Джеймс Герберт - Проклятие замка Комрек

ДЖЕЙМС ГЕРБЕРТ

ПРОКЛЯТИЕ ЗАМКА КОМРЕК

Пока ее жизнь растворялась в сплющенном салоне «Мерседеса», она думала о двух своих сыновьях.

Кто позаботится о них? Кто поможет преодолеть непростые годы юности?

Нет, только не их отец! О Боже, только не он, учитывая все его комплексы и заблуждения. Разве сможет их юность быть нормальной под гнетом его воспитания?

Сознание угасало в ней одновременно с остывающей плотью. Она чувствовала, что стремится оторваться от этой искореженной металлической оболочки, которая, сжав ее тело, причиняла адскую боль… Она стремилась уплыть куда-нибудь далеко-далеко…

Она смутно воспринимала непрерывные яркие вспышки, гомон потрясенных, алчных голосов — последние звуки, которые она когда-либо услышит, — меж тем как потеря сил смягчала мгновения, остававшиеся ей пребывать в этом назойливом мире.

Даже теперь, когда жизнь покидала ее, дела и заботы призывали вернуться к миру живущих.

Да, прежде всего, двое ее сыновей — кто же все-таки за ними присмотрит?

Кратчайшие обрывки их образов сопровождали ее путь в безболезненную бархатистую пустоту, но потом и они покинули ее, предоставив ей задуматься на секунду: повстречает ли она после смерти душу едва родившегося ребенка, которого потеряла.

Забвение пришло в тот миг, когда к ней протянулись руки, чтобы помочь…

Часть первая

Путешествие

Наши дни

Глава 1

Внутри книжного магазина стоял неряшливо одетый мужчина невысокого роста и, щурясь, чтобы лучше видеть, наблюдал за происходящим на улице сквозь витринное стекло.

Он следил за дверьми огромного серого здания, где располагались офисы и студии Всемирной службы Би-би-си, — двери эти все время впускали и извергали из себя непрерывный поток посетителей и персонала. Объект все еще оставался внутри здания, но Седрик Твигг был терпелив, как всегда, комфортно чувствуя себя даже в роли книжного червя в магазине сети «WHSmith» [Первый магазин сети «WHSmith» был открыт в Англии в 1792 г. Генри Вэлтоном Смитом (англ. Henry Walton Smith). Сегодня в любом магазине Англии «WHSmith» можно насладиться чашечкой кофе и интересной книгой.], что на Кингсвэй. Он нервно вздыхал, делая вид, как сильно его заинтересовал написанный в возвышенном стиле роман, который держал в руках. Он простоял так последние двадцать минут, прибыв за полчаса до контрольного времени. Потом он принялся изучать толстые книги в суперобложках, расставленные пирамидками в разных местах магазина: «просматривал» аннотации, а временами как бы даже вчитывался в предисловия; аккуратно пролистнув том, ставил на место, а затем выбирал другой.

Неторопливо блуждая среди полок, он нашел «дорожку» от задней стены магазина к большим зеркальным окнам с видом на оживленную улицу, где и выбрал очередную книгу под названием «Новости плоской Земли», раскрыл ее и поднес поближе к лицу так, словно бы углубился в чтение.

Регулярно, раз в несколько минут, он бросал в окно рассеянный взгляд, как будто обдумывая суть текста, хотя на самом деле смотрел на впечатляющую архитектуру здания на Олдвич в конце широкой и оживленной Кингзвэй. В задней части Буш-хауса [Буш-хаус (англ. Bush House) — здание в центре Лондона между улицами Стрэнд и Олдвич, на южном конце улицы Кинзсвэй. Большую часть здания (четыре из пяти крыльев) в течение долгого времени занимала Всемирная служба BBC.] имелся еще один выход, в небольшой двор, за которым присматривал его помощник. Звонок на «самсунг» Твигга подскажет ему, что объект вышел из здания через другие двери.

Он вновь «впился» в содержание книги и даже перевернул страницу, пораженный предостережениями о засилии в мире средств массовой информации.

Твигг был мастером своего дела, и когда-то ему доставляли удовольствие все уловки, необходимые для слежки и преследования, изучения привычек объекта и мест, регулярно им посещаемых. Но в последнее время он стал считать слежку нудной и малоприятной. Длительные наблюдения его утомляли, а удовлетворение наступало, только когда вопрос решался окончательно и бесповоротно.

Небольшого роста и непримечательной внешности, он вполне мог сойти за счетовода во время несытного обеденного перерыва, которому едва хватает на жизнь; подобная роль была написана буквально для него. Хотя Твигг выглядел более чем заурядно, немигающий взгляд его серых глаз, впившийся в вас, внушал подсознательную тревогу. Плечи его, хотя и узкие, были хорошо развиты, так что он был изрядно силен; так же и изящество кистей рук было лишь кажущимся. Брюшко, в последнее время начавшее переваливаться через пряжку ремня, завершало предполагаемый образ.

В этот момент в кармане брюк завибрировал, касаясь его бедра, мобильный телефон — звонок был отключен. Он достал его: на крошечном экране высветилось кодовое имя звонившего — Кинкейд, — и Твигг нажал кнопку приема.

— Объект покидает здание, — тонким возбужденным голосом выпалил его подмастерье. — Через задний выход, направляется в сторону Стрэнда. Один.

— Хорошо.

Твигг резко прервал разговор, и небольшого размера мобильник скользнул обратно к нему в карман. Он вернул книгу на полку и вышел из магазина.

Теперь он быстро шагал по тротуару, почти незаметный в толпе вышедших на обеденный перерыв; он прорывался к еще более оживленному Стрэнду, высматривая впереди «добычу». Он привлек внимание только одной персоны — миловидной молодой служащей, направлявшейся пообедать со своим другом, когда целеустремленно двинул в ее сторону. И все лишь потому, что напомнил ей какого-то — она не могла вспомнить имени — жутковатого актера, несколько лет назад снимавшегося во всех этих фильмах ужасов. Но этот маленький человек в старомодном плаще был просто копией того актера: как бишь его звали?

Затем он прошел мимо нее, и мгновенно воспоминания испарились. Она не стала вспоминать имя того актера, поскольку ее озадачило, а зачем этот маленький человечек с жуткими наркотными глазами нес под мышкой сложенный зонт: пусть и в холодный, но ясный, безоблачный день.

Глава 2

Когда распахнулась тяжелая черная входная дверь и холодный воздух налетел на комфортабельное тепло вестибюля, Люси Дункан, сидевшая за столом регистрации, подняла голову.

Небритый и на вид усталый Дэвид Эш поспешно вошел, а входная дверь, будто по собственной воле, медленно закрылась за ним. Он зашагал в направлении стола, к ступенькам, покрытым ковром. Как обычно, он проигнорировал маленький лифт, способный только вызывать клаустрофобию, предпочтя подняться на второй этаж здания, где располагался кабинет Кейт Маккаррик, по лестнице.

Он попытался легко улыбнуться Люси, но глаза его этой улыбке не соответствовали, оставаясь неизменно мрачными.

— Вы опоздали, Дэвид, — слегка пожурила его секретарша. — Встреча началась уже двадцать минут назад.

Люси посмотрела, как Эш поднимается по лестнице, перескакивая за раз через две ступеньки, и тихонько вздохнула. Такой привлекательный мужчина, с густыми, взъерошенными темными волосами, слегка тронутыми сединой, и с голубыми, но неизменно грустными глазами.

Обычно она предпочитала, чтобы ее мужчины были гладко выбриты. Нынешним же утром подбородок Эша покрывала щетина, хотя почему-то из-за этого он выглядел сексуальнее. Люси заменила предыдущую секретаршу по имени Дженни, уволившуюся, чтобы «иметь детей». Она отработала лишний месяц, чтобы показать Люси все ходы и выходы и научить ее, как управляться с некоторыми из сомнительных — и часто безумных — телефонных звонков, которые иногда случались. Дженни рассказывала, что за последние несколько лет Эш пережил определенные трудности, включая два особо злополучных дела, которые сильно его подкосили. Возможно, он до сих пор переживал те неприятные моменты, ведь он всегда казался столь удрученным… Или, может, уместнее сказать — «задумчивым»?

Когда Дэвид Эш поднялся по лестнице и растворился за дверью, зазвонил телефон и Люси быстро сняла трубку.

— Институт экстрасенсорных расследований. Чем я могу вам помочь?

* * *

Эш добрался до площадки второго этажа и остановился, чтобы перевести дыхание. Встреча с Кейт и потенциальным клиентом была назначена на 9:30 утра, а он, как уже сказала ему Люси, опоздал. Если бы он только мог по ночам спокойно спать в своей темной комнате. Если бы только прекратились кошмары, от которых у него всякий раз судорожно распахивались глаза, а все тело становилось мокрым от пота. Рассвет всегда приносил облегчение. Только тогда Эш мог забыться чем-то похожим на сон, зная, что теперь он в безопасности, что ночные ужасы покинули его.

Дверь в кабинет Кейт Маккаррик была закрыта, и, прежде чем войти, он постучал.

Кейт, директор Института экстрасенсорных расследований, посмотрела на него из-за плеча человека, сидевшего за столом напротив нее. Она слегка нахмурилась.

— Простите за опоздание, — Эш адресовал извинение как Кейт, так и элегантному человеку в темном костюме, который повернулся в кресле и бросил оценивающий взгляд на появившегося сотрудника. Лицо его ничего не выражало.

— Дэвид, это Саймон Мейсби. Саймон… — Ее рука указала на Эша. — Это тот самый следователь, о котором мы сейчас говорили.

Эш поднял брови, глядя на Кейт, меж тем как Мейсби встал и протянул ему руку. Роста он был невысокого, зато одет элегантно, с зачесанными на затылок темными волосами, с чисто выбритым подбородком (в отличие от его собственного, подметил Эш) и с бледно-зелеными глазами на округлом лице. Лет ему было слегка за сорок.

— Вы сталкивались с весьма интересными случаями, мистер Эш? — спросил Мейсби с легкой улыбкой.

Парапсихолог снова искоса посмотрел на Кейт, а та ответила ему кратким, но ободряющим кивком. Эш пожал протянутую ему руку, оказавшуюся сухой и твердой на ощупь.

— Я кое-что перечислила Саймону из твоего послужного списка, — сказала Кейт. — Твой опыт работы очень его заинтересовал.

Мейсби сел, не сводя глаз с Эша, и в выражении его лица виделся скрытый намек на любопытство и — нет, не юмор, решил Эш, скорее — своего рода смущение.

— Значит, вы верите в сверхъестественное, мистер Мейсби? — спросил Эш, садясь в другое кресло перед столом Кейт Маккаррик.

— Ну, это сложный вопрос. — Мейсби сел, скрестив ноги, и Эш отметил, что ботинки у него отполированы до совершенства, а серые носки изготовлены из какой-то шелковистой ткани. — Должен сказать, что в прошлом я мало думал о таких, э-э, вещах.

— Но теперь по какой-то причине вам приходится о них думать.

— Совершенно верно. На данный момент могу сказать, что у меня раскрылись глаза на некоторые вещи, которые еще недавно я счел бы абсолютно невероятными.

— Мне объяснить, Саймон? — Кейт подалась к своему перегруженному бумагами столу, на одном краю которого располагался экран компьютера и клавиатура. Книжные полки были заставлены исследованиями экстрасенсорных феноменов и паранормальных явлений с такими заголовками, как «Вертикальная плоскость», «Теллурическая энергия», «Радиотелетезис» и «Гений места». Одну из сторон комнаты занимали серые, по грудь высотой, шкафы, ломившиеся от папок с историями разных аномальных дел. Два высоких окна за столом Кейт выходили на оживленную городскую улицу.

Мейсби согласно наклонил голову. Он улыбнулся Эшу, и в уголках его глаз появились морщинки.

Но прежде чем Кейт смогла начать, Эш задал вопрос.

— Могу я у вас кое-что спросить, мистер Мейсби?

— Конечно.

Мейсби вопросительно посмотрел на Кейт.

Та уже предвидела, какой вопрос задаст Эш.

— Дэвида всегда интересует, почему потенциальный клиент выбрал именно наш Институт, а не одну из равно уважаемых организаций — таких, как Ассоциация спиритов или Колледж парапсихологических исследований.

— Ответ очень простой, — сказал Мейсби, начиная раздражать Эша своей покровительственной улыбкой. — Мы с Кэти давно знаем друг друга. Познакомились, когда учились в Оксфорде, она в колледже Святой Хильды, а я в колледже Магдалины. Все колледжи проводят еженедельную «официальную трапезу» — обед для студентов, на который приглашаются гости из других колледжей. В то время колледж Святой Хильды был полностью женским заведением, поэтому девушки с особым рвением приветствовали молодых людей на своих общественных вечерах. Вот так я познакомился с Кейт, и мы стали близкими друзьями — в платоническом смысле, смею уточнить.

— Хорошо. Мне просто было интересно. — Эш посмотрел через стол на Кейт Маккаррик, которая ответила ему ничего не означавшей улыбкой. Эш, догадывалась она, заподозрил, что они с Мейсби в прошлом были любовниками, несмотря на замечание ее давнего приятеля, говорившее об обратном.

На самом деле они с Саймоном переспали всего только раз, когда были студентами, и оба быстро решили, что не подходят друг другу для затяжного романа. Даже тогда Саймон был слишком самовлюбленным, чтобы поддерживать равное партнерство.

Мейсби продолжал отвечать на вопрос Эша.

— Мы с Кейт поддерживаем связь на протяжении многих лет, и я признаю, что хоть и не смог в полной мере принять странную профессию, которую она выбрала, но всегда был высокого мнения об ее интеллекте. Когда в учреждении, к которому я имею отношение, начали происходить события, которые могут быть описаны только как паранормальные, она была первой, к кому я подумал обратиться. Прежде мне не приходилось сталкиваться с привидениями или местами, куда они являются.

Кейт перехватила у него слово.

— Саймон представляет группу влиятельных людей, интересующихся определенным шотландским замком.

От Эша не ускользнуло, каким острым взглядом Мейсби вдруг окинул Кейт, поэтому он решился копнул глубже.

— И кто же эти влиятельные люди?

— На данный момент это совершенно не важно, — едва ли не огрызнулся Мейсби. — Вам лишь следует знать, что в замке сейчас происходят необъяснимые… эээ… проблемы, если это слово подходит.

— Привидения?

— Мы полагаем, да.

Кейт снова заговорила — она знала, что Дэвид ни в коей мере не утратил своего наносного цинизма, несмотря на шокирующий опыт, полученный им за последние несколько лет. Это был его способ проверки потенциальных клиентов: он никогда не тратил время на невротиков с их часто ошибочными утверждениями о сверхъестественных проявлениях, проистекающих от избыточного воображения.

— Замок Комрек используется как своего рода, ну, скажем, санаторий. Ты бы назвал его так, Саймон?

— Я предпочел бы называть его убежищем.

— Религиозное убежище? — спросил Эш.

Мейсби издал резкий насмешливый возглас.

— Нет, он не имеет ничего общего с религией, хотя один из наших обитателей в лучшие свои годы был архиепископом. Пока сознание у него не стало крайне запутанным.

— Так это психиатрическая лечебница? — Эш воздержался от того, чтобы назвать это заведение сумасшедшим домом.

— Как я уже сказал, мы называем его убежищем.

— Но убежищем от чего? — настаивал Эш.

— От мира, мистер Эш, — просто сказал Мейсби. На сей раз его улыбка продемонстрировала, какие тонкие у него губы.

Глава 3

Мейсби обратился к Кейт Маккаррик.

— Может, сейчас нам следует получить от мистера Эша заверение, что все, о чем бы мы сегодня утром ни говорили, отныне и впредь не будет упомянуто за пределами этих четырех стен.

— Все наши дела конфиденциальны, ты же знаешь, Саймон.

— Мистер Эш? — Взгляд Мейсби был очень тяжелым.

Эш пожал плечами.

— Ничего не имею против. Жертвы привидений часто требуют предельной осмотрительности.

— Кейт говорит, что у вас были проблемы с выпивкой.

Это было сказано прямо в лоб и, с точки зрения Эша, к делу не относилось. Он нахмурился, глядя на свою нанимательницу, у который хватило любезности напустить на себя извиняющийся вид.

— Саймону надо полностью в тебе увериться, прежде чем заключать договор с Институтом, — пояснила она. — Я сказала ему, что алкоголь для тебя больше не проблема.

— Водка, не так ли? — спросил Мейсби, скрывая лицо под маской безразличия. Эш понимал, что тот его зондирует, ищет слабые места.

— Кейт права — с водкой я покончил.

— Тогда я надеюсь, что при выполнении этого задания не будет никаких рецидивов, — мрачно сказал собеседник. — Мне придется ответить за любые ошибки, так что я должен быть полностью в вас уверен.

— У меня вот уже более года ни капли во рту не было. Но мне все же хотелось бы знать, перед кем придется отвечать вам.

— Я уже объяснял, что на данный момент это не имеет значения. Тем не менее могу сказать вам, что это союз единомышленников и чрезвычайно богатых людей. Людей, имеющих влияние, как уже сообщила вам Кейт.

Заговорила Кейт:

— Итак, пойдем дальше и расскажем Дэвиду о странных — и страшных — инцидентах, случившихся в Комреке. Ты уже понимаешь, что я доверяю ему безоговорочно.

Мейсби легким кивком признал твердость тона своей старинной подруги.

— Ну что ж, — сказал он, оживляясь и поворачиваясь так, чтобы легче было смотреть Эшу в лицо. — Организация, которую я представляю, владеет большим, но ввиду необходимости удаленным замком в Шотландии. Постояльцев принимают туда только при понимании того, что никто посторонний никогда не сможет узнать его точное местонахождение, включая тех, кто поместил их туда и платит за их проживание там. Следует добавить, что эти выплаты очень высоки, с суровыми финансовыми пенями за предательство доверия.

— Предательство? — Эш был удивлен. Употребление именно этого слова показалось ему чрезмерным.

— Вы поймете, когда подпишете договор, составленный между мной и Кейт. Если вы нарушите наше соглашение, Институт будет строго наказан.

— То есть они нас просто уничтожат, — мрачно сказала Эшу Кейт.

— Тогда зачем за это браться? Зачем всем рисковать? — Эш уставился на Кейт.

Ему ответил Мейсби.

— Потому что вознаграждение за успех будет означать, что Институт экстрасенсорных расследований больше никогда не испытает финансовых трудностей.

На секунду-другую Эш замялся, не зная, что сказать.

— Это правда, Дэвид, — сказала Кейт. — Ты же знаешь, наши денежные потоки всегда где-то на грани, но если мы подпишем этот договор и добьемся успеха, то будем в безопасности на протяжении очень длительного времени. Поверь мне.

Эш помедлил, прежде чем озвучить свои мысли.

— А если мы не достигнем в этом деле успеха, если не сможем обнаружить причину появления этих предполагаемых призраков?

Его вопрос был адресован Кейт, но откликнулся на него Мейсби.

— Вы еще не слышали о природе этих явлений.

— Верно. Но из того, на что вы намекаете, следует, что вам скорее может понадобиться спирит, а не исследовательская группа.

— Там не будет никакой группы, Дэвид, — сообщила ему Кейт. — Изначально только ты; никто другой на этом этапе работы участвовать не будет.

— В одиночку охватить вниманием целый замок невозможно.

Мейсби подался вперед в своем кресле, словно для того чтобы обратиться к Эшу по секрету, и голос его стал едва слышен.

— К сожалению, чем больше посторонних туда пригласить, тем выше будет риск раскрытия тайны. Замок Комрек намеренно приватен, и я еще раз подтверждаю, что даже его расположение должно оставаться в тайне. Незнакомцев никогда не допускают на его территорию.

Эш был озадачен.

— Как вы можете удержать в тайне такую достопримечательность? А что насчет местных жителей — уж они-то не могут не знать о его существовании?

— Да, о Комреке им, разумеется, известно, но у них нет ни малейшего представления о его назначении. Мы заставили их поверить, что он стал частным и очень дорогим SPA-центром. В некотором смысле так оно и есть. Что касается торговцев и поставщиков любого рода, то на границе поместья имеется точка доставки. Мистер Эш, как только вы окажетесь там, то сразу поймете, насколько необходима вся эта отнюдь не мнимая секретность.

Парапсихолог неловко поерзал в своем кресле. Рассеянно коснулся короткого шрама у себя на щеке.

— Дэвид, ты, опять же, должен мне доверять, — призвала его Кейт. — Я выбрала тебя, потому что ты всегда лучше работал в одиночку. — К тому же у тебя есть кое-какие экстрасенсорные способности, пусть даже ты не признаешься в этом самому себе, подумала она. — Давай не скромничать; в Институте ты ведущий следователь, к тому же — самый опытный.

— Но как я в одиночку управлюсь с новейшими технологиями? Мониторы, видеокамеры, рекордеры изменений емкости, анемометры, вентиметры, воздухомеры, замкнутая ТВ-система — список можно продолжать и…

— У нас уже есть замкнутая ТВ-система, — перебил его Мейсби, — и, разумеется, зона мониторинга с круглосуточным наблюдением.

— К тому же, Дэвид, за тобой только предварительное расследование, — добавила Кейт.

— Но замок? Там должно быть так много комнат, коридоров, подземных помещений, залов и проходов, не говоря уже о проходах тайных. Я не смогу охватить их все.

— От вас этого и не требуется, мистер Эш. Сначала нам надо установить, в самом ли деле в Комреке — мне, будучи скептиком, трудно с этим согласиться — обитают привидения. И что все происходящее, чем бы оно там ни было, не просто странное, но и объяснимое явление. Вы, несомненно, помните события 2008 года, когда в течение нескольких недель более двадцати молодых людей покончили с собой в окрестностях Бридженда [Бридженд получил печальную славу «города самоубийц» после серии смертей молодых людей в 2007–2008 годах (в период с начала 2007 года по лето 2008-го было зафиксировано 22 самоубийства молодых людей в возрасте от 15 до 28 лет). В связи с этим в городе был отменен показ фильма «Явление» режиссера М. Найта Шьямалана (из-за «болезненности темы фильма для данного региона»).] в Уэльсе. Никто не объяснил, что стало побудительной причиной для этих трагических самоубийств. Я также слышал, что когда у одной школьницы случается обморок, то это может вызвать обморок и у других, находящихся поблизости.

Эш нахмурился.

— Если вы считает, что обитатели замка подвержены коллективной истерии, то вам в большей степени нужен не парапсихолог, а просто психолог.

— Психолог у нас уже есть, и она в таком же недоумении, как и все остальные. Если мы согласуем условия договора, завтра вы встретитесь с ней в самолете.

— Мне придется лететь в Шотландию? Я бы с легкостью добрался туда на машине или поездом.

Мейсби помотал головой.

— Вы полетите на реактивном самолете из аэропорта Лондон-Сити. Это недолго, час или около того. Составите компанию доктору Уайетт, нашему штатному психологу, которая сопровождает нового клиента Комрека. Занятно, что до психологии доктор Уайетт практиковала, как психиатр, да и докторская степень у нее по психиатрии.

Эшу не хотелось обсуждать это обстоятельство.

— То есть у вас два специалиста по цене одного.

— Нет-нет. У нас в Комреке имеется также и штатный психиатр. Доктор Сингх.

— Должно быть, те, кого вы представляете, очень богаты, особенно если учесть, что у них есть собственный самолет.

— Я полагал, что дал вам это понять.

— Масоны?

Его фантастическая догадка была встречена с отвращением.

Следующая догадка была еще более фантастичной.

— Иллюминаты?

— Нет, — резко сказал Мейсби, не обращая внимания на нарочитую шутливость парапсихолога. — Вы получите больше информации тогда, когда это сочтут необходимым. Конечно, первым делом вы должны подписать и соглашение о конфиденциальности, и договор между Институтом и компанией «Мейсби и партнеры», действующей от имени замка Комрек.

— Вы не говорили, что я должен подписать два договора.

— Должны. Первый — с Институтом, второй — ваше личное соглашение.

В разговор вмешалась Кейт.

— Думаю, тебе пора рассказать Дэвиду о том, что именно произошло до сегодняшнего дня в Комреке. Тогда он сможет либо принять задание, либо отказаться от него. Договорились? Дэвид, если ты откажешься, то никогда и никому не должен рассказывать об этой встрече.

— Мы надеемся, что вы сядете в нашу лодку, мистер Эш.

Озадаченный, но заинтригованный, Эш кивнул в знак согласия, и Кейт с облегчением вздохнула. Несмотря на рекомендации, которые дала Мейсби, сама она не была уверена, что Дэвид Эш действительно восстановил свои силы.

Глава 4

Мейсби передвинул свое кресло так, чтобы, не поворачиваясь, смотреть Эшу прямо в глаза.

— Видимо, все началось пару месяцев назад, — начал он, — примерно в конце июля или в начале августа. По крайней мере, мне так сказали. В мои обязанности входит посещать замок Комрек через определенные интервалы времени, чтобы просто посмотреть, как идут дела, взять на заметку возникшие проблемы, иногда сопровождать новых клиентов, устраивать их там — все в таком роде. Проблемы по большей части несущественные, но с некоторыми из них мне приходится провозиться там с неделю.

Кейт откинулась в кресле, и взгляд ее стал порхать между Эшем и Мейсби, но в основном ее внимание сконцентрировалось на Эше: выслушав до этого рассказ Мейсби, теперь она интересовалась, как отреагирует на него ее подчиненный.

Мейсби продолжал:

— Это было после ужина, достаточно поздно, чтобы в замке включили свет. По установившемуся обычаю большинство наших постояльцев собрались в одной из больших комнат, используемой в качестве гостиной. Там можно отдохнуть, выпить кофе или бренди. Это часть сервиса, который мы предоставляем нашим клиентам. Ничто не предвещало дурного, и, хотя стояло лето, в большом открытом очаге комнаты разожгли огонь. В таких огромных зданиях, как Комрек, с каменной кладкой и деревянными балками, относящимися к четырнадцатому веку, всегда присутствует сквозняк. Полагаю, в это время в комнате было человек двадцать-тридцать из числа гостей и персонала, и все представлялось вполне нормальным, но кое-кто из обитателей начал жаловаться на холод. Сотрудники были озадачены. Несмотря на ревущий огонь и тепло от радиаторов, которые остаются включенными в любое время года, в помещении действительно стало зябко и с каждой минутой становилось все холоднее — а это, не забывайте, происходило еще летом. В самом деле, все видели пар собственного дыхания, так холодно там вдруг стало. Затем все лампы стали медленно тускнеть, видимо, то же самое происходило во всех залах и коридорах, где имелись потолочные и настенные лампы. Вскоре замок практически погрузился в темноту.

— А есть у вас резервный генератор на случай, если падает напряжение в основной сети? — спросил Эш.

— Есть, и не один, а несколько генераторов для разных участков замка, и они всегда установлены на автоматическое включение, когда бы ни произошел сбой питания.

— Тогда, может, вам нужен квалифицированный электрик.

— Дэвид… — предостерегающе начала Кейт.

— Помимо психолога, в нашем распоряжении имеются электрики самого высокого разряда и инженеры. У нас также есть врач, два хирурга общего профиля — хирургов-специалистов всегда можно туда доставить, — несколько медсестер и медбратьев, главный менеджер поместья и несколько охранников… Я мог бы продолжить, но нужно ли?

Эш помотал головой.

— В любом случае, электрик не требовался. Через считаные минуты свет загорелся вновь.

— А отопление?

— Все снова стало нормальным.

— Вы сказали, что в комнате, помимо горячих радиаторов, был еще и камин. Что случилось с огнем?

— То-то и оно. Сам огонь каким-то образом утратил свой жар; языки пламени «умерли», хотя в очаге было полно горящих поленьев и угля. Он по-прежнему мерцал, но не давал тепла. Когда вернулся свет, то же самое произошло и с пламенем. Это очень всех расстроило — и клиентов, и штатных сотрудников. Но хуже всего было клиентам в специальном блоке внизу.

— Внизу?

— Некоторые из наших медицинских служб находятся в подвале замка. Давным-давно эти помещения были камерами — их еще называли подполами забвения, — но теперь они, конечно, превращены в очень комфортабельные люксы.

— Хорошо. — Эш выдавил из себя это слово — он словно обдумывал информацию. — Стало быть, однажды вечером в замке случилось отключение. Очевидно, вы хотите рассказать мне кое-что еще.

— О, поверьте, мистер Эш, рассказать можно гораздо больше. Я предпочитаю излагать инциденты в том порядке, в каком они происходили.

Заметив, что ее следователь все еще выглядит измочаленным, Кейт вмешалась в разговор, повернувшись сначала к потенциальному клиенту.

— Я уверена, что ты не откажешься еще от одной чашки кофе, Саймон.

Эш догадался, что кофе на самом деле предназначался для него. Неужели он действительно выглядит нынешним утром столь паршиво?

Мейсби отклонил предложение, но Эш с благодарностью кивнул.

— Да, неплохо было бы взбодриться. В это время дня я, знаете ли, не в лучшей форме.

Он рассчитывал, что последние его слова прозвучат как самоуничижительное замечание, но Кейт не улыбнулась. Вместо этого она нажала кнопку на настольном интеркоме и заговорила со своим секретарем.

В чем Эш действительно нуждался, так это в сигарете, но, как ни смешно, теперь это было противозаконным, ведь курение в офисах, ресторанах, пабах и театрах оказалось под запретом. Из-за отсутствия сигарет он временами слегка дрожал. Как сейчас, несмотря на свое решение завтра же бросить курить.

Отпустив кнопку, Кейт сказала своему старинному другу:

— Пожалуйста, Саймон, продолжай.

По оценивающим глазам Мейсби можно было сказать: он понимает, что кофе — это спасательный круг, бросаемый этому небритому, теребящему волосы типу, которого она назвала лучшим экстрасенсом Института. Но на самом деле Кейт не стала бы рекомендовать Эша, будь у нее хоть какие-то сомнения относительно его высокого профессионализма.

— Теперь мы думаем, — сказал Мейсби, слегка отдергивая штанину, слишком туго натянувшуюся у него на колене, — что с этого все и началось. Понимаете, то же самое происходило два следующих вечера, хотя электропроводка замка была тщательно протестирована, а генераторы проверены. Ни в одной из систем не нашли никаких неисправностей. Три вечера кряду, мистер Эш. Говорите мне теперь, что в Комреке не происходит ничего сверхъестественного.

Эш выдал ему безрадостную улыбку покаяния.

— Вы правы. Если бы это случалось три вечера подряд, я бы забеспокоился.

