясь к Мартину, который уже затягивал ремень на штанах.

— Колдовство это было, так что разбегайтесь отсюда, как бы чего не вышло.

В его устах это прозвучало настолько убедительно, что рыбаки поспешили прочь, спотыкаясь и поминутно оглядываясь. Они развернули и других любопытных, которые тоже стали разбегаться, поэтому вскоре Мартин, Рони, Бурраш и Ламтак остались на причале одни.

— Он что-нибудь рассказал? — спросил Мартин, подходя к остывающей золе.

— Да, — кивнул Бурраш и осторожно дотронулся до щеки. — Всю морду мне опалил, когда полыхнул!

— Страшное дело, — прошептал рядом Ламтак. — Хорошо, у тебя борода не растет, а то беда.

— Все равно печет, — пробурчал Бурраш.

— Рони, дотянись до стены, сорви водорослей коричневых, они от ожогов помогают, — сказал Мартин.

— Думаешь, поможет? — усомнился Бурраш, снова притрагиваясь к лицу.

— Поможет — проверено. Так что он успел сказать?

— Сказал, что они никакие не прицепы, а только помощники и работали за какой-то долг. Но работали давно — лет десять.

— Большой, видать, долг.

— Сказал еще, что они тут были на побегушках, чтобы за местной командой присматривать, а главным был господин Поуп. Тот все дела вел, давал деньги, которых было без счета, и у него были судно и команда из бутальеров, это вроде солдат-рабов. У Поупа этот парень видел ларец, какой нам описывали.

— А бегали за нами которые — они кто?

— Бродяги нанятые, их прямо на площади созвали, по пять медяшек дали и сказали, куда идти и когда бить кидаться.

— А про Писаря ты спрашивал?

— Так вот тут-то все и произошло. Он уже слабеть стал, а я давай ему описывать этого… Ну, как помнил, так и описывал! Он-то сначала ничего вроде не понимал и почти в забытье провалился, а потом открыл глаза и говорит: помню, дескать, такого, могу даже имя сказать. Но тут же и полыхнул.

Подошел Рони и протянул Буррашу пучок водорослей.

— Чего это? — спросил тот.

— Просто приложи к обожженному месту и подержи минут пять, — сказал Мартин. — И пойдемте отсюда, может, сюда уже стражники бегут — не хотелось бы сесть в околоток.

Мартин оказался прав, едва они дошли до первой линии складов, как появились двое верховых стражников — большая редкость в этих местах. Пришлось прибавить шагу, чтобы не попасть им на глаза.

— Так, значит, мы сейчас к заказчику потопаем? — спросил Ламтак.

— Выходит, так, — пожал плечами Бурраш, отчего намокшая куртка на нем заскрипела. — Мы сделали все быстро и правильно. Эй, Мартин, помогла твоя трава, морда совсем гореть перестала!..

— Ну и выбрось, — сказал Мартин. — Я чего вам сказать хотел, я снова с морлингом виделся.

— В море, что ли? — спросил Рони.

— Да, занырнул в провал, а там у них воздушный пузырь и лежка. Даже светильник имеется. И вот там-то меня этот… подкараулил. Напугал как — ужас просто, — Мартин покачал головой. — Зато вести новые принес, сказал, что шкатулка наша уплыла утром, на шхуне «Урман».

— А куда? — спросил Бурраш и, размахнувшись, зашвырнул пучок водорослей на крышу ближайшего склада.

— Морлинг сказал, в Змеебад, он это по запаху понял.

— А что же он — под водой нюхать может? — уточнил Ламтак.

— Ясное дело, может, — сказал Бурраш, притрагиваясь к щеке и проверяя состояние лица. — Если под водой живет, там же и нюхает. Глостеры вон — живут под землей и песком брюхо набивают.

— Да разве можно песок-то есть? — удивился Мартин.

— Не знаю, может, они, как утки, камешки глотают, но песка в них навалом.

— А откуда ты знаешь, чего у них внутри? — спросил Рони после недолгой паузы.

— Это хорошо в сече заметно, — негромко произнес Ламтак. — Как начинают рубиться, так сразу видно, что у кого внутри. У глостеров был песок.

— Однако, — выдохнул Рони.

Конец ознакомительного фрагмента

Главное меню

Алекс Орлов - Опасные союзники (Сокровища наместника - 2)

Tags:

Вход на сайт

Главное меню

Вы здесь

Алекс Орлов - Опасные союзники (Сокровища наместника - 2)

Tags:

Форма поиска