Пленник гибнущего мира - Глава 2
Глава 2
«Где я?!»
— А за что? — растерянно и тихо спросил Духов. — За что спасибо?
— Ты узнаешь, — спокойно ответил писатель. — Ты поймешь. А пока что тебе нужно кое-что прочитать.
Кагановский развернулся лицом к окну, не без труда отдернул штору и взял с подоконника кипу желтоватых листов.
— Вот, — сказал он, пододвигая стопку Андрею, — прочитай это. Прямо сейчас.
«Да это же рукопись! — понял тот, разглядывая немного неровные ряды букв на первом листе. — Кагановский все еще работает, пишет!»
— Прочитай, — повторил писатель, глядя на Андрея.
Духов осторожно, бережно, словно опасался, что от неловкого движения листы рассыплются в пыль, взял кипу, приблизил к лицу. Взгляд тут же зацепился за собственные имя и фамилию в нижнем абзаце.
«Ого! — он удивленно приподнял брови. — Меня сделали персонажем! Но… откуда Кагановский узнал про меня? Ах да, я же представился, когда звонил насчет интервью. Выходит, он писал это вчера и сегодня утром. Интересно».
Андрей отложил первый лист и увидел, что второй заполнен строчками лишь наполовину. Остальные страницы и вовсе были пусты.
— Не удивляйся, — опережая вопрос, заговорил писатель. — Так надо. Просто прочитай то, что есть. Ты обещал. Не разочаровывай меня теперь.
«Не разочарую», — Андрей решительно взял первый лист, положил перед собой, наклонился.
Кагановский не сводил с него маленьких темных глаз.
«Он что, так и будет смотреть? — Духов едва заметно повел плечами. Под цепким взглядом было неуютно. — Ладно, пусть смотрит».
Андрей собрался с мыслями и начал читать.
«Стёска выдалась тяжелейшей. До Гудка оставалось не меньше трех часов, а руки налились каменной тяжестью, и каждый взмах топора давался со все большим трудом. Вдобавок — дыши-зелье. Зельевары сработали новый состав, который защищал от паров Ползучего Бора надежнее предыдущего. Но пахнул он преотвратно. Все свободное пространство шлема наполнилось гнилой вонью — так несло лишь от подыхающих Извергов, — и сдерживать рвотные спазмы становилось все труднее…»
Очередной тихий, неглубокий вдох заставил Андрея сморщиться и стиснуть зубы. Откуда так пахнуло? Из зеленого ведерка, в которое писатель справлял нужду? Вряд ли. Казалось, источник вони прямо перед носом.
Сглотнув, Духов снова вдохнул. То же самое — нестерпимая вонь. Смесь нечистот, гнили и бог знает чего еще…
«Странно», — подумал Андрей, глядя на ряды строчек. Он вновь повел плечами и едва сдержал удивленное и болезненное «ох-х!».
Руки, плечи и спина… Что с ними? Они словно задеревенели. А ладони стали саднить — как после долгой работы лопатой.
«Что происходит?» — Духову стало страшно. Вонь кружила голову, тело сковывало тяжестью и болью.
— Не отвлекайся! — голос Кагановского. Требовательный, но звучит странно — будто издалека. — Читай дальше!
Андрей повиновался.
«… Молодой Шкурник постарался забыть про боль и дурноту. Скрипнув зубами, он размахнулся и вновь всадил топор в дерево. То отозвалось чавканьем…»
К тяжести в теле и вони прибавилось еще кое-что. Звуки. Справа и слева доносились влажные удары. Беспорядочные и частые.
Андрею стало еще страшнее. Он вдруг понял, что не может сфокусировать взгляд ни на чем, кроме желтоватого печатного листа.
— Продолжай читать! — писатель кричал, но очень тихо. Словно из другой комнаты. А еще казалось, что слова не вливаются в уши, а возникают прямо в голове. — Ты уже почти там! Осталось немного!
«… Лезвие застряло под серо-зеленой скользкой и влажной шкурой. По изогнутому стволу потекла прозрачная слизь. Кровь Ползучего Бора, как называли ее опытные Шкурники. Сквозь прямоугольные прорези в шлеме Андрей увидел, что вокруг дерева заволновался светящийся синим туман. Тонкие призрачные языки потянулись к Духову — они точно хотели оттолкнуть Шкурника от дерева, но разбивались о грубую ткань защитного костюма…»
Тут Андрей понял, что больше не находится в квартире писателя Владимира Кагановского. Не сидит на табурете. Не держит перед глазами рукопись…
…Он стоял, чувствуя боль в изнуренном работой теле, тяжесть защитной одежды и вонь дыши-зелья из мешка, забитого в клюв шлема. Руки сжимали огромный топор с чуть изогнутой рукоятью, лезвие блестело от слизи — или, как говорили опытные Шкурники, крови Ползучего Бора. Они считали этот проклятый лес, рожденный Волной Безумия, живым. И, как Духов убедился в первые же Стёски, — не напрасно.