— А в третий вечер вместе с темнотой появилась ужасная вонь, как будто воздух наполнился какой-то грязью. Из-за этого зловонного запаха некоторых из гостей и сотрудников начало тошнить. Даже когда снова включились лампы, а огонь восстановил свое тепло, гнилостный запах задержался, так что пришлось открыть окна, чтобы впустить в здание ветер с моря, который и разогнал эту гадость.

— Я признаю, это загадочно, — заметил Эш, — но не обязательно является доказательством существования там призраков.

Открылась боковая дверь кабинета, и вошел молодой человек с подносом в руках, на котором стояли две чашки и блюдца, крошечный кувшин молока и кофе-пресс. Он приветствовал Эша быстрым кивком и поставил поднос на стол Кейт, где она расчистила для него место.

— Спасибо, Том.

Она передала секретарю использованные чашки, и тот вышел из комнаты, пяткой закрыв за собою дверь.

Эш благодарно принял свой кофе и обжег себе верхнюю губу, слишком быстро сделав глоток. Тем не менее, он сделал еще один глоток, и тепло с кофеином проникло к нему в организм. Он возобновил разговор с того места, на котором прервался.

— Полагаю, что стоки в замке осмотрели так же, как и проводку?

Мейсби отвечал, подчеркивая каждое слово:

— Проверили все, что только можно было проверить. Ни в одной коммунальной службе не нашли никаких изъянов. Появившееся зловоние объяснить совершенно нечем, а вся проводка в замке функционирует исправно.

Он понизил голос, умеряя свое внезапное раздражение. От парапсихолога ожидалось, что он будет задавать вопросы и обнадеживающе рационализировать услышанное. Не дождавшись ни того, ни другого, Мейсби продолжил рассказ.

— Меня вызвали в Комрек, и я сам стал свидетелем следующего инцидента.

Эш застыл, не поднеся к губам чашки. Ему было интересно услышать личную точку зрения Мейсби на происходящее в шотландском замке, а заодно прикинуть, можно ли определить это как нечто «призрачное».

Кейт всматривалась Эшу в лицо, ожидая какой-либо реакции. Но следователь, как всегда, не выдавал своих чувств.

— На этот раз, — продолжал Мейсби, — мы с генеральным директором замка, сэром Виктором Хельстремом, находились в его кабинете на первом этаже, когда вдруг услышали страшный шум из ближайшей комнаты, где размещается его секретариат. Звуки были такие, словно кто-то пытался все сокрушить. Удары, треск и грохот, крики какой-то женщины. Мы бросились туда через внутреннюю дверь и оба инстинктивно пригнулись, увидев, что нам в головы летит стул. К счастью, он нас не задел, но зрелище, которое нам предстало, вселяло тревогу, чтобы не сказать большего. Три машинистки и личная секретарша сэра Виктора — кричала именно она — сгрудились в углу комнаты, меж тем как генеральный менеджер Эндрю Дерриман лежал на полу, и из раны у него на голове лилась кровь. Он пытался подняться, но всякий раз, когда вставал на одно колено, по комнате проносился какой-нибудь тяжелый предмет мебели, словно бы нарочно целясь в него. Его снова и снова сбивало с ног. Кроме того, по комнате летали какие-то черные шары. Откуда они взялись, непонятно. И к офисной мебели отношения не имеют.

Кейт и Эш переглянулись.

— Картины и фотографии падали со стен, словно от сейсмических толчков. Компьютер на другом столе сам собой включался и выключался, хотя его вилка была выдернута из розетки. Факс извергал чистую бумагу, и механизм не остановился, даже когда лоток опустел. То же самое происходило и с ксероксом, а свет постоянно то вспыхивал, то гас.

— Полтергейст? — предположил Эш, обращаясь к Кейт, но та помотала головой.

— Это еще не все, — тихо пояснила она.

Мейсби продолжил:

— Я остался в Комреке еще на неделю, просто чтобы быть рядом, если случатся еще какие-нибудь инциденты. Их не последовало. Все снова стало нормальным, так что я уехал, но меня вызвали обратно на следующей же неделе. Лампы снова начали выключаться, но на этот раз все выглядело иначе.

— В каком смысле? — спросил Эш.

— На этот раз свет, почти полностью уступив темноте, вдруг стал ярким, потом еще ярче, пока на лампы не стало невозможно смотреть более доли секунды. Менее чем через минуту свет достиг такой мощности, что лампы стали лопаться, осыпая людей внизу осколками горячего стекла.

Эш нахмурился.

— Кого-нибудь поранило?

— Кое-кто из клиентов и пара горничных получили незначительные порезы на лицах, но серьезно никого не ранило. Чудом было, что никто не ослеп; все инстинктивно закрыли глаза, когда лампы лопнули.

— Я уже выдвинула Саймону предположение, — сказала Кейт, — что это, возможно, паранормальная буря, раз уж один за другим происходит такое множество странных эпизодов.

— Возможно. Но что ее вызвало, если это так? — Эш посмотрел на Мейсби в ожидании ответа.

— Понятия не имею, удивлен, если вы думаете, что я могу знать. В замке Комрек в последнее время ничего не менялось, и там довольно долго не было новых гостей. — Он избегал глаз Эша. — Кроме одного, — тихо закончил он.

— А кто-нибудь из постояльцев или персонала был свидетелем проявлений любого рода, кроме тех, о которых вы упомянули?

— Вы имеете в виду призраков?

— Не обязательно. Это может быть что угодно, от дымки, плавающей внутри здания, до шумов — ударов, стуков, шорохов, голосов. Смутные или даже четкие фигуры, которые внезапно появляются, а затем исчезают, проходят сквозь стены или плавают взад-вперед по комнатам или коридорам. Крики, вопли. Отделенные от туловища руки, ноги, головы. Могут иметь место любые аномальные возмущения, создаваемые потусторонним влиянием. Но вот что я хотел бы знать больше всего: не сталкивался ли на деле кто-нибудь в замке Комрек с духом того, кто предположительно умер?

Мейсби некоторое время обдумывал этот вопрос.

— Кажется, нет, — сказал он наконец. — Но я сам определенно чувствовал холодные участки пространства, особенно в помещениях и проходах под замком.

— В старинных темницах?

— Как я уже говорил, старинные темницы превращены в удобные помещения для некоторых из наших гостей. Там у нас расположены и медицинские службы.

Эш посмотрел на него с любопытством.

Мейсби пояснил:

— Некоторые из наших гостей не вполне в здравом уме, и мы склонны держать их отдельно от других наших обитателей. Но вернемся к делу: да, я сталкивался с так называемыми холодными пятнами в подземных помещениях, и это меня не удивляет, потому что замок построен на вершине мыса на море, и там вроде бы имеется сеть туннелей, ведущих вниз, в пещеры на берегу.

— Хорошо, значит, это легко объяснить. В большей части зданий может быть сколько угодно причин для холодных зон. Во многих строениях, в частности, в древних, и особенно в каменных замках, имеются совершенно естественные холодные пятна, вызываемые сквозняками, дующими через трещины в кладке или плохие соединения и кривые двери, щели в полу, замурованные или все еще открытые дымоходы, изношенные деревянные оконные рамы, протекающие крыши. И так далее.

— Понимаю. Но в одном или двух… — Мейсби раздумывал над собственными словами. — Ну, в общем… — Он помотал головой — прагматик, ищущий способ описать нечто невероятное. — Полагаю, это можно было бы назвать «атмосферой».

— Чье-то присутствие? — подсказала Кейт.

— Я не уверен. Что-то еще более нематериальное. Это оставило во мне очень неловкое чувство, знаете, как ледяные паучьи ноги, бегущие вниз по позвоночнику.

— Но это только чувство, — сказал Эш. — Вы же на самом-то деле не видели ничего странного, неестественного?

Мейсби прикусил нижнюю губу, как ребенок, задумавшийся над задачей.

— Нет. Нет, я не видел. Но другие видели.

Кейт и Эш оба слегка выпрямились, словно вдруг став более бдительными.

— Ты мне об этом не рассказывал, Саймон, — упрекнула его Кейт.

— Как раз собирался, когда пришел мистер Эш. К тому же я не очень этому поверил. Очевидец — как бы сказать? — э-э, в настоящее время является не очень надежным свидетелем.

— В каком смысле? — спросил Эш.

— Если мне надо отвечать на этот вопрос, я должен напомнить вам еще раз, что все это очень конфиденциально.

Хотя осторожность собеседника сбивала его с толку, Эш кивнул в знак согласия.

— Это я уже понял.

— Я упоминал, что в Комреке имеются подвальные блоки для определенных гостей, которых на некоторое время необходимо отделить от остальных обитателей. Их психическое состояние слишком неадекватно, чтобы они могли общаться с другими обитателями замка. Как раз один из таких ограниченных в общении гостей и утверждал, что к нему в комнату несколько ночей подряд являлся призрак.

— Если, называя этого человека «не очень надежным», вы имеете в виду безумие, то он мог увидеть даже розовых слонов, танцующих на потолке.

Мейсби дал понять по выражению своего лица, что не оценил этого легкомысленного замечания, хотя Эш и не рассчитывал, чтобы оно было так воспринято. Если кто-то сошел с ума, то очевидно, что ему могут представляться сумасшедшие вещи.

— Вы не могли бы назвать его имя для моих записей? — Эш достал миниатюрный плеер, который всегда держал наготове в кармане пиджака. — И можно ли мне записать наш разговор?

Мейсби выглядел возмущенным, словно обе просьбы были дерзостью.

— Никакой записи нашего разговора не будет. Даже если вы беретесь за это задание — а вы за него беретесь, насколько я понимаю из двух последних вопросов, — записывать ничего нельзя.

— Мне нужно будет воспользоваться им, когда я приступлю к расследованию.

— Понимаю. Но мы с Кейт договорились, что все записи об этом станут собственностью организации, которую я представляю. Это будет включать и письменные отчеты.

Эш посмотрел на Кейт в изумлении, словно та сделала ложное обещание этому своему раздражающемуся другу.

— Саймон говорит верно, — подтвердила она. — Мы даже не будем хранить письменный отчет в своем архиве.

— Но это неправильно, — возразил Эш. — В Институте так не принято.

— Стоит ли нам обсуждать все это снова? — Свое нетерпение Мейсби адресовал Кейт.

Она вздохнула. Перед прибытием Эша разговор с Саймоном оборвался именно в этот момент. Институт документировалкаждое расследование, успешным оно было или нет, но ее старинный друг в конце концов убедил ее, что данный случай должен быть исключением, а из дальнейших откровений она поняла почему. Кроме того, вознаграждение за работу, удовлетворительную или нет, действительно было слишком хорошим, чтобы от него можно было отказаться.

Когда она обратилась к своему старшему следователю, голос у нее был столь же непреклонным, как и выражение лица.

— Дэвид, как только начнется расследование, ты поймешь, чем вызвана такая секретность. Могу тебя заверить, что, когда ты окажешься в замке Комрек, тебе расскажут все, что тебе нужно знать. Разве не так, Саймон?

Эш задумался, зачем Кейт понадобились от Мейсби дальнейшие заверения.

— Абсолютно так. — Мейсби сложил ладони, словно сделка была уже заключена.

Опустив плеер обратно в карман, Эш коротко кивнул.

— Хорошо, никаких имен на данный момент, а все заметки и отчеты должны передаваться вам, мистер Мейсби.

— Прошу, зовите меня просто Саймон. — Консультант в нарядном костюме был, казалось, удовлетворен.

Эш фамильярности не принял.

— Итак, мистер Мейсби, этот безымянный гость из подземных апартаментов утверждает, что видел привидение несколько ночей подряд?

— Верно.

— И он по-прежнему настаивает, что это правда? Полагаю, после каждого случая его тщательно расспрашивали?

— Так оно и было.

— Очевидно, мне придется поговорить с ним самому.

— К сожалению, он больше не в состоянии отвечать на вопросы.

Эш снова задрал брови. Его следующий вопрос был намеренно грубым.

— Он спятил? Что, эти предполагаемые явления призрака довели его или он уже был безумен?

— Дело гораздо серьезнее, — мгновенно ответил Мейсби. — Бедняга получил телесные повреждения и сейчас находится в кататоническом шоке.

— Ты хочешь сказать, что он сам себя поранил? — спросила Кейт. Они с Эшем переглянулись.

— Если бы все было так просто. — Мейсби медленно покачал головой, словно бы в печали. — Раны ему нанесены не им самим. В том-то и тайна, понимаете ли.

Он поднял руку ладонью вперед, чтобы предотвратить дальнейшие вопросы.

— Позвольте мне прояснить — если можно.

Эш откинулся на спинку кресла и ничего не сказал. Кейт тоже молчала.

Когда Мейсби начал объяснять, голос у него был мрачным.

Глава 5

— Неделю назад старшая медсестра замка Комрек Рейчел Кранц совершала свой утренний обход, проверяя специальные блоки ниже уровня.

Все двери там металлические, с кодовыми замками, и каждая с небольшим смотровым окном из армированного стекла, так что за пациентами можно наблюдать, не входя в комнату.

В первых трех палатах все было нормально — пациенты внутри либо спали, либо спокойно сидели, — но четвертая оказалась пустой.

Медсестра Кранц поначалу не слишком обеспокоилась, потому что пациент мог находиться в слепой зоне возле самой двери. Но она заметила лужу крови, просачивающуюся из-под двери, и услышала идущий изнутри мучительный стон, что заставило ее поспешно набрать код, чтобы открыть дверь. У большинства медсестер и другого вспомогательного персонала есть радиопередатчики, прикрепленные к лацканам униформы, но Кранц решила не тратить время на оповещение других, пока в полной мере не оценит характер ситуации.

Она толкнула дверь, но выждала секунду-другую, прежде чем войти, — кто может винить ее за это? На полу было столько крови, что, по ее словам, она ощущала ее медный запах. Стоны, которые она слышала теперь, когда дверь была открыта настежь, стали, конечно, громче, но оставались низкими и приглушенными, словно исходили от кого-то, кто почти лишился сознания.

Она вошла, стараясь не наступать на пропитанный кровью участок ковра. Затем повернулась, чтобы увидеть то, что скрывалось от глаз, если смотреть через окно наблюдения.

Любой другой, будь то мужчина или женщина, возможно, завопил бы и бросился бы прочь из комнаты, но медсестра Кранц сделана из более прочного материала. Вместо того чтобы бежать или обратиться за помощью, она приблизилась к изуродованному человеку, который был пригвожден к стене в нескольких футах над полом.

Она знала, конечно, кто этот человек, но едва узнавала его под густым слоем крови. Кровь бежала у него из глаз, ушей, носа и рта, лилась ему на грудь и живот. Гениталии у него были отрезаны. Он был наг и распластан на каменной стене, раскинув руки, и кровь текла на ковер, впитываясь и растекаясь.

Она предположила, что он как-то пригвожден к стене, но когда осмотрела его руки и ноги, то увидела, что никакого физического воздействия на него не оказывали. Естественно, не было ни ран, ни ссадин, ни глубоких надрезов. Не было ничего, что могло удерживать его на месте.

— То есть — его распяли без гвоздей.

— И, похоже, смертью все это тоже не закончилось, — пробормотал Эш.

Глава 6

Когда Кейт Маккаррик вышла из-под душа; темно-рыжие волосы свисали у нее почти прямо, прилипая к шее и голове. Она сняла пышное белое банное полотенце с нагретой сушилки и вытерла, не прикасаясь к волосам, тело быстрыми движениями сверху вниз. Затем она стала легко похлопывать только волосы, чтобы полотенце слегка впитало воду.

Кейт изучала свое обнаженное тело в зеркале, укрепленном на внутренней стороне двери ванной, стоя перед ним в полный рост. Запотевшее стекло размывало ее образ, но, когда она повернулась боком, чтобы посмотреть на себя с иного ракурса, она вздохнула — не в отчаянии, но в откровенно печальном смирении.

Груди, налитые с тех пор, как половое созревание их «приподняло», начали увядать, а теперь вот и выпуклость живота смотрелась, как нечто обвисшее. Хотя даже несколько месяцев назад все выглядело иначе (вот и пояса ее юбок и брюк стали гораздо более тугими, что подтверждало ее предположение!). Но ноги у нее были по-прежнему хороши, разве что стали чуть тяжелее в бедрах. В целом, для женщины сорока пяти лет, она была в очень хорошем состоянии, пусть даже волосам ее, сейчас влажно-темным, требовалась помощь краски, чтобы замаскировать вторжение седых нитей.

Скользнув в свой роскошный белый халат, Кейт вышла из ванной, намереваясь высушить волосы феном, пока они не стали слишком «тощими» для придания формы, но решила, что нуждается в заранее приготовленной выпивке перед приходом своего сотрапезника. Она приняла приглашение Саймона, понимая, что это будет просто обед в честь возобновления старинной дружбы. Если Саймон ожидал большего, то откровенно заблуждался: она уже не была молодой и капризной, не была и пожилой и отчаянной. В ее жизни были другие мужчины, но никого особенного, никого, с кем бы ей хотелось стареть, стареть и состариться…

В свое время она, безусловно, рассматривала Дэвида и их, возможно, общие планы на будущее. Даже несмотря на то, что была старше его. Однако это было давно, и с тех пор они двигались по жизни индивидуальными дорогами — их связь сохранялась только благодаря Институту. Иногда она сожалела, что не отнеслась к нему серьезнее. Она, конечно, пыталась, но всегда возвращалась к истинной сути ситуации: в сущности, Дэвид Эш был одиночкой и, по всей вероятности, таким и останется. С годами жесткий темперамент Дэвида не смягчился, наоборот, он стал еще более отстраненным от всего человеком. Некоторые женщины могли бы посчитать это в мужчине привлекательным, проникнуться ощущением, что его задумчивость и мрачная красота каким-то образом делают его интересным, придают ему обаяние Хитклиффа [Главный персонаж романа Эмили Бронте «Грозовой перевал», часто рассматриваемый как архетип страдающего байроновского героя.]. Но Кейт знала, что его самодостаточность и сложный внутренний мир в конечном счете умерят их пыл и даже предстанут утомительными, если не досадными и обидными для них. В конце концов это ослабит преданность любой серьезной партнерши.

Два предыдущих расследования наложили на его психику свой отпечаток; последнее, касавшееся деревни в Чилтернских холмах под названием Слит, едва его не уничтожило. После него Дэвиду потребовалось несколько недель специального ухода и восстановительных процедур в психиатрическом отделении частной клиники в нескольких милях от Лондона, и, хотя психику ему залатали, Кейт спрашивала себя, сможет ли он когда-нибудь работать в полную силу, как прежде. И хотя «Дело о холмах» произошло два года назад, но он все еще не мог объяснить, что именно случилось в Слите.

После него, что было очевидно, главным стало годами подавляемое чувство вины, подоплека которого крылась в трагическом происшествии, случившемся, когда он был совсем еще ребенком. Он рассказал ей о нем в душещипательной беседе во время их краткого любовного сближения, что помогло ей понять его гораздо внятнее.

Оказывается, Дэвид и его старшая сестра, Джульетта, упали в реку, сильное срединное течение которой унесло Джульетту прочь. Его тоже унесло бы, если бы не отец, который прыгнул вслед за ними. Дэвида вытащили на берег, а вот Джульетта утонула — отец не смог найти ее в мутной, быстро текущей реке. И с тех пор Дэвид почему-то винил себя; может быть, он чувствовал вину, потому что был спасен, меж тем как она утонула.

За несколько лет до случая в Слите он участвовал в расследовании, касавшемся предполагаемого призрака в старинном особняке под названием Эдбрук. Он сказал Кейт, что туда вернулся призрак его сестры, Джульетты, чтобы преследовать его. И она была не одна.

Даже сейчас трудно было разобраться в этом признании Дэвида, но он вернулся из Эдбрука с коротким и глубоким порезом на щеке, а самое главное — совсем другим человеком. Всегда несколько циничный (благодаря чему он был так хорош в роли экстрасенсорного исследователя: его никогда не вводили в заблуждение фальшивые призраки или поддельные медиумы), теперь он стал еще и более сдержанным.

Когда несколько лет спустя он посетил деревушку Слит, эти глубокие разворошенные душевные раны словно бы снова вскрылись. Потребовалось некоторое время, чтобы вернуть его в реальный мир, столкнув с грани безумия.

Но она так никогда по-настоящему и не распутала весь клубок травмировавших его событий, которые произошли в Слите: странных явлений призрака, касавшихся всей деревни, но сосредоточенных на Дэвиде. Она знала, что женщина по имени Грейс Локвуд погибла, когда стены старой разрушенной усадьбы рухнули и задавили ее. Кейт догадывалась, что Грейс была для Дэвида совершенно особенной личностью, но он отказался обсуждать свои отношения с ней.

Типично для Эша: подавлять все истинные чувства, держать их в стороне, особенно от самого себя, чтобы они не сделали его еще более уязвимым.

Кейт налила себе джина с тоником и села на диван перед французским окном с видом на темные воды Темзы. Саймон заедет за ней в течение часа, но ей хотелось на какое-то время задержаться в своих мыслях. Двадцать лет назад, а может, и меньше, она бы металась, готовясь к свиданию: покрывала бы ногти на руках и на ногах лаком, выбирала бы нижнее белье (никогда не известно, как может закончиться вечер) и колготки, наносила бы макияж, сушила бы и укладывала волосы, затем отбирала бы наряды. Еще раз приняла бы ванну или залезла под душ, что заняло бы не меньше пары часов. Не слишком ли она постарела для такой суеты? Наверное, так оно и есть, ведь она спокойно сидела и пила джин.

К тому же ее ужин с Саймоном Мейсби определенно не укладывался для нее в «особую» цепочку событий. Хотя, по крайней мере, она сможет узнать несколько больше о той секретной организации, которую он представляет.

Глава 7

На борту частного самолета стюардесса приветствовала Эша сияющей улыбкой, а ярко-голубые глаза ее сверкали почти искренне. Проводя его по короткому салону «Гольфстрима G450», она обернулась, чтобы спросить, какое место он хотел бы занять. Будучи пока единственным пассажиром, парапсихолог располагал обширным выбором. Он остановился на красиво оформленном одиночном кресле, стоявшем напротив другого, точно такого же. Оба они, отделанные подушками из мягкой замши серого и угольно-черного цветов, были широкими и с высокими подголовниками.

Собственно, весь салон с отсеком для восьми пассажиров был отделан теми же приглушенными оттенками серого. Со всех сторон вас окутывал стилизованный (и обнадеживающий) комфорт.

Эш уселся на выбранное место, заметив, что через узкий проход от него спинкой к изогнутой стене салона стоит сиденье диванного типа, на котором хватило бы места для трех человек. Он бросил свою кожаную сумку на пол рядом с собой.

— Я Джинни, — представилась стройная стюардесса. (Значит, бейджика с именем у тебя нет, подумал Эш.) — Могу ли я вам предложить что-нибудь выпить, мистер Эш? — Она наклонилась над ним, сложив на коленях профессионально ухоженные руки. Ее светло-каштановые волосы были стянуты в аккуратный хвост, и на них не было обычной шапочки бортпроводницы.

— Это было бы чудесно, — с ответной улыбкой сказал Эш, глупо польщенный тем, что его имя оказалось ей известно заранее.

— У нас есть выбор чаев и кофе: ямайский, «Blue Mountain», колумбийский, арабский кофе, зерна не слишком сильно зажарены. Или я могу сделать вам смесь арабики и робусты. Из чаев — «Twinings Lapsang», травяной — смесь шиповника, гибискуса, — «Twinings» или «Jackson’s Earl Grey», черный русский или английский чай к завтраку. А может, вы предпочитаете что-нибудь покрепче? Мы ждем прибытия еще трех пассажиров на сегодняшний утренний рейс, так что есть время, чтобы расслабиться перед взлетом.

Еще трех? Мейсби упомянул только двух других пассажиров — психолога Уайетт и нового клиента. Эш гадал, кто бы мог оказаться третьим.

— Мистер Эш?..

— Простите, — он взглянул на свои часы. — Восемь тридцать утра — слишком рано для спиртного.

Он подумал было, что это Мейсби проинструктировал Джинни предложить ему выпивку в качестве теста, но тут же отбросил эту мысль как параноидальную.

— Да, кофе было бы неплохо. Черный, с двумя кусочками сахара. — Сахар усилит действие кофеина и подхлестнет мозг нормально работать в столь ранний час.

Джинни, чья очаровательная улыбка ни разу не дрогнула, кивнула так, словно он сделал блестящий выбор.

— Какой именно кофе?

— Самый обычный. Я не большой знаток. Главное — крепкий и горячий.

— Буду сию минуту.

Она выпрямилась и повернулась. Эш смотрел на ее стройную фигуру, пока она шла к камбузу самолета. Ее серый костюм, соответствовавший интерьеру салона, не был обычной униформой, принимая во внимание его элегантный покрой и качество материала: юбка чуть выше колен и жакет на трех пуговицах со слегка подбитыми квадратными плечами. Он придавал ей вид спокойной властности, она вполне могла бы направиться в нем на деловую встречу в доме высокой моды. Шелковый шарфик — не такой, как у обычной стюардессы, — прикрывал ее грудь, ведь глубокий вырез жакета в дразнящей манере схватывался верхней пуговицей, что он заметил, пока она к нему наклонялась. Одного взгляда на кружевную окантовку черного лифчика было достаточно, чтобы привлечь внимание любого теплокровного мужчины. Прошло так много времени, с тех пор как… Он заставил эти мысли исчезнуть, зная, что они принесут лишь сожаление и тоску.

К счастью, его отвлек мобильный телефон, начав беззвучно вибрировать в глубоком кармане его куртки. Изогнувшись на мягком замшевом сиденье, Эш вытащил телефон и проверил, кто звонит. Джинни, следуя за приятным ароматом жареных кофейных зерен, направлялась к нему, неся крошечный серебряный поднос с костяной китайской чашкой с блюдцем, сахарницей и пригоршней распакованных печенюшек на маленькой тарелке. Показав ей телефон, который держал в правой рукой, он указал на него левой: он не был уверен в действующих правилах пользования мобильными телефонами в самолетах.

— Конечно, — успокоила она его все с той же милой улыбкой. — Только не пользуйтесь им во время взлета или посадки. Это просто предосторожность, но вы снова сможете им пользоваться, когда мы будем в воздухе.

Джинни опять наклонилась над ним и вытащила из подлокотника кресла хитро встроенный столик. Она оставила ему поднос, пока он отвечал на вызов.

— Доброе утро, Кейт. — В это время суток голос у него был низким и хриплым.

— Где ты?

— Там, где мне полагается быть.

— Хорошо, значит, справился.

— А ты чего ожидала?

— Просто проверяю, Дэвид. Знаю же, что по утрам ты никуда не годен.

— Дневной свет жжет.

— Ну довольно. Прости, что я в тебе сомневалась. Значит, ты в самолете?

— Да. Знаешь, я ведь могу привыкнуть к такому стилю жизни. Такси, что я предварительно заказал, прибыло вовремя; поездка в аэропорт немного затянулась, потому что пришлась на час пик; зона вокруг аэропорта удивительно безлюдна, но с тем поручительским письмом, что дал мне вчера Мейсби, я прошел регистрацию и оказался на борту меньше чем за двадцать минут. Не пришлось даже нести свой чемодан: о нем позаботились, прежде чем я вошел в здание терминала. Сейчас попиваю горячий, с дымком, кофе и жду, когда появятся остальные пассажиры.

Еще не закончив последней фразы, он, посмотрев в маленькое круглое окно из плексигласа, увидел потертого человечка в старомодном плаще, вышедшего из единственного здания терминала и засеменившего по взлетной полосе по направлению к самолету. В одной руке он нес небольшой кейс, а в другой был свернутый зонтик.

— Один из них как раз появился, — сообщил Эш.

— Прежде всего, хочу поблагодарить тебя за то, что взялся за работу, — сказала Кейт, довольная, что Эш этим утром достаточно бодр.

— Я по-прежнему думаю, что это дело полиции, — сказал он. — Мы имеем дело с серьезным преступлением, каким бы оно ни было странным и маловероятным. По правде говоря, я не понимаю, как им сойдет с рук замалчивание происшедшего. Я взялся за эту работу только потому, что ты, как мне показалось, отчаянно этого хотела. Что, дела у Института действительно так плохи?

Человек в плаще появился в дверном проеме в конце салона. Джинни одарила его такой же сияющей улыбкой, из-за чего Эш почувствовал себя чуть ли не рогоносцем.

— Доброе утро, мистер Твигг, — донесся до Эша ее голос. — Как приятно снова вас видеть.

В ответ он состроил нечто похожее на гримасу. У него были странные, немигающие глаза, и смотрел он прямо перед собой, а не на стюардессу. Своей лысой заостренной головой и узкими округлыми плечами он напомнил Эшу кого-то, но вот кого именно?

— Прости, Кейт. Что ты сказала? — Вновь прибывший пассажир отвлек исследователя, меж тем как Кейт продолжала говорить.

— Я сказала, что, если бы не эта сделка с Саймоном Мейсби, у нас очень скоро возникли бы проблемы с деньгами. Без сомнения, мы смогли бы выпутаться. Мы бы как-нибудь с этим управились, но это расследование позволит нам довольно долго платить по счетам, не говоря уже о зарплатах. С этой рецессией люди просто не интересуются паранормальным: у них слишком много материальных проблем для беспокойства.

Джинни махала рукой, приглашая человека, которого назвала мистером Твиггом, выбрать любое свободное место, и тот, приближаясь, пригнул свою лысую голову, словно боялся задеть обшивку потолка салона — бессмысленное упражнение для этакого коротышки.

Вот оно, подумал Эш. Мистер Твигг походил на некоего актера, но следователь ни за что на свете не смог бы вспомнить, как этого актера зовут. Человечек с бледными пристальными глазами выбрал сиденье, повернутое спиной к тому, что было напротив Эша. Поставив на пол свой потрепанный чемоданчик и прислонив к нему зонт (который он отказался передать стюардессе для хранения), Твигг скользнул на свое место, так что Эшу осталась видна только его макушка над мягким подголовником.

Однако прежде чем усесться, он бесцеремонно окинул парапсихолога взглядом.

Как пожелаете, подумал Эш, выдав веселую улыбку и вернувшись к разговору с Кейт.

— …не позвонили в полицию, потому что главный врач Комрека заверил, что это был несчастный случай.

— Ты шутишь. — Эш недоверчиво нахмурился и заговорил еще тише, чтобы его не услышал лысый.

— Дэвид, эти люди очень влиятельны. Вчера вечером за ужином Саймон рассказал мне об организации, которую он представляет.

— Хорошо, я слушаю.

— Это своего рода подпольный… — Она на мгновение остановилась. — …консорциум, если можно так сказать. Или ассоциация, конфедерация, а то и просто элитная группа людей, которые тихо работают на благо страны и избегают любого рода гласности. Причем любой ценой.

— Они законны?

— Ну, можешь смотреть на это как на престижное ротарианское общество [Ротари Интернэшнл (англ. Rotary International) — международная неправительственная ассоциация, объединяющая Ротари-клубы по всему миру. Ротари-клубы позиционируют себя как нерелигиозные и неполитические благотворительные организации, открытые для всех стран, вне зависимости от национальной и расовой принадлежности, вероисповедания и политических взглядов. По данным самой Rotary International, по всему миру существуют более 33 000 клубов с более чем 1,2 миллиона членов.]. Занятно, массово, престижно. Как у масонов, только…

— Только более зловеще, — вставил Эш.

— Не знаю. И, честно говоря, меня это не волнует. При том гонораре, что они платят, я могу забыть о многих вещах, которые в любом случае на самом деле для нас не важны.

— Угу. Ты же босс. Однако я заинтригован.

— Не надо. Что касается Института, то это просто очередное паранормальное исследование.

— Кейт, не похоже, чтобы ты сама была слишком в этом убеждена.

— Саймон — честный человек, очень порядочный. Я уверена, что он не связался бы ни с чем сомнительным.

Эш пожал плечами, понимая, что спорить дальше бессмысленно: он подписал контракт — оба контракта, один, от имени Института экстрасенсорных расследований, и другой, личное соглашение о неразглашении, — так что с таким же успехом он мог приниматься за работу. Тем не менее, он не мог вполне противостоять желанию поприжать ее.

— Ты просто дай мне чуть больше информации, Кейт, — сказал он. — Я не уверен, что мне в этом деле все нравится.

— Дэвид, я не могу — ну не должна — говорить что-то еще. Но позволь мне дать тебе некоторое представление об их важности. Саймон вчера вечером опять дал понять, что у их организации нет реальной власти. Однако она располагает огромным влиянием. Гораздо большим, чем ты можешь себе представить и чем она когда-либо признает.

— И как же они все это устроили?

Она проигнорировала его цинизм.

— Это собрание людей с большой властью, которые называют себя…

— Дай-ка мне угадать еще раз. Саентологи? [Саентоло́гия (часто также «сайентология», англ. scientology, от лат. scio и др. — греч. λόγος — «знание знания») — международное движение, основанное на созданной американским писателем-фантастом Роном Хаббардом системе верований и практик, состоящей из скомпилированных разного рода околонаучных и религиозных идей, и ориентированное на людей, стремящихся к карьере и успеху.] Нет? Ладно, а как насчет Опус Деи? [Опус Деи (лат. Opus Dei — Дело Божие), также Прелатура Святого Креста и Дела Божия (лат. Praelatura Sanctae Crucis et Operis Dei) — персональная прелатура Католической церкви. Организация основана в Мадриде 2 октября 1928 года католическим священником святым Хосемарией Эскрива́ де Балагер.] Тогда, может, Каббала? [Каббала́ (ивр. הָלָּבַק, «получение, принятие, предание») — эзотерическое течение в иудаизме, появившееся в XII веке и получившее распространение в XVI веке. Эзотерическая Каббала представляет собой традицию и претендует на тайное знание содержащегося в Торе божественного откровения. Каббала связана с осмыслением Творца и Творения, роли и целей Творца, природы человека, смысла существования.] Это было бы забавно.

— ВД.

— Вода? Или вуду? Может, водное поло?

Она знала, что он сейчас ухмыляется.

— Нет. Вэ-Дэ. Это акроним Внутреннего двора.

— Значит, никакого отношения к религии? Политика?

— Не вполне.

— Не вполне? Что бы это значило?

— Я вытянула это название из Саймона только потому, что он был полупьян. Он снова застегнулся на все пуговицы, как только понял, что именно сказал.

Эш, к собственному удивлению, испытал надежду, что Кейт говорит не в буквальном смысле. Мысль о Мейсби, занимающемся с ней любовью, как-то злила его, хотя они с Кейт давно уже не были любовниками.

Она почувствовала его настроение так же, как перед этим почувствовала его ухмылку.

— Он зашел выпить кофе после совместного обеда, и я споила ему еще несколько порций бренди, чтобы развязать язык, а потом отправила восвояси. Но даже захмелев, он был очень сдержан.

— Значит, это все, одно название? В контракте и соглашении, которые мы подписали, значится компания «Мейсби и партнеры», действующая от имени замка Комрек. Ни в одном из этих документов я не видел названия «Внутренний двор». Только имя: сэр Виктор Хельстрем.

— Знаю. Вот как они засекречены. Но я узнала кое-что еще.

— О Внутреннем дворе? — Эш говорил теперь смехотворно приглушенным голосом.

— Вроде того, но не напрямую. Человек, которого медсестра Кранц обнаружила пригвожденным к стене. Он, между прочим, внезапно упал, как раз когда она звала на помощь по радио. Она сказала, что он свертывался головой вперед, словно сдираясь со стены, как липучка. Тяжесть его тела высвободила ноги.

— Значит, касательно того, что он был подвешен над полом, у нас есть только утверждение этой медсестры.

— Да, но зачем бы ей лгать? Кранц в Комреке на хорошем счету, и она явно не склонна к преувеличениям. Ей поверили, пусть даже и при ближайшем рассмотрении ран на руках и ногах не обнаружили.

— Несколько трудно такое себе представить. Я имею в виду, тело взрослого человека прилепилось к стене довольно высоко над полом без видимых средств поддержки?

— Дэвид, в прошлом ты и сам видел необычайные вещи.

Он на какое-то время умолк, и Кейт пожалела, что потревожила злополучные воспоминания.

— Дэвид?..

— Да, прости. Говоришь, этот Внутренний двор как-то связан с человеком, пригвожденным к стене в том замке?

— Лишь тем, что эта организация владеет замком Комрек, а у него был своего рода договор с ВД о предоставлении ему там убежища.

— Только не говори мне, что его наказали за нарушение правил. От этого мне определенно станет не по себе.

— Нет-нет. У нас-то все в порядке.

— Мы узнаем, что это так, только в том случае, если сами нарушим наш с ними контракт. Нет ли каких штрафных санкций, которые я пропустил? Помимо соглашения о секретности, я имею в виду.

— Ты же прочел оба контракта.

— Я их просмотрел. С мелким шрифтом я не возился — думал, что ты и так прошлась по всему расческой с мелкими зубьями.

— Так я и сделала, и у нас никаких проблем. Но позволь мне вернуться к делу.

— Я слушаю.

— Саймон назвал мне, — а потом пожалел об этом, заставив меня поклясться держать это при себе, — назвал мне имя той бедной жертвы в замке.

— Это кто-то, кого я знаю?

— Ты мог о нем слышать год назад или около того. Помнишь сообщения на первых полосах о миллионере, капиталисте-предпринимателе, который покончил с собой, войдя в Северное море? Он еще оставил на берегу свой бумажник с кредитными картами, водительские права, свою машину с ключами в замке зажигания?

Эш напряг мозги.

— Да… Да, кажется, припоминаю… когда бизнес едва не обанкротил страну. Разве несколько финансистов не покончили тогда с собой, потому что иначе теряли все, включая своих дорогостоящих жен и любовниц?

— Вечный ты циник.

— Это в моей природе. Но я, да, помню ту историю, о ней сообщали в новостях по всему миру, потому что такое происходило глобально, особенно в Америке.

— Это было потому, что в нашей стране он стал первым. Его звали Дуглас Хойл.

Эш коротко вздохнул.

— Ты же не говоришь, что жертва в Комреке и Хойл — это одно и то же лицо? Так называемый финансовый гений, который безумно рисковал деньгами других и все потерял?

— Одно и то же. Его прославленная и когда-то очень уважаемая компания потеряла миллионы из денег своих клиентов.

— А Хойл нашел выход, — выдохнул Эш.

— Да, Дэвид. Дуглас Хойл, якобы умерший финансовый гений, который не совершал самоубийства путем утопления в море, как все уверовали, — вот почему его тела так и не нашли, — но скрылся в замке Комрек.

— Господи. Погоди. Разве полиция не продвинулась в своем расследовании чуть дальше бумажника и автомобиля с ключами, которые остались на берегу? Такое пробовали и раньше. Потом имелись его жена и семья, деловые партнеры, наконец, — разве власти не нашли бы его через них?

— У него не было контактов с семьей с того самого дня, как он пропал. Это, видимо, строгое условие, налагаемое на клиентуру Комрека. Он знал, что больше никогда не увидит своих близких и друзей. Ох, да и цена этого убежища ошеломляюще высока.

— Я думал, Хойл обанкротился.

— Насколько известно налоговикам из Сити и его собственным инвесторам, так оно и было.

— Неудивительно, что Саймон Мейсби помалкивает о своих работодателях.

— Говорю же, члены Внутреннего двора — это очень влиятельные, могущественные люди. И невероятно богатые. И оченьскрытные. Вот почему ни ты, ни миллионы других людей никогда о них не слышали.

— Значит, они вне закона?

— Я бы сказала, что они выше закона.

— Никто не выше закона.

— Полагай так и дальше, Дэвид: это поможет тебе лучше себя чувствовать. Теперь слушай: кто они, что они и где они, не важно. Нам — главным образом, тебе — предстоит разобраться с нашим поручением.

— Боже, мне и до этого было не по себе…

— Может, мне не надо было тебе об этом рассказывать.

— Почему же, Кейт, ты рассказала?

— Потому что Саймон Мейсби — просто старый знакомый, а ты для меня — нечто большее. Я не хочу, чтобы ты действовал вслепую.

— Я могу прямо сейчас выйти из самолета.

— Нет, мы связаны договором. Если бы ты отказался от сделки, пришлось бы заплатить слишком высокую цену. Поверь мне. Кроме того, Саймон оказался бы в большой беде, если бы открылось, что он был таким болтуном. Минуту назад я назвала его старым знакомым, но ВД не сделает скидки даже ради этого.

— Хорошо. Буду действовать, как запланировано.

— И не выдашь того, что теперь знаешь?

— Нет, конечно. Во всяком случае, оказавшись в замке, я, вероятно, узнаю намного больше. Постараюсь выглядеть удивленным. Думаешь, в Комреке могут быть и другие, подобные Дугласу Хойлу?

— Я бы банк на это поставила. Прости за каламбур. Но, может, скрывать богатых беглецов — это и есть все, чем занимается Внутренний двор. Вознаграждение может быть фантастически высоким, если они оказывают услуги только очень богатым беглецам. Клиенты или их покровители платят по двести тысяч в год только за то, чтобы остаться в Комреке, а если клиент должен скрыться, то стоимость составляет полмиллиона.

— Сколько? — Эш недоверчиво ахнул.

— Ты слышал. А раз оказавшись гостем — такой у них используется термин: «гость», — человек навсегда оставляет внешний мир. Никаких исключений, никаких отступлений.

— Значит, они становятся пленниками.

— Пленниками, за которыми очень хорошо ухаживают. По словам Саймона, они купаются в абсолютной роскоши всю оставшуюся жизнь. — Кейт помолчала, потом добавила: — Когда Саймон понял, как много он выдал информации, то буквально умолял меня никогда не рассказывать ни одной живой душе о Внутреннем дворе и замке Комрек. — Она не сказала, что эта мольба последовала от Саймона Мейсби, когда он проснулся трезвым в ее постели на рассвете и понял, сколь многое разгласил в течение ночи. Алкоголь и секс: иногда это смертельное сочетание.

Эш, говоря вполголоса, наклонялся вперед, горбясь над телефоном и упираясь локтями в колени, как вдруг движение по ту сторону иллюминатора снова привлекло его взгляд. Рядом с самолетом остановился гладкий черный лимузин, и у него на глазах оттуда вышел облаченный в серый костюм водитель, который, огибая длинный капот, поспешил к задней пассажирской дверце. Придвинувшись ближе к плексигласу, Эш глянул вниз, чтобы увидеть, как открывается противоположная задняя дверца, обнаруживая темноволосую женщину, одетую в черный шерстяной деловой жакет и юбку длиной до колена, ниже которой видны были черные колготки и ботильоны. Он лишь мельком увидел белый воротничок рубашки, четкий на фоне светло-кофейной шеи, в который нырнул ее подбородок, когда она наклонилась вперед, чтобы выйти из автомобиля и поспешить к другой задней дверце, которую уже открыл водитель. Теперь он стоял по стойке «вольно», ожидая, чтобы появился другой его пассажир — очевидно, более важный из двоих.

Темноволосая женщина дошла до открытой дверцы и подалась внутрь, чтобы помочь человеку, который неуклюже выкарабкивался из лимузина.

Со своей возвышенной точки обзора внутри самолета Эш успел разглядеть только появившуюся макушку другого пассажира, массу непокорных светлых волос, темных у корней, когда голос Кейт вернул его к телефону.

— Ты еще здесь, Дэвид?

Он снова откинулся на спинку сиденья.

— Да, прости. Похоже, опоздавшие прибыли. Скоро уже должны взлететь.

— Психиатр, доктор Уайетт?

— Ныне психолог, по словам Мейсби. Есть разница. Психология — это изучение человеческого развития и поведения, и она классифицируется как социальная наука, меж тем как психиатрия по большей части имеет дело с аномальными психическими или эмоциональными состояниями и расстройствами. Естественно, они могут перекрывать друг друга, — сказал Эш.

— Я уже знаю это, профессор. Я университет окончила.

— Ну, мне надо было в этом убедиться. Во всяком случае, я полагаю, что это она, а клиент, оказывается, молодая женщина. — Он снова быстро глянул в окно и заметил, что шофер, который, очевидно, открыл багажник изнутри, прежде чем выйти из лимузина, тащит два чемодана явно в стиле Луи Виттона. Дорогих, но в этом не было ничего удивительного. Двух женщин уже не было в поле зрения, и Эш предположил, что они находятся на коротком трапе, ведущем в самолет.

— Доброе утро, — он услышал, как стюардесса приветствует молодую девушку, которая входила в салон, сгорбив спину и опустив голову. — И снова здравствуйте, доктор Уайетт, — сказала Джинни женщине, шедшей сразу же за ней.

Эша поразило, что проворная стюардесса не назвала блондинку по имени, и он гадал, не было ли это политикой компании в отношении будущих гостей. Может быть, Джинни даже не знала, как ту зовут.

Он вспомнил, что Кейт еще на линии.

— Кейт, я позвоню тебе, когда я буду в Комреке, но если потребуется, можешь позвонить мне снова, когда мы будем в воздухе.

— Вряд ли будет такая необходимость. Но мне интересно, как тебя примут в замке.

— Хорошо. Пока.

Он закрыл мобильный телефон и убрал его в карман пиджака.

Девушка с растрепанными светлыми волосами брела по салону, и ее миловидное лицо портил мрачный, угрюмый взгляд дочери Гелдофа [Боб Гелдоф — ирландский музыкант, актер, общественный деятель. Его дочь, Пичес (р. 1989), — британская журналистка, телеведущая и фотомодель.]. Она едва глянула на Эша, когда доктор Уайетт подвела ее к сиденью дивана через проход от него. По контрасту с модной одеждой психолога, на ее подопечной была странная мешанина одеяний, скорее второпях наброшенных, чем тщательно подобранных, когда она выбралась (вероятно, неохотно) из постели, чтобы совершить этот утренний рейс. Она была в темно-лиловом открытом блейзере, который был длиннее, чем юбка в горошек с высокой талией, свободно повязанная поясом. Белая футболка была заправлена в юбку, а с шеи свисали три серебряные цепочки разной длины. Она была небольшого роста (что усугублялось сгорбленной спиной). Ее ажурные колготки были слегка порваны на одном колене, обута она была в туфли с короткими клинообразными каблуками, а в обеих руках она сжимала переполненные коричневые сумки «Mulberry» [«Mulberry» (Ма́лберри) — английская компания, специализирующаяся на производстве сумок и аксессуаров из кожи. Также выпускает линию одежды.]. Какой бы привлекательной девушка ни была, ее опущенные, чрезмерно накрашенные глаза придавали ей вид угрюмой непокорности.

— Мы сядем здесь, Петра, — сказала доктор Уайетт, устраивая девушку на сиденье, — а потом, после взлета, ты сможешь прилечь и немного поспать.

Усаживаясь рядом с Петрой, психолог засунула свою гофрированную кожаную сумку себе за лодыжки и одарила Эша лучезарной улыбкой.

Он улыбнулся в ответ, но его улыбка подрагивала от удивления, потому что ее темные глаза, ее тонко очерченные губы, коричневатый оттенок ее гладкой кожи…

В общем, она оказалась не совсем той, кого он ожидал увидеть.

Глава 8

Кейт сидела за столом, повернув вращающееся кресло к одному из высоких окон своего кабинета. За стеклом стоял еще один прекрасный день ранней осени, хотя на улицах дул резкий прохладный ветер. Обычно она приходила в Институт около восьми утра, что давало ей время спокойно разобраться с документами — правительственными правилами, всякой канцелярщиной и директивами по охране здоровья и безопасности, — проклятием каждого работодателя. К тому времени, когда прибудут остальные сотрудники и начнется будничная кутерьма, она сможет сосредоточиться на своих истинных обязанностях, то есть отправлять и проверять электронные письма, звонить по телефону и отвечать на звонки, писать отчеты о любой сверхъестественной или паранормальной активности, попавшей в поле зрения Института, подлинной или подозреваемой, которые затем будут подшиты, а их копии отправлены в другие учреждения экстрасенсорных расследований по всему миру (она верила в обмен информацией с теми из них, что были дружественными и законными), в то же время принимая любые новые сообщения о феноменах и опрашивая потенциальных клиентов (она не понимала почему, но люди, казалось, делались более восприимчивыми к призракам, когда дни становились холоднее и начинало раньше темнеть).

Но этим утром Кейт больше времени уделяла размышлениям.

Правильно ли она поступила, посылая Дэвида в Шотландию? Настолько ли сильна его психика, чтобы справиться с подлинным и явно порочным призраком? И права ли была она, принимая это предложение, если организация, которую представляет Саймон Мейсби, настолько темна, пусть даже при этом и несметно прибыльна для Института?

Оставалось меньше пяти месяцев до удорожания аренды здания, и эта плата плюс вознаграждение за менеджмент, плата за аренду земли и за обслуживание должны будут увеличиться. Откуда возьмутся деньги, Кейт понятия не имела — то есть не имела, пока с ней не связался Саймон Мейсби. Она уже собиралась предупредить своих сотрудников и консультантов (спиритов, медиумов, ясновидящих — даже экзорцистов) о надвигающейся проблемной ситуации, когда как гром с ясного неба раздался звонок Саймона.

Кейт была рада услышать весточку от давнего друга после столь долгого перерыва, а поскольку тот сказал, что дело срочное, она устроила встречу с ним во второй половине того же дня. Это было несколько дней назад, как раз перед выходными, и Кейт была заинтригована историей Саймона и сбита с толку его нежеланием разглашать детали о людях или организации, которые его нанимали. Тем не менее, сумма, которую они готовы были заплатить за исследование этого якобы кишащего призраками шотландского замка, смела с ее стороны все отговорки: учитывая финансовый кризис, угрожавший Институту, она поступила бы глупо, если бы не приняла его предложения.

Ее, однако, обеспокоило одно из условий контракта: Саймон настаивал на том, чтобы на это дело был назначен только один следователь-экстрасенс. Кейт же утверждала — как и Дэвид на последующем совещании с Саймоном, — что для такого огромного здания потребуется группа исследователей — по крайней мере, три или четыре человека, — чтобы покрыть площадь, но Саймон оставался непреклонным. В конце концов они согласились на компромисс: один следователь на начальном этапе, а впоследствии, если потребуется, полноценная команда. И, по ее мнению, этим одним человеком должен был стать Дэвид Эш. Саймон согласился, хотя настоял на предоставлении ему дополнительной информации о парапсихологе.

Кейт представила краткий обзор карьеры Эша вплоть до текущего момента (хотя постаралась не слишком вдаваться в подробности предыдущих расследований Дэвида). Кроме того, когда Мейсби впервые с ней связался, она отослала ему пару экземпляров трактата Дэвида о сверхъестественном.

Открылась боковая дверь ее кабинета, и в щель просунулась голова секретаря.

— Доброе утро, Кейт. Кофе?

Она резко крутанула кресло, чтобы повернуться к нему лицом, и указала на пустую огромную кружку на столе — изысканная посуда использовалась только в присутствии клиентов.

— Уже выпила, Том, — сказала она ему.

— Хорошо. Какие-нибудь особые поручения?

— Позже я продиктую несколько писем. Можешь набрать тот материал, что я оставила у тебя на столе? Да, и не поработаешь ли для меня сегодня утром на своем компьютере? — Том был мастером Гугла.

— Разумеется, какие проблемы. Что надо поискать?

Кейт колебалась. Правильно ли будет вовлекать ее молодого помощника в это дело? В конце концов, ее саму привели к присяге сохранять тайну. Вводить в курс дела другого человека на этом этапе может оказаться неразумным и нарушит договор, который она подписала. Она быстро передумала, не будучи готовой поставить под угрозу соглашение.

— Прости, Том. Забудь о последнем пункте.

Она сама поищет в Сети. Это займет больше времени, но, по крайней мере, не затронет никакого другого сотрудника Института, в точности как снова настаивал Саймон после их неудовлетворительных занятий любовью.

Сегодня она чувствовала себя виноватой. Не потому, что спала с Саймоном — сожалеть об этом было бы смешно, — но потому, что солгала Дэвиду, а она знала, что он это почувствовал. Его экстрасенсорные способности значительно превосходили элементарную сосредоточенную интуицию.

Со вздохом, который больше походил на стон, Кейт ввела пароль и открыла Гугл. Она заранее знала, что поиск будет трудным и, возможно, бесплодным.

Глава 9

Седрик Твигг смотрел в иллюминатор «Гольфстрима», ни к чему, однако, особо не приглядываясь, когда его размышления прервал голос стюардессы. Взглянув на нее, он осознал, что сердце у него бьется как отбойный молоток, слишком быстро и слишком сильно. Он заставил себя унять сердцебиение, что с легкостью получалось у него год назад, но сегодня все складывалось иначе. Удивление он быстро в себе подавил, но затем пришел к выводу, что каждый раз, когда его застигают посреди грез наяву, ему требуется немного больше времени, чтобы успокоиться.

— Простите, мистер Твигг, кажется, я вас испугала.

Умело балансируя ежедневными газетами, она держала их, разложенные веером, на одной руке, словно гигантские карты волшебника.

Он просмотрел названия. «Телеграф», — сказал он. Улыбка Джинни не изменилась, но он заметил, что в ответ на его неучтивость взгляд у нее стал тверже. Свободной рукой она вытянула запрошенную широкоформатную газету и протянула ему. Он принял ее без благодарности.

Твигг сразу увидел заголовок, которого ожидал, а статья, хоть и не занимала всю первую полосу, была достаточно обширной, чтобы удовлетворить порочное эго наемного убийцы. Его удивило, что они уже усмотрели связь между вчерашним убийством и тем, что он исполнил более тридцати лет назад. Он с наслаждением вспомнил о том деле.

В сентябре 1978 года болгарский диссидент Георгий Марков, который использовал Всемирную службу Би-би-си для трансляции вредоносных диатриб против коммунистического режима на своей родине, был намечен, как объект для «ликвидации». Болгарская Секретная служба обратилась за помощью к КГБ СССР, в наши дни это Служба внешней разведки, и русские предложили использовать молодого англичанина, который жил в Лондоне и уже трижды устраивал для них успешные «похороны».

Твигг улыбнулся, вспомнив метод, который он выбрал для устранения Маркова. Простой зонтик был оснащен скрытым цилиндром со сжатым газом, который стрелял всего одним шариком, наполненным биотоксином рицина [Рици́н — белковый токсин растительного происхождения, представляет собой белый порошок без запаха, хорошо растворимый в воде. Чрезвычайно токсичен (особенно в виде аэрозоля). Для человека средняя смертельная доза (LD50) составляет — 0,3 мг/кг.], смертоносной производной касторового масла. Он следовал за диссидентом по мосту Ватерлоо, и, когда Марков стоял на автобусной остановке, дожидаясь автобуса, молодой убийца ткнул кончиком зонтика в икроножную мышцу болгарина. Невинная случайность, на которую Марков почти не обратил внимания. Три дня спустя он был мертв.

Это было много лет назад, и Твигг усмехнулся про себя, потому что Новый Скотленд-Ярд до сих пор расследовал это убийство. Британская контртеррористическая команда даже посетила в 2008 году Болгарию и продолжала работать с «соответствующими международными органами», как они выражались, надеясь достигнуть удовлетворительного завершения расследования. И все же в убийстве Маркова никого не обвинили.

Убийство в понедельник русского телеведущего Бориса Дубченского, который постоянно выступал против влияния некоторых олигархов-миллиардеров на политических лидеров своей страны, было практически копией убийства Маркова более трех десятилетий назад. Только на этот раз Твигг использовал «наблюдателя», ждавшего на другой стороне Буш-хауса, тогда как раньше работал в одиночку; кроме того, Твигг применил быстродействующую модификацию рицина, который убил еще более оперативно. По сей день Седрик Твигг не знал в точности, как именно.

Внутренний двор обнаружил, что он был убийцей первого диссидента (русский информатор, догадывался он), но они быстро оценили его мастерство и столь же быстро завербовали его к себе. Их стимулов, заключавшихся в высоком финансовом вознаграждении и «пожизненной» безопасности (необычной для киллера), было достаточно, чтобы завоевать его лояльность. Но теперь, в шестьдесят один год, в его организме что-то немного разладилось: иногда все его тело, особенно кисти рук, охватывал небольшой, пока еще не очень заметный тремор.

Он положил газету на колени и опустил обе руки, чтобы ухватиться за края сиденья. Казалось, что одной мысли о медленном, но беспощадном начале заболевания достаточно, чтобы снова заставить вернуться эту мелкую дрожь.

Из угла его рта сочилась тонкая, почти невидимая ниточка слюны.

Глава 10

Эш знал, что доктор Уайетт женского пола, но ожидал, что она будет старше и менее соблазнительной. Эшу трудно было не смотреть через узкий проход самолета на потрясающе красивую женщину, разделявшую сиденье дивана с молодой блондинкой.

Доктор Уайетт поприветствовала его быстрой улыбкой, прежде чем вновь обратить внимание на девушку, находившуюся на ее попечении. Психолог говорила вполголоса, словно успокаивая ее перед полетом, и вскоре пациентка развалилась на диване, устроив свою взъерошенную головку на плече у психолога. Когда подошла Джинни с ежедневными газетами, доктор Уайетт слегка помотала головой, сопровождая это милой улыбкой.

— Могу ли я принести вам чего-нибудь выпить после взлета? — спросила Джинни.

— Я выпью чаю, — ответила психолог. — Английский чай к завтраку?

— Не проблема.

Эш был удивлен ее предпочтением: при ее средиземноморской внешности он ожидал, что она попросит чего-то болееэкзотического, особенно когда в самолете имелся такой богатый выбор различных напитков.

А потом она взглянула на него снова, но на этот раз — и без дополнительных усилий — он выдержал ее взгляд. Щеки у нее покраснели даже через естественную смуглость кожи, а ресницы затрепетали (не из застенчивости, он был уверен, но невольно), прежде чем она отвела глаза. Тем не менее, в те несколько секунд Эш почувствовал возникшую между ними вызывающую дрожь, как будто они уже знали друг друга, — нет, не то, а словно они оба вдруг поняли, что в будущем окажутся связаны друг с другом. Это было безумием. Как он мог знать, что она чувствовала, когда сам был сбит с толку своей неожиданной реакцией на доктора Уайетт? Конечно же, он неправильно истолковал ее настроение. Но ощущение начало формироваться в тот миг, когда она вошла в самолет, и как раз теперь укрепилось в нем настолько глубоко, что это его ошеломило. С горечью он вспомнил похожую реакцию, испытанную им однажды, в давно забытые времена. Причиной тогда стала женщина по имени Грейс, женщина, которую он так сильно любил.

Это ужасное воспоминание рассек голос стюардессы.

— Не желаете ли сегодняшнюю газету, мистер Эш?

— Простите?..

Она слегка приподняла веер газет, чтобы привлечь к ним внимание пассажира.

— А, это… нет. Все в порядке, спасибо. — Он положил голову на подголовник сиденья и закрыл глаза.

— Мы будем на месте уже через час, сэр, — она неверно истолковала его реакцию, решив, что он нервничает из-за полета. — Мы приземлимся в Шотландии очень скоро.

Он снова открыл глаза, лишь бы успокоить Джинни.

— Прекрасный способ путешествовать, — ничего другого он не мог придумать, чтобы сказать.

— Да, дизайн интерьеров частных самолетов может быть выполнен в соответствии с указаниями клиента. Корпорациям нравится видеть свои эмблемы внутри и снаружи самолета. Некоторые очень богатые люди любят, чтобы на стенах салона висели произведения искусства или даже канделябры, представляете? Не из стекла, стоит отметить, — это было бы глупо, — произнеся это, она хихикнула.

Джинни потянулась к его опустевшей кофейной чашке.

— Давайте, я ее заберу. Может, когда мы будем в воздухе, вы захотите чего-нибудь покрепче?

Опять эта иррациональная мысль. Его что, тестируют на алкоголь? Нет. Паранойя, снова сказал он себе. Глядя в ее ясные голубые глаза, он спросил:

— Кому на самом деле принадлежит этот самолет? Он зафрахтован?

— Нет, что вы! Это самолет сэра Виктора. Сэр Виктор Хельстрем? Вы ведь его летите повидать, разве нет?

— Да, конечно. С нетерпением жду нашей встречи.

Значит, это не самолет компании и не зафрахтованный, но находящийся в частной собственности. Он решил, что, как только представится возможность, он воспользуется своим ноутбуком, чтобы более подробно изучить личность сэра Виктора Хельстрема.

Еще раз посмотрев через проход, он увидел, что доктор Уайетт увязывает свои иссиня-черные до плеч волосы в узел на затылке. Она вдруг стала выглядеть серьезнее и немного старше. Теперь Эш подумал, что ей не под тридцать, а, вероятно, чуть-чуть за тридцать. Она полезла в сумку и надела очки в темной оправе. Достав из сумки блокнот и ручку, она поймала на себе его оценивающий взгляд.

Эшу показалось, что он покраснел, хотя он знал по опыту, что лицо у него осталось бледным. Бледным и изнуренным, сказал он себе. И, наверное, он выглядел старше своих тридцати восьми.

На этот раз психолог не улыбнулась ему в ответ, но посмотрела на свои наручные часы, затем раскрыла блокнот и сделала торопливую запись. По тому, как быстро она осмотрела сонную девушку рядом с собой, Эш догадался, что это из-за медикаментозного лечения ее пациентки и реакции на него.

— Сможешь прилечь, как только мы окажемся в воздухе, Петра, — услышал он ее мягкий, но ясный голос.

Блондинка только зевнула и снова положила голову на плечо психологу. Глаза у нее были мутными и вялыми, и Эш заключил, что ранним утром это не из-за усталости, а скорее, из-за применения седативных препаратов. Возможно, доктор Уайетт дала ей что-то, чтобы успокоить нервы перед полетом.

Он все еще размышлял о своей реакции на женщину-психолога, когда по интеркому донесся голос пилота.

— Доброе утро, дамы и господа. Несмотря на опоздавших пассажиров, мы все еще не выбились из графика.

Его манера говорить была расслабленной, но властной: голос идеального командира корабля.

— Для тех из вас, кому не посчастливилось летать с нами раньше: меня зовут Майк Робертс, и я ваш капитан на этот рейс. Моего первого офицера, сидящего рядом со мной в качестве второго пилота, зовут Марти «Хаханьки» Коллинз. Мы называем его Хаханьки, потому что он редко смеется. Он дух уныния, но пусть это вас не пугает.

По интеркому донесся приглушенный стон, и Эш догадался, что Коллинз все больше устает от откровенно частых выпадов своего капитана.

— К счастью, — продолжал капитан, — это всего лишь короткий перелет в Шотландию, поэтому мне не придется мириться с его мрачным присутствием слишком долго.

Эшу пришло в голову, что, пока самолет еще разогревается на взлетной полосе, пилот мог бы с тем же успехом открыть дверь кабины, которую закрыли, а Эш и не заметил когда, и сделать свою предполетную скороговорку еще более личной. Капитан Робертс закончил трепотню в той же беззаботной манере. Эш снова откинулся на спинку кресла и опустил веки; он никогда не боялся летать, но нашел, что легкий, непринужденный стиль пилота все равно обнадеживает.

Всего в паре футов или около того от Эша доктор Уайетт убедила девушку по имени Петра сидеть, пока ремень безопасности охватывает ее талию, и он не смог удержаться от еще одного плотоядного взгляда на психолога, когда та сама стала пристегивать себя к креслу. Она встретилась с ним взглядом, хотя опять не ответила на его улыбку.

Вместо этого она нахмурилась, как будто что-то в Эше ее беспокоило.

Он быстро отвернулся и защелкнул свой ремень.

Глава 11

Эш уже почти заснул, когда почувствовал движение перед собой. Открыв глаза, он обнаружил, что на противоположном сиденье устраивается доктор Уайетт.

— Мне очень жаль. Я вас потревожила? — Она поставила свою мягкую кожаную сумку себе за лодыжки. Очки в черной оправе исчезли, но иссиня-черные волосы были по-прежнему увязаны на затылке.

— Нет, — заверил он ее. — Я не спал. — Он тепло ей улыбнулся.

— Хорошо. Я покинула нашу новую гостью, Петру, чтобы она поспала на диване.

Молодая блондинка вытянулась на трехместном сиденье через проход. Колени у нее были согнуты, голова покоилась на плюшевой темно-серой подушке, а укрыта она была одеялом того же цвета. Она, казалось, спала как сурок, большой ее палец упирался в губы — еще чуть-чуть, и она начала бы сосать его, как младенец.

— Вы следователь, не так ли? — Доктор наклонялась вперед, упершись кулачками в колени, словно хотела поговорить с ним по секрету.

Она говорила тихо, но, как успел поведать им весельчак Майк Робертс, акустическая изоляция была превосходной, так что каждое слово было ясно слышно. Из-за светло-кофейного цвета кожи доктора Уайетт и ее иссиня-черных волос он мог ожидать, что она будет говорить с акцентом — испанским или, может, южноамериканским? — но в ее словах не чувствовалось никакого иностранного налета.

— Ах да, — ответил он, невольно выпрямляясь в кресле. — То есть сыщик-экстрасенс. Или, говоря высокопарно, парапсихолог.

— Охотник за привидениями, — отозвалась она.

— Ну да, это наше популярное наименование. А вы, полагаю, доктор Уайетт.

Она протянула руку, и ему пришлось лишь слегка податься вперед, чтобы пожать ее. Пожатие было одним-единственным, но по какой-то причине руки никто из них не отнимал. Они смотрели друг на друга, и Эш ясно видел смятение в ее соблазнительных темно-карих глазах.

Он сам чувствовал схожее смятение, хотя и пытался это скрыть. Мгновение миновало, и они, словно бы по взаимному согласию, позволили своим рукам опуститься.

Ей потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться, и он отвернулся, чтобы дать ей передышку. Через иллюминатор виднелись белые верхушки облаков, тянувшиеся вдаль, словно огромное смятое белое одеяло, и его радовала яркость дня, даруемая полетом над непогодой. Он повернулся к психологу.

— Вы постоянно проживаете в Шотландии или выступаете, как некий прилетающий консультант? — спросил он, чтобы продолжить разговор.

— Я живу в замке Комрек, но часто оттуда выезжаю. Иногда идет на пользу, если я могу сопроводить новых гостей в замок, чтобы просто их успокоить. Ведь для каждого клиента это большой шаг.

Голос у нее был приятным, но подавленным, как будто она слегка его побаивалась. По крайней мере, именно так истолковал это Эш, а он хорошо разбирался в умонастроениях других людей. Годами отличая честность от нечестности, бравурность от сдержанности, страх от мужества, он отточил свою способность разбираться в нюансах тех, с кем вынуждала общаться его профессия. Или доктор Уайетт просто осторожничает, чтобы ненароком не сообщить чего-то о Внутреннем дворе?

— Значит, эта девушка… — Он указал на спящую блондинку по ту сторону прохода. — По-видимому, на вашем попечении.

Психолог кивнула, но ничего больше не сказала.

— Вы намекнули, что она гостья, — вежливо настаивал Эш. — Разве на самом деле она не пациентка?

— Да, но мы в Комреке предпочитаем относиться к пациентам как к гостям, в противном случае может показаться, что у каждого из них какое-то психическое отклонение или же заразная болезнь, а это совсем не так.

— Вчера я беседовал с Саймоном Мейсби, и он называл Комрек убежищем.

— Что ж, — отозвалась доктор Уайетт. — Думаю, слово «убежище» идеально характеризует замок, пусть даже у нас имеется лицензия на осуществление там медицинской деятельности.

— Какой именно?

Психолога не обескуражил этот конкретный вопрос. Она улыбнулась.

— Проведение крупных и мелких операций, консультации, применение новых, более эффективных лекарств для тех, кто в них нуждается. Мы используем самые современные методы лечения всех видов заболеваний, в том числе психической неустойчивости.

— И все это в роскошной обстановке, обеспечиваемой изрядными гонорарами, которые приходится выплачивать вашим гостям или их благожелателям?

— Да, — спокойно ответила она.

— Плата поступает во Внутренний двор?

Ее темные глаза смотрели теперь в сторону.

— Простите, мистер Эш, — сказала она, — это конфиденциальная информация. Могу ли я спросить, от кого вы об этом услышали?

Он весело улыбнулся.

— Почему все надо так уж скрывать? — Он осторожно нажимал на нее, искренне заинтересованный, но также и полный озорного желания пораскачивать лодку.

— Простите, — повторила она, и у нее действительно был извиняющийся вид, когда она снова встретилась с ним взглядом. — Я должна следовать Кодексу.

— Кодексу? — становилось все интереснее.

— Это не бюрократия, а просто общее правило, но мы должны быть осторожны. Почему бы вам не рассказать мне о себе? Мне сказали, что вы направляетесь в замок Комрек расследовать странные «вещи», которые там происходят. Работа парапсихолога, должно быть, очень увлекательна.

Она намеренно переменила тему, а Эш не хотел отталкивать свою удачу.

— Иногда бывает увлекательна, — согласился он, чтобы помочь ей. — Что вам говорили об этом расследовании?

Теперь, когда он сменил направление, она сразу немного расслабилась.

— Только то, что вы проведете у нас, возможно, с неделю и что мы не должны путаться у вас под ногами, когда вы будете обследовать замок.

— С неделю? — Эш встревожился: он надеялся сделать выводы за пару дней.

Доктор Уайетт кивнула.

— Это огромное здание.

— Так я и думал. Но надеялся закончить свою работу быстрее. Скажите, лично вы ощущали в Комреке что-нибудь странное или необъяснимое?

— Вы хотите сказать, не видела ли я призраков, не слышала ли шагов, когда никого не было? Крики в ночи, громыхание цепей, морозные участки, все такое? — Она шутила, и голос у нее был низким и жутким.

— Не обязательно. — Он проигнорировал преувеличенный черный юмор.

— О, мистер Эш, вы не знаете, что такое Комрек.

Он улыбнулся ей в ответ.

— Кстати, сколько этому замку лет? — Мейсби уже говорил ему, но Эш просто хотел поддержать разговор.

— Думаю, он восходит к четырнадцатому веку, но был значительно расширен и укреплен на протяжении многих лет. Его построили на скале, поэтому он выглядит очень живописно.

Он снова сменил тему.

— Как давно вы работаете в Комреке? — Он едва не сказал во Внутреннем дворе, ответ на что, возможно, оказался бы более интересным; вместо этого он поставил вопрос более расплывчато.

— Почти три года, — ответила она без колебаний. — Мой отец знал сэра Виктора и некоторых из его коллег, и, я думаю, он хотел, чтобы обо мне позаботились, когда он умрет.

— Мне очень жаль. Я имею в виду вашего отца.

— Не стоит. Это было блаженным послаблением — он избавился от боли, которая могла бы терзать его на протяжении многих месяцев. Конец его пришел милосердно быстро и, откровенно говоря, стал облегчением. Трудно смотреть, как страдает кто-то, кого ты любишь.

Она опустила глаза, и печаль ее была вполне ощутимой.

Чтобы движение разговора совсем не «затухло», Эш спросил:

— Откуда вы родом, доктор Уайетт?

— Моя мать была бразильянка, и родилась я в Бразилии. Отец — английский дипломат; он познакомился с матерью в Сан-Паулу; это крупнейший город страны, а вовсе не Рио-де-Жанейро, как думают многие иностранцы. Рио представляет собой игровую площадку, соблазняющую туристов — и преступников, — Бразилиа является резиденцией правительства, но Сан-Паулу является финансовым центром Бразилии.

Она склонила голову набок и посмотрела Эшу прямо в глаза, словно хотела увидеть и убедиться, что ему действительно интересно. А ему было по-настоящему интересно.

— Так вы родились в Сан-Паулу?

— Моя мать была паулистано: так называют жителей этого города. Амбициозные бразильцы стекаются туда в погоне за лучшей жизнью. Это современный город, он все время расширяется. Моя мать была переводчицей и работала в посольстве Великобритании, где и познакомилась с отцом. Я — единственное наследие их брака. — Последнюю фразу она произнесла с оттенком сожаления.

— Они развелись? — Вопрос был поставлен осторожно и, как он надеялся, ненавязчиво.

— Нет, моя мать умерла, когда мне было три года.

Эш готов был провалиться.

— Я опять влез куда-то не туда, верно? Мне очень жаль. Я не хотел…

— Совать нос? — закончила она за него, улыбкой давая понять, что его любопытство ее не огорчает. — Как я сказала, мне было всего лишь три года, и теперь я не могу ее вспомнить. — Она остановилась как бы в раздумье. — Хотя, — продолжала она, — иногда я вижу ее во сне. У меня всего несколько ее выцветших фотографий, но их мне достаточно, чтобы узнавать ее в те мгновения сна, когда я вижу ее. По крайней мере, я думаю, что узнаю мать.

Она смущенно рассмеялась.

— Послушайте меня, и я — психолог! Нетрудно понять, почему я предпочитаю идентифицировать эту женщину как свою мать, несмотря на отсутствие реальных знаний о ней.

— Думаю, у Фрейда нашелся бы ответ, — не к месту заметил Эш.

— Не будьте так уверены. Многие психологи сегодня не вполне согласны со многими принципами Зигмунда Фрейда. Даже Юнг расходился с некоторыми фрейдистскими заповедями, особенно с их постоянным акцентом на детскую сексуальность.

— Ну а вы придерживаетесь теории Фрейда или Юнга?

— Не все так просто: у обеих теорий есть как плюсы, так и минусы. Причем обе теории прекрасно обоснованы. Кроме того, эти двое не единственные психологи, достойные изучения. И… — она подчеркнула это слово, — есть много пересечений в различных областях теорий. Потом есть и другой подход, он называется гештальтпсихологией и основан Максом Вертгеймером, который утверждал, что каждый аспект мышления может иметь гештальт-характер — эмоциональный, межличностный и социальный. Я начинаю утомлять вас, не так ли?

Он растерялся и посмотрел на нее, чуть задрав брови.

Ее смешок прозвучал хрипловато, а лицо оживилось при виде его смущения.

— Простите, — сказала она, все еще улыбаясь. — Мне показалось, что глаза у вас все больше стекленеют.

Эш улыбнулся в ответ.

— Знаете, парапсихология иногда — нет, часто — связана с психологией.

— Конечно. Вот почему я хотела с вами поговорить. Не склонны ли вы признать, что изрядное количество так называемых призраков вызваны психологической конституцией самих жертв или наблюдателей, как бы вы их ни называли?

— Что ж, с этим я не могу не согласиться.

— Я знаю. В своей книге вы утверждали почти то же самое.

— Вы ее читали? — Эш был искренне удивлен, но рад. — Она написана достаточно давно.

— Вы изменили свое мнение?

— Не совсем. Давайте скажем проще — я узнал намного больше о паранормальном и сверхъестественном.

— Значит, вы больше не отбрасываете предположения о призраках и бестелесных душах? В своей книге, — которая, кстати, на протяжении последних нескольких дней была настольной и для меня, и для доктора Сингха, моего коллеги-психиатра в Комреке, — вы очень резко отзываетесь о спиритах и ясновидящих, называя многих из них шарлатанами, которые либо занимаются этим за деньги, либо действительно верят в то, что делают, но при этом сами обмануты, отчего не просто эксцентричны, а по сути невменяемы.

— Повторю, что теперь я знаю об этих явлениях намного больше, чем тогда. Так как же вы раздобыли экземпляр этой книги? Она не печатается уже много лет.

— Саймон Мейсби получил пару экземпляров от Кейт Маккаррик в вашем Институте экстрасенсорных расследований. Он передал их нам несколько дней назад. Меня удивляет, что вы не написали ничего больше на эту тему.

Эш же был удивлен тем, что Кейт не упомянула ранее о предоставлении Мейсби экземпляров его книги.

— Одной книги было достаточно. Дело в том, что я испытал слишком много подлинных — или, скажем, необъяснимых — случаев, которые заставили меня усомниться в большинстве из моих первоначальных гипотез. Я научился подходить к каждому новому делу без предвзятости.

— Разве это возможно? — спросила она.

— Нет, конечно, нет, — он улыбнулся. — Но теперь я стараюсь держать свой природный скептицизм в узде. Скажите мне, однако, что вы думаете о предполагаемых призраках в замке Комрек?

— Я просто не уверена, что там все происходит так, как говорят. Мой собственный здравый смысл удерживает меня на земле, но…

Эш вдруг насторожился и повернулся к иллюминатору слева от себя. Там сейчас была сплошная серость, становившаяся все темнее по мере снижения самолета.

— Идем на посадку, мистер Эш. Скоро приземлимся.

Затем она сама повернулась к плексигласовому окну рядом с ее креслом. Он смотрел, как она напрягается, чтобы разглядеть внизу землю. Шея у нее была изящной, тонко очерченной, а профиль усиливал ее привлекательность. Ему казалось, что он чувствует в ней с трудом подавляемую страстность, скрываемую под официальным, хотя и шикарным нарядом и ее спокойными манерами.

— Мы погрузились в облако, — подметила она, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь дымку. — В этой точке полета мы обычно находимся где-то над Комреком. При ясной погоде это удивительное зрелище. Иногда я…

В салоне погасли лампы, когда самолет вдруг накренился, а затем начал падать.

Эш вцепился в подлокотники своего кресла, впиваясь в них ногтями, чтобы ухватиться покрепче: он обнаружил, что тело у него стало почти невесомым.

Девушка Петра завизжала, когда ее сбросило с трехместного дивана. Потом все потемнело, а самолет стал стремительно приближаться к земле.

Глава 12

К счастью, на Эше до сих пор оставался ремень безопасности, сидевший так удобно, что он забыл его расстегнуть. Тем не менее, когда самолет с такой внезапностью стал падать вниз, он почувствовал себя так, словно его желудок остался где-то позади. Лампы в салоне не горели, и вообще ничто в самолете не функционировало: не было ни фонового гула двигателей, ни светящихся надписей о ремнях безопасности или аварии. Он мог бы вскрикнуть, настолько сильный страх его обуял, но в тусклом сером свете, проникавшем через иллюминаторы, увидел, что перед ним невесомо всплывает психолог.

Он инстинктивно схватил ее обеими руками и потянул вниз, к себе. Он слышал крики, но они исходили не от нее. Петру выкинуло из ее временной кровати, чтобы подбросить почти до потолка, когда «Гольфстрим» вошел в крутое пике.

Эшу удалось обвить руками спину доктора, и он крепко ее обнимал, так что ее висок прижимался к его плечу. Как ни странно для такой опасной ситуации, он ощущал сладкий легкий запах ее духов, а под ним — даже слабый аромат травяного шампуня, которым она, должно быть, мыла волосы этим утром. Он почувствовал ее панику и расслышал ее мягкий стон даже сквозь вопли, испускаемые ее пациенткой.

— Все хорошо, — громко сказал он с максимальным спокойствием, какое мог из себя «выдавить». — Мы угодили в воздушную яму, вот и все.

Но самолет вошел в еще более глубокое пике, из-за чего Петра заскользила вниз по салону. Эш понимал, что простая воздушная яма не воздействует на механические и электрические системы самолета, но не было никакого другого объяснения, которое он мог бы предложить, чтобы успокоить доктора.

Она уткнулась лицом ему в ключицу и стиснула его изо всех сил, дрожа всем телом и дыша короткими резкими вздохами. Чувствуя на своей шее ее слезы, он поднял руку, чтобы прижать к себе ее голову. «Гольфстрим 450» падал все дальше во тьму дождевого облака, и Эш, уверенный теперь, что все они погибнут, удерживал психолога не только ради нее, но в той же мере и ради себя самого. Давление в салоне поднялось, наполняя его голову страшной отупляющей болью. Ему хотелось выпустить дрожащую женщину из объятий и зажать себе ладонями уши, чтобы полегчало, но он боролся с этим желанием и только крепче сжимал ее в руках. Грохот и шум казались далекими, пока уши внезапно не перестало закладывать и крики Петры не вернулись на полной громкости.

Затем темнота снова сменилась дневным светом, а иллюминаторы, выстроившись в ряд, «светили» все ярче, так что вскоре он смог различать все в салоне, как и раньше. Но самолет продолжал падать, и крики Петры не прекращались.

Потом лампы в салоне неожиданно вернулись к жизни, и Эш услышал рев воскресших реактивных двигателей. Пилоту потребовалось несколько страшных секунд, чтобы восстановить контроль над своим воздушным судном, и вскоре самолет выровнялся и лег на прежний курс. Ровный голос капитана Робертса донесся из интеркома.

— Простите, дамы и господа. Мы понятия не имеем, почему возникла эта маленькая проблема, но могу заверить вас, что все снова в полном порядке. — Эш легко представил себе, как пилот скрещивает пальцы, говоря в микрофон. — Все системы самолета работают как часы, и вы сами видите, что мы под облаками. Мы будем придерживаться этой высоты до заключительного снижения в Прествике через несколько минут. Пожалуйста, не расстегивайте ремней безопасности, пока мы не приземлимся. Посадка, поверьте, будет благополучной. Насколько мы можем судить, у нас нет никаких повреждений, ни значительных, ни иных, поэтому, пожалуйста, постарайтесь расслабиться, пока мы не окажемся на земле. Когда приземлимся, рекомендую вам опрокинуть стаканчик чудесного скотча или бренди, затем другой. Жаль только, что я не смогу составить вам компанию — у меня сегодня еще два рейса. Хаханьки, вы не поверите, расплывается здесь в улыбке, но я не поручусь, что он не обмочился.

Когда он обратился к стюардессе, голос у него стал четче.

— Джинни, убедись, что всем вновь удобно, а затем доложи нам в кабину. — Голос у него снова стал менее официальным. — Первый офицер Коллинз присоединится к вам, чтобы объяснить нашу неприятную, но, к счастью, краткую интерлюдию, как только мы проведем еще несколько коротких проверок.

Интерком умолк.

Эш почувствовал, что доктор Уайетт обмякла у него в руках, но не в обмороке, он был уверен в этом, но с облегчением. Теперь он держал ее более нежно, утешительно, но она все еще дрожала. Он слышал рыдания Петры, которая теперь лежала в проходе сбоку от него.

— Доктор Уайетт, — тихонько сказал Эш, — все в порядке. Мы уже вне опасности. Пилот контролирует самолет; бояться больше нечего. — Если снова не произойдет то же самое, когда мы приблизимся к Прествику, мрачно подумал он.

Из-за скорости самолета ручейки дождевой воды бежали по диагонали через ряд иллюминаторов, но, по крайней мере, серый дневной свет, вкупе с лампами салона, опять позволял все видеть.

Женщина в его руках осторожно от него отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо. Он ослабил хватку, но еще не отпустил ее полностью. Темно-карие глаза доктора Уайетт были увлажнены слезами, но, когда она глянула на него, он обнаружил в них вопросы неопределенности. Каким-то образом совместный предсмертный опыт и близость, возникшая между ними, смущали ее еще больше.

— Спасибо, — шепнула она; лицо ее было совсем рядом, а губы так близко, и ее запах так притягателен, что ему не хотелось ее выпускать.

— Мне только в радость, — пылко, но некстати сказал он. — Я…

Слишком поздно. Она уже почти восстановила самообладание.

Поднимаясь на ноги, она оттолкнулась от его груди, чтобы не упасть.

— Мне надо посмотреть, что с Петрой, — сказала она, и он снова стал осознавать крики страха, издаваемые девушкой.

Доктор Уайетт покинула Эша и теперь опустилась на колени, чтобы помочь своей пациентке.

— Все хорошо, Петра, все в порядке, — услышал Эш ее успокоительные слова.

Но девушка все еще была в панике и молотила руками и ногами по воздуху вокруг себя, словно самолет оставался в состоянии свободного падения.

— Петра, Петра, пожалуйста. — Психолог держала дрожащую девушку за запястья, чтобы самой избежать ее ударов.

— Могу я чем-нибудь помочь?

Доктор Уайетт кивнула в сторону кресла, в котором сидела, пока «Гольфстрим» не потерял управления.

— Если бы вы передали мне мою сумку…

Она быстро посмотрела на Эша, беспокоясь, что ее истеричная пациентка изувечит саму себя.

— Конечно. — Эш потянулся за кожаной сумкой, которая была втиснута под кресло напротив, но его удерживал ремень безопасности. Он быстро расстегнул металлический замок и снова нагнулся за сумкой. Притянув ее к себе, повернулся и передал доктору.

— Откройте ее, пожалуйста, — сказала она спокойно, по-прежнему удерживая запястья девушки.

Эш долго возился с двумя пряжками сумки, но все же открыл ее. Отпустив Петру, доктор взяла гофрированную кожаную сумку и запустила в нее руку.

— Надо успокоить Петру, — быстро сказала она. — Я дала ей мягкое седативное средство, прежде чем мы зашли на борт, но ей нужно что-то посильнее. Это означает инъекцию, если требуется немедленный эффект.

— Могу я что-нибудь сделать? Может, подержать ее?

— Нет, я справлюсь. Почувствовав вас, она только сильнее начнет вырываться, но мне она доверяет. — Теперь психолог повернула голову в его сторону. Никакого смущения на этот раз: она была вся в работе, отложив на время эмоции. — Вы могли бы посмотреть, не пострадал ли кто еще. Стюардесса могла пораниться, если на ней не было ремня.

Эш выкарабкался из кресла.

— Зовите меня, если потребуется помощь с Петрой.

Но доктор Уайетт уже вытаскивала из открытой сумки маленькую аптечку, полностью сосредоточившись над своей потрясенной пациенткой.

Эш пробирался по салону, пошатываясь, но не только потому, что находился в летящем самолете. Его первая остановка была возле потертого лысого человечка. Тот застыл в кресле, вцепившись в оба подлокотника и закрыв глаза. Возможно, он был без сознания.

Наклонившись к нему ближе, Эш сказал:

— Вы в порядке? Могу я что-нибудь вам предложить? Может, чего-нибудь выпить? С самолетом все хорошо, опасности больше нет.

Человечек открыл глаза; они были холодны, как лед, когда он впился в Эша.

— Можете посмотреть, что там со стюардессой, — тихо сказал он. — Кажется, она упала.

Эш пошел дальше, недоумевая, почему этот тип сам не пришел на помощь Джинни. Он нашел ее на полу у входной двери, скрытую из виду сиденьем перед ней. Она, казалось, ударилась затылком, когда «Гольфстрим» вошел в пике, потому что одна рука ее была закинута за шею, словно бы ею она ощупывала ушиб. По крайней мере, глаза у нее остались открыты, отметил Эш, опускаясь рядом с ней на колени. Веки у нее затрепетали, но она сразу его узнала.

— Вы, должно быть, расшибли голову, когда самолет стал падать, — сказал он.

Джинни моргнула несколько раз, прежде чем ответить.

— По-моему, я в порядке, — заверила она его слабым голосом. — По-настоящему не поранилась, просто ударилась головой. — Она попыталась потереть ушибленное место, но ей это не удалось.

— Позвольте мне взглянуть. — Эш обхватил ее за шею и осторожно приподнял ее голову, чтобы она не касалась двери. Он заглянул ей за плечо и ощупал ее кожу через густые волосы. — Крови нет. Возможно, скоро там появится шишка. Еще где-нибудь больно?

— Дру… другие пассажиры, — выговорила она, заикаясь. — Все в порядке? — Она казалась искренне обеспокоенной, и Эш был этим тронут.

— С ними все хорошо, просто немного потрясены, — успокоил он ее. — Только эта девушка — Петра — в шоке. Доктор Уайетт как раз сейчас ею занимается.

— А… а вы, мистер Эш? Не поранились?

— Нет, мне повезло. Оставался пристегнутым.

— Мы всегда рекомендуем пассажирам не расстегивать ремни безопасности на протяжении всего полета.

— Что ж, люди не любят думать, что подвергаются смертельной опасности. Зато любят думать, что покажутся остальным бесхарактерными, оставаясь пристегнутыми.

— Если вы поможете мне встать, я пойду и посмотрю, могу ли я что-нибудь для них сделать. Мы сядем через несколько минут, но, думаю, у нас есть время, чтобы успокоить нервы двойной порцией того, что каждый предпочитает.

— Капитан Робертс рекомендует нам выпить, как только приземлимся.

— О, тогда я лучше пойду в кабину и доложу об обстановке.

— Думаю, вам пока не следует пытаться ходить, Джинни. Посмотрите на свою ногу. — Правая лодыжка у нее начинала отекать и раздуваться. Стюардесса застонала скорее от раздражения, чем от боли.

— Перелома, по-моему, нет, — сообщил Эш, — но вы, должно быть, сильно ее вывихнули.

— Можете… можете ли вы помочь мне? Надо кое-что проверить.

— Джинни, с такой травмой вы некоторое время ничего не будете проверять.

Когда он сунул руки ей под мышки и начал поднимать ее на сиденье, а Джинни морщилась, вставая, за спиной у него открылась дверь кабины, и в салон вышел первый офицер Коллинз.

— Не поможете ли немного? — спросил Эш, стоя на полусогнутых ногах.

— Джинни что-то поранила? — Голос у Коллинза был напряженным.

За нее ответил Эш:

— Скверный удар по затылку — крови, однако, нет, — и еще более скверный вывих лодыжки. Ничего чересчур серьезного, насколько я могу судить, переломов нет. Помогите мне усадить ее на передние сиденья, хорошо?

Первый помощник Коллинз поспешно обхватил одной рукой стюардессу за плечи, а другую сунул ей под колени. Эш последовал его примеру с противоположной стороны, и они, держа Джинни с обеих сторон, опустили ее в кресло. Если не считать резких вздохов, с ней, казалось, все было в порядке.

Выпрямившись, Эш обратился к Коллинзу:

— У вас теперь все нормально? Вы знаете, что случилось с двигателями самолета?

— Я мог бы сказать вам, что мы попали в воздушную яму, из-за чего самолет стал падать, но знаю, что вы не поверите. — Он говорил тихо, чтобы разговор оставался строго между ними. — Сколько ни летал я на разных самолетах, ни разу ничего подобного раньше не испытывал. Мощность двигателей, электричество — все это просто исчезло. Мы не могли даже подать сигнал бедствия. Для нас это чертова загадка. Мы можем только молиться, чтобы такое не повторилось, хотя, когда энергия вернулась, мы послали сигнал бедствия в Прествик, так что они будут в полной готовности, когда мы приземлимся. Понимаете, я сейчас говорю серьезно: все системы функционируют нормально.

— Верю вам на слово. Вы присмотрите здесь за Джинни, а я вернусь помочь доктору Уайетт, хорошо? Девушке, которая летит с ней, плохо, но, насколько мы можем судить, никаких серьезных травм она не получила.

— Благодарю вас, сэр. Спасибо за помощь. Я подойду в ближайшее время.

Парапсихолог прошел обратно по салону, быстро глянув на пассажира, которого, как он слышал, звали Твигг.

Маленький человечек в чрезмерно большом плаще сидел точно в такой же позе, что и прежде, и, хотя его светлые глаза были открыты, он не потрудился как-то ответить на взгляд Эша.

Сыщик-экстрасенс добрался до доктора Уайетт, когда та как раз бросала шприц-тюбик в полиэтиленовый пакет. Петра лежала на полу, и нерегулярные подергивания ее конечностей давали возможность предположить, что она не слишком глубоко без сознания.

Эш опустился на колени рядом с доктором.

— Все в порядке?

— Да, я ввела ей лоразепам, чтобы расслабилась. Это не обычное лекарство, но действует быстро. Возить с собой одноразовые шприцы не вполне законно, но мы в Комреке работаем несколько иначе.

Это показательное замечание Эш решил запомнить.

— Каждый из них содержит одну дозу транквилизатора. Вероятно, однако, что потребуется помочь спустить ее с трапа, когда мы приземлимся. Перед посадкой она уже принимала лекарство, поэтому в сочетании с тем, что я только что ей ввела, оно в ближайшее время должно погрузить ее в мирный сон.

Оставаясь стоять на одном колене, Эш рассматривал лицо девушки. Та неожиданно вздрогнула, и Эш в удивлении отпрянул.

— Ничего страшного, — начала доктор Уайетт. — Она будет…

Девушка вдруг села так резко, что Эш и психолог встревоженно отшатнулись от нее.

Тело у Петры было жестким как доска, а ее мрачные глаза смотрели только на Эша. Низким, грубым голосом она сказала ему:

— Они знают, что вы прибываете!

Глаза у нее закатились, Петра обмякла и снова повалилась на пол.

Глава 13

Эш дрожал, стоя у короткого трапа по левому борту самолета. Сильный порыв ветра взъерошил ему волосы, принеся с собой намек на свежий морской воздух под завесой обычных для взлетно-посадочной полосы запахов масляных паров.

Он чувствовал, что продрог до костей, но это практически не имело отношения к климату Шотландии. Нет, виновато было странное потустороннее предостережение той девушки.

Петра явно была в шоке от испуга, пережитого ею, когда казалось, что все они вот-вот умрут. Обострил ли ужас перед предполагаемой судьбой ее чувства до такой степени, что она восприняла какую-то запредельную угрозу, направленную на него? Но тогда зачем предостережение? Что могло ждать его в замке Комрек?

Он обуздал эти мысли, когда сзади донеслись звуки движения и мягкий успокаивающий голос. Эш обернулся и увидел, как доктор Уайетт старательно ведет пухлолицую девушку вниз по ступенькам трапа, а второй пилот следует за ними с их ручной кладью.

— Могу ли я что-нибудь сделать? — спросил Эш, подхватывая Петру под другую руку.

Черноволосая женщина-психолог ответила ему короткой улыбкой.

— Нет, мы справляемся, — неуверенно сказала она.

Девушку, которой она помогала, заметно трясло, несмотря на введенный препарат. Эш и сам немного дрожал.

— Она приходит в себя? — спросил Эш, кивая на одурманенную лекарствами девушку.

— Придет в себя, как только преодолеет испуг, — ответила психолог. Обхватывая рукой Петру, она кивнула в сторону свободного участка бетона вдали от взлетно-посадочной полосы и стоянок, где прогревался вертолет «Газель». Тот был словно бы облачен в корпоративную ливрею черного и темно-серого цветов — сочетание, к которому Эш начинал испытывать неприязнь. Его вращающиеся лопасти, еще не достигнув взлетной скорости, были видны по отдельности.

— Это за нами, — сказала доктор Уайетт. — Через несколько минут будем в Комреке.

Кто-то из наземной команды катил к вертолету тележку со сгруженными с самолета чемоданами и несколькими коробками с наклейками. Среди них Эш увидел и свой багаж: большой черный чемодан с побитыми углами, содержавший большую часть оборудования, которое он собирался первоначально использовать в Комреке, и объемистый кожаный саквояж, скорее изношенный, чем ставший немодным, в котором лежала сменная одежда, книги и кое-какие другие личные вещи.

Радуясь безопасности на земле, Эш не приходил в восторг при мысли об еще одном полете в столь скором времени, да еще и на вертолете, каким бы коротким ни было путешествие.

Безо всякого энтузиазма он сказал:

— Прекрасно. Мне не терпится увидеть замок.

Доктор Уайетт выглядела удивленной.

— Ой, простите. Вам не говорили?

— Не говорили чего?

— Боюсь, вы не полетите с нами на вертолете. Он доставляет в Комрек фармацевтические препараты, а также Петру, меня и мистера Твигга. Места для еще одного пассажира там нет.

Маленький лысый мистер Твигг спустился с самолета первым, и Эш видел, как он шагает к «Газели», опережая носильщика.

— В самом деле? — спросил Эш, немного разочарованный, психолога.

Петра, тяжело опираясь на доктора Уайетт, медленно подняла голову, чтобы взглянуть на него.

— Кто это такой? Что происходит? — раздраженно спросила она.

— Все в порядке, Петра. Это мистер Эш. Он присоединится к нам в Комреке позже.

Девушка тотчас потеряла интерес к исследователю.

— Я устала, спать хочу, — заскулила она.

— Теперь недолго, Петра, — успокоила ее доктор. — Мы скоро будем на месте. Тогда ты сможешь сразу лечь в постель и поспать.

— Хочу видеть Питера, — причитала, теперь угрюмо, девушка.

— Увидишь. Он ждет тебя, я уверена. — Доктор Уайетт обратилась к Эшу. — Питер — это ее брат-близнец. Он в Комреке вот уже несколько месяцев, и они действительно скучают друг по другу. Что ж, увидимся в Комреке, мистер Эш.

Последняя фраза прозвучала как обещание, и он надеялся, что так оно и будет.

— Зовите меня Дэвид, — сказал он ей. И добавил: — Мне, возможно, потребуется посоветоваться с вами в отношении некоторых из ваших пациентов. — Он остановил ее, прежде чем она успела сослаться на конфиденциальность клиентов. — Конечно, только тех из них, которые утверждают, что видели так называемых призраков или непосредственно от них пострадали. — Он заметил, уже не в первый раз, что она привыкла в полной мере оборачиваться к собеседнику лицом, меж тем как глаза у нее смотрели в сторону, словно у актера, ищущего подсказку. Может быть, таков был ее способ избегать прямой конфронтации.

— Доктор Уайетт звучит слишком официально, — сказал он, обуреваемый разными мыслями. — Могу я узнать ваше имя?

— Дельфина. Это выбор моей матери.

— Оно что-нибудь означает? Я такого имени раньше не слышал. Может, бразильское?

— Нет. Моя мать взяла его из книги, которую любила. Но, наверное, мы сможем поговорить дольше, когда будем в Комреке.

Да, я бы этого хотел, подумал Эш. Он долгое время не увлекался никем из женщин — намеренно. По его мнению, эмоциональная привязанность никогда не бывает безопасна: на самом деле, это нечто такое, чего следует избегать, учитывая его послужной список. Тем не менее, он уже чувствовал, что пленен доктором Дельфиной Уайетт…

Эш увидел, что Твигг уже на борту, ремень безопасности застегнут, наушники на месте, чтобы смягчить шум. Лопасти вертолета начали набирать все большую скорость, становясь размытыми.

По-прежнему поддерживая Петру, Дельфина сумела оглянуться через плечо.

— Adeus, — крикнула она. — Ate logo.

Он слегка поднял руки в ее сторону, ладонями вверх, давая ей знать, что не понимает.

— Это по-португальски?

— Почти все, что я знаю, — прокричала она поверх нарастающего шума вертолета. — Se cuida! Берегите себя!

Он помахал рукой, но она вновь сосредоточила внимание на Петре, тащившейся рядом с ней так, словно туфли у нее залиты свинцом. Кто-то из наземной команды, помогавший им забраться в «Газель», практически вынужден был поднять Петру в ее кресло.

Эш смотрел, как машина поднялась в воздух, первоначально наклонив нос для выбора направления. «Газель» набрала скорость и устремилась на юг, насколько мог судить Эш по солнцу, скрытому за плотными облаками.

От мыслей его оторвал голос, взывавший к нему.

— Fбilte oirbh [Добро пожаловать (гэльск.).], мистер Эш!

Глава 14

Гладкий черный «Мерседес-Бенц» почти бесшумно подкрался к нему, пока он был отвлечен своими мыслями. Боковое стекло водителя было полностью опущено, и на него, сияя веселой улыбкой, смотрело юное лицо с яркими светлыми волосами.

— Dй an doigh? — крикнул молодой шотландец и снова улыбнулся, когда Эш пожал плечами и помотал головой в знак непонимания.

— Простите, мистер Эш, — извинился водитель, распахивая дверцу машины. — Я просто хочу, чтобы приезжие с юга знали, что явились в другую страну. — Он выдал смешок, адресованный, по большей части, самому себе, но Эш не сходил с места, так что водителю пришлось к нему подойти.

Сам автомобиль был красив, с гладкими аэродинамическими контурами, позволявшими предположить, что он не в меньшей мере может участвовать в гонках, чем перевозить шестерых людей. Водитель, по-прежнему широко улыбаясь, шагнул к нему, протягивая для пожатия руку. Эш был удивлен, увидев, что на нем простой, угольного цвета шерстяной килт, а не клетчатый, но в сочетании с толстым черным джемпером и спорраном [Спо́рран (англ. sporran, на гэльском sporan) — поясная сумка-кошель, чаще всего кожаная, носимая на поясе, на ремне килта или на отдельном узком ремешке или цепочке.], которым он тоже щеголял, что, очевидно, отражало корпоративный стиль: это был вариант униформы стюардессы — униформы, которая сама смешивалась с интерьером компании «Гольфстрим». Длинные толстые носки заканчивались чуть ниже коленей водителя, и, что позабавило Эша, вместо короткого кинжала (официально известного как sgian dubh), который шотландские горцы носят выступающим из верхней части одного из носков, будучи полностью в клановом одеянии, у этого парня к ноге был привязан маленький мобильный телефон в кожаном футляре.

— Fбilte — добро пожаловать, — сказал водитель, останавливаясь перед парапсихологом.

Вблизи Эш увидел, что веселый водитель несколько старше, чем он сначала предположил на расстоянии, морщинки вокруг глаз и на лбу честно свидетельствовали, что он успел изрядно пожить на этом свете. Однако был он статен, с серо-голубыми глазами, а густые короткие волосы не обошлись, как подозревал Эш, без отбеливания.

Вертолет к этому времени улетел, и Эшу больше не приходилось повышать голос, чтобы его было слышно.

— Я думал, большинство шотландцев говорят по-английски, — сказал он с улыбкой, чтобы это не прозвучало обидно. — А вы, значит, по-прежнему пользуетесь гэльским?

— Да, некоторые из нас, но в основном горцы, которые хранят язык, — знаете ли, среди кланов. Я и сам с гор, поэтому мне нравится напоминать себе о своем происхождении. А иногда перехожу на гэльский, чтобы порадовать своего деда. Ему девяносто восемь, и он по-прежнему настаивает на том, чтобы придерживаться родного языка, диалекта aulde. Когда я его навещаю, он всегда дает мне небольшой урок, потому что гордится, что мы произошли от кельтов. Я склонен говорить на нем, когда расстроен, а еще, как я сказал, чтобы приветствовать новых клиентов.

Человек в килте усмехнулся, чтобы его ответ не показался невежливым.

— Для меня Шотландия всегда была другой страной.

— Ну вот, значит, в этом, сэр, мы согласны, — он по-прежнему добродушно улыбался.

— Или заглазны. Простите, неудачная шутка. — Эш попытался говорить с шотландским акцентом, но это получилось довольно неуклюже.

— Так и есть, сэр, но не совсем без юмора. Меня, кстати, зовут Гордон Дэлзелл.

Эш почувствовал, что относится к этому человеку с теплотой, несмотря на его подначки — или, может, благодаря им.

— А меня — Дэвид, и я не клиент, поэтому не стоит говорить «сэр».

— Вы правы, но мой работодатель не одобрит такой фамильярности, так что лучше пусть будет «мистер Эш», если это вас устраивает. Жаль, второй наш вертолет на этой неделе занят где-то в другом месте, он мог бы доставить вас напрямую из Лондона в Комрек.

— Так у них два вертолета?

— «Агуста 109 Гранд». Название говорит само за себя. Используется, главным образом, администрацией. Красивая штучка, и внутри и снаружи, и может перевозить до шести пассажиров с легким багажом. Досадно, что вы не смогли воспользоваться им сегодня — могли бы избежать небольшого переполоха с самолетом. К сожалению, на этой неделе он занят в Домашних графствах — перевозит разных покупателей на Оружейную ярмарку и обратно.

— Ваш работодатель занимается торговлей оружием? — Это было неожиданностью для Эша.

— Да, и многими другими вещами. Однако его приоритетный бизнес — инвестиции. — Он бегло осмотрел экстрасенса. — Жаль, на «Гольфстриме» вы… э-э… испытали неудобства. — Это прозвучало искренне, пусть даже он сказал о случившемся как о чем-то несущественном.

— Вы слышали об этом?

— Да, по радио передавали, и я в курсе. Мне поручено помочь вам успокоить нервы.

— Со мной все хорошо. Летать не боюсь. — Равно как и умирать, мог бы добавить Эш, если бы был откровенен.

— Ну, коли захотите пропустить стопку, то на нашем маршруте я знаю несколько очень милых постоялых дворов. Да, и, пожалуйста, не стесняйтесь курить — в моей машине это не запрещено.

— Я бросил и то, и другое.

— Когда?

— Сегодня утром.

Дэлзелл метнул взгляд в Эша и увидел, что тот не шутит.

— Скоро вы поймете, что это суровое испытание, сэр.

— Рассказывайте. Это уже третья моя попытка. Последний раз бросал всего на две недели. А раньше, конечно, закурил бы. — Он подавил эти мысли.

— Ладно, но если по дороге передумаете насчет стопочки, то просто кивните мне.

— Нет, — твердо ответил Эш. — Я хочу ехать прямо в замок. Мне там очень многое надо проверить, а дневной свет на данном этапе более практичен. Пойдем? — Эш не особо спешил в Комрек, но был методичен в своем подходе к предполагаемым призракам. Поскольку он рассчитывал провести в замке не более трех суток, было бы глупо транжирить время в самом начале игры.

— Как пожелаете, мистер Эш.

Взяв наплечную сумку исследователя, дружелюбный водитель подошел к задней пассажирской дверце и открыл ее для Эша.

Следователь мотнул головой.

— Я поеду впереди, рядом с вами. Хорошо?

— Конечно. Но там есть телик и DVD, вмонтированные в переднее кресло. Это ведь может заполнить какое-то время в дороге? — Водитель вопросительно поднял брови.

— Я думал, Комрек неподалеку.

— Не-а. Сами увидите, езда по узким и извилистым проселкам занимает время.

— Все равно — поеду впереди.

— Так тому и быть.

Шотландец положил сумку Эша на заднее сиденье, затем шагнул к передней пассажирской дверце и мягко ее открыл. Наклонив голову, чтобы усесться в «Мерседес», Эш подумал, что Дэлзелл выглядит так, будто он сумеет постоять за себя и своих пассажиров в любой дорожной склоке. Он не мог понять почему, но это давало ему странное чувство безопасности.

— Хорошая машина, — одобрительно заметил Эш, устроившись на мягком темно-сером кожаном сиденье и обратив внимание на панорамную стеклянную крышу.

— «Мерседес-Бенц Гранд Спортс Туэрер», — с гордостью сообщил ему водитель, открывая дверцу напротив и усаживаясь за руль. — Мягкая езда и большая мощность. Облегчает мне работу.

Он пристегнулся и завел двигатель, нарочно утопив педаль акселератора так, чтобы заставить мотор взреветь. Он улыбнулся Эшу, как мальчишка, устроивший свою первую шкоду на вечеринке.

— Ладно, я впечатлен, — сказал Эш, разглядывая сложную высокотехнологичную центральную панель с дисплеем навигации и рядами многофункциональных кнопок управления. — Но давайте поедем.

— Верно, мистер Эш. Примкнуть и дослать! Мне всегда хочется это сказать.

Они выехали из аэропорта менее чем за минуту — Эш уже расслаблялся в роскошном интерьере мощного автомобиля, когда они вынеслись за ворота. Он уловил, что водитель окинул его быстрым оценивающим взглядом, когда они выехали на дорогу.

— Отопление вас устраивает, мистер Эш? Слишком тепло, слишком холодно?

— Все просто прекрасно. Ничего не меняйте.

— Тогда какую-нибудь музыку? Или местные новости?

— Нет, буду просто наслаждаться ездой.

Он еще глубже погрузился в свое сиденье.

— Давно вы работаете на замок Комрек? — спросил он у Дэлзелла.

Автомобиль замедлил ход, чтобы свернуть с главной артерии на узкую дорогу, отороченную живыми изгородями.

— О, это уже вопрос. — Водитель прищурился, как будто ответ лежал за ветровым стеклом. — Давайте-ка прикинем. Должно быть, уже четыре года. У нас с партнером была собственная служба пассажирских перевозок по Эдинбургу и окрестностям, когда на нас вышел представитель замка Комрек. Как раз вовремя — бизнес шел тяжко и все время ухудшался. Туризм зачах, особенно там, где дело касалось американцев.

Он с сожалением покачал головой, словно эти воспоминания все еще досаждали ему.

— Мы в основном зависели от туристов из США, чтобы держаться на плаву, и не только летом, но и в холодное время года. К сожалению, какое-то время они сидели дома, не рискуя куда-либо летать. Но кто может их за это винить? Вот почему было удачей, когда мистер Мейсби явился к нам с предложением, от которого мы не могли отказаться. Мы раньше возили его раз-другой, так что он нас уже знал.

— Саймон Мейсби?

— Да, именно этот парень.

— И вы заключили контракт со всей его компанией, а не только с той частью, которая работает в замке Комрек? — догадался Эш.

— Тоже верно. Одно из условий, однако, заключается в том, что мы должны ездить исключительно для Комрека. Никаких других клиентов, только люди Комрека и Мейсби. И мы должны там жить, чтобы выезжать, ночью или днем, по вызову. Там их целое сообщество — слуги, горничные, повара, офисный персонал и садовники, а также врачи и медсестры. Свой собственный мирок, вот это что. А иногда нас посещают особо важные персоны, но все это очень засекречено.

Эшу стало еще более любопытно.

— Почему все так сложно устроено?

— По правде сказать, не знаю. Мы забираем их из аэропорта, а иногда ездим в Лондон или куда еще, чтобы доставить кого-либо из них или отвезти документы, например, и тому подобное. Мы постоянно заняты, и выбора у нас нет.

— Полагаю, у пациентов — простите, «гостей» — бывает довольно много посетителей?

— Не-а, ни единого. В замок дорога закрыта. Это еще одно правило Комрека.

Эш посмотрел на него с удивлением. Потом снова откинулся на спинку сиденья и серьезно задумался.

Хотя день был пасмурным, с низкой завесой металлически-серых облаков, пейзаж оживляли осенние краски — листья деревьев постепенно становились красными, коричневыми и золотисто-желтыми, меж тем как стоявшие среди них выносливые вечнозеленые растения отказывались менять свои круглогодичные тона в угоду наступающим холодам. В полях за деревьями крупный рогатый скот и овцы безостановочно жевали свою Богом данную траву, а с ней и любые лакомые кусочки почвы, инстинктивно понимая, что холодное время года быстро приближается и очень скоро сочная зелень травы, дарованная природой, может покрыться снегом толщиной в несколько дюймов, так что им придется довольствоваться исключительно корытом с кормами.

Мирный пейзаж с неглубокими оврагами и дальними холмами наряду с уютным теплом от кондиционера автомобиля медленно убаюкивали Эша, а непрерывные, но негромкие замечания водителя обо всем, мимо чего они проезжали, только усиливали сонливость парапсихолога. Поток адреналина, вызванный практически смертельным утренним инцидентом, медленно убывал, сменяясь размягченным чувством благополучия.

Легкая болтовня Дэлзелла касалась то нескольких одноэтажных придорожных домов с шатровыми крышами, иные из которых были крыты вереском, то давно заброшенных заводов со сводчатыми башнями. Потом были коттеджи ткачей, открытые вересковые пустоши и глубокие овраги. Путешествие в Комрек заняло больше времени, чем он ожидал, и маршрут оказался необычайно сложным, с завихрениями и поворотами, причем основных дорог они избегали, предпочитая тихие узкие проселки.

Не в первый раз за время поездки мысли Эша вернулись к Дельфине Уайетт.

— Далеко еще? — наконец спросил он, прорезываясь через бормотание водителя.

— До Комрека? Да мы там будем всего за ничего, — ответил Дэлзелл. — Мне велено везти вас по живописному маршруту.

— В самом деле? А ради чего?

Шофер слегка пожал плачами.

— Просто делаю, как мне сказали. Вероятно, хотели сделать эту поездку более приятной для вас. Rach air muin! [Половой акт, или коитус, или совокупление (гэльск.)]

Эш понятия не имел, что означают последние слова водителя, но прозвучали они как ругательство. Потом он увидел, что могло вызвать внезапную ярость у Дэлзелла.

Белый полицейский автомобиль, который только что вывернул из-за поворота впереди, начал замедлять ход, так что обе машины едва могли протиснуться мимо друг друга на узком проселке.

Дэлзелл приветливо помахал рукой двум полицейским в другом автомобиле, но ответа не последовало. Оба полицейских долго и упорно смотрели на Эша, пока их автомобиль осторожно проезжал мимо. Знаки на полицейском автомобиле были желтыми с синим, а на капоте он заметил логотип и рубленые буквы рядом с ним. Из любопытства он подался вперед в своем кресле, поворачивая голову, чтобы прочитать надпись: ПОЛИЦИЯ СТРАТКЛАЙДА.

— Ваши друзья? — сухо спросил он у белобрысого шофера.

Дэлзелл добродушно усмехнулся.

— Да нет. Но они ничего, если не прихватят тебя, когда гонишь за сто миль в час или заплетаешься, перебрав. — Он быстро глянул на Эша. — А я вот ни того, ни другого не делаю — по крайней мере, когда работаю. Мы, кстати, называем их «по́лями», — добавил Дэлзелл.

— По-ли. Мне нравится. Не так сурово.

— Как правило, мы не многих из них видим — область, которую они охватывают, слишком растянута. Так что если вздумаете по какой-то причине их вызвать, будьте готовы к долгому ожиданию.

— Буду иметь это в виду, — вяло ответил Эш.

Листва слегка задевала стекла и кузов, так близко ехал «Мерседес» к краю дороги, и шотландец снова выехал на ее середину.

Эш опять прикидывал расстояние до Комрека. Поскольку солнца не было видно за свинцовыми тучами, он давно потерял всякое чувство направления, и было заманчиво считать, что это преднамеренная уловка, чтобы запутать его, а не его собственная паранойя. Не проверялась ли его проблема с алкоголем (Саймон Мейсби, конечно, узнал о ней на вчерашней встрече) — сначала Джинни, стюардессой, потом Дэлзеллом во время их поездки? Может, кто-то задумал притупить его сообразительность и выбрал этот окольный путь к Комреку, чтобы сбить его с толку? Пару раз ему казалось, что он узнает тот же ориентир на местности, хотя приближается к нему с другой стороны.

Но зачем? Это казалось ему бессмысленной и простодушной уловкой. Чего можно достичь с ее помощью?

Кроме того, ни в одном из двух документов, которые они с Кейт подписали, не было никаких упоминаний о замке Комрек или его местоположении: договаривающейся стороной значился Саймон Мейсби из компании «Мейсби и партнеры», и указывался только лондонский адрес компании. Что касается соглашений, то они были заключены между Институтом экстрасенсорных расследований и компанией «Мейсби и партнеры», и осмотрительность — нет, секретность — являлась особым условием сделки.

Он расправил плечи и вытянул руки перед собой так, что его пальцы едва не коснулись приборной панели. Дважды повернул голову, чтобы ослабить напряжение в шее и плечах, а затем, опустив руки на колени, обратился к шотландцу.

— Хорошо, — сказал он Дэлзеллу. — Расскажите мне о Комреке.

Водитель глянул на него, и Эш подумал, что тот вроде бы немного обескуражен. Может, он действительно ожидал, что Эш к настоящему времени задремлет.

— Итак, о Комреке? — со значением напомнил ему экстрасенс.

— Вы имеете в виду его историю? — спросил Дэлзелл, снова сосредоточившись на дороге.

— Все, что вам хотелось бы мне рассказать, кроме того, что случилось недавно.

— Что ж, я не могу рассказать вам о нем слишком много — это не разрешается. Каждый, кто там работает, подписывает соглашение о конфиденциальности.

— Но вы работаете в замке — сколько, вы сказали, лет?

— Больше четырех. Но, видите ли, мы с партнером не слишком уж во всем этом участвуем, мы просто водители.

— Я уверен, что вы говорите с другими сотрудниками, — многозначительно сказал Эш. — Поймите, меня это все совершенно не касается. Я бы только хотел узнать что-нибудь из истории замка. — Он не мог быть в этом уверенным, но ему показалось, что Дэлзелл испытал облегчение.

— Ну да, я могу вам об этом рассказать, только не удивляйтесь, что я знаю не слишком много. Замок в этих краях всегда был своего рода загадкой. Он, как вы увидите, стоит на отшибе, и посторонним быстро дают понять, что их присутствие нежелательно. Местные жители полагают, что в замке размещен какой-то сверхсекретный и очень дорогой санаторий для богатых, и в некотором смысле так оно и есть. Он крайне недоступен, и потенциальные нарушители редко оказываются возле самого замка.

— Усиленные меры безопасности?

— И еще кое-что. Но мы с партнером, мы не любопытны, вы понимаете? Высокие заработки, хорошие условия. Мы благодарны за возможность там работать. С тех пор никогда не оглядывались назад.

Слегка подустав от разглагольствований о том, как щедро вознаграждает Комрек — или компания «Мейсби и партнеры» — своих сотрудников, Эш перешел прямо к делу.

— Сколько лет замку? И сохранились ли какие-нибудь истории о призраках, обитавших в нем прежде?

— О призраках, говорите? Что ж, об этом можно посудачить. Вы слышали, что на Комрек наложено проклятие?

Эш едва не застонал вслух. Какой чертов древний замок или особняк не был проклят? Его как охотника за привидениями постоянно забрасывали такими россказнями о проклятиях, наложенных на старинные здания, в том числе церкви и пабы.

— Ладно, — сухо сказал он, — расскажите мне об этом.

— Ну, всей истории я не знаю, но это было, когда истинные кланы мстили шотландской знати, вступившей в союз с Эдуардом I, королем Англии, против Роберта Брюса, который был дважды побежден в битве. Это было где-то в начале четырнадцатого века, очень хлопотное время для Шотландии. Замком Фалек, как тогда называли Комрек, владел лэрд [Лэрд (англо-шотл. laird — землевладелец, лорд) — представитель нетитулованного дворянства в Шотландии. Лэрды образовывали нижний слой шотландского дворянства и, в отличие от титулованных лордов, участвовали в парламенте Шотландии через своих представителей.] Дункан Маккиннон. «Фалек» означает «спрятанный» или «скрытый», потому что его было чертовски трудно найти, если только не приблизиться к нему с моря.

По сей день именно оттуда можно увидеть замок во всей красе, на вершине крига, то есть утеса. В общем, Роберт Брюс в конце концов вернулся из укрытия на отдаленном острове у берегов Ирландии. Он собрал свои силы, и на этот раз… О, на этот раз он дал сражение Эдуарду II, которого разгромил в битве при Бэннокберне! Это было в 1314 году, но лишь когда на английский престол взошел Эдуард III, была провозглашена независимость Шотландии. Это случилось в 1328 году, и мы никогда этого не забываем.

Эш улыбнулся, а Дэлзелл усмехнулся.

— Так что же за проклятие?

— Да. Муллахд. В деталях я не уверен, но это в наших краях стало легендой. Жену и дочерей лэрда Маккиннона сбросили с зубцов замка, так что они разбились о скалы внизу, а их тела поглотило море. Это сам Маккиннон исторг проклятие замку, как раз перед тем как прыгнул вслед за ними по собственной воле.

«Мерседес» приближался к дорожной развязке, а Дэлзелл хмурился, как будто беспокоясь, не слишком ли много информации выдает о замке. Он повернул направо, присоединившись к другим машинам, ехавшим в том же направлении.

— Значит, вы знаете, зачем я еду в Комрек?

— Говорю же, это закрытое сообщество. Слухи расходятся, пусть даже сэр Виктор пытается удержать их взаперти. Но в замке происходит слишком много странных вещей, чтобы все их замять.

— Вы лично когда-нибудь сталкивались с чем-то необычным?

Водитель мрачно улыбнулся, обгоняя тяжело загруженный бортовой грузовик.

— Не-а, — сказал он, словно бы разочарованный. — Но слышал кое-какие причудливые рассказы от тех, кто сталкивался. Все это чертово здание полно такой ерунды, так что медики раздают транквилизаторы направо и налево, как конфетки.

— Одурманивают пациентов?

«Мерседес» набрал скорость на более широком участке дороги.

— Больше ничего не могу сообщить, мистер Эш. Давний приказ. Надеюсь, вы не возражаете, но дело здесь не только в ценной работе. К тому же вы сказали, что не хотите слышать о привидениях.

Дэлзелл, конечно, был прав.

— Ну, по крайней мере, расскажите мне о проклятии Маккиннона, — попросил Эш. — Это вы можете сделать, верно?

— О, там было что-то о наведении адского пламени, чтобы спалить замок дотла.

— Тогда это проклятие не очень-то исполнилось.

— Я не слишком в этом уверен. В замке Фалек был пожар через какое-то время после того, как лэрд, убивший Маккиннона и его семью, вскоре мирно скончался в своей постели. Но проклятие не умерло вместе с ним: здание было практически полностью уничтожено огнем, а потом это повторилось спустя много лет, когда замок восстановили. Вот почему его название от столетия к столетию столько раз изменялось.

— А как именно?

— Одно время он был известен как замок Эйр-Лет, то есть изолированный замок, каковым он, безусловно, остается и по сей день. Но, похоже, в нем всегда происходило что-то дурное; например, следующий владелец однажды в глухую ночь был вынужден бежать с семьей, чтобы скрыться от его злости.

— Злости?

— Да, понимаю. Звучит смешно, не правда ли? Но именно так они в те дни это охарактеризовали. Через несколько лет замок снова перестроили — по крайней мере, те его части, что были разрушены. В некоторых из главных залов были увеличены окна; там прежде было холодно и темно, так мне рассказывали. И, конечно, опять изменили название, лишь бы избавиться от проклятия. На этот раз его назвали замком Уайгнек, что означает «одинокий», «уединенный», «частный», «секретный» — выбирайте сами. Какое-то время все было прекрасно, хотя история гласит, что никто из обитателей никогда не был там счастлив.

— Это меня не удивляет, — сказал Эш. И полушутя добавил: — Кажется, я различаю шаблон, который начинает вырисовываться.

— Ха! Но если б вы увидели его вечером солнечного дня, при великолепном закате, когда серый песчаник стен приобретает мягкий розовый оттенок, вы бы никогда не поверили, что в нем таится что-то зловещее.

Его описание прозвучало как отрепетированная скороговорка экскурсовода.

— А название опять изменилось, — заметил он. — Что случилось на этот раз?

— Ну, сказать вам по правде, я мало что еще знаю, но в конечном итоге замок стал своего рода убежищем для богатых людей. Чем и остается по сей день. И именно поэтому он называется Комрек.

— Комрек — значит?..

— Убежище, — с выражением ответил Дэлзелл.

* * *

Следователь с любопытством смотрел на шофера, но тот сосредоточился на дороге. Они доехали до Т-образного перекрестка и остановились; мгновение водитель выглядел несколько неуверенным в своих действиях.

— Заблудились? — сухо осведомился Эш.

— Что вы, нет-нет. Просто подумал кое о чем, что вам, может, захотелось бы увидеть.

— Хорошо, почему бы и нет?

Дэлзелл указал налево и свернул на более широкую дорогу, где движения, наоборот, было мало.

Низко у них над головами пролетела большая белая птица.

— Чайка? — спросил Эш у Дэлзелла. — Значит, мы недалеко от побережья?

— Баклан, сэр. Да, море справа от нас, совсем недалеко. По пути можно увидеть глупышей, больших бакланов, да и морских птиц всех видов. Моевки гнездятся на морских утесах.

— Значит, мы скоро будем в Комреке?

— Он неподалеку, мистер Эш. Уже совсем близко. С бастионов замка в ясный день можно запросто увидеть серых тюленей, которые отдыхают на скалистых берегах. У нас в Шотландии хватает дикой природы, понимаете? На территории замка встречаются олени и красные белки, потом еще есть пустельги, а с севера к нам даже залетают странные беркуты. Если вы в душе любитель природы, то прекрасно проведете время в этом уголке мира. Это, конечно, касается всей Шотландии. Не слишком многие регионы полностью урбанизированы, а если хотите увидеть природу в ее лучшем, внушающем благоговение виде, постарайтесь провести месяц в горах.

— Шотландский Совет по туризму был бы от вас в восторге. Вы говорите это всем, кого подвозите?

Дэлзелл рассмеялся.

— Вы не можете винить человека за то, что он любит свою страну. Как долго вы думаете здесь пробыть?

Эш нахмурился.

— Надеюсь, мне не потребуется более трех дней.

— Чтобы что сделать, если вы не возражаете, что я спрашиваю, мистер Эш?

— Вы честно не знаете, зачем я сюда приехал?

— Меня не проинформировали обо всем этом, но я знаю, что это не увеселительная прогулка. Знаю, что вы охотник за привидениями, но связано ли это каким-то образом с тем, что недавно случилось с одним из клиентов замка?

— Что вы слышали?

— Ничего такого, что имело бы какой-то смысл. Говорили о каком-то тяжелом ранении… A bhidse! [A bhidse! (гэльск.) — Ну, хитрожопый (примерно). (Подходит и гораздо более грубое слово. — Ред.)]

Это внезапное слово, за которым последовал резкий выдох, прозвучало для Эша как еще одно гэльское ругательство.

— Мне надо кое-что проверить, — сказал шофер. Они поднимались по дороге, вдоль которой тянулись деревья и кусты, и теперь были на гребне холма, глядя вниз на все продолжение пути. Эш был озадачен, когда Дэлзелл остановил машину и, извинившись, вышел.

— Я сию минуту, — сказал водитель, прежде чем закрыть дверь. — Просто полюбуйтесь пейзажем минуту-другую.

Эш устремил взгляд вниз по склону холма, пристально рассматривая пейзаж. Сырой воздух придавал окружающей его зелени темную пышность, и, пока он наслаждался этой мирной картиной, горизонт стал от него удаляться. Автомобиль, что было невозможно, катился назад, вверх по склону.

Когда он метнулся к ручному тормозу, его ремень безопасности натянулся, ограничив его движение. Но в тот же миг он увидел, что рычаг переключения передач находится в режиме парковки. Тем не менее, пока он глазел через ветровое стекло, пейзаж неумолимо продолжал удаляться от него.

Глава 15

Дверца напротив вдруг снова открылась, и в нее просунулся Дэлзелл: лицо его было радостным, и он широко улыбался.

— Насладились испугом, мистер Эш? Это нечто, не так ли?

Эш, скованный ремнем безопасности, мог только смотреть на него.

— Ну, теперь не беспокойтесь, ни машина, ни окрестности — ничто не движется. Вы в полной безопасности.

Дэлзелл уселся обратно в машину, спиной вперед. Едва ли не целомудренно он оправил на коленях подол своего килта. Пристегнувшись, снова улыбнулся Эшу.

— Я не хотел вас напугать, — сказал он, словно извиняясь.

— Вы меня и не испугали. У меня просто ум за разум зашел, вот и все.

Двигатель заработал, и длинная машина направились вниз по холму обычным образом.

— Чем это вызвано? — Эшу приходилось признать, что он был зачарован. — Очевидно, оптическая иллюзия.

— Так оно и есть. Этот холм называется Электрик-Брэ, хотя местные жители знают его как Крой-Брэ. К иллюзии приводит конфигурация земли по обе стороны дороги, да и на расстоянии. Одно время думали, что это происходит из-за электрического или магнитного притяжения в холме, из-за чего он и получил свое название. Но ошиблись — никто этого явления не понимает, хотя название прижилось. Когда я был мальчишкой и нам случалось остановиться в Глазго, мой отец привозил меня сюда для смеха, хотя я должен признаться, что меня это всегда бесило.

— А какие-нибудь еще странные места по соседству имеются?

— Помимо Комрека? — отозвался Дэлзелл.

— Значит, вы думаете, что в замке есть что-то необычное? Кроме того, что он проклят, я имею в виду.

Водитель пожал плечами.

— Ну, его возраст измеряется веками, и доля насилия и убийств, имевших в нем место за столь многие годы, более чем щедра. Когда с моря наплывает туман, он, бывает, выглядит так, словно кишит привидениями. Здесь не обойтись без историй. Могу рассказать вам кое-что из последних…

— Нет, — вмешался Эш. — Когда я приступлю к своим расследованиям, мне надо быть непредвзятым. Вы и так рассказали мне уже слишком много, но я, наверное, сам виноват, раз спрашивал.

— Так, значит, вот почему вы здесь! Мой партнер говорил накануне то же самое, хотя никто из сотрудников в этом не признается. Они не хотят, чтобы их гости подвергались еще большему стрессу, чем тот, который уже испытывают. Комрек должен выступать оазисом спокойствия.

— Но тот, кого нашли…

Настала очередь Дэлзелла его перебить.

— Простите, мистер Эш. Я чуть было не рассказал вам об этом раньше, так что очень хорошо, что мы с вами отвлеклись.

— Хорошо, понимаю. — К тому же, с язвительностью подумал Эш, отвлеклись мы именно из-за тебя. — Не хотелось бы ставить под угрозу вашу работу.

— И я благодарен вам за это. Мне моя работа нравится. Теперь посмотрите, видите, ехать нам совсем уже немного. — Он указал на камень с указанием расстояния, лежавший на обочине и почти скрытый нависающей листвой. Он был вехой для Дэлзелла, но ничего не означал для Эша. Через ветровое стекло он видел только тянущуюся дальше дорогу да зелень.

Повинуясь импульсу, Эш достал из внутреннего кармана куртки свой маленький «самсунг», но, открыв его и включив, с удивлением прочитал на крохотном экране сообщение: «нет сигнала».

Дэлзелл посмотрел на его мобильник, затем быстро посмотрел на Эша, который был явно озадачен этим известием.

— В этой зоне нет приема, — сказал он своему пассажиру. И его внимание снова переключилось на дорогу.

— Ни одной мачты поблизости? — Это обеспокоило парапсихолога, который хотел связаться с Кейт Маккаррик и дать ей знать, что благополучно прибыл (теперь он не стал бы упоминать о почти смертельном инциденте с самолетом), и был разочарован тем, что не может с ней поговорить.

Дэлзелл кивнул, не посмотрев на Эша.

— Это и Комрека касается.

— Что, только стационарная связь? — встревоженно спросил Эш.

— Ну… — водитель выдавливал из себя слова. — Насчет этого тоже есть правила.

— Погодите-ка. — Эш был раздражен. — У вас же мобильник к носку приторочен!

— Да, но пытаться связаться по нему с Комреком бесполезно. Я держу его при себе, чтобы звонить, когда нахожусь в других частях страны, но только не в замке, — для этого в автомобиле имеется собственный радиопередатчик.

— Тогда, наверное, Комрек уже походатайствовал о местной мачте?

— Я так не думаю, — только и сказал Дэлзелл, закрыв на этом тему.

Эш утешался мыслью, что теперь, по крайней мере, они должны были находиться рядом с замком.

Поездка заняла немало времени, но на большинстве извилистых дорог и проселков, по которым они ехали, машин им встречалось мало. Сейчас же другого транспорта почти вообще не было.

Дэлзелл начал сбрасывать газ, и «Мерседес» плавно замедлил ход. Снова насторожившись, Эш с обеих сторон дороги высматривал вход или знак, но понял, что сам не заметил бы никакого прогала. Но шофер повернул руль вправо, и лишь когда они въехали на небольшую дорожку, по обеим сторонам которой тянулись живые изгороди и деревья, соприкасавшиеся вверху ветвями, образуя затененную аллею, Эш догадался, что они приближаются к месту назначения.

Удивляясь отсутствию каких-либо видимых указаний, что эта колдобистая дорога ведет к замку Комрек, Эш нажал кнопку на левом подлокотнике, и боковое стекло чуть слышно скользнуло вниз. Он вдохнул прохладный запах смешанного сельского и морского воздуха. Ухабистая дорога извивалась и кружила, так что он подумал, что это еще один способ остановить нежелательных посетителей и экскурсантов: она, казалось, никуда не вела. Несмотря на наступившую осеннюю прохладу, принесшую с собой пестроту богатых красок от красновато-коричневой до золотой, еще хватало и зеленой неухоженной листвы, чтобы закрывать все по обе стороны. Мягкая пневматическая подвеска «Мерседеса» легко справлялась с провалами и поворотами, и ветер, проникавший через открытое окно, пробудил Эша от истомы, которой он едва не поддался. Благодаря этому, а также от мысли, что они почти на месте, чувства у него обострились еще больше. Он напрягал глаза, чтобы видеть как можно дальше, ожидая, что замок Комрек предстанет перед ними за следующим поворотом. Но — во всяком случае, на данное время — он был разочарован: они подъехали всего лишь к высоким железным воротам, справа от которых стоял старый, заброшенный домик привратника.

— Теперь недалеко, — весело объявил Дэлзелл Эшу, который ожидал, что замок, по крайней мере, окажется виден за массивными воротами.

Шофер погудел клаксоном автомобиля, и через несколько секунд из открытой двери домика вышел согбенный старик. Если кого-то на свете и можно считать седым, то это был именно он. Мешковатые брюки на нем удерживались подтяжками и толстым кожаным ремнем, дополняясь измятой и заношенной рубашкой без воротника и не менее измятой и заношенной жилеткой, коричневый вельвет которой выцвел под стать материи его брюк. Большие грязные сапоги и изогнутая курительная трубка в углу тонкогубого рта почти завершали образ старого семейного слуги, чьи обязанности, видимо, состояли в том, чтобы охранять ворота и отпугивать любого нарушителя или зеваку, а также подстреливать на ужин своему хозяину ничего не подозревающего кролика или двух, а то и разгуливающего фазана. И, возможно, какой-нибудь нарушитель или браконьер тоже считался бы его законной добычей.

Густая копна серо-белых волос соединялась с густой серо-белой беспорядочной бородой по бокам его лица, как будто спутанный ансамбль был одним целым. Чтобы показать, что он не совсем враждебен, он прислонил двенадцатизарядное ружье, бывшее у него в руках, к облупившейся дверной раме, потом шагнул вперед и прислонился лицом с полопавшимися прожилками к металлическим прутьям ворот.

Эш не мог не подумать, что старый привратник выглядит в точности таким, каким можно вообразить себе седого старого стражника усадьбы почтенного шотландского замка. Всегда полный подозрений следователь подумал, нет ли в этом какого-то умысла.

— Это ты, Дэлзелл? — спросил привратник, щурясь на «Мерседес», меж тем как его трубка высовывалась через черные ржавые прутья. Глаза у него слезились, а их бледно-голубые радужки были размыты.

— Да ты сам знаешь, старый пройдоха, — крикнул Дэлзелл с усмешкой, полностью опустив свое боковое окно, чтобы высунуться.

— Мне сказали ждать тебя с пассажиром. — Бородач с подозрением рассматривал Эша через лобовое стекло, и его хмурый вид давал понять, что он еще не определился, другом является Эш или врагом.

— Да, Ангус, я сам говорил тебе об этом, если ты помнишь.

Голос у старика был скрипучим, как гравий, вероятно, от слишком многих затяжек крепким измельченным табачком. Но ничего по-настоящему ожесточенного в нем не было, несмотря на его своенравные манеры.

— Я попрошу у тебя пропуск, пусть даже это все равно ты. Может, ты двойник. — Он не улыбался.

— Да, а моим двойником мог бы выступать Брэд Питт. — Дэлзелл уже расстегнул свой ремень безопасности, чтобы достать из споррана, лежавшего на коленях, официальный пропуск. Он высунул его в окно, а старик притворялся, что изучает его с расстояния в несколько ярдов.

Обращаясь к Эшу, Дэлзелл тихонько сказал:

— Старикан не различает ни букв, ни фото, но любит устраивать такие представления: это помогает ему утверждать собственную важность, но никому не вредит.

— Заезжайте, — пробрюзжал Ангус, помахивая артритными пальцами, прежде чем вытащить из кармана прикрепленную цепочкой к его поясу связку ключей, самый длинный из которых он вставил в здоровенный замок ворот.

Ключ провернулся легко, как будто замок всегда был хорошо смазан или часто использовался. Согбенный привратник, качнувшись, открыл одну створку ворот, потом неторопливо пошел к другой, чтобы повторить процедуру.

Эш был удивлен и, как ему пришлось признаться самому себе, немного разочарован. Какой бы ни была секретность замка Комрек и как бы ни был влиятелен стоящий за ним темный консорциум, получить сюда доступ было до странности легко. Охрану замка вряд ли можно было описать как высокотехнологичную.

Когда Дэлзелл направил «Мерседес-Бенц» через столбы ворот, Ангус нагнулся к пассажирскому окну, чтобы более пристально рассмотреть вторгшегося на его территорию незнакомца.

Пока машина проезжала мимо привратника, его глаза на мгновение встретились с глазами Эша, и парапсихолог увидел в его водянистом взгляде многолетнюю усталость от недооцененной службы. Но было нечто большее, скрывавшееся за этими усталыми старыми глазами, и Эш внутренне вздрогнул чуть раньше, чем выбранил себя за избыток воображения. Кейт объяснила бы это его тонко настроенной интуицией, но дрожь опасения, осознал Эш, была вызвана не подозрительной инспекцией привратника или скрывающимся поблизости ружьем: она вызвана тем, что теперь он въезжал на территорию самого замка Комрек.

Они въехали, и дорога вскоре стала тверже, а зелень и ветви с боков были сильно обрезаны, чтобы предотвратить любое препятствие для широких или высокобортных автомобилей. А чуть дальше дорога расширилась, образуя вдоль пути площадки разъезда, чтобы упомянутые автомобили могли пропускать встречный транспорт или наоборот.

Эш испытал бы большее удовольствие от богатых и разнообразных осенних красок повсюду, как и от запаха природы, смешанного со слабым привкусом соленых бризов, налетающих с моря, которое должно было находиться где-то рядом, если бы усиливающийся трепет не портил ему настроение. Он снова испытывал раздражение. Задание, конечно, было любопытным — для начала, человеческое тело, прилепленное к стене словно бы собственной кровью (хотя в прошлом он исследовал случаи в равной мере странные — а некоторые даже в большей степени), и остальные предполагаемые призраки. Конечно, утром он чуть было не погиб в авиакатастрофе, поэтому, естественно, не должен был чувствовать себя спокойно или же легко, но было что-то большее, мучившее его психику, какое-то предвидение, предчувствие — чего? Он понятия не имел.

Он закрыл глаза. Может быть, в его жизни было слишком много страха; может быть, за столько лет его решимость и стойкость были подорваны. Может, он не дал здравомыслию достаточно времени, чтобы залечить старые шрамы. Что ж, Кейт, очевидно, думала, что он снова готов к превратностям охоты на привидений (если только она не испытывает его способности участвовать в таких странных и, возможно, вредоносных исследованиях). Он знал, что она чувствует его страх, скрытый под налетом цинизма и сдержанности, но ее вера в него всегда была непоколебимой. Они долгое, очень долгое время не разделяли постель, однако их привязанность друг к другу не убывала — равно как и взаимное уважение. Это само по себе придавало ему внутреннюю силу. Он едва не улыбнулся при мысли о ней. Иногда она могла походить на наседку.

— Rach air muin! [Чертовски странно выглядит! (гэльск.)]

Эти гэльские слова, вновь прозвучавшие как ругательство, опять отвлекли Эша от его размышлений, травмирующих нервную систему. Он открыл глаза, когда сработали тормоза «Мерседеса» и ремень безопасности сдержал его беспомощный бросок вперед. Он успел только увидеть размытые очертания то ли лисы, то ли средних размеров собаки, бросившейся в заросли с его стороны дороги.

— Tha mi duilich [Я сожалею (гэльск.).], — сказал ему Дэлзелл, когда длинная машина остановилась, слегка покачиваясь на амортизаторах. — Простите, что опять вас напугал, мистер Эш. Вы ведь на сегодня свою порцию страха уже получили.

Эш вглядывался в подлесок.

— Что это было? — спросил он. — Собака или лиса?

— Ни то, ни другое. Разве вы не видели полосатой шерсти и кустистого хвоста? Это была чертова кошка!

— Кошка? Такого размера?

— Ну да. Дикая кошка. Надо было задавить эту сволочь. Здесь их целая стая поблизости, и они стали ужасно досаждать.

— Никогда не подозревал, что дикие кошки еще существуют в Великобритании.

— Да, шныряют здесь. Но в основном они живут в горах. Только недавно мы начали замечать их на юге. Чертовы вредители, вот они кто!

— Они опасны?

— Они могут быть очень опасны. Любая такая тварь сдерет вам кожу с лица, если у вас хватит глупости загнать ее в угол.

Эш заметно побледнел, поскольку предостережение водителя заставило его вспомнить о другом деле, имевшем место всего два года назад, и о Грейс Локвуд, чья кожа была содрана со всего тела невидимыми силами, пока он мог только беспомощно на нее смотреть. Эш отогнал это воспоминание. По крайней мере, на время, ибо оно было из тех, что никогда не оставят человека по-настоящему.

Дэлзелл осторожно надавил на акселератор, и машина возобновила свой путь на малой скорости. Поскольку они ехали в тени нависающих над головой ветвей, а также, предположил Эш, поскольку приближалась береговая линия, воздух стал значительно прохладнее. Он нажал кнопку на подлокотнике, чтобы закрыть пассажирское окно, и стекло почти бесшумно скользнуло вверх.

— Эти кошки, — говорил Дэлзелл, — они зачем-то пытаются проникнуть за огороженную территорию замка, и мы думаем, что многим из них это удалось. Бог знает как.

— В компаунд?..

— Мы так называем эту территорию замка и земли вокруг Комрека. К счастью, она защищена оградой с электрическими проводами. Препятствует нарушителям и удерживает заключенных.

Эш нахмурился.

— Заключенных?

— Они все время пытаются пролезть.

— Заключенные?

Водитель усмехнулся.

— Простите, я не хотел их так называть, — сказал он, глянув на своего пассажира. — Буду признателен, если вы не упомянете сэру Виктору Хельстрему об этом проколе в уважительности.

— Я уже дал вам слово. Но не могу не задать вопрос: почему вы отозвались о них, назвав так?

— Просто многие из них находятся здесь уже много лет — гораздо дольше, чем я работаю в Комреке, — и никто из них никогда, кажется, не покидал Комрек хотя бы на день или несколько часов. Я не должен этого говорить, но иной раз мы с партнером задумываемся об этом, а из сотрудников замка никто не выскажет своего мнения.

— Но забор, по которому пропускают электрический ток, используется, чтобы удерживать гостей в пределах территории?

— Да нет. Это просто маленькая шутка с моей стороны. Кажется, все обитатели счастливы здесь находиться. Имейте в виду, шок от 100 000 вольт тоже это гарантирует.

— Такая шутка кажется не слишком веселой, — заметил Эш.

— Да, но удерживает людей в безопасности.

— Еще бы.

Дэлзелл вдруг посерьезнел.

— Вы когда-нибудь слышали, как воют по ночам кошки, мистер Эш? — спросил он. Не дожидаясь ответа, продолжил: — Похоже на плач человеческого ребенка. И когда начинает одна, то присоединяются остальные. Очень быстро начинает казаться, что весь лес полон этих ужасно жутких тварей.

Он сбросил газ, когда они достигли очередного поворота дороги.

— То, что вы сейчас увидите, удивит вас, — сказал он Эшу. — Но не пугайтесь.

Тем не менее, произошло именно то, о чем предупреждал Дэлзелл.

Глава 16

Автомобиль завернул за изгиб, и когда Эш увидел, что простирается впереди, он опешил. Высокие, мощные металлические ворота образовывали внушительный и несколько зловещий барьер, полностью скрывавший все, что лежало за ними, а это, как он предполагал, было внутренней территорией замка. Надпись на увитой плющом кирпичной стене рядом с ними гласила «ВСЕ БАРАХЛО», а красная стрелка, указывающая влево, только уточняла это сообщение. Сама дорога продолжалась в этом направлении, но Дэлзелл вывел «Мерседес» на открытую площадку перед воротами.

— Они для того, чтобы держать посетителей снаружи или гостей внутри? — спросил Эш, прежде чем водитель успел что-то сказать.

— И для того, и для другого, мистер Эш. Систему безопасности в Комреке вы найдете довольно экстремальной, но скоро к ней привыкнете.

— Я не собираюсь оставаться здесь так долго.

Дэлзелл пожал плечами.

— Что ж, надеюсь, что в этом не будет необходимости.

Его замечание прозвучало едва ли не зловеще, но Эш пропустил его мимо ушей.

Дэлзелл расстегнул ремень безопасности, а затем порылся в спорране на коленях. Он достал небольшой гаджет, похожий на пейджер, но с красной кнопкой под текстовым окном. Наведя его на нависающие черные ворота, он нажал на кнопку.

— Эта штуковина откроет их? — слегка ошеломленно спросил Эш.

Засовывая гаджет обратно в спорран, водитель ответил:

— Не совсем. Увидите…

В правой створке ворот открылась калитка, и из нее вышел какой-то здоровяк. Одет он был в квазиуниформу, теперь знакомую Эшу. Помимо серой рубашки с черным галстуком, черных брюк и черных ботинок командос, на нем был также черный берет, а темный наушник рации походил на слизняка, выползающего у него из уха. Во время многих случаев, когда Институт одалживал его в частном — очень частном — порядке полицейским силам, спасовавшим перед необычайными событиями, разобраться в которых мог только сыщик-экстрасенс, Эш хорошо ознакомился с полицейским арсеналом. Он, к своему удивлению, увидел, что охранник оснащен цельным прорезиненным бронежилетом Кесслера и самозарядным пистолетом «Глок 17» девятого калибра, который висел у него в кобуре на боку. Он также имел однократный пускатель резиновой дубинки 37-го калибра Хеклера и Коха «L104A1» и электрошоковый пистолет, способный выдавать заряд в 50 000 вольт.

Эш предположил, что этот здоровяк был охранником — настоящим привратником, подумал он, — и одни только его размеры делали его достаточно грозным, чтобы обосновать данное предположение. Оставив калитку открытой, мужчина неторопливо пошел к машине, лениво приветствуя толстой рукой Дэлзелла, который помахал в ответ, едва приподняв тонкую ладонь.

Боковое окно водителя скользнуло вниз, и Дэлзелл высунул голову наружу.

— Ну же, Генри, — крикнул он. — Знаешь ведь, что это я. Открывай!

Он втянул голову обратно.

— Генри всегда действует по инструкции, — тихо сказал он Эшу, причем его полуулыбка не выказывала никакой злобы. — Мне нравится иногда его заводить, просто чтобы он позлился. К сожалению, он слишком серьезно относится к своей работе и не любит юмор.

Неторопливо шагая к машине, здоровяк дал Эшу время заметить камеру видеонаблюдения, установленную высоко на каменном столбе рядом с воротами и почти скрытую плющом. Неожиданно объектив камеры слегка скользнул вперед, и он понял, что оператор более пристально его разглядывает. О появлении охранника в окне водителя он узнал, когда тот, согнувшись почти вдвое, широкими плечами и большим беретом загородил свет, заглядывая внутрь, чтобы осмотреть пассажира.

— Доброе утро, Генри, — приветствовал его Дэлзелл.

— Пропуск и удостоверение личности, — раздался грубый ответ.

— Когда-нибудь, Генри, ты треснешь, — сказал водитель, сунул руку в спорран и на этот раз достал оттуда ламинированное удостоверение личности с фотографией размером с кредитную карту.

Генри взял его и внимательно изучил. Однако он все еще не был удовлетворен.

— Кто твой пассажир? — спросил он, буравя Эша взглядом так, словно парапсихолог был нежелательным нарушителем.

Дэлзелл громко вздохнул, притворяясь, что это для него чересчур. Теперь он достал сложенный лист бумаги и протянул его хмурящемуся охраннику.

— Ты знаешь, что там написано, Генри, я показывал тебе эту бумагу, когда уезжал сегодня утром. Это мистер Дэвид Эш.

— Порядок нужен, — прозвучал короткий ответ. Охранник развернул сложенный лист бумаги и изучил его. Затем снова посмотрел на Эша.

— Ладно, вы оба можете въехать.

— Как ты любезен, — съязвил Дэлзелл.

Охранник еще секунду-другую изучал Эша, прежде чем выпрямиться и неторопливо вернуться к воротам. Он исчез за маленькой калиткой в массивных воротах, которая, вновь оказавшись закрытой, стала практически невидимой для случайного взгляда. Через несколько секунд одна из огромных створок ворот пришла в движение, а затем, примерно через секунду, к ней присоединилась и вторая. Двигались они медленно и тяжело, словно не хотели раскрывать секреты, лежавшие по ту сторону.

Дэлзелл улучил мгновение, чтобы приободрить своего пассажира.

— Ну вот, мы на месте, мистер Эш, и я желаю вам успеха в вашей, гм, вашей миссии.

— Это не миссия, поверьте мне, я здесь только для проведения расследования.

— Ну, тогда удачного расследования. Гости очень напуганы. Однажды…

Эш оборвал его, подняв руку.

— Я уже слышал кое-что об этом. Не сможем ли мы поговорить позже?

— Конечно, сможем. Я просто не хочу, чтобы вы принимались за дело вслепую.

— Первый шаг обычно так и делается. Мне надо выяснить, на самом ли деле в замке происходит что-то паранормальное, при этом я не хочу, чтобы меня «накрутили», рассказав, что именно мне следует искать. У меня и так уже слишком много информации, но она была действительно необходима.

«Мерседес» проехал через широко открытые ворота, и первым, что увидел Эш, был небольшой одноэтажный офис из бетонных блоков, построенный вряд ли с учетом того, как он впишется в сельские окрестности. На стене фасада преобладали широкие безрамные окна, и он увидел двух охранников, наблюдавших за «Мерседесом»; один из них был Генри, а его коллега, одетый в такую же монохромную фальшивую униформу, говорил в интерком, несомненно, оповещая кого-то дальше по линии, что Дэлзелл вернулся с ожидаемым пассажиром. На стене позади них Эш мельком увидел только множество мониторов.

Пейзаж почти не изменился, но приобрел новое, тщательно ухоженное великолепие, и Эш почувствовал, что оказался в другой стране, где все — даже листва и подлесок — было тщательно подогнано к парковой теме. Лес по обе стороны дороги был густым, но не чересчур. Цветы на ухоженных обочинах еще пестрели множеством красок, несмотря на вторжение холодов, и могли бы приободрить самое печальное сердце.

Он прочистил горло, прежде чем заговорить.

— Это, э-э, это здание, блокпост? Его не так легко сочетать с тем традиционным домиком у первых ворот. Да и двое этих охранников в униформе не очень-то согласуются с тем старикашкой на вахте.

— Понимаю, что вы имеете в виду, мистер Эш, но, как я уже упоминал, вы обнаружите, что охрана в Комреке исключительно жесткая. Мне не следует об этом говорить, но у здешних охранников имеется самое современное оружие на случай чрезвычайных ситуаций.

Следователь на мгновение опешил.

— Какие чрезвычайные ситуации были бы основанием для применения этого оружия? Штурмовики, религиозные фанатики, талибы?

— Не мне говорить об этом, сэр. Вы сами увидите, как здесь все устроено.

— Вы словно о концлагере говорите.

Водитель громко рассмеялся.

— Что ж, я и сам об этом подумывал! Но нет, вы увидите, что в Комреке очень спокойно. Оружие служит только для защиты некоторых очень богатых и влиятельных людей, находящихся в замке. Насколько мне известно, здесь никогда не возникало инцидентов, требовавших применения оружия.

— Рад об этом узнать.

Дэлзелл еще раз искоса глянул на своего пассажира. Эш не менял мрачного выражения, показывая ему, что он не шутит.

— Полюбуйтесь пейзажем, мистер Эш. Его спокойствие вас подбодрит.

Эш расслабленно рассматривал панорамный вид, открывавшийся перед ними. Через аккуратные деревья, которые теперь становились редкими, он созерцал зеленый парк, где паслись несколько оленей. Даже на расстоянии они представали великолепными существами с гладкими красновато-коричневыми шкурами, но среди них были особи выше стандартных размеров и с великолепными рогами. За ними простирались густые заросли, где не было места искусственной симметрии. Лес был темен и казался непроницаемым, хотя Эш догадывался, что в нем немало интересных тропинок. Вся территория казалась необъятной.

— Какую площадь занимает поместье? — спросил он у Дэлзелла.

— Двести пятьдесят гектаров, — ответил водитель.

Эш отметил, что они едут в гору, так что Дэлзелл предвосхитил его следующий вопрос.

— Здесь, со стороны суши, — отметил он, — простирается крутая долина. Учитывая бурливое море и высокие утесы, на другой стороне которых он стоит, замок практически непобедим и готов противостоять целой армии. И, поверьте, такое происходило много раз, с тех пор как он был построен как крепость. — Дэлзелл вновь с удовольствием изображал экскурсовода. — Слева от замка — для нас справа — расположены старые конюшни и извилистая деревянная лестница, по которой можно сойти на берег, где вы обнаружите сеть пещер, одна из которых, как гласит легенда, ведет к подземельям самого замка. Не секрет, что в прошлом пещеры использовались для сокрытия контрабанды от таможенников, потому что по воде здесь недалеко до острова Мэн, а контрабанда, поверьте, была основным видом деятельности на острове. Оттуда эти товары отправлялась на Эрширское побережье, а также в Англию и Ирландию, где они были либо запрещены, либо за них приходилось выплачивать высокие пошлины. Но это было в прошлые века — с тех пор все изменилось. К худшему, если вам интересно знать мое мнение.

Время от времени они проезжали мимо одиноких мужчин, одетых в ту же квазиуниформу, что и охранники на воротах, за исключением того, что на некоторых из них были шерстяные жилеты, защищавшие от холода. Каждый из них говорил что-то в устройства, напоминающие очень толстые наручные часы, которые, должно быть, были высокотехнологичными приемо-передатчиками, связанными с наушниками, и, без сомнения, использовались, чтобы сообщать на некий центральный командный пункт о продвижении шофера и его пассажира.

Поскольку теперь они подъехали ближе к морю, перед ними стлался низкий туман. Большая часть территории вокруг машины стала трудноразличимой, что разочаровывало Эша, который мало что мог разглядеть, но не мешало излияниям Дэлзелла.

— Вот вы видели парк с оленями и лес за его пределами. Вообще-то леса поблизости в большинстве своем дикие, и в них можно легко заблудиться, если сойти с тропы. В лесу есть спрятанный от глаз коттедж, дальше имеется пруд с лебедями, а где-то там дальше и великолепный сад, обнесенный стеной. Вы не должны его пропустить. В нем находится прекрасной постройки беседка. Вблизи от него располагается вольер. С северо-запада усадьбу отграничивают старые заброшенные железнодорожные линии…

— С электрифицированным забором? — вставил Эш.

Водитель кивнул.

— Вроде того. Кстати, мы проехали одно интересное место: там есть скальная дорожка, по которой, если вздумаете ею воспользоваться, нужно идти крайне осторожно. На взморье имеется лодочная станция. Кроме того, там есть Батарея. По крайней мере, так мы все ее называем. Это старинные пушки, нацеленные в море. Их, конечно же, использовали давным-давно. Скоро вы увидите то, что именуется Фонтанный двор; название говорит само за себя — центральный декоративный фонтан посреди ухоженной лужайки в окружении цветочных клумб.

— Похоже на рай земной, — вяло сказал Эш.

— О, можете быть уверены. Только в последнее время он потерял часть своего очарования.

Эш заинтересовался, что такое могло случиться, но, играя по собственным правилам, пока не стал заострять на этом внимание.

— Ну а что насчет самого замка?

— Потерпите еще немного и увидите сами.

Впереди стояла разрушенная арка, и ее каменная кладка, которая еще не осыпалась и не сровнялась с землей, все еще служила входом во внешний двор замка.

Дэлзелл остановил «Мерседес», оставив двигатель урчать, предоставив исследователю прекрасный вид через частично разрушенную арку.

Эш подавил внезапный опасливый вздох.

Перед ним, как бы поднявшись из прижимающегося к земле, зыблющегося морского тумана, словно какое-то высоченное чудище, поднялся мрачный замок под названием Комрек.

Часть вторая

Замок Комрек

Глава 17

Доктор Дельфина Уайетт приподняла ручку, которой вносила в бумаги дополнительные записи о своей новой пациентке, Петре Пендайн. Позже психолог спустится в свой кабинет на нижнем этаже замка Комрек, где располагается медицинский блок, и тогда она введет данные в новый файл, который создаст на своем компьютере, хранившем также записи обо всех ее клиентах. Поначалу то, что пациентов здесь называли «клиентами», изумляло ее, но потом она к этому привыкла.

Она сняла очки в черной оправе и откинулась на спинку мягкого кресла, положив на край откидной крышки бюро красного дерева руку, длинные тонкие пальцы которой держали авторучку «Монблан».

Рядом с записями лежала распечатка файла на брата-близнеца Петры — Питера. Взаимосвязь между молодым человеком и его сестрой внушала опасение, если не сказать большего. Брат ждал прибытия административного вертолета на вертолетной площадке неподалеку от стен замка. К счастью, «Газель» с тремя пассажирами, а также пилотом и тщательно упакованными лекарственными средствами достигла места назначения незадолго до того, как с моря стал накатываться туман, иначе посадка оказалась бы гораздо более сложной, хотя и возможной.

Петра, получившая привилегию сидеть в кресле рядом с пилотом, полностью восстановилась после Прествика и практически выскочила из машины в миг приземления. Возбужденная прибытием, в спешке она забыла снять наушники с микрофоном, позволявшие пассажирам и пилоту переговариваться поверх звуков ротора и двигателя. Скрученные провода дернули ее голову, заставив остановиться. Сорвав с себя наушники и бросив их на переднее сиденье «Газели», она побежала к брату, даже не пригибаясь под еще вращающимися лопастями винта: непроизвольная, хотя обычно излишняя мера предосторожности против обезглавливания, предпринимаемая большинством пассажиров.

Она издала короткий радостный крик, меж тем как брат, ждавший на посадочной площадке с тех пор, как услышал о приземлении самолета в Прествике, бросился к ней с широко распахнутыми объятиями. Они встретились и крепко обнялись, а потом поцеловались — в полной мере страстно поцеловались в губы.

Получив информацию о Петре всего неделю назад и проведя с ней пару дней в роскошном доме ее родителей возле Риджентс-парка, Дельфина уже знала Питера — он был одним из ее клиентов в Комреке. Его биполярное состояние отчасти было обусловлено наркотиками, неуверенностью и одержимостью, а иногда на передний план выходил такой его порок, как склонность к насилию. В самом деле, полгода назад он едва не убил человека в «Буджисе», модном ночном клубе Лондона, разбив бутылку, а затем тыча зазубренным концом в лицо несчастному, оставив на лице парня память о себе на всю оставшуюся жизнь. Происшествие выглядело необъяснимым, а посему непредсказуемо страшным, потому что жестоко изувеченной жертвой был один из лучших друзей Питера.

Чтобы избежать вмешательства закона, пусть даже у друга — теперь уже бывшего друга — остался только один здоровый глаз на изуродованном лице, отец Питера, миллиардер, выплатил в качестве компенсации огромную сумму; кроме того, его родители договорились, что Питера на многие годы упрячут в какое-нибудь учреждение, исключая исправительное. Согласно информации, которую предоставили Дельфине, «немотивированное» нападение произошло из-за девушки, причем этой девушкой была Петра.

В течение нескольких месяцев регулярных психологических зондирований Дельфина с огромным, на грани возможного, трудом добралась до корней сознательных и подсознательных проблем своего клиента; на первый взгляд, Питер казался приятным, хотя и довольно высокомерным молодым человеком, но до сих пор в его жизни сочетались акты крайней жестокости по отношению к другим, в том числе к домашним животным-любимцам, с действиями, наполненными добротой к людям, которым повезло меньше, чем ему самому. Отвечая на вопросы о своих отношениях с Петрой, он, как правило, был уклончив. Сестра — в этом на нее можно было положиться — поддерживала брата при любых обстоятельствах. Взаимная ненависть к отцу в сочетании с полным пренебрежением к матери создали между ними особые узы. Питер, конечно, понимал, что ему пришлось бы отбыть длительное тюремное заключение за причиненный им физический вред, но, к счастью, отец его располагал не только необычайным богатством, но также влиянием, а главное — властью. Были приняты максимальные меры, чтобы Питер на время исчез из общества (Дельфина, в отличие от испорченного юноши, знала, что пройдет очень много лет, прежде чем его можно будет выпустить), и он согласился, чтобы его изолировали люди, с которыми давно имел дело его отец, — могущественная, хотя и скрытая организация, способная решать различные проблемы с минимумом суеты, хотя и по высокой цене.

Дельфина все еще испытывала трудности с Питером, который даже через полгода психоанализа и терапии продолжал настаивать на одном условии своего сотрудничества в любой программе лечения: присутствии его сестры. Дельфина считала это просто примером тесных уз между братом и сестрой, уникальной «связи между близнецами». Она удивилась, когда отец Питера, чей бизнес состоял в массовом производстве титана, счел это удачным решением проблем своего сына. И, к еще большему ее недоумению, Петра ухватилась за эту мысль — возможно, из-за своих собственных психологических проблем и того факта, что она действительно любила своего брата-близнеца как эмоционально, так и физически.

Тот поцелуй, которым они обменялись на вертолетной площадке — поцелуй настолько горячий, что это встревожило Дельфину, — заставил ее по-новому взглянуть на их отношения. Она поняла, что в кадр вошел еще один элемент, фактор, который пока не проявлялся в ее длительных беседах с Питером и который объяснял отношение его отца. Казалось, родители близнецов были осведомлены о кровосмесительных отношениях своих детей и теперь хладнокровно хотели избавиться от этой пагубы, от извращения, которого они не могли понять и которое, возможно, имело серьезные последствия, причем не только моральные. За очень высокую, с финансовой точки зрения, цену они умыли руки и освободились от своего потомства. Отношение родителей к своему вырождающемуся потомству, несомненно, сыграло определенную роль в сложных чувствах, испытываемых близнецами друг к другу.

Большим и указательным пальцами Дельфина сдавила внутренние уголки своих темно-карих глаз. Чувствуя, что головная боль из-за напряжения все усиливается, она молилась, чтобы та не переросла в длительную мигрень. Такие приступы когда-то были проклятием ее жизни, хотя в течение некоторого времени она не страдала от мигреней в полную силу, что позволяло ей надеяться — и молиться, — что она сможет наконец избавиться от этого недуга. Положив авторучку и оттолкнув назад кресло, она встала из-за бюро. В глубокой задумчивости медленно подошла к окну.

Попав к себе в комнату после милостиво краткого полета на вертолете, она сразу переоделась в черные шерстяные штаны и лиловый свитер с V-образным вырезом, рукава которого поддернула до локтей, где мягкая ткань собралась в складки вокруг ее рук.

Ее жилье, будучи скорее компактным, чем тесным, с крошечной ванной, спальней и гостиной, размещалось на третьем этаже замка вместе с другими отремонтированными квартирами. Помимо бюро, в гостиной имелся комод красного дерева, на котором стояла настольная лампа с двумя одинаковыми ответвлениями и элегантными кремовыми абажурами. Несмотря на ремонт, в гостиной сохранился старый кирпичный камин с зеленым кожаным креслом у каминной решетки, сбоку от которой стоял набор черных викторианских утюгов, разогреваемых на огне. Одну стену занимал пейзажный принт. Скудость произведений искусства легко восполнялась живописным видом в раме окна — на море, которое обычно было великолепным, с волнами, безумно бьющимися о скалистую береговую линию под высокими отвесными утесами, с огромными безупречно белыми взрослыми олушами, бросающимися вниз мимо окна, или чуть меньше впечатляющими бакланами, нападающими на беспомощных жертв. В ясный день через залив Фёрт-оф-Клайд видны были смутные контуры острова Арран, но сегодня море было затянуто туманом. Но даже в этой туманной серости чудесный свежий и острый воздух, как правило, поднимал ей настроение, хотя сегодня она чувствовала странную слабость. Она предполагала, что это вызвано резким падением адреналина после почти смертельного инцидента, но теперь стала прикидывать, не сам ли замок Комрек тому виной. Скрестив на груди руки, она закрыла глаза, словно чтобы унять постепенно усиливающуюся головную боль, не допуская в себя дневной свет. Взамен этого ее переполнили обрывки воспоминаний о почти фатальной авиакатастрофе.

И она вспомнила человека, который крепко ее удерживал, чтобы в состоянии свободного падения ее не расшвыряло по всему салону, — он отказывался выпустить ее, пусть даже казалось неизбежным, что все они умрут.

Хотя она мало знала о Дэвиде Эше, он показался ей странным, непроницаемым человеком — что-то подобное она сразу почувствовала, когда устремила на него взгляд после того, как они с Петрой сели в самолет. Он, конечно, был привлекателен в своей мрачности и взъерошенности, но ее озадачивали его глаза: они были глубокого синего оттенка и представлялись… ну,преследуемыми, что ли, словно им приходилось видеть иррациональные, нелогичные события. Да, это были глаза, которые действительно видели призраков, их обременяли пугающие мысли о них. Психоанализ был бы интересен, если не сказать больше, но она чувствовала, что он хранит тайну, которой никогда не выдаст.

Глядя в окно, день за которым был омрачен облаками и туманом, Дельфина продолжала задаваться вопросами о сыщике-экстрасенсе. Ей хотелось узнать о нем больше, хотелось понять, почему Петра, будучи под воздействием психотропных препаратов, предостерегла его, что кому-то — кто бы они ни были — известно, что он прибывает, вероятно, в Комрек. Она… В дверь вдруг резко постучали, а затем она услышала свое имя.

— Дельфина, ты здесь? Можно войти?

Визит неожиданным не был, но именно этой встречи она боялась.

— Ты же знаешь, что дверь не заперта, Рейчел, — неохотно ответила психолог. По какой-то причине ни у одного из старомодных дверных замков на этом этаже не было ключей, чтобы запирать или отпирать их.

Открылась обитая панелями дверь, и в нее вошла Рейчел Кранц, старшая медсестра Комрека. Это была высокая женщина, и ее лицо с сильными чертами было красиво скорее мужской красотой. При определенном освещении ее длинные темно-рыжие волосы могли выглядеть как отполированная медь. Сегодня они были свободно увязаны на затылке, почти так же, как сейчас у Дельфины. На ней была безупречно белая туника ниже колен. Колготки у нее тоже были белыми, как и удобные туфли из мягкой кожи без каких-либо потертостей.

Рейчел быстро пересекла покрытый ковром пол, остановившись всего в двух футах от женщины-психолога, которая в испуге отстранилась на несколько дюймов, чтобы снова создать пространство между ними. Рейчел улыбнулась, как будто не заметив реакции, пристально глядя на Дельфину своими карими глазами, испещренными светло-коричневыми крапинками.

На мгновение Дельфине показалось, что высокая женщина готова заключить ее в объятия.

— Я беспокоилась о тебе, — сказала Рейчел, соблюдая дистанцию. — Услышала о проблеме с самолетом и боялась, не поранилась ли ты. Почему ты не разыскала меня, когда вы вернулись?

Ее неистовые ореховые глаза, казалось, что-то выискивали в сознании Дельфины, и психолог не в первый раз осознала, что немного пугается высокой медсестры. Тем не менее — и она ненавидела себя за осознание этого, — в Кранц было что-то бесспорно соблазнительное, даже для другой женщины.

— Я подумала, мы могли бы вместе пораньше пообедать. В столовой для сотрудников, если хочешь, а не в ресторане. — Дельфина часто предпочитала большую столовую, предназначенную для медсестер и рядовых сотрудников, более официальному обеденному залу в основной части замка, которым обычно пользовались руководители отделов и важные персоны Комрека. Важные клиенты также обедали в огромном круглом зале, хотя некоторые предпочитали питаться в одиночку в своих комфортабельных апартаментах, а других держали под замком ради безопасности окружающих и их самих.

— Мне надо записать еще несколько наблюдений касательно нашей новой клиентки, Петры Пендайн, пока они не выветрились из памяти, — ответила Дельфина.

— Что, на это уходит столько времени? — Вопрос прозвучал грубо и вызывающе.

— Я приняла душ и переоделась, прежде чем приступить к заметкам, так что мне действительно надо с ними разобраться.

Старшую медсестру это едва ли умиротворило, что и проявилось в ее тоне.

— Ну и как эта девица восприняла панику?

— Ну, она уже принимала гидрохлорид флуоксетина, и я дала ей одну таблетку клоназепама, когда забирала ее из дома сегодня утром, — спокойно сказала Дельфина, — но я уверена, что она принимала кокс или сканк [Сканк (англ. skunk — скунс) — сорт конопли (чаще всего гибридный), обладающий выраженным специфическим запахом и дающий быстрый и сильный наркотический эффект.] накануне вечером — в последнюю ночь свободы перед «заточением», как она любит это называть. Я также сделала ей укол лоразепама от шока в самолете.

— Она в курсе, что пробудет здесь очень долго, возможно, годы?

— Родители должны были все ей объяснить, но, по-моему, она не понимает, что означает изоляция — или, прежде всего, почему ее надо было разлучать с ее братом, Питером. Оставшись без него, она дважды пыталась покончить с собой — поддельные попытки ради того, чтобы получить к нему доступ, я считаю, — что в итоге сработало. Думаю, ее родители именно этого и хотели, несмотря на то, сколько пришлось заплатить. Петра считает, что Комрек является шотландским эквивалентом больницы «Прайори» в Лондоне, только гораздо более дорогим и с наркоманами из более высоких слоев общества.

— И ты, я полагаю, как обычно, поставила под сомнение законность всего этого? — Ее слова могли быть издевательством или же просто подтруниванием: с Рейчел Дельфина ни в чем не могла быть полностью уверенной.

— Это — одна из форм лишения свободы.

Дельфина отвернулась от строгого лица старшей медсестры и прошла обратно к бюро, как будто лежавшие там заметки действительно требовали дальнейшего внимания.

— Тебе надо повзрослеть, Дельфина, — донесся резкий упрек Рейчел. Затем голос у нее смягчился, и она, проследовав за психологом к бюро, нежно коснулась плеча Дельфины. — Прости, — сказала она, — но я по тебе соскучилась. Я думала, что мы, по крайней мере, могли бы сегодня вместе пообедать.

Дельфина смахнула с себя непрошеную руку, а голос у нее самой прозвучал как-то ломко.

— Меня не было всего неделю. Ради Бога, мы же с тобой не пара.

— Мы могли бы ее составить. Могли бы ст…

— Нет, Рейчел. Не в том смысле, который ты вкладываешь. Не хочу выглядеть грубой, но у меня нет склонности к тому, что ты предлагаешь.

— Однажды была.

— Вот именно: однажды. Когда я была убита горем из-за смерти отца. Мне просто требовалось утешение. Мне было не к кому… не к кому обратиться.

— Это было сексуально. Ты это знаешь.

Дельфина сердито ударила основанием ладони по крышке бюро.

— Нет! Не было!

— Я трахала тебя пальцем вот здесь, в этой самой комнате. И ты тогда не возражала. Так ведь?

На мгновение Дельфина была шокирована тем, с какой грубостью медсестра упомянула о том, что произошло между ними.

Лицо у Рейчел покраснело, и она снова придвинулась к Дельфине, даже ближе, чем раньше. Голос у нее был полон лукавой вкрадчивости, когда она проговорила:

— И давай не будем забывать: ты пришла ко мне позже той ночью, и мы занялись любовью, на этот раз по-настоящему, в моей постели!

Комната вдруг озарилась — солнцу удалось появиться напоследок, прорвав пасмурное небо, где мрачные облака начинали ломаться и освобождать кусочки чистого пространства. Но даже просветлевший день не мог поднять настроение Дельфины.

— Да, — ответила она на насмешку Рейчел, — но только потому, что в ту ночь я боялась остаться одна. Ты знаешь, что мне нужно было утешение.

— Ха! Конечно, ты была расстроена — в то утро ты только что узнала о смерти своего отца. Но, послушай меня, Дельфина, ты была страстной, даже неистовой, и скоро для тебя не осталось никаких запретов. Я показала тебе, какой красивой и сильной может быть физическая любовь между двумя женщинами, и ты жаждала учиться. Не было ничего, чему бы ты сопротивлялась и чего не хотела бы испробовать. Да, признаю, ты была близка к истерике, но в ту ночь со мной ты показала свою истинную природу, ту свою сторону, которую так долго подавляла.

— Это было умопомрачение! Я не жалею об этом, и мне тогда казалось, что это поможет. Мне было так больно, что требовалось обратиться за помощью хоть к кому-нибудь — к кому угодно! — и подвернулась именно ты. — В глазах у Дельфины сверкали слезы, пока еще только появившиеся.

Она продолжала:

— Рейчел, почему ты не можешь понять, что это длилось только одну ночь, когда я была слабее всего, когда мне было так одиноко? Впервые в жизни я по-настоящему оказалась совсем одна. — Первая слеза стекла по ее смуглой щеке. Дельфина выпрямилась, попыталась взять себя в руки. — Это… это не стало для нас началом связи. Нас вообще нет! Ну, должна же ты понимать, что я тобой в этом плане не интересуюсь. Наверняка ты заметила, что с тех пор я избегаю оставаться с тобой наедине.

— Или соблюдала со мной дистанцию, потому что была в отказе. — Голос у Кранц был холоден.

Дельфина начинала сердиться, несмотря на слезы, теперь изукрасившие ей щеки полосками.

— Мне было стыдно за то, что произошло в ту ночь, вот почему я соблюдала дистанцию. Это было трудно из-за совместной работы, но ты, должно быть, поняла, что того же самого никогда больше не случится.

— Ты могла бы поговорить со мной. Я бы помогла тебе разобраться с твоим самоотречением.

Слова Дельфины прозвучали резко — она словно решила, что раз урезонить Рейчел нельзя, то ей самой придется быть бескомпромиссной.

— Что бы ты ни говорила, особенно о той первой — и последней — совместной ночи, это не делает меня лесбиянкой. Этоне для меня.

Рейчел злилась все сильнее.

— Ты не можешь просто отбросить…

— Я могу это отбросить, — резко перебила ее Дельфина. — И я это отбрасываю. Я по-прежнему считаю тебя подругой и коллегой, той, с кем я могу поговорить о нашей работе, но не более того. — На мгновение она пожалела, что причиняет боль медсестре, которая была так добра к ней в прошлом, и понизила голос. — Я по-прежнему хочу, чтобы ты была мне подругой, Рейчел, — проникновенно сказала она.

Это было ошибкой, потому что Рейчел покрыла короткий промежуток между ними и заключила Дельфину в объятия. Когда младшая женщина не смогла оказать сопротивления, Рейчел плотно ее стиснула и крепко поцеловала в губы.

Дельфина вырвалась, теперь преисполнившись ярости и уже не обороняясь.

— Говорила же я тебе, что больше этого никогда не будет.

— Ты не имела этого в виду. Ты же только что позволила мне поцеловать тебя.

— Нет, ты вырвала поцелуй силой. Пожалуйста, Рейчел, оставь меня. Давай мы обе просто продолжим жить своей жизнью, без осложнений и без ложных ожиданий.

Она посмотрела в глаза другой женщине, надеясь, что твердость взгляда поможет усилить ее слова.

— Рейчел, я тебя не хочу. — Эта фраза прозвучала взвешенно, сознательно сдержанно, и она не опускала взгляда.

Старшая медсестра молчала, хотя Дельфина чувствовала, что Рейчел поочередно испытывает смятение, обиду и, наконец, разочарование.

Прошло немало долгих секунд, прежде чем Рейчел, вместо того чтобы расстроиться и поникнуть, как представлялось возможным Дельфине, внезапно расправила свои широкие плечи, а на ее лице, вместо надежды и смущения, нарисовалась ледяная ненависть.

Она повернулась, подошла к двери, открыла ее и бросила последний взгляд на психолога.

— Здесь плохо жить без друзей, Дельфина, — тихо проговорила она, и это установившееся в ее голосе спокойствие заставило ее слова прозвучать еще более пугающе. — В Комреке происходит много из того, о чем тебе просто неизвестно. И в один из дней — возможно, довольно скоро — ты обнаружишь, что нуждаешься в хорошем друге. Я не уверена, что смогу помочь тебе когда-нибудь еще.

С этими словами старшая медсестра вышла из комнаты, почти бесшумно закрыв за собой дверь.

Дельфина содрогнулась. Как психолог она предпочла бы, чтобы Рейчел ее захлопнула.

Глава 18

Причудливый маленький коттедж с крытой вереском крышей не был совсем уж спрятан в дремучем лесу вокруг Комрека, но намеренно располагался так, что его было трудно найти. Его беленные известью стены и венчающий их дымоход нуждались в некотором ремонте, но в целом небольшой дом был в хорошем состоянии. Слуховое окно выходило на обсаженную цветами тропу, которая подходила ко входной двери в жокейском стиле.

В этом коттедже обитали поколения главных лесничих, следивших, чтобы все было хорошо в лесу, на озере и в долине на территории большой усадьбы, принадлежащей замку, ныне известному под названием Комрек.

Но в последние тридцать с лишним лет их место занимали профессионалы другого рода. Седрик Твигг не был лесничим или парковым сторожем, пусть даже и любил пребывать в этом сельском уединении, где находил утешение в безмолвии (если не считать щебетания птиц или шелеста листьев, когда одно или два животных рылись в подлеске) и подлинном покое. Этому способствовала странная дихотомия в характере Твигга: он любил природу и животных, живших в его маленьком лесном царстве, но презирал людей с их жалкими и эгоистичными обычаями.

Он уже успел доложиться, и Хельстрем как будто остался доволен его работой. Вернувшись в коттедж, Твигг первым делом разобрал странный зонтик, вынув опустевший баллон из-под сжатого газа, а затем кончик инжектора, ранее содержавшего ядовитый рицин, положив отдельные части в деревянный ящик, который спрятал под чердачный настил коттеджа. После этого он переоделся, сбросив помятый серый костюм, белую рубашку с тусклым галстуком, потертый плащ — весь городской камуфляж — и облачившись в свою садовническую экипировку: свободные коричневые брюки из рубчатого плиса, резиновые сапоги и зеленую дедовскую рубашку без воротника с закатанными до локтей рукавами. Уход за садом служил ему утешением, избавлявшим от стрессов его настоящего занятия. Пусть даже его миссии были редки, каждая из них требовала нескольких дней, недель, а иногда и месяцев планирования, разъездов и ожидания перед выполнением задания. Убийство по найму было высококвалифицированной, высокооплачиваемой профессией, требовавшей крепких нервов и терпения. И, конечно же, полного отсутствия сострадания к цели.

Теперь, стягивая толстые садовые перчатки, защищавшие его изящные, но удивительно сильные руки, он стоял на каменном пороге коттеджа и с некоторым удовлетворением смотрел на свой крошечный участок. Туман, просочившийся ранее сквозь деревья и клубившийся вокруг поляны, не был достаточно плотным, чтобы препятствовать его трудам в саду. В настоящее время он медленно рассеивался, как будто путешествие от моря окончательно подорвало его силы.

Этим утром он успел заменить отцветшие летние растения зимними анютиными глазками и желтофиолями, сгрести опавшие листья, накопившиеся в его отсутствие, обрезать стебли цветов, выдернуть сорняки, а затем рассовать весь мусор в два больших черных пластиковых мешка, чтобы потом сжечь. Остаток дня он собирался провести, обрывая с роз все лепестки, обезображенные фунгусом, проверяя увязку деревьев перед наступлением осенних бурь и сажая новые кусты, которые привез с собой. Надо было еще многое сделать, прежде чем установятся осенние холода, но это могло подождать, пока он съест свой обед: сэндвич с сыром и томатный суп.

Твигг теперь всегда сожалел о времени, которое проводил вдали от своей сельской идиллии, выслеживая объекты на городских улицах, примечая их привычки, их обычаи, их расписания и хронометраж. Это за долгие годы ему наскучило, и даже убийство переставало доставлять удовольствие — момент отправки к праотцам делался менее захватывающим, приток адреналина был не столь резким, а последующее безразличие длилось с каждым разом все дольше и дольше. И к тому же ему приходилось бороться с одним идиотом, стажером-заместителем. Эдди Нельсон, его так называемый подмастерье, быстро обучался и обладал массой мышц (хотя это не всегда требовалось для работы), но был глуп, туп и безмозгл — слишком безмозгл, в сущности, чтобы понять, насколько он безмозгл. Да, у него имелось старание, с физической быстротой и выносливостью у него все было в порядке, но при этом он отличался и тревожной склонностью все изгадить.

Смерть доктора Дэвида Келли была одним из таких случаев.

В 2003 году авторитетный ученый в области оружия и микробиологии имел неосторожность сказать какому-то журналисту, что правительство Тони Блэра преувеличило способность Ирака напасть на Англию с оружием массового поражения, которое может быть активировано в течение сорока пяти минут, — возможно, даже солгало об этом.

В тот день, когда доктор Келли «покончил с собой», Твигг находился за границей с другой, совершенно отличной миссией, а поэтому был не в состоянии выполнить это задание сам. К несчастью, Внутренний двор вместо него поручил эту работу Нельсону.

Зная, что ученый регулярно совершает послеполуденные прогулки в лесу на Хэрроудаун-Хилле, невдалеке от своего дома в Оксфордшире, Нельсон укрылся среди деревьев и ждал, чтобы объект к нему приблизился. Ему нужно было только броситься на человека сзади и сломать ему шею одним быстрым, но смертоносным движением. Этот эффективный способ предпочитают многие, кто занимается тем же ремеслом, что и Твигг с Нельсоном, но для него требуются сила и сноровка.

Как причудливое, если не вообще необъяснимое происшествие без четких доказательств нечестной игры, это дело сунули бы под сукно и забыли бы о нем через несколько месяцев, но Нельсон, вместо того чтобы оставить тело, где оно лежало, решил быть умным и сделать смерть похожей на самоубийство.

Убийца-подмастерье действовал глупо, по-дурацки — найдя в кармане пальто ученого маленький садовый нож, он воспользовался им, чтобы рассечь левое запястье еще теплого трупа. Затем — затем — он обнаружил в другом кармане упаковку таблеток ко-проксамола и попытался протолкнуть их в горло мертвецу.

Наконец Нельсон, по каким-то собственным необычайным соображениям, подтащил тело к ближайшему дереву и оставил его там отчасти прислоненным к стволу.

Солнце вдруг озарило пейзаж, хотя было не в силах поднять настроение Твиггу, потому что у него снова началась дрожь в руках. Он бросил садовые перчатки на пороге и отступил в свое святилище, закрыв за собой обе створки двери. Ножки стула завизжали о кафельный пол кухни-кладовой-гостиной крошечного домика, когда он вытащил его из-за старого деревянного стола (коттедж был настолько мал, что гостиная, кухня и кладовая размещались в одной и той же комнате).

Он сел, положив руки на стол ладонями вниз, словно при достаточном давлении на твердую поверхность дрожь могла прекратиться. Надежда, однако, не оправдалась: у рук была собственная воля. Врач, у которого он консультировался, объяснил ему, что в ближайшие месяцы слабость будет только усиливаться и что он мало что может сделать, чтобы замедлить развитие заболевания. Естественно, он направит Твигга к специалисту, но прогноз мрачен и исход неизбежен. Что ж, Твигг просил откровенной оценки, и это было именно то, что он получил.

Солнечный свет решился проникнуть в полумрак, и в его лучах заметались пылинки.

Осознав, что голова у него склонилась, словно покоряясь болезни, Твигг выпрямился и подавил стон отчаяния.

Его дни в роли палача скоро кончатся — в этом не было никаких сомнений. Но он замышлял свою незабываемую лебединую песню.

И сейчас, несмотря на предательский тремор, который вскоре заметят другие, он сумел выдавить из себя тихую, горькую улыбку. То, что было у него на уме, потрясет мир.

Глава 19

Эш сидел как завороженный, загипнотизированный странным апокалипсическим видением, открывшимся перед ним.

Из-за сильного тумана, гонимого с моря, нижние части стен замка Комрек были невидимы, что лишало здание корней, словно его огромная затемненная масса плавала в воздухе, ни к чему не прикрепленная, как некая мифическая цитадель, бросавшая вызов как законам физики, так и человеческой логике. Ужас вливался в него, словно холодный мазут.

Сидевший рядом с ним в «Мерседесе» шофер-шотландец забеспокоился. Женщина-медиум, которую он привез к Комрек несколько недель назад, отреагировала сходным образом. Мойра Гленнон издала протяжный вздох, и ее тело напряглось. Уже наступили сумерки, и, хотя тумана не было, в облике здания присутствовал какой-то дельфийский, неземной мрак.

Забирая эту полную маленькую женщину из ее дома в Глазго, он счел ее удручающе нормальной, с румянцем и ниточками прожилок на щеках, из чего можно было заключить, что она подолгу бывает на болотах и рядом с озерами. Весь этот румянец отхлынул от ее лица, когда она в конце концов уставилась через ветровое стекло на тускло освещенное здание на широком дворе. Но если что действительно привлекло тогда его внимание, то это ее несчастные выпученные глаза, потому что их белки сделались розовыми, а зрачки расширились настолько, что радужки вокруг, уступая их черноте, превратились в тонкие полоски. Даже при слабом свете он различал их, и именно это заставило его протянуть руку, чтобы ее успокоить.

Потом произошло нечто совершенно странное.

Тело женщины начало испускать настолько сильные потоки холода, что все окна покрылись изнутри морозными узорами. Он подскочил, когда автоматический кондиционер вдруг вбросил в автомобиль теплый воздух. Теплый воздух, который необъяснимо обратился в арктический холод.

Дэлзелл быстро выключил эту систему, так что ее шум и дополнительная льдистость оказались вычеркнуты из списка досаждавших ему фактов. Потом появился запах. Он часто слышал о запахе страха, но это не было зловонием ослабленного кишечника: пахло потом, который, несмотря на холод, лился из подмышек и шеи медиума, из ее запястий и паха; ее легкое хлопчатобумажное платье под открытым пальто потемнело между полными грудями и бедрами; капли исторгались у нее из кожи, сначала на лбу, затем на верхней губе, а желтая слизь, вытекавшая из ноздрей, тут же замерзала, как покрытый коркой сыр. Ее щеки стали мокрыми от пота, сочившегося из пор и стекавшего на ее двойной подбородок. Он позвал ее по имени, придвинулся к ее лицу, чтобы внимательнее всмотреться, но никакой ответной реакции не последовало. Женщина утратила всякую чувствительность и сидела, вперившись в замок глазами, которые, казалось, так обмерзли, что зрачки превратились в едва различимые пятнышки, видневшиеся за белизной.

Дэлзелл содрогнулся, подумав, что Эш готов показать ему аналогичное повторное представление, но с облегчением обнаружил, что реакция на Комрек у следователя была гораздо более адекватной, нежели у медиума. Конечно, тело у него напряглось, да и бледность кожи внушала опасение, но, будучи явно встревоженным внешне, Эш сохранял внутреннее спокойствие. Может быть, размышлял про себя шофер, следователь видел подобного рода «представления» не в первый раз.

* * *

Эш в смятении смотрел, как туман вокруг них начинал редеть, так что нижние этажи замка медленно открывались взору. Следователь чувствовал странную злобу, сочившуюся из Комрека, гнойную утечку, которая, как ему казалось, искала пропитание в душе наблюдателя, так как на протяжении веков потребляла чужие замученные души. В это мгновение он понял, что его собственный дух находится в опасности.

Страх тяжким бременем навалился на Эша. Впившись ногтями себе в бедра, он ментально сражался против подавляющей его силы, исходившей из этого кошмарного здания во дворе. Однако битва казалась заранее проигранной: он чувствовал, как втягивается в бездну, в своего рода черную грязь, откуда редко кто возвращается в здравом уме.

Дэлзелл прервал эти его напряженные размышления.

— Мистер Эш?

И снова, с большей выразительностью:

— Мистер Эш?

Эш моргнул, внезапно осознав, что у него глаза абсолютно сухие.

— Вы в порядке, сэр?

Исследователь резко вздохнул и осел в своем кресле. Он заставил себя отвести глаза от замка, нижние этажи которого проступали все четче, словно фотография в проявителе.

— Да, — слабым голосом ответил он. Потом повторил: — Да… — на этот раз гораздо утвердительней. — Я в порядке. — Он крутил шеей и двигал плечами, снимая напряжение.

— Мне на мгновение показалось, что вы того… — Дэлзелл помолчал, потом добавил: — Как другая, знаете ли.

Все еще вращая шеей и не открывая глаз, Эш спросил:

— Какая другая?

За ветровым стеклом усилившейся ветер с моря перемешивал неопрятные клочья низкого тумана.

— Женщина-медиум, за которой меня посылали, — сказал Дэлзелл Эшу, все время пристально глядя в бледное лицо следователя. — Мойра Гленнон, почитаемая, но очень засекреченная духовная посредница из Глазго. Видимо, ее услуги предназначались лишь для немногих избранных. Мне было поручено привезти ее сюда, когда в замке начали происходить странные вещи. Они порядком всем досаждали, и никто не знал, что делать с…

Эш поднял дрожащую руку, чтобы его прервать.

— В таком случае, полагаю, она не преуспела? — сказал он.

Обычно пренебрежительно относившийся к медиумам, ясновидящим и вообще к поддельным или склонным к самообману спиритам, под какой бы маркой те ни соизволяли себя подавать, из опыта он знал, что в области паранормальных явленийсуществуют и подлинные экстрасенсы. Скепсис, однако, лежал в его природе, и требовалось неопровержимо (как это уже случалось) доказать ему сверхъестественные способности, чтобы он воспринял что-то аномальное.

Дэлзелл затруднился ответить на прямой вопрос Эша.

— Преуспела? Что же, бедняжка не решила проблему, если вы это имеете в виду. Может, и решила бы, будь у нее такая возможность.

Эш нахмурился.

— Что это значит? — спросил он, чувствуя, что любопытство берет верх над профессионализмом.

— Мне нельзя об этом говорить.

Эш испытующе посмотрел на него.

— Ну ладно, — сказал он в итоге чуть ли не шепотом.

Он снова перевел взгляд на замок, и зрелище заставило его содрогнуться. Плавающего тумана почти не осталось, и Комрек нависал над местностью неприступной громадой. В оценке Эша не было ничего экстрасенсорного: в самом строении ничто не представлялось зловещим, а новое освещение уже придало теплоту его стенам из песчаника. И все же…

Боковым зрением он чувствовал на себе напряженный взгляд Дэлзелла.

Эш больше не мог удерживать свои вопросы.

— Послушайте, забудьте ваши правила. Забудьте, что я говорил по дороге сюда. Давайте перестанем колесить вокруг да около, вроде как по тому живописному маршруту, которым мы только что проехали. Что бы вы ни сказали, это меня не испугает — я уже зашел слишком далеко. Расскажите мне, что случилось, — потребовал он.

Дэлзелл вздохнул и посмотрел прямо перед собой, явно обуреваемый тревожными мыслями.

— Она умерла, мистер Эш.

Эш моргнул.

— Умерла? Как?

— Она умерла, когда увидела Комрек. Сидя как раз там, где сейчас сидите вы.

Пока он смотрел на шофера, солнце окончательно прорвалось сквозь плотную завесу облаков, но Эш не почувствовал от него никакого тепла.

Глава 20

Солнце наконец отыграло свое право на день с помощью сильных ветров, смещавших и разрушавших плотные слои облаков, отбрасывая их на север и предоставляя юго-западному побережью Шотландии насладиться прекрасным горением осени.

Это значительно изменило вид замка Комрек.

Эдди Нельсон проехал в усадьбу другим, еще более тайным доступом, отстоявшим от главного входа замка на две мили. Это была узкая извилистая дорога, которая вела к частным гаражам на некотором удалении от самого замка. Он оставил свой красный «Форд», захлопнув за собой дверь, но не потрудившись его запереть. Собственно, он и ключи оставил в замке зажигания; угон автомобиля в Комреке был делом маловероятным.

С кислым выражением на лице он пошел по едва заметной тропинке, ведшей через лес к коттеджу Седрика Твигга, спрятанному где-то посреди лесных зарослей. Он был раздражен, потому что, в отличие от Твигга, для которого он выступал в качестве дозорного на задворках огромного офисного здания Всемирной службы Би-би-си неподалеку от Стрэнда, добираться обратно в Шотландию Эдди пришлось самому. Так что, пока он черт-те как страдал и мучился, чтобы сначала попасть в Хитроу — потом, отстояв очередь за билетом, умудриться угодить на вечно переполненный утренний рейс в Глазго, толкаться локтями в эконом-классе с бизнесменами, во всю ширину разворачивавшими свои экземпляры «Файненшенл таймс», — его наставник путешествовал из аэропорта Лондон-Сити в роскоши первого класса.

Начинающий убийца плелся через лес, обижаясь даже на случайные ветки, имевшие наглость загораживать ему путь, топая по ним своими дорогими туфлями и ругаясь себе под нос из-за того, что его модная обувь покрывалась грязью и росой. Его наряд вообще-то не очень подходил для прогулок по сельской местности, но он хотел сначала покончить с докладом Твиггу, а уж потом обдумать обед, так что не потрудился переодеться. Отправляясь сюда, он обычно надевал крепкие туристические башмаки, оливково-зеленые хлопчатобумажные брюки и толстый свитер без воротника; сегодня он был одет в темно-синий костюм «Хьюго Босс» и белую рубашку с высоким воротом «Уильям Хант» при соответствующем галстуке. Эдди обожал классно выглядеть — на что же еще ему тратить свои деньги? — пусть даже Твигг не раз упрекал его, указывая, что стильных молодых людей всегда замечают, причем не только женщины, а на потертых мужчин, как правило, не обращают внимания. Ну и хрен с тобой, сказал подлый голосок в голове у Эдди.

Если кто-то и выглядел бы различимым в толпе, это был бы грустный лысый человечек с глазами-бусинками, похожий на того типа из фильма «Хэллоуин».

Эдди хихикнул про себя: какой же унылый гад этот Седрик Твигг. И что за жалкое смешное имечко! Но это напомнило ему о его собственном имени.

Он вдавил в грязную тропинку смешное существо с парой сотен или около того ножек только за то, что оно имело наглость пересечь ему путь.

Эдди Нельсон! Господи, если бы люди знали его истинное имя, они бы смеялись до колик. Фамилия его незамужней матери была Эдди, а ее мать, его бабушка, захотела назвать его в честь какого-то старого морщинистого певца — или руководителя группы — или кого-то еще, проходившего под именем Нельсона Эдди. Долбаный Нельсон, ради Бога! Не то чтобы многие в наши дни когда-нибудь о нем слышали; из его поколения, конечно, никто. Он все еще видел, как сумасшедшая старуха треплет его по подбородку, смеясь, как гагара, и снова и снова повторяя это имя. Нельсон гребаный Эдди! Неудивительно, что он изменил свое имя по одностороннему запросу на чуть менее смешное Эдди Нельсон, как только ему исполнилось шестнадцать.

Его внимание привлекло какое-то существо, двигавшееся в подлеске сбоку от его тропинки. Какая-то рыжая тварь.

— Отвали! — крикнул он в ту сторону, и животное вдруг исчезло — только листва чуть шелохнулась, показывая, что когда-то оно там было. Эдди выключил iPod, который он слушал, выдернув крошечный наушник из уха и затолкав провод в нагрудный карман. В замке в последние дни толковали о неприятных существах, бродивших в лесу, и, хотя мысль о встрече с одним из них его не беспокоила, все же лучше сосредоточиться на тропе впереди, а не на Боно и U-мать-его-2.

Отвлекшись совсем ненадолго, он вернулся к мыслям о своем гнилом воспитании. Старую спятившую бабку Эдди сплавили в психушку, когда Нельсону было пять лет, и вскоре после этого обеспокоенные социальные работники сочли, что его наполовину дебильная мать-одиночка не сможет воспитать сына должным образом. С тех пор он принадлежал социальным институтам. О своей жирной шлюхе-матери он помнил только то, как она с ехидной ухмылкой, говорившей, что рада от него избавиться, подняла и передала его в руки пришедшей за ним женщине. Она, конечно, не плакала, равно как и он. Он просто был рад оказаться вдали от нее, там, где его регулярно кормили и где были игрушки.

Тем не менее, какое бы облегчение он ни испытал, его личности уже был нанесен ущерб. Другие дети его не любили, да и ему никто не нравился. Каждые несколько месяцев он оказывался в другом доме для подвергавшихся дурному обращению или осиротевших детей. Наконец он прибыл в заведение, весьма отличавшееся от всех остальных: дисциплина и наказания были такими же, но там происходило и что-то еще: попечители словно бы следили за ним, чтобы увидеть, как далеко он пойдет. Юный Нельсон был коренастым и очень сильным для своего возраста, и он не только наслаждался жестокостью, но испытывал едва ли не научный интерес к тому, сколько боли он может причинить тому или иному существу, пока в дело не вмешается смерть.

Дело в том, что Нельсону нравилось убивать: насекомых, мелких животных и птиц, особенно воробьев и малиновок, которых ему удавалось поймать, соблазняя их панировочными сухарями. Чем мельче и хрупче птица, тем лучше: он выбрасывал руку к паникующей жертве и на лету крепко зажимал ее в кулак. Потом медленно раздавливал ее насмерть, радостно внимая ее слабым пискам, подобным сигналам бедствия, и треску крошечных костей. Не меньшее удовольствие он получал, когда ловил слепня, отрывал ему крылья, а затем по одной отделял нитевидные ноги, пока не останется лишь малюсенький и неподвижный, но все еще живой организм, который можно было поместить неподалеку от центра паутины. Он терпеливо ждал, в одной руке держа увеличительное стекло Шерлока Холмса, украденное из кабинета биологии, а пальцами другой слегка постукивая по шелковистым прядям паутины и порождая вибрацию, которая пробуждала паука к полднику. Он любил убивать, поскольку это всегда приносило ему сексуальное возбуждение, сопровождаемое выбросом молочных брызг, — самое славное чувство, которое он когда-либо испытывал, пусть даже и оставался почти еще ребенком.

Мальчишеский инстинкт оказался верен: за его развитием действительно велось наблюдение. В шестнадцать лет вновь нареченного Эдди Нельсона перевели из этого чрезвычайно своеобразного приюта в тайный особняк, скрытый среди огромной собственной территории, где царила совершенно иная атмосфера и жесткая дисциплина. Он не представлял собой особой ценности, пока дело касалось обучения, но когда стал еще больше и сильнее, его, наконец, выбрали из бедного урожая «товарищей», чтобы использовать в особых целях, потому что у него имелось одно «качество», которое Внутренний двор ценил превыше всего в профессии, предназначенной для этого одержимо бесчеловечного молодого человека.

Эдди Нельсон был психом.

* * *

Коттедж Твигга уже был неподалеку. Беда с этим чертовым густым лесом — дремучим, если на то пошло, — в том, что в нем так легко заблудиться. Его так называемый «наставник» (от одной мысли о том, что он ходит в подмастерьях у типа, которому уже пора на пенсию, у Эдди сжимало горло) научил его многому из ремесла убийцы: приемам и уловкам, хитростям, которые дают жертве ложное чувство безопасности, незаметной слежке, методам наблюдения, признакам, означавшим прерывание миссии, и многим другим способам, необходимым, чтобы выполнять задания и избегать проблем, которые неизбежно время от времени возникали.

Эдди знал, что Твигг его недолюбливает — это чувство было взаимным, — но жаждал узнать секреты своего ремесла. Ему преподавались также различные методы убийства: стрельба из снайперской винтовки, разрезание сверхтонким проводом, убийство ударом ножа, утопление, отравление, метод «бей-и-беги», стрельба из пистолета, удушение, быстрое сталкивание с платформы на путь подъезжающего поезда. Висячие трупы в шкафах отелей всегда его забавляли, намекая на сексуальный мазохизм. Его обучили ставить скрытые камеры, подбирать отмычки, устраивать промышленный саботаж, пользоваться жучками, кротами и спящими агентами. Не счесть и многого другого, чему Эдди пришлось обучаться, но уроки, как правило, были интересными, хотя и не всегда слишком веселыми.

Единственной унылой нотой для Эдди было подлое Твиггово попечительство. Казалось, он никогда не мог угодить старику, и, черт возьми, Твигг так и не простил ему той несуразной работы по устранению Келли, которую Эдди провел несколько лет назад. Старикан отказался это обсуждать, но Эдди знал, что убийца-ветеран все еще негодует по поводу запоротого дела.

Ладно, а что насчет того, как облажался сам Твигг, когда Эдди еще даже на свете не было? ВД помогал пожилому политику-либералу по имени Джереми Торп, который утверждал, что его шантажирует молодой человек, с которым Торп имел гомосексуальную связь (что в те дни было как серьезным правонарушением, так и крушением карьеры). Предполагаемый вымогатель был мужчиной-моделью по имени Норман Скотт, выступавшим на закрытых показах. Внутренний двор устроил так, чтобы кто-то в один прекрасный день вывез Скотта на болота, где ждал Твигг, вооруженный пистолетом. Собака Скотта разлаялась, так что Твигг выстрелил ей в голову. К сожалению, для нескольких человек, но не для Скотта, когда предполагаемый убийца направил оружие в мужчину-модель, чертов пистолет заклинило, и Твигг ничего не смог поделать с пулей, застрявшей в камере, а потому побежал к своему оставленному автомобилю.

Судебный процесс в 1979 году стал, должно быть, одним из крупнейших фарсов в британской юридической истории: с Торпа, вместе с тремя другими соучастниками, были сняты все обвинения в заговоре с целью убийства, и он был освобожден — «Освобожден от Скотта», как гласили заголовки, — после того как ВД воспользовался своим влиянием.

Конечно, имя Седрика Твигга не упоминалось, как и его присутствие на месте преступления. Но оплошность Твигга стала притчей во языцех среди наемных убийц во всем мире, и ему потребовалось провести еще множество успешных миссий, чтобы вернуть себе уважение. Для Эдди это была одна из первых историй, которые он услышал, когда много лет спустя его доставили в Комрек, но ее всегда рассказывали лукавым шепотом и никогда — в присутствии Твигга. Значит, даже могучий Седрик Твигг, зануда психованный, опозорил себя по крайней мере однажды! Эдди, шагая по лесу, вновь начал хихикать. Он был настроен когда-нибудь рассказать о том случае в присутствии Твигга, правда, не сейчас. Пока что лысый старикан был слишком страшен, чтобы решиться на такое. Но этот день придет — Эдди уже заметил, что Твигг стал немного подрагивать, — так что чертовски славный день обязательно наступит!

Однако ни щебетание птиц на деревьях, ни пятна солнечного света под ногами не помогали Нельсону улучшить настроение. Белка, рыжая белка — в этих краях не редкость — взмыла на ствол дерева рядом и исчезла среди ветвей; где-то невдалеке послышался мягкий звук приглушенной дрели, на самом деле это был повторяющийся стук дятла по коре дерева. Вокруг убийцы-подмастерья повсюду кипела жизнь, но его угрюмое состояние не позволяло извлечь из этого никакой радости.

Он брел вперед, понимая, что теперь до коттеджа совсем недалеко. Боже, если бы Эдди мог жить там сам по себе, а не в комнате, имевшейся у него в казарме, каких бы женщин он оставлял у себя на ночь! Скажем так: он уже успел оприходовать целую кучу сотрудниц, но эта женщина-психолог, гребаная знойная психолог, с ней были связаны самые смелые его мокрые сновидения, с этой ее латиноамериканской смуглостью и точеной фигуркой. Как же славно она сложена! К сожалению, пока она тоже не в его лиге. Но если он займет место Твигга, то, возможно, у него появится шанс.

Не морочь себе голову, ехидно пропищал кислый голосок в глубине его мозга. Знаешь ведь, что даже пятки ей лизать не годишься. Он заскрежетал зубами, злясь на этот голосок, принадлежавший, как он знал, ему самому.

Во всяком случае, что-то такое происходит между Уайетт и старшей медсестрой Рейчел Кранц. Они хорошо это скрывают, но он не одинок в своих подозрениях…

Медсестры помоложе шептались, что Кранц была лесбиянкой, испытывавшей особые чувства по отношению к молодой гламурной женщине-психологу, и это ничуть не удивляло Эдди. Скажем, Кранц тоже прекрасно подходит: с большими сиськами, что он любил в женщинах, не вполне красивая, но, конечно, очень даже ничего. Прекрасное тело, даже в ее белой униформе; хорошие ноги, отличные лодыжки, несмотря на белые башмаки, которые она носила, и отменно широкие бедра. Разве что излишне высокая. Новая мысль поразила его так сильно, что он едва не остановился как вкопанный. Теперь Кранц и Уайетт вместе! Ах, что за сон! С… даже мысли у него стали запинаться… с ним посередине!

Ну-ну, мечтай дальше, сынок.

Опять этот гребаный голос!

Эдди Нельсон, двадцати девяти лет от роду, убийца-подмастерье последние десять лет, принялся пинать какие-то милые синевато-фиолетовые цветы, попавшиеся ему на пути. Потоптав их, а потом пожалев, что при этом еще сильнее испачкал туфли, он побрел дальше, взвинтив себя еще на несколько делений.

Вниз по тропе заструился приветливый запах древесного огня. Должно быть, я где-то совсем рядом, подумал он. Он замедлил шаг: идти становилось все легче, а вздохи его становились все более редкими и тихими. Эдди никогда еще не удавалось подкрасться к Твиггу, не выдав себя, но на этот раз инициатива была на его стороне.

У него также был стимул, предоставленный самим сэром Виктором Хельстремом. Буквально неделю или около того назад, когда Твигг и Эдди готовились к поездке в Лондон, сэр Виктор сказал по секрету убийце-подмастерью, что тот мог бы чуть внимательнее следить за Твиггом, пока они будут в столице.

Не последовало ни объяснений, ни даже непрямого приказа, но сообщение было достаточно ясным. Раньше сэр Виктор редко обращался к нему лично. Он нахмурился, потом уголки его рта искривились. Он улыбнулся. Эти слова, понял он, впервые наделяли его какой-то властью.

Теперь, почти крадучись, Эдди высмотрел чуть дальше проблеск грязно-белого цвета, а тонкие завитки дыма, очевидно, из трубы, сообщили ему, что он почти достиг коттеджа. Хотя стоял октябрь, ученик слегка потел, оправдываясь перед самим собой (он всегда был чистым) тем, что материал костюма «Хьюго Босс» не годится для ходьбы по джунглям. Равно как и его рубашка «Уильям Хант».

Двинувшись дальше, он присел, желая хоть раз застать Твигга врасплох, до того как пожилой убийца его заметит.

Коттедж стоял на лесной поляне, и вокруг него было полно цветов и аккуратно обрезанных кустов. Крытая вереском крыша, миниатюрная труба дымохода, дым, лениво из нее поднимающийся, — дети, молодожены и агенты по недвижимости сочли бы все это очаровательным, но Эдди считал коттедж просто сельской лачугой. Он буквально ждал, что с минуты на минуту появятся семь гномов, и один из них, полусонный — как, бишь, его звали? — запнется о порог, меж тем как другие со свистом исчезнут в лесу. Вокруг во множестве щебетали и суетились птицы, словно затем, чтобы выдать его легкие шаги.

Едва дыша, он пробирался через недавно преображенные клумбы, как вдруг мимо его левого плеча, пронзительно прострекотав, пронеслась сорока. Она улетела, вспорхнув над крышей игрушечного домика, меж тем как Эдди застыл на месте. У Твигга, подмастерье знал это, был острый слух, и Эдди боялся, что тревожный стрекот сообщит о его присутствии.

Но нет, изнутри не донеслось никаких звуков, ни скрипа стула, ни шагов по твердым плитам пола. Тем не менее, он ждал, пока не уверился, что не спугнул лысого ублюдка. Может быть, Твигг спал — для него это был долгий день. Или гулял в лесу по соседству с домом. В любом случае, Твигг слишком опытен, чтобы оставлять верхнюю половину входной двери открытой.

Ладно, сказал себе Эдди, ты не можешь стоять здесь до самого вечера. Он подумал, не крикнуть ли этак небрежно, словно он полагает, что Твигг в доме. Но в таком случае зачем бы Эдди было топтаться по клумбам Твигга, когда имелась превосходная прочная дорожка из равномерно распределенных плит, ведущая прямо ко входной двери? И вообще, внутри коттеджа, казалось, не было никаких признаков жизни, так что Твигг, должно быть, задремал. Эдди решился со всей осторожностью идти дальше. Может быть, Твигг его испытывал.

Оказавшись рядом с одним из закрытых окон, ученик пригнулся, но продолжал приближаться. Наклонившись еще ниже, он положил обе руки на подоконник и попытался украдкой глянуть через стекло.

Он тут же снова пригнулся — уловка, которой его обучили, чтобы уберечься от пули в голову, если кто-то внутри его поджидает. При этом он мгновенно получал обзор обстановки, не выставляя себя достаточно долго, чтобы ему успели снести голову с плеч.

Однако он едва не застыл при виде зрелища, которое ему открылось, — выручили только жесткие тренировки, заставив его инстинктивно присесть. Он выжидал, скрытый от глаз, меж тем как сцена за стеклом воспроизводилась у него в уме.

Интерьер был мрачным, но, хотя свет струился лишь через открытую створку двери и окно, Седрика Твигга было достаточно легко увидеть.

Боясь, но не труся, Эдди переменил позу, прислонившись левым плечом к беленной известью стене, и снова медленно поднял голову, пока его глаза не оказались на одном уровне с подоконником. Хотя это было опасно, но ему пришлось поднести руку к стеклу сбоку от себя, чтобы отчетливее разглядеть, что внутри.

Да, как он и думал, Седрик Твигг сидел за исполосованным шрамами старым столом, повернувшись к нему в профиль. На этот раз Эдди не отстранился, но остался, как был, продолжая в изумлении смотреть на старика.

Твигг сидел за столом, одетый в старую рубашку без воротника и с закатанными рукавами, как если бы перед тем он трудился в саду. Одна его рука была прижата к изрезанной столешнице, но дергалась и прыгала, как будто ее владелец не имел над ней власти. Но еще больший ужас вызвала у Эдди другая рука Твигга.

Она постоянно шевелилась, причем странно: между ее большим и указательным пальцами словно бы снова и снова перекатывалась то ли таблетка, то ли шарикоподшипник, и движения ускорялись, становясь все более резкими, а Твигг, казалось, был не в состоянии отвести глаза от этих движений.

Снова и снова перемещались большой и указательный пальцы, а наемный убийца склонялся над столом, ссутулив свою обычно жесткую спину, наклонив голову и глядя, как его собственные дрожащие пальцы раз за разом перекатывают крошечный или несуществующий предмет.

Эта беспокойная пантомима рук противилась желанию Твигга, хотят тот впился взглядом в пальцы и судорожно шевелил тонкими губами, приказывая пальцам остановить свой сумасшедший танец.

Эдди скользнул ниже края окна и присел там на корточки, испачкав сзади свой костюм белой пылью. Никогда прежде он не боялся Твигга так сильно, а все потому, что пожилой убийца всегда отличался завидным самообладанием. Сейчас он явно не владел собой, а Эдди не хотелось стать свидетелем чего-то более мрачного. Особенно не хотелось ему оказаться в одной комнате с человеком, чьи глаза сейчас выпучивало безумие.

Но иногда у страха бывает свое очарование.

Несмотря на испуг — черт, смертельный ужас! — Эдди просто должен был бросить еще один быстрый взгляд через это окно в деревянной раме. Действуя чуть ли не как робот, он уперся в землю измазанными каблуками своих туфель из телячьей кожи от фирмы «Шиптон и Хинидж» и стал с остановками толкать себя вверх по шелушащейся стене, испачкавшей спину его стильного пиджака «Хьюго Босс».

Когда его затылок поднялся над подоконником, он медленно повернулся и посмотрел прямо в комнату еще раз…

…Чтобы увидеть Седрика Твигга, теперь сидевшего за столом совершенно неподвижно и с прямой спиной, повернув голову к окну и вперяя свои одурманенные, безумные выпученные глаза прямо в глаза Эдди. Высокий, испуганный вопль у Нельсона был вызван не чем иным, как злобной, тонкогубой улыбкой убийцы.

Убийца-подмастерье с трудом поднялся на ноги, дважды споткнувшись, прежде чем ему это удалось, и, разинув рот, бросился прочь от этого отвратительного маленького коттеджа с вересковой крышей, стоявшего на поляне в глубине вдруг притихшего осеннего леса.

Конец ознакомительного фрагмента