Сергей Малицкий - Скверна (глава 5)
Глава 5
Бетула
Ее звали Бетулой. Правда, когда она назвала собственное имя, то хрипло захихикала, закашлялась, как показалось Игнису, кровью, добавила, что она определенно сумасшедшая Бетула, вроде бы все так говорят, но имя Игнис спутать не мог. Впрочем, имя не было поводом для удивления, удивляться пришлось другому. Сначала Игнис удивился ее худобе, потом, когда открыл клетку, ее легкости. Ему пришлось выносить ее на руках. Она упиралась тонкими руками ему в грудь, жмурилась от солнечных лучей и все скрипела на ломаном вирском:
— Морщись, морщись. Я не обижусь. Я знаю, что воняю, как куча дерьма. Зато я все еще девственница. Эти дураки думали, что моя сила зависит от этого.
На палубе «Белого» Бетула все-таки попросила поставить ее на ноги. И тут Игнису пришлось удивиться в третий раз. Она оказалась высокой, никак не ниже его ростом. Но стояла Бетула недолго. Или ноги подкосились, или она сама опустилась, присела, сложилась углами локтей и коленей, почти легла, прижалась щекой к палубе, поползла, добралась до места, не так сильно залитого кровью, прошептала что-то по-прайдски, а потом подняла глаза на посеревшего от ужаса Моллиса, перевела взгляд на Игниса и сказала уже по-вирски:
— Тик. Я не люблю тик, но для морской воды ничего не может быть лучше. И поэтому я люблю тик. Скажи черному великану, чтобы не боялся меня. Я высокая, но еще маленькая. Я никому не хочу зла.
— Он понимает твои слова, — сказал Игнис.
— Я понимаю, — проговорил Моллис, как будто выдавил это из себя под пыткой. — Что делать с тем поганым кораблем? Может быть, пробить ему днище и пусть тонет?
— А что, найдется кто-нибудь смелее этого самодовольного вельможи, чтобы спуститься в поганый трюм и пробить в нем дыру? — как будто с презрением закашлялась Бетула и, уже засыпая там, где упала, повторила: — Она затянется тут же. Сжечь.
Палубу пришлось отмывать от крови, не тревожа девчонку, которая и в самом деле воняла, как куча дерьма. Вокруг нее палубу оттирали тряпками, так и вышло, что кровавое пятно осталось только под нею. На страшный корабль никто больше не сунулся. И выбравшегося с него Шиару выворотило наизнанку тут же, после чего он свалился с головной болью и одышкой, да и зрелище мертвого собакоголового на палубе никому не добавило любопытства. К тому же ни единой шутки не прозвучало на «Белом» из тех, что случаются после самой тяжелой схватки. Двадцать пять мертвых моряков, двадцать пять мертвых друзей не могли быть оправданы никакой добычей. И добычи не было тоже. Не считать же добычей пару десятков никуда не годных степных клинков и одного приличного, который вручили Шупе? Выжившая половина команды смотрела на спящую девчонку с ужасом и ненавистью, словно именно она была не только причиной страшной убыли в команде «Белого», но и сулила еще большие потери.
Моллис бросил на палубу страшного корабля, туда, куда были переброшены и трупы врагов, несколько горшков масла, приказал рубить абордажные канаты, а когда «Белый» отдалился на полсотни локтей, бросил на ужасное судно факел. Огонь побежал по искривленным доскам сразу же, затем пламя встало стеной, но гибели судна никто не увидел. «Белый» поймал ветер и пошел к северо-востоку, но и через пять часов за кормой стоял столб дыма, словно огнедышащая гора поднялась из глубин и следовала за кораблем по пятам. Бетула зашевелилась раньше. Не открывая глаз, повернула лицо в сторону Шупы, словно выделила его среди оставшихся в живых по дыханию, сказала коротко:
— Воды мне, — и начала стягивать, соскребать с себя одежду или то, что было ею когда-то.