«Погодите! — Андрей попятился и, словно стараясь защититься, выставил топор перед собой. — Что я несу?! Какие опытные Шкурники?! Какой Ползучий Бор?! Какая Волна Безумия?! Какие первые Стёски?! Почему я здесь — в странном наряде, с топором?! Почему чувствую себя, как если бы весь город на руках обошел?! Что происходит?! Где комната Кагановского?! Где он сам?!»
Запаниковав, Духов огляделся. Увиденное прошило его испугом с головы до пят.
Над головой нависало низкое желтое небо. На нем — ни солнца, ни облаков. А впереди, в пяти шагах, начинался Ползучий Бор. С дрожью во всем теле Андрей разглядывал тонкие уродливые деревья, покрытые серо-зеленой скользкой шкурой. Шишковатые стволы изгибались — то плавно, то резко. Ветви, похожие на щупальца, переплетались. Каждое дерево возвышалось на пять-семь метров, но Андрей знал, что это — молодая поросль. В глубине Ползучего Бора деревья в несколько раз выше и толще, а стволы и ветки срастаются, образуя темные, сырые и зловонные коридоры.
«Откуда я все это знаю?!» — с каждой секундой Духова трясло все сильнее. Он хотел зажмуриться, замотать головой, разогнать беспорядочные мысли, но вместо этого продолжал неподвижно стоять и смотреть.
Под безобразными стволами поднимался и опадал странный туман. Из светящейся синим перины то и дело вырастали тонкие, извивающиеся язычки. Они тянулись к деревьям и, словно живые, терлись о мерзкую шкуру. Именно этот туман был причиной лающей болезни — недуга, который со временем забирал почти всех Шкурников. Редко кому удавалось дожить до седин и не сгибаться каждые три-пять минут от жестокого кашля с кровью и гноем.
«И меня это ждет, — неожиданно мелькнуло в голове. И тут же возникла картинка: темный и узкий коридор с железным полом, стенами и потолком. Ссутуленная фигура, мотаясь от одной стены к другой, спотыкаясь, движется вперед. Потом замирает и заходится в приступе кашля. Громкого, глухого — и впрямь похожего на лай… — Нет, нет, нет! — от испуга Андрей сделал еще несколько шагов назад. Сердце билось так, словно хотело оборвать все жилы, на которых держалось. Ноги подгибались. — Нет! Это глупость какая-то! Бред!»
Непонимание происходящего усиливалось с каждой минутой. Боль во всем теле, тяжесть костюма, вонь, которую точно забили в носоглотку, странный и страшный пейзаж перед глазами, воспоминания, которым неоткуда взяться… Что все это значит?!
Додумать Андрей не успел. На левое плечо опустилось что-то тяжелое.
Вздрогнув, Духов повернулся и едва сдержал вскрик. Рядом стояло… нечто. Высокая и широкоплечая фигура в просторном сером балахоне, точно таких же штанах и черных сапогах на толстенной подошве. На одежде блестели бесформенные влажные пятна крови Ползучего Бора, а голова скрывалась за жутким железным шлемом с прорезями для глаз и загибающимся книзу длинным клювом — в котором, тут же понял Андрей, мешок со зловонным дыши-зельем.
«Шкурник, — мысль пришла против воли. — Такой же, как я».
Взяв топор в правую руку, Шкурник крякнул, прочищая горло — шлем исказил этот звук до угрожающего рыка, — и тихо, но с хорошо различимой злостью проговорил:
— Я смотрю, ты поспать вздумал, да?! Что, по плетям соскучился?! Получить захотел?!
— Я-а-а, э-э-э… — растерянно проблеял Андрей. Он не ожидал такого натиска. — Нет…
Он и сам не знал, что означает это «нет».
— В общем, топор в руки — и пшел работать! — прорычал Шкурник. Из прорезей в шлеме доносилось частое и хриплое, с металлическим отзвуком, сопение. — Пока наши разлюбезные Фроны не заметили, как ты отдыхаешь! А если еще раз увижу, что бездельничаешь, — сам приложу! Ты все понял?!
— В-все, — выдавил Духов. Казалось, Шкурник одной только злостью способен размазать его по земле. — Простите.
— К чему мне твое «простите»? — Андрей не видел, но был уверен: Шкурник презрительно скривился. — Идем трудиться. Два с половиной часа осталось, а от нормы только две трети, — договорив, он первым двинулся вперед.
«Перлмар суров, как всегда», — подумал Андрей и тут же вздрогнул: странное имя возникло в голове само собой. А мгновением позже память — Духов не понимал, что с ней творится, — нарисовала здоровяка почти двух метров ростом. Кучерявого, с сединой в волосах и бороде. И неизменным раздражением в темных, узко посаженных глазах. Таким был его сосед в Степной Обители.
«В какой Степной Обители?!» — горло сдавило от подступивших слез. Каждое новое — неизвестно откуда взявшееся, наверняка ложное, — воспоминание загоняло в сердце иглу страха. Кружилась голова, ломило виски.
— Я вижу, ты меня не понял, — тихо и оттого с еще большей угрозой произнес Перлмар, остановившись в пяти шагах. За узкими прорезями защитного шлема не было видно темных глаз, но Андрей все равно ощущал полный гнева взгляд, от которого хотелось сжаться, а еще лучше — стать невидимым.
Стать невидимым… Зажмуриться… Успокоиться…
И, наконец, понять, что случилось…
— Придется объяснить по-другому, — Шкурник двинулся к Духову.
— Постойте! Не надо! Я уже иду! — слова вырвались сами собой. Просто Андрей вспомнил, — вспомнил ли? — что бывает с теми, кому «посчастливилось» разозлить Перлмара. Тот одним несильным ударом свернул нос Брагсу, который заявил, что ни одна женщина, девушка и даже девчонка не отказалась бы лечь под любого из Фронов, лишь бы перебраться на внутренние витки.
«Но этого ведь никогда не было!» — в мыслях Духов кричал. Драл глотку, не в силах понять и ничтожной части того, что с ним творится. А ноги уже несли его к стене безобразных деревьев, потому что какой-то частью разума, незнакомой и чужой, Андрей понимал: придется постараться, чтобы за два с половиной часа довыполнить треть нормы.
Лишь начав двигаться, Духов обнаружил справа и слева десятки людей. Таких же, как он и Перлмар, — в громоздких защитных костюмах и клювастых шлемах. Вооруженные топорами и пилами, они боролись с натиском Ползучего Бора: сдирали с безобразных стволов шкуру, отчего к следующей Стёске деревья высыхали и погибали, спиливали то, что уже умерло, выкорчевывали пни…
И так почти две сотни лет. Лучшие умы с внутренних витков Степной Обители ломали головы, пытаясь найти способ избавиться от Ползучего Бора раз и навсегда. Но ничего лучше, чем уничтожать молодую поросль, так и не придумали. А это лишь замедляло распространение самой страшной заразы, оставленной Волной Безумия. Чудовищный лес продолжал расти, пожирая землю, превращая ее в часть себя.
Андрей нерешительно шагнул в туман, передернул плечами, когда тот выпустил десятка полтора щупалец. Они змеились по защитной одежде, изучая незваного гостя. Несколько дотянулись до груди, и Духов испуганно отмахнулся. В голове словно щелкнуло: нельзя допустить, чтобы туман проник под шлем. Вдохнешь синей светящейся дряни — и останешься лежать среди безобразных деревьев, никакое дыши-зелье не спасет. Под ногами мягко пружинила отравленная, превратившаяся в подобие губки земля.
Справа и слева по-прежнему доносились влажные удары, треск, визг пил. Время от времени до слуха долетали короткие, глухие ругательства.
«Хватит спать, — приказал себе Андрей, вспоминая злобу в голосе Перлмара. — А то и вправду попадет».
Остановившись у ближайшего дерева, он еще раз скользнул взглядом по уродливому стволу. Неестественные изгибы, ветви-щупальца, множество шишек на скользкой серо-зеленой шкуре. Если не уничтожить эту мерзость сейчас, шишки прорвутся, из них брызнет коричневая жижа, которая отравит землю и даст жизнь новым побегам Ползучего Бора.
Духов поднял топор и едва не охнул. Мышцы распирало от боли.
«Давай, — приказал он себе, скрипя зубами. — Надо».
Прицелившись, Андрей загнал лезвие под шкуру. Чуть повернул рукоять, и серо-зеленый лоскут отошел от ствола. То, что оказалось под ним, меньше всего напоминало древесину. Скорее — кость, поскольку было светло-желтым и пористым. Наполненные коричневой жижей шишки задрожали.
«Заволновались», — с отвращением подумал Андрей.
Несколькими движениями — руки делали все сами, будто не впервые, — он отделил лоскут и вновь замахнулся. Надо стесать шкуру вокруг ствола, иначе дерево не умрет. Нанесенная топором рана зарастет, шишки лопнут, выпуская коричневую жижу, и Ползучий Бор отвоюет у людей еще несколько шагов.
А ведь начинался жуткий лес с небольших рощиц. Они появились сразу после Волны Безумия, но никто не обратил внимания на странные побеги, светящийся синим туман и мягкую, ноздреватую, точно губка, землю. Возможно, Ползучий Бор удалось бы одолеть в зародыше, если бы кто-нибудь догадался пойти на рощицы с топором и пилой. Но нет, все приходили в себя после разрушений, ужаса, принесенного катастрофой, после гибели родных и друзей. Незнакомые растения никого не занимали: «Подумаешь, выросло непонятно что! Какой от этого вред?»
Непризнанный враг набирал силу. Деревья становились выше, рощицы срастались, захватывали и отравляли новые земли. А когда люди поняли, что порожденный Волной Безумия лес представляет собой на самом деле, было уже поздно. Каких площадей достигает Ползучий Бор сейчас, спустя почти двести лет, — не скажет никто. Даже Азэс-Покровитель.
«Азэс-Покровитель?» — мысленно повторил Андрей, застыв перед наполовину отесанным стволом.
Странное имя, такое же странное, как история появления Ползучего Бора, как знания о Шкурниках, Степной Обители, лающей болезни, дыши-зелье и так далее, просто возникло в голове. Точно кто-то невидимый приоткрывал воображаемый кран, по капле выпуская воспоминания.
Воспоминания ли?!
«Что со мной творится?!» — Духов почувствовал, как возвращается приутихший за работой страх. Вновь загудела голова. По мокрой от пота спине побежали мурашки.
Услышав за спиной скрип и странное посвистывание, Андрей будто окаменел.
«Доигрался», — мелькнуло в голове.
Медленно и осторожно он обернулся. Сзади, в шести-семи шагах был тот, кого Духов меньше всего желал видеть. Фрон-погонщик на самоходе.
«Прав был Перлмар, — подумал Андрей, понимая, что наказания не избежать. — Нечего было стоять столбом. Сейчас этот лобастый уродец напомнит, чем следует заниматься Шкурнику».
Страх и ненависть. Незнакомые — и в то же время… привычные.
— Подойди-ка, — проскрипел Фрон.
Маленькие желтые глазки, еле видимые над влажными лиловыми мешками, так и норовили пробуравить насквозь. Крючковатый нос казался особенно тонким на фоне обвислых и толстых щек, увитых темными, почти черными, сосудами. Очаг Умений — желтая, выпирающая вперед и влево опухоль на лбу — вспыхивал и пригасал.
Дрожа, Андрей изучал странное существо и понимал, что видит его не впервые. Ему была знакома и уродливая остроухая голова, и похожее на грушу туловище, и короткие руки с тремя толстыми пальцами — склизкими, лишенными ногтей. Этот погонщик не раз окатывал Духова волной презрения и угощал плетью-огневухой.
«Но как это?!» — Андрей опустил глаза и почувствовал, что от воспоминаний о наказаниях заныла спина.
— Я велел тебе подойти, — скрипучий голос Фрона вывел Духова из раздумий.
Тот посмотрел на уродливого карлика и обнаружил, что Очаг Умений перестал мигать. Теперь он ярко горел. Значит, двух-трех ударов плетью-огневухой не избежать.
Сделав несколько шагов, Андрей остановился и вновь взглянул на Фрона. Снизу вверх, поскольку тот, по обыкновению, восседал на самоходе — деревянном кресле, украшенном резьбой, держащемся на двух железных, похожих на птичьи, лапах. От шарнирных суставов и из-под сиденья поднимались косматые струи черного дыма, пахнущего кислым — этот запах перебивал даже гнилую вонь дыши-зелья. Этот дым, порожденный Умениями, и оживлял странную конструкцию высотой около полутора метров.
Фрон хмыкнул и скривил едва видимые губы — они окаймляли широкую, точно у лягушки, пасть сине-желтой полосой. Потом дернул ногой. Короткая, почти круглая стопа задела клюв шлема, тот сдвинулся, прорези для глаз сместились, и теперь Андрей мог видеть лишь часть самохода.
От бессильного гнева закипела кровь.
«Терпи, — мысленно приказал себе Духов. — Терпи, иначе будет хуже».
Он понимал, что разговор с Фроном только начинается. И пока этот карлик со светящимся шишаком во лбу не заговорит, Андрей не имеет права даже шевельнуть пальцем.
Вот и оставалось только терпеть.
— Мне не нравится, как ты работаешь, — заявил погонщик. Он растягивал слова, наслаждался. Как всегда. — Медленно, лениво. Шкурник не должен быть таким. Если бы ты старался, то убил бы за эту Стёску больше ростков. А теперь они останутся и породят новые. Еще несколько шагов земли будут отравлены. Ты ведь знаешь, чем это грозит? Отвечай.
— Знаю, — ответил Андрей. Он и правда знал — ответ возник в голове: — Из отравленной земли появляются новые побеги и Пожиратели.
— Именно, — все так же манерно подтвердил Фрон. — А Пожиратели — наши главные враги, тебе известно и это. Следовательно, ты помогаешь нашим врагам. Согласен?
Андрея окатило холодной волной отчаяния. Фрон загонял его в угол. Просто так, для развлечения. Если возразить, погонщик накажет Духова за «сопротивление представителям власти». И одной плетью-огневухой не обойдется. Если согласиться — все понятно и так…
— Ладно, — вновь, с нотками торжества, заговорил карлик. — Вижу, ты в штаны от страха напустить готов. Какой из тебя помощник Пожирателей? Спишь на ходу — вот и вся беда. Поворачивайся и подставляй спину. Плеточка должна тебя разбудить.
Отчаяние сменилось напряжением. Андрей повернулся, мимоходом поправив шлем, наклонился и уперся ладонями в колени.
К посвистыванию самохода прибавился треск. Это в короткой трехпалой руке появилась плеть-огневуха.
— Ты заработал пять ударов, — проскрипел Фрон. — Постарайся не визжать. Отвлечешь других Шкурников — замедлишь работу. И опять, — он мерзко хихикнул — даже, скорее, квакнул, — поможешь Ползучему Бору и Пожирателям. А тогда, уж поверь, наказание будет пожестче. Плеточку мою будешь со слезами вспоминать.
Напряжение росло. Пять ударов — это немало. В прошлый раз — какой, к чертям, прошлый раз?! — Духову досталось три, и он чудом не потерял сознание. А потом долго ходил, не в силах распрямиться.
Опять воспоминания о том, чего не было и быть не могло… Это пугало не меньше, чем предстоящее наказание.
«Давай! — мысленно обратился к Фрону Андрей. Плеть-огневуха, «плеточка», как называл ее погонщик, трещала, но удара все не было. Ожидание становилось невыносимым. Пальцы впились в колени так, что стало больно, даже несмотря на толстые защитные штаны. — Бей! Чего тянешь, гад?!»
Духов знал, что Фрон сейчас наслаждается. Многие, кого Азэс-Покровитель наделил Умениями, чувствовали людские страх, боль, растерянность, отчаяние, досаду, ярость. Эти ощущения не придавали Фронам сил, но служили лакомством. Так что карлик-погонщик ударит, только насытившись.
Треск стал громче. В воздухе засвистело — и спина вспыхнула болью. Под кожей словно возник огромный и толстый, ощетинившийся сотнями острых иголок и шипов, червь. Он извивался, корчился, рвался на свободу. Голову наполнило болезненным гулом. Глаза были готовы лопнуть.
«Терпи!» — приказал себе Андрей. Он не издал ни звука.
Но это был только первый удар.
Второй довел поселившегося под кожей червя до бешенства. Однако Духов и его принял молча. Только еще сильнее стиснул колени — казалось, они вот-вот затрещат под одеревеневшими пальцами.
— Та-ак, — скрипуче протянули сзади. Фрон был удивлен и растерян. Он явно не ожидал, что молодой, сопливый Шкурник, который «в штаны от страха напустить готов», снесет две плети-огневухи, не издав ни звука. — Шутки в сторону, пришла пора для настоящего наказания.
Погонщик не соврал. Третий удар оказался сильнее предыдущих, и Андрей застонал. Спина пылала. Червь распался на несколько маленьких червяков — те осатанело метались под кожей.
«Терпи! — мысленно повторил Андрей. Он вдруг почувствовал злость оттого, что дал слабину. Растерянность Фрона после двух ударов придала сил — а сейчас они ушли. — Не доставляй этому уродцу лишнюю радость».
Не помогло. Когда карлик ударил в четвертый раз, колени подогнулись, и Духов упал на четвереньки. А Фрон снова заквакал. Радостно, ощущая собственное превосходство.
— Ну-ка вставай, — приказал он. — Ты заслужил наказание — и нечего теперь передо мной ползать, будто Гнилец.
«Никто и не ползает!» — Андрея трясло. Жутко болела спина, ноги и руки отказывались повиноваться.
Но он все равно встал. Занял прежнюю позу и напрягся в ожидании последнего удара.
Погонщик не заставил долго ждать. Андрей взвыл и вновь упал. На этот раз не на четвереньки: он просто распластался по земле, готовый вот-вот потерять сознание.
Может, забытье стало бы спасением, хотя бы на несколько минут. Но Духов так и не отключился. Он по-прежнему чувствовал страх, растерянность, гнилую вонь дыши-зелья и адскую боль в спине. Наверняка на ней сейчас пять длинных, налитых кровью полос.
«Нет, — тут же возразил внутренний голос. — Ты знаешь, что это не так».
Андрей действительно знал — хоть и не понимал, откуда: спина цела и невредима. Конечно, она болит так, словно сверху положили лист раскаленного металла, но на коже нет ни царапины. Плеть-огневуха, созданная Умениями Фронов, призвана лишь причинять боль, но не калечить. Шкурники нужны Степной Обители. Очень нужны.
«Но обращаются с нами, как со скотом», — подумал Духов. Он дышал глубоко и размеренно, несмотря на отвратный запах, наполнявший шлем, — надеясь, что это поможет унять боль. А в голове вновь открылся краник с ложными воспоминаниями.
Да, со Шкурниками обращались, как со скотом. Им досталось место между отбросами общества — преступниками, юродивыми, попрошайками — и обычными людьми, живущими на внутренних витках Степной Обители. Шкурники были почти рабами, живущими в тесных кельях внешнего витка, обязанными бороться с порослью Ползучего Бора, дышать дрянью, приготовленной зельеварами, и отравленным воздухом проклятого леса. И работать, работать, работать, молясь, чтобы поблизости не оказалось Извергов и уж тем более Пожирателей.
— Чего ты разлегся? — проскрипел Фрон. — Получил наказание, значит, можешь возвращаться к работе. В противном случае могу назначить еще несколько ударов.
«Нет уж», — Андрей приподнял голову. Мышцы спины напряглись, и он едва не завыл.
— Давай-давай, — высокомерно продолжал карлик. — Тебя ждет молодая поросль Ползучего Бора. И только попробуй снова бездельничать.
Духову удалось подняться. Он пошатнулся, но устоял. Обернулся к Фрону — тот растянул сине-желтую лягушачью пасть в ухмылке.
— Пошел работать, — почти ласково произнес погонщик. Маленькие глазки закатились, опухоль вспыхнула, и самоход ожил: вздрогнул, развернулся и, плавно покачиваясь, пошел прочь. За ним тянулся шлейф кислого черного дыма.
Андрей медленно наклонился, поднял топор и направился к уродливой стене деревьев. Справа и слева по-прежнему трудились Шкурники. Стесывали, пилили, выкорчевывали, по капле оставляя здесь здоровье. Их было не меньше пяти сотен — цепочка фигур в жутких нарядах растянулась не на одну тысячу шагов. И на каждую сотню приходилось по нескольку Фронов-погонщиков.
Уродцы со светящимися опухолями во лбу представляли власть на всех витках Степной Обители. И все благодаря Умениям — или, по-простому, магии. Фроны могли двигать предметы силой мысли, видеть сквозь стены, ускорять рост растений, нагревать и охлаждать, оживлять механизмы, создавать порталы. Некоторые, по слухам, даже читали мысли. Однако они не имели способностей к обычному человеческому труду. Умения Фронов были лишь подспорьем для жителей Степной Обители, которые изобретали, создавали снадобья, выращивали растения, разводили животных и так далее.
Тем не менее Фроны считались избранными, ведь Умениями их наделил Азэс-Покровитель — спаситель человечества и создатель Степной Обители. Они рождались от обычных женщин, и, если в семье появлялся младенец с желтой светящейся шишкой на лбу, его родителей ждала роскошная и беззаботная жизнь на внутренних витках. А будущего мага отдавали в Семинарию — там развивали Умения, едва маленький Фрон вставал на ноги. Родных он больше не видел.
Андрей не знал, как сосуществуют люди и Фроны на внутренних витках. Может, там человека и не считают ошибкой природы — в отличие от лобастых магов, которые «блюдут закон» там, где живет Духов и другие Шкурники.
«Что я несу?! — ужаснулся Андрей, останавливаясь у полуотесанного ствола. — Я ведь не живу со Шкурниками! Не живу! И не нахожусь ни под чьей властью!»
Но воспоминания, словно капли яда, продолжали срываться с воображаемого краника…
На внешнем витке, где живут Шкурники, Фроны считали людей отбросами. Почему? Неизвестно. Может, и вправду гордились Умениями — и считали, что все, кто лишен дара Азэса-Покровителя, недостойны дышать одним воздухом с избранными. Скорее всего, так и есть…
Но Андрею всегда — всегда?! — казалось, что причина в другом. Зависть — вот что заставляет Фронов ненавидеть и презирать человека. Умения отравляли их обладателей, уродовали, превращали в монстров. Конечно, избранных Азэса-Покровителя не сравнить с Гнильцами, Извергами и уж тем более с Пожирателями. Но рядом с самым обычным человеком низкорослые или чересчур вытянутые, кривоногие и пузатые, бледные или желтые, горбатые и дурно пахнущие, с маленькими глазками, обвислыми щеками, скользкой кожей и скудным умом «представители власти» выглядели ущербными.
«Вот и защищаются, втаптывая нас в грязь», — подумал Духов, работая топором, — он стесывал шкуру уже с третьего ствола.
Прозрачные брызги крови Ползучего Бора летели во все стороны. Хорошо, что есть надежный костюм и шлем. Попади хоть капля этой гадости на кожу — и все, начнешь гнить. Кожа вспухнет волдырями, те начнут лопаться, выпуская потоки зловонной слизи, ткани омертвеют и будут отваливаться посиневшими кусками.
Возникшая перед глазами мерзкая картина заставила передернуть плечами. Но Андрей уже не удивлялся знаниям из ниоткуда. С каждой минутой он все больше ощущал себя частью этого странного, ненастоящего мира. Духов словно попал в трясину — барахтайся не барахтайся, а от тебя ничего не зависит. И это пугало больше всего. Дома — по-настоящему дома, в просыпающемся после зимы, пыльном и стылом городе, наполненном людьми и машинами, — он почти всегда был хозяином положения. Здесь — понять бы еще, что это за «здесь», — от него не зависело ничего.
«Ни-че-го», — по слогам повторил Андрей, снимая очередной лоскут серо-зеленой скользкой шкуры. Все: теперь еще один побег Ползучего Бора погибнет, а в следующую Стёску его спилят.
Немного отдышавшись, Духов перешел к другому дереву. Поднял топор — и полный испуга вопль заставил его замереть.
Спустя секунду снова закричали. Сразу несколько человек. Справа. Затем — гул напряженных голосов. Андрей кожей ощутил, как по длинной цепочке Шкурников пробежала волна страха.
— Здесь Изверг! Изверг идет! — опять испуганный вопль.
«Этого еще не хватало!» — в груди полыхнул страх. Непонятный, но сильный.
Опустив топор, Андрей повернулся и увидел несколько фигур — Шкурники побросали орудия и бежали прочь от стены уродливых деревьев. Остальные пока не двигались с места.
«Но это не надолго, — пришла мысль. — Надо уходить, пока…»
Рык. Низкий, булькающий и громкий. Из-за скользких изогнутых стволов.
Застучало сердце. Андрей покрепче сжал топор. Попятился, не отрывая глаз от зарослей.
Снова рык. Но теперь к нему прибавился и звук шагов. Беспорядочных и частых — неизвестный метался из стороны в сторону.
Все больше Шкурников удалялось от Ползучего Бора. Не сбавляя шага, Духов обернулся.
«Почему Фроны медлят? Пора выпускать Дымовиков! — подумал он, скользя взглядом по застывшим по стойке «смирно» высоченным безголовым фигурам. — Изверг уже близко! И он может быть не один!»
Невидимое существо отозвалось злобным ревом. Топот приближался. Самое большее, минута — и тварь покажется.
Андрей еще не понимал, кого он боится. Краник в голове не торопился открываться, но Духов не сомневался: когда существо выйдет из зарослей, он все вспомнит.
«А может, я не хочу вспоминать! — мысленно выкрикнул Андрей, чувствуя панику. — Я хочу домой! К маме! Или хотя бы к Кагановскому!»
Стоило подумать о писателе, как сердце замерло. Кагановский! Вот и причина всех… странностей! Все началось, когда Духов взял…
Между деревьями, наконец, показался Изверг, и мысль оборвалась. Голова опустела в одно мгновение. Исчезли запахи, боль в спине и руках, ощущение пота на разгоряченной коже. Работали только глаза. И они отчего-то не желали закрываться — хотя больше всего Андрею хотелось окунуться в спасительную темноту. Пусть даже навсегда. Лишь бы не видеть… этого.
Оказавшись вне Ползучего Бора, Изверг замер. Почти напротив Духова — их разделяло от силы четыре десятка шагов. Синие распухшие ноги вздрагивали. На месте коленных чашечек светилась зеленым бахрома тонких щупалец. Фиолетовый, покрытый сеткой сосудов живот обвисал, скрывая чресла. Во впалой, ребристой груди, образуя треугольник, зияли три черных отверстия. Руки висели сизыми истекающими гноем культями, ключицы выпирали иззубренными осколками. Вытянутый бугристый череп обтягивала серая кожа, исчерченная ломаными линиями черных вен. Круглые, остекленевшие глаза в любую секунду могли выпасть из орбит. Вместо носа — треугольный провал. Верхняя челюсть выдавалась вперед, из нее, будто разные по толщине и длине гвозди, торчали загнутые во все стороны клыки. На месте нижней челюсти был огромный, не меньше полуметра, черный шип.
«Вот оно, дитя Пожирателей», — подумал Андрей, по-прежнему бессмысленно пялясь на чудовище. Теперь он «вспомнил».
Пришелец из Ползучего Бора когда-то был человеком. То, что случилось с ним, много хуже смерти от самой страшной болезни — он стал жертвой Пожирателя, порождения земли, отравленной проклятым лесом. Тот заглотил несчастного, высосал из него душу, а тело, измененное чудовищной утробой, исторг обратно на землю. Отсюда и название — Изверг, то есть выкидыш. И теперь перед Андреем стояла лишь гора мяса, искалеченная черной магией и движимая единственным желанием — уничтожать.
Шкурники продолжали отступать. Они сбивались в кучу сзади, у шеренги Дымовиков, все еще не оживленных Умениями. Но почему погонщики медлят?!
«Давайте же! Просыпайтесь!» — Андрей с трудом оторвал взгляд от Изверга и вновь обернулся к застывшим истуканам из дерева и железа.
Слева послышался всхлип. Духов повернулся на звук и увидел в десятке метров Шкурника. Тот стоял аккурат между ним и Извергом. Стоял, трясся и плакал. А тварь не отрывала от него неестественно выпуклых, налитых кровью глаз. Она выбрала первую жертву.
Едва Андрей подумал об этом, как Изверг вздрогнул. В безобразной утробе заклокотало. Монстра выгнуло — и из трех черных отверстий длинными оранжевыми змеями, светящимися изнутри, выскользнули щупальца с черными жалами на концах. Они извивались, а чудище сотрясали судороги.
Шкурник захныкал и плюхнулся на колени.
«Да убегай же! — хотелось заорать Андрею. — Вставай и вали!»
Сзади, наконец, раздались сиплые, скрипучие и лающие голоса Фронов. Короткими отрывистыми фразами они оживляли Дымовиков. Послышалось посвистывание — как от самохода карлика, а затем и топот тяжелых железных ног.
Для Изверга это послужило сигналом к атаке. Монстр заревел и ринулся вперед. Оранжевые щупальца мотались, рассекая воздух. Шкурник закричал, упал на спину.
— Быстрее! — завопил Андрей. Оглянувшись еще раз, он увидел, как приближаются громоздкие фигуры, обвитые языками черного дыма.
Дымовики выглядели будто огромные бочки, к которым прикрепили ноги и руки. Все они были вооружены пилами, серпами, зазубренными гарпунами. Духов насчитал семерых. Задирая колени и раскачиваясь влево-вправо, Дымовики топали к монстру.
Но тот был гораздо быстрее. Механические защитники только поравнялись с Андреем, а Изверг уже настиг обездвиженного ужасом Шкурника. Завис над ним, щупальца замерли на несколько мгновений. А потом пронзили несчастного.
Шкурник задергался, захрипел. Изверг вновь выгнулся, щупальца оторвали человека от земли. Подоспевшие Дымовики замедлили шаг. Размахивая оружием, стали окружать врага. Тот, обнаружив новых противников, заревел. Щупальца, совершенно без усилий, скинули Шкурника и, освободившись, нацелились на Дымовиков.
Ближайший взмахнул кувалдой. Оружие угодило чудовищу точно в висок. Изверг дернул головой, пошатнулся, но устоял. Выстрелил щупальцем — жало воткнулось в выпуклое деревянное тулово. Застряло, и серп другого Дымовика отсек конечность.
Из раны хлестанула розовая пенящаяся дрянь. Изверг, мотая уродливой башкой, заверещал. Обезумев от ярости, бросился в атаку. Но его уже ждали несколько штыков.
Железо прошило тварь насквозь. Изверг завизжал, стал дергаться. Один из Дымовиков вытянул руку, железные пальцы обхватили жуткую голову. Резкий выкрик Фрона заставил их сжаться. Хруст — и во все стороны брызнуло что-то темное.
Но тело Изверга продолжало жить. Распухшие ноги били по воздуху. Отвратительный лиловый живот трясся. Два оставшихся щупальца оплели одного из Дымовиков и дрожали от напряжения — видимо, пытаясь раздавить бочкообразный корпус.
Новый скрипучий окрик заставил механического защитника, вооруженного гигантским тесаком, обойти Изверга сзади. Наклонившись вбок, Дымовик взмахнул оружием и разрубил монстра пополам.
Обе половины шлепнулись на землю. Несколько Дымовиков стали топтать изувеченную плоть. Это длилось, пока от Изверга не осталась коричнево-розовая лужа.
Тогда к месту сражения проковылял Фрон — довольно высокий, согнутый буквой «С», косолапый, с голым черепом, усеянным коричневыми бородавками. Погонщик пробормотал что-то, опухоль на лбу засветилась, и лужа вспыхнула странным зеленым огнем.
— Все. С этим монстром мы покончили, — Фрон отошел и обернулся.
Андрей проследил за его взглядом и обнаружил, что сзади столпились еще несколько погонщиков. Уродливые лица казались изможденными.
«Все верно, — Духов опять «вспоминал». — Управление Дымовиком в битве с Извергом — непростое занятие. Здесь от механизмов требуются особые быстрота и ловкость».
Изверг побежден. Андрей внезапно ощутил к Фронам