Моллис тут же приказал всем лишним убраться с палубы, но Бетула словно и не думала о том, что на нее могут смотреть. Или считала, что если ее закрытые глаза не видят никого, то и ее никто не видит. Она разделась догола, вытянула перед скорчившимся в гримасу лицом ладони и держала их так, пока Моллис не положил в них шарик данайского мыла, а Игнис не плеснул ей на руки воды. Не говоря больше ни слова, она намыливалась и скреблась, намыливалась и скреблась, подставляла худое, страшно худое тело под воду и снова намыливалась. Шупа поднимал из-за борта морскую воду, Игнис, с трудом сглатывая тошноту, лил, отдавал раскрасневшемуся до цвета вареной моркови парусному мастеру пустое ведро, и снова лил воду на худые плечи, думая о том, что не так давно он прибыл на этот же корабль в еще худшем виде. Когда Бетула наконец отмылась, то оказалось, что и палуба под нею стала такой чистой, какой не была никогда. Девчонка сжалась в комок, выставила наружу локти, колени, тетиву узкой спины, спрятала под тонкими пальцами маленькую грудь, но глаза открыла только тогда, когда бормочущий какие-то ругательства Моллис притащил из своей каюты чистую рубаху, в которую таких, как Бетула, можно было бы завернуть десяток.
— Руки, — буркнул он недовольно.
Обсохшая и согревшаяся на солнце девчонка послушно подняла руки, Моллис накинул на нее великанское одеяние, и только после того, как рубаха скрыла ее почти полностью, Бетула открыла глаза. Девчонка осмотрела по очереди Игниса, все еще краснолицего Шупу, раздосадованного Моллиса и для каждого нашла пару слов:
— Принеси чего-нибудь поесть, — сказала Шупе.
— Не бойся меня, черный человек, я сама тебя боюсь, — сказала Моллису.
— Все будет хорошо, я не дам тебя в обиду, — успокоила Игниса, — но если тебя все еще тошнит от меня, сунь палец в рот и надави на гортань, тебя вырвет, и сразу полегчает.
— Надеюсь, мой корабль не покорежит от того, что ты стала его грузом, — недовольно пробурчал Моллис.
— Если ты не будешь сажать меня в клетку, — улыбнулась Бетула.
— Я бы посадил для твоей же сохранности, — огрызнулся Моллис и отправился на мостик.
— Для сохранности — можно, — улыбнулась Бетула. — Но не нужно. Я и так сохранюсь.
«За ее сохранность можно не беспокоиться, — подумал Игнис. — Если кто-нибудь из оставшейся части команды и сходит с ума от долгого мужского воздержания, то скорее посягнет на трюмовую лестницу. Эту девчонку даже съесть нельзя, не то что надругаться над ней. Зубы обломаешь о кости. Худая и тонкая, как скелет. На лицо — конопатый атерский мальчишка из захудалой деревни, в которой не знают, что такое есть досыта. Шупа — красавец рядом с нею. И на голове неизвестно что — короткая белая пакля, то ли подрезанная ножом, то ли вырванная клоками. Выгоревший мшаник на валуне. К тому же и руки, и ноги в кровавых ссадинах».
Шупа принес хлеб, бутыль легкого вина, моток сырных волокон и половину вяленой рыбы. Бетула поклонилась мальчишке, едва не ударившись лбом о палубу, с трудом выпрямилась и стала есть, но ела очень медленно, понемногу, отчего Игнис понял, что уж чего-чего, но выдержки и разума превратности судьбы девчонку не лишили. Поев, Бетула заткнула бутыль, завернула остатки трапезы в тряпицу и свернулась кошачьим клубком там, где и мылась, и одевалась, и ела.
— Буду спать, потом мне понадобятся ножницы, — произнесла она неизвестно кому и в самом деле заснула.
Игнис отправился на мостик к Моллису, и уже оттуда увидел, что Шупа подсовывает спящей девчонке под голову войлочный валик и накрывает ее льняным полотном.
— Жарко еще, — словно оправдываясь, развел руками Моллис. — Ночью подует прохладный ветер, дам одеяло. А сейчас-то что ее парить?
— Что собираешься делать? — спросил Игнис капитана.
— А ты что собираешься делать? — прищурился Моллис.
— Мои планы зависят от твоих, — пожал плечами Игнис.
— Мои планы… — зло сплюнул Моллис. — Ты видел, чего стоят мои планы. Еще утром я радовался бы, если бы увидел направляющуюся к нам свейскую ладью. Даже двум ладьям радовался бы. А теперь я думаю, что надо убегать от любого паруса на горизонте. Двадцать пять ребят опустил в волны. И ради чего?
— Ради жизни оставшихся, — ответил Игнис. — Ведь не ради девчонки? Ты же не собирался освобождать ее? Ты ничего не знал о ней. Ты даже не пытался предстать торговцем, просто хотел уйти от этого корабля…
— Ты только не утешай меня! — топнул ногой Моллис. — Может, еще платок принесешь, чтобы сопли утереть? Да! Я не спасал ее, хотя и спас. Но если бы не ее магия, этот корабль не стал бы подобной мерзостью. А если бы не стал, то и его команда не сошла бы с ума. А значит, и не бросалась бы на каждое встречное судно. Или ты думаешь, будто я не знаю, что это было? Я уже года два слышу, что степняки пытаются подобрать под себя всех свободных магов. Кому сулят барыши, кого крадут, кого выкупают. А с весны стали попадаться и вот такие корабли. Они ни на кого не нападают, потому что колдуны, которых они добывают, для степных танов почему-то дороже золота. Но я никогда не слышал, чтобы обычную прайдку-древесницу сажали в клетку и растягивали на цепях!
— А я никогда не видел безумного корабля, который правит командой, — добавил Игнис. — И все-таки, что тебя беспокоит кроме потерь, которые я готов оплакивать вместе с тобой?
— Вот уж избавь меня от своих слез, — отмахнулся Моллис. — А вот от самого себя, уж прошу, не избавляй пока. Половину не половину, а четверть команды ты мне точно заменишь. Так что мои планы — не отпускать тебя как можно дольше. Во всяком случае, до тех пор, пока я не наберу полную команду. Домой, наверное, рвешься?
— Да, — твердо ответил Игнис. — Не знаю, куда ты правишь, но если на север, тогда я был бы с тобой до Иевуса или Шуманзы. А оттуда бы направился на юг, в сторону дома. Боюсь, что меня там уже похоронили, не хотел бы я, чтобы они лили слезы напрасно.
— Счастливчик, — вздохнул Моллис. — О тебе есть кому лить слезы. Ничего, дай срок, я тоже еще кого-нибудь разжалоблю. Но на север далеко не пойду. Севернее Шкианы, где некогда Син спас меня, теперь от свейских ладей, да и вентских, не протолкнуться. Но есть одно место, где я мог бы тебя высадить. Если все срастется, то как раз к концу лета или к началу осени. Есть одна бухточка точно напротив Шкианы…
— Что там? — заинтересовался Игнис.
— Там кончается чекерский безлюдный берег и начинается королевство Монтанус, — ответил Моллис. — Так-то ты через прайдов легко не пройдешь, а по границе можно. Перевалишь через горы, каких-то полтысячи лиг — и вот тебе Самарра. А еще столько же — и Самсум. И ты почти дома.
— Но сначала нужно набрать команду, — понял Игнис.
— Само собой, — шумно высморкался Моллис. — И услышать совет, что делать с этой девчонкой, которая больше похожа не на девчонку, а на треногу для котелка. Или двуногу.
— Ну что же? — задумался Игнис. — Есть о чем поговорить. Конечно, насчет девчонки еще надо подумать, потому как я и сам ее расспросил бы сначала, а что касается меня… я все понял. Мы где теперь?
— На полпути между Пилеем и Гиппофоем, — буркнул Моллис. — Или ты еще не пригляделся к волнам? Океан вокруг. Цвет у него чуть другой. И справа, и слева, и сзади, и впереди.
— Опасные места? — уточнил Игнис.
— Сейчас безопасных мест нет, — ответил Моллис. — Но эти не из самых опасных. Свеи на своих ладьях, особенно когда они поодиночке, все больше держатся берегов. Данаи и чекеры тоже вольны шалить в море, но теперь все меньше. Сберегаются. Хотя я бы не зарекался.
— Где лучше пополнять команду? — спросил Игнис. — Ведь не пойдешь в какой-нибудь порт, не станешь выкликивать смельчаков?
— Да уж и не пробовал пока, — признался Моллис. — Да и кто набежит-то? Та же мерзость, что я в море рублю? Нет, такого добра мне не нужно. Все мои моряки из тех, кого я лично из пут вынимал. И живые, и те, кого не уберег.
— Значит, опять нужно вынимать из пут, — заключил Игнис. — Рабами торгуют здесь свеи. Выходит, нужно идти туда, где их больше. И прятаться у берега, где свеи вольны ходить в одиночку.
— Риск, — нахмурился Моллис. — Риск велик. У берега «Белый» может не уйти. И с ветром всякое случается, и свеи тоже не девочки в длинных платьях.
— Сколько пленников в каждой ладье свеев? — спросил Игнис.
— По-разному, — почесал затылок Моллис. — Если дети, то до полусотни. А взрослых два-три десятка. Но может быть и меньше. Опять же, баб всегда больше. А зачем мне на корабле бабы?
— А пленники бывают только в лодках? — поинтересовался Игнис.
— Это ты точно подметил, — гыкнул Моллис. — Не только. Есть ладьи, которые разбойничают, есть те, что отвозят. Да и перекупщики из Эрсет нередки в море Апсу. Но это, скорее, на юго-восточном берегу. На северо-западном своих разбойников хватает. И венты шалят, да и мои собратья, случается, выходят к берегу, режут всех подряд. Причин-то много.
— Если я помню рассказы своих наставников о море, то берег к северу от Пилея — обрывистый и изрезанный, — наморщил лоб Игнис. — Деревень там мало, потому как берег еще и крутой, места, где можно спуститься к воде, немного. И почти везде понатыканы данайские крепости. Но чуть севернее, у начала моря Апсу, все иначе.
— Там прайды, вроде вот этой девчонки, — буркнул Моллис. — Берег чекерский, но живут прайды. Хотя к воде они не спускаются. Дикие. Раньше они бились на берегу со свеями в кровь. Но теперь, чаще всего, уходят в горы. Так что, севернее данайских границ у свеев и стоянки, и отдых, и разное непотребство. Хотя есть и чекерский порт. Но он далеко и всего один.
— А если девчонка оттуда? — прищурился Игнис. — Говор-то у нее прайдский. Может быть, подскажет что? Мы, конечно же, еще переговорим с нею, но команду твою пополним только в тех краях. Там, где кончается данайский берег и начинается чекерский. Если, конечно, не напоремся на пиратский корабль раньше.
— Тут уж не угадаешь, — согласился Моллис. — Ладно. Я еще подумаю. Хотя далековата та граница… Под тысячу лиг до нее. При хорошем ветре и без неприятностей — до месяца можно идти… Но за девчонку ты отвечаешь. Завтра об этом говорить будем, а пока что поворачиваем на север. Другого пути все равно нет. Шупа! — заорал Моллис что было силы. — Где ты, морской еж тебе в спину? А ну-ка, шевелись! Три румба вправо!
— И все-таки, — окликнул капитана Игнис, — сколько ты там заплатил за меня на рабском рынке? Десять монет серебра? Да, дешево нынче идут принцы… Взаимные оплеухи в зачет пускаем. Как с остальным? Отработал я твои десять монет в последней схватке?
— Семь монет отработал, — хмыкнул после паузы Моллис. — Пока за тобой еще три. Но долг растет! Я ж не просто так катаю тебя на своем кораблике? Оглянись! Смотри, какая красота. А еда? А постель? А развлечения? А меч какой я тебе одолжил? Даже девчонка на борту имеется! Правда, подкормить бы ее сначала да приручить. Но это уж, парень, твоя забота! — загоготал Моллис во всю глотку. — А пока, самодовольный вельможа, как тебя назвали, помойся и сам. Воняет от тебя. Пока тащил на себе свою красавицу, вымазался в дерьме. Давай уже, а то меня прямо на мостике стошнит…
…Бетула проснулась затемно. Игнис, во всяком случае, в утренних сумерках не нашел ее на прежнем месте, оглянулся на рулевого, и тот мотнул головой в сторону носа корабля. Девчонка почти лежала на передней косой мачте, жмурилась морским брызгам, долетающим до ее лица, гладила высушенное временем и ветром дерево. Волосы ее были обстрижены коротко, но ровно. Она и в самом деле была седой или белой, как снег.
— Хороший корабль, хорошее дерево, — произнесла Бетула, не поворачиваясь к Игнису, словно услышала его шаги и узнала. — Даже еще чуть-чуть живое. Только эта мачта была больна. Наверное, приняла удар. Следы его зашлифованы, но я чувствую. Могла сломаться в первую же бурю. Уже не сломается. Я залечила ее. Самую малость. Она подсохнет за два дня.
Бетула отняла ладони, и Игнис неожиданно разглядел пятно свежей древесины на нижней стороны мачты. И тонкую веточку с зеленым листом.
— Не говори ничего Моллису, — захихикала девчонка. — Это шалость. Не больше. А он испугается. Он боится. Меня все боятся.
— Я не боюсь, — твердо возразил Игнис.
— Просто ты не знаешь меня, — снова засмеялась Бетула, — поэтому не боишься. Не бойся. Я сама себя иногда боюсь и буду бояться за тебя тоже.
— Что будет через два дня? — спросил Игнис.
— Ураган, — ответила Бетула. — Он уже идет нам навстречу.
— Через два дня? — усомнился Игнис, глядя на чистое небо. — Идет навстречу? Ветер южный. Как может ураган идти против ветра?
— Все переменится, — ответила она, приподнялась, потянулась, неожиданно показавшись гибкой и стройной, а не худой и неуклюжей. — Я хочу платье.
— Вряд ли ты найдешь его на корабле, — пожал плечами Игнис.
— Я не хочу найти его на корабле, — Бетула снова потянулась, затем сложилась, опустилась на палубу, положила голову на острые колени. — Я просто хочу платье. Я знаю, что его нет здесь. Но мне нравится хотеть. Это…
— Это? — спросил Игнис, потому что девчонка замерла, обернувшись к солнцу, только язык ее словно искал нужное слово, блуждал по краешку тонких губ.
— Хотеть — сладко, — наконец нашлась она. — Спроси черного капитана, есть ли у него хороший лучник?
— Зачем тебе лучник? — не понял Игнис.
— Мне нужен хороший лучник, который может выпустить стрелу на три сотни шагов, — захихикала Бетула. — В штиль. Но только одну стрелу. И он не может промахнуться. И эту стрелу нужно принести мне. Сегодня же. И еще я хочу есть.
— Зачем? — почувствовал досаду Игнис.
— Нужно, — сделалась озабоченной Бетула. — Очень нужно. Завтра мы встретимся с большим кораблем свеев. На две сотни гребцов.
— У свеев нет таких ладей, — покачал головой Игнис.
— Слушай меня, — снова захихикала Бетула. — Завтра мы встретимся с большим кораблем свеев. На две сотни гребцов. Будет почти штиль. Нам не уйти от него просто так. Но если у меня будет стрела сегодня, а завтра эта стрела найдет свою цель на свейском корабле, то мы спасемся.
— Одной стрелой? — не понял Игнис. — Ты хочешь, чтобы их ладья стала таким же чудовищем, как корабль степняков?
— Нет, — она надула губы. — Я не умею делать чудовищем. Тот корабль чудовищем сделали чудовища, что плыли на нем. Я только отдала дереву свою боль. Проливала свою кровь на его днище. Грызла свои руки и ноги. Все прочее произошло само собой. Я ведь сама боялась того дерева. Веришь мне?
— Верю, — как зачарованный, прошептал Игнис.
— Веришь, — согласилась с улыбкой Бетула. — А ведь ты и сам колдун. Неумелый, но сильный. И не только. Огонь горит у тебя в груди, — она вдруг побледнела и прошептала тихо: — Ты его прячешь, но я вижу. Я все вижу. Я всегда все вижу. Это хороший огонь. Он был в черных руках, в страшных руках. Страшнее которых нет, но он хороший.
— Что значит «хороший»? — едва смог вымолвить от изумления Игнис.
— Значит, не плохой, — прошептала Бетула. — Нет, не добрый. Просто не плохой. Как твой меч. У тебя хороший меч?
— Да, — ударил по замотанному в тряпицу клинку Игнис. — Этот меч сделан на моей родине.
— Но ведь он может делать плохое? — сдвинула белесые брови Бетула.
— Может, — кивнул Игнис. — Если попадет в плохие руки. Или если хорошими руками будет управлять пустая голова. Да и по случайности тоже.
— Так и твой огонь, — расширила она глаза. — Великий огонь. Древний огонь. Я хочу есть. И стрелу.
Игнис нашел Моллиса на корме. Тот сладко посапывал, лежа на старом парусе. От прикосновения капитан сначала нащупал рукоять широкого нилотского меча, более напоминающего огромный разделочный нож, и только потом открыл глаза.
— Что на горизонте? — спросил он, жмурясь.
— На горизонте только горизонт, — ответил Игнис.
— И это правильно, — ухмыльнулся Моллис. — Еще пара недель, и мы пойдем к берегу. Может быть, нам повезет. Меня разбудили бы, если бы что-то было на горизонте. Чего ты хочешь? Завтрак уже скоро! Ветер стойкий, будет дуть еще неделю. Не сомневайся.
— Завтра будет почти штиль, — покачал головой Игнис. — И в этом штиле нас разыщет большой корабль свеев. На две сотни гребцов. А еще через день случится ураган. Он идет как раз с севера. Да, точно нам навстречу. Как я понял, против ветра.
— Кто тебе сказал эту чушь? — нахмурился Моллис.
— Бетула, — пожал плечами Игнис. — Ты сталкивался носом с другим судном? Ударялся основанием передней косой мачты?
— Полгода назад, — насторожился Моллис. — Но не я. По словам Шупы, тогдашние хозяева этого кораблика тыкались в очередного бедолагу купца носом. Тогда и ободрали немного деревяшку, скрипеть стала в сильный ветер, но мои умельцы зашлифовали дерево. От скрипа, правда, не избавили, но тут уж… Ты представляешь, такую игрушку портить? Они и меня так пытались взять на абордаж, неумехи. На свою голову пытались! А кто тебе сказал? Шупа?
— Бетула, — ответил Игнис. — Но она уже залечила дерево. Сказала, что в ураган бы эта мачта сломалась.
— Да что это за ураган такой? — скрипнул зубами Моллис.
— А еще она хочет есть, — продолжил Игнис. — И просит одну стрелу от лучшего лучника. Если у тебя есть лучник, и он поразит этот свейский корабль за три сотни шагов, то мы будем спасены.
— Это тебе тоже наша ведьма сказала? — поморщился, словно от зубной боли, Моллис.
— Разве она ведьма? — удивился Игнис.
— Все они ведьмы, — поднялся на ноги Моллис. — Но некоторые думают, что они воспитанные и учтивые девочки. Если тебе такая попадется, не разубеждай ее. Шупа! Где ты, морской еж тебе в штаны? А ну-ка, брось свои паруса и сооруди что-нибудь съестное для нашей гостьи!
— Вот, — Моллис протянул Бетуле длинную стрелу со стальным даккитским наконечником и тройным оперением, подтолкнул вперед испуганного Шиару, который сжимал в руках извлеченный из недр кубрика длинный тиренский лук. — Это пойдет?
— Пойдет, — Бетула забрасывала в рот горстями сушеные фрукты, закусывая их лепешкой и запивая легким вином. — А этот умелец попадет в свейский корабль за триста шагов?
— Куда нужно попасть? — хрипло спросил Шиару, озираясь, словно упомянутый корабль уже был в трехстах шагах или даже ближе.
— Куда угодно, — она наморщила лоб, почесала нос. — В борт, в мачту, в палубу. В дерево. Если попадешь в свея, будет хуже, но тоже ничего. Главное, чтобы стрела не упала в воду.
— Может быть, тебе дать две стрелы? — сдвинул брови Моллис.
— Не успею, — Бетула расплылась в улыбке. — Даже одну стрелу я буду готовить весь этот день, всю ночь и завтра до полудня. Если твой воин промахнется, мы все умрем.
— Он не промахнется! — грозно рыкнул Моллис, разворачивая Шиару и пинком отправляя его прочь. — А если промахнется, тогда умрет первым. Но не от мечей свеев.
— Пусть так, — кивнула Бетула. — И еще мне нужны два ведра пресной воды. И острый нож.
— Нож-то зачем? — обреченно поморщился Моллис.
— Резать, — объяснила Бетула и тут же надула губы. — Не стрелу, черный капитан, себя. Я могу грызть, но так больнее. Хотя если тебе меня не жалко…
— Послушай, — Моллис вздохнул, присел напротив прайдки и стал говорить с ней так, как говорят с ребенком. — Я дал тебе стрелу. Сейчас будет вода. И острый нож, который я сначала прокалю над огнем. И этот самодовольный вельможа не будет отходить от тебя. И Шупа будет бегать по любому твоему писку. Но я не верю в бурю, потому что хожу по морю не один год, и никогда не видел бури после такой погоды, в этом месте и в это время. Конечно, если не ты ее выдумала и закрутила.
— Я сумасшедшая, — точно в таком же тоне ответила Моллису Бетула. — Но не дура. Я хочу жить. Долго жить. И я не умею придумывать бури. Только цветы или деревья.
— Ладно, — хлопнул ладонями по коленям Моллис. — Тогда скажи мне, зачем нам это приключение? Да, не спорю, если эта самая буря случится, то я порублю платок со своей шеи, сварю его с вяленым мясом и съем. Но если она случится, нам ее не миновать. Но почему мы не можем миновать свеев? Если ты видишь будущее, почему не избежать его?
— Я не вижу будущее, — захихикала Бетула. — Я знаю его. Не все, не всегда, но то, что может меня убить, мне известно. Конечно, если я не пьяна или не ранена. Или не околдована. Сейчас я трезва, чиста и здорова. Почти здорова. И я знаю, что завтра корабль свеев столкнется с нами. Чтобы ты ни делал: опускал паруса, ставил дополнительные, менял курс, возносил молитвы своим черным богам — все это будет служить той самой встрече. Ты понял это?
— Нет! — рявкнул Моллис и затопал прочь.
— Не режь и не ешь платок, когда закончится буря! — крикнула ему вслед Бетула. — Он мне нравится. Отдашь его мне!
Девчонка просидела со стрелой весь день, всю ночь и следующее утро. Она опускала ее в воду, гладила, облизывала, только что не садилась на нее верхом, а может быть, и садилась, но Игнис, который бросил тюфяк возле нее прямо на палубу, часть этого времени проспал. Утром все еще бодро дул южный ветер, и Моллис, который пришел проведать ведунью, был явно весел, хотя Шиару продолжал упражняться с долгим луком, повесив крышку от бочки на главную мачту. За час до полудня Моллис уже оглашал громким хохотом всю палубу и даже приказал Шупе заложить два румба к востоку, пусть данайский берег еще только начал угадываться мглистыми пиками Абанаскуппату. Бетула продолжала жевать сушеные фрукты и продолжала натирать пальцами стрелу. Воды в ее ведре почти не осталось, хотя она не пила ее и не выплеснула наружу ни пригоршни, а свежих ран на руках и ногах — прибавилось.
Ровно в полдень ветер внезапно стих, паруса обвисли. И именно тогда моряк из люльки проорал, что на востоке показался корабль свеев. Моллис приложил к глазу трубу, секунду-другую пялился в нее, затем долго протирал то стекло, то сам глаз, словно не верил ни тому ни другому, пока наконец здравый смысл не прорезался в черной голове и громовой рык не огласил палубу:
— По курсу данайский неф, набитый свеями под завязку! Шупа, кальмара тебе в глотку, разворачивай! Все, кто есть, кроме парусных, на весла! Хоть десяток жердей окунем в волны! Грести, поганцы! Грести! Игнис, не знаю уж, что там наколдовала твоя ведьма, но и твой меч нас не спасет, если что. Давай-ка, принц, зажигай дровишки под котлами с варом! Они на корме. Шиару, крокодилий потрох, проверь свой лук. Если тетива лопнет, кишки твои натяну! Попробуем оторваться!
Оторваться не удалось. Ветер едва дышал, паруса висели, как белье на высушке в тесном дворе. Корабль свеев приближался стремительно. Куда уж там было биться десятку гребцов против сотен ладно взрезающих океанскую гладь весел. «Белый» едва двигался. Уже можно было рассмотреть столпившихся на палубе орущих и размахивающих топорами северян.
— Плохие времена настали, плохие, — пробормотал Моллис, медленно проводя по своему тесаку точильным камнем. — Но если будут долбиться с кормы, еще порубимся. Но поджечь вряд ли сможем. У них палуба покрыта мокрым войлоком. Знаю я такие штучки.
— Не порубимся, — мрачно заметил Игнис. — Нос их корабля обит медью. Они вскроют нас, как скорлупу.
Тут-то и появилась Бетула. Встала возле Моллиса, напоминая огородное пугало, накрытое старой рубахой, зажала мокрую от воды стрелу тонкими коленями, потянула руку, пощупала на шее оторопевшего капитана платок.
— Не забудь, послезавтра мне отдашь. Если бурю выдержим. Еще платье хочу. Но это потом. Вот стрела.
Шиару был тут как тут. Принял трясущейся рукой стрелу из рук Бетулы, выронил ее в удивлении, Игнис подхватил и удивился тоже. Стрела стала тяжелее, будто была не только выполнена из сырого дерева, но и еще утяжелена. Вдобавок вместо оперенья на ее конце зеленели узкие и длинные листья.
— Ты чего? — рассвирепел Моллис. — Ты думаешь, что у него катапульта?
— Заткнись, капитан, — неожиданно твердо сказал Шиару. — Мой лук выдержит. Сколько сейчас до свеев?
— Пятьсот шагов! — зарычал Моллис. — Уже меньше, стрелок!
— А ближе нельзя подпустить? — поинтересовался Шиару так спокойно, словно торговался в оружейной мастерской.
— Триста шагов, — пожала плечами Бетула. — Дальше — не добьешь, ближе не успеет схватиться моя ворожба.
— Ну, как знаешь…
Шиару сунул другую стрелу в котел с варом, намотал на ее наконечник черный ком, вытащил, взвесил на ладонях, сравнил со стрелой Бетулы, опустил в чан с водой. Смола зашипела, и утяжеленная стрела легла на изгиб длинного лука.
— Четыреста! — предупредил стрелка Игнис.
— Смотрите! — крикнул Шиару, натягивая тетиву. Плечи здоровяка взбугрились мышцами, клееная древесина мощного лука заскрипела, пальцы разжались, стрела фыркнула, но полетела неровно и недалеко. Упала, не долетев до корабля свеев, вызвав на их палубе дружный гогот.
— Всего-то на двести пятьдесят отправил! — зарычал Моллис.
— Ничего, — прошептал Шиару, сдувая повисшие на щеках капли пота. — Сейчас…
— Подожди, — прошептала Бетула, взялась сразу за оба руга лука, зашевелила губами, покачнулась, захлюпав кровью в ноздрях, зыркнула мутными глазами на Моллиса. — Платок и платье!
Снова заскрипела древесина. Одно мгновение Игнису казалось, что или лук сломается, или мышцы на плечах Шиару порвутся, но вот тетива фыркнула и тяжелая, влажная, украшенная живыми листьями стрела взвилась в синее небо.
— Не долетит, — прохрипел Моллис.
— Долетела уже, — в изнеможении опустился на палубу Шиару.
Стрела долетела. Игнис думал, что она канет в волнах или скользнет по укрытому медью носу, но стрела долетела и вонзилась в один из свейских щитов, которыми укрылся борт разбойничьего корабля еще и при первом выстреле. Снова раздался торжествующий гогот, один из свеев, ставший обладателем трофея, выдернул тяжелую стрелу из своего щита, заорал что-то, размахивая ею, заставив замереть и Моллиса, и Шиару, и Игниса, и Шупу, и всех, кто молил о спасении с палубы «Белого». Затем свей с размаха воткнул ее в палубу у своих ног.
— А теперь смотрите, — захихикала Бетула.
Ничего не происходило. Вот уже до корабля свеев осталось двести шагов, сто, еще меньше. Вот уже стали различимы не только рожи разбойников, но и рисунки на кованых застежках их жилетов. Вот уже и воткнутую стрелу в палубу кто-то сбил и затоптал, когда вдруг расстояние между «Белым» и свеями перестало сокращаться. Все так же вздымалась сотня весел, все так же прыгали на палубе свеи, но их корабль не приближался. А потом и стал отдаляться. А когда до него стали все те же триста шагов и вопли радости разбойников сменились воплями недоумения и злобы, ворожба проявилась. Затрещал, отстреливая сучья и ветви, срывая медную обшивку, нос корабля. Оделись листвой весла. Закудрявились густыми кронами мачты. Начал подниматься на палубе кустарник. И сквозь теперь уже испуганные, исполненные ужаса крики свеев над морем пополз пряный аромат.
— Миртия? — удивился, втягивая ноздрями запах, Шиару. — Разве стрелы бывают из миртии?
— Нет, — улыбнулась Бетула. — Твоя стрела была из клена. Но я люблю миртию. Запах ее освежает. Ну что, капитан? Ты все еще считаешь, что я зла? Со свеями ничего не произошло, не считать же за ущерб, если кто-то из них облегчился прямо в штаны? Хотя в бурю им придется нелегко. Боюсь…
— В бурю? — словно избавился от оцепенения Моллис и заорал что было сил: — Всем, кроме гребцов, наверх! Все крепить! Бочки в трюм! Все дыры задраить! Быстро!
— И чего это он? — удивилась Бетула. — Буря же только послезавтра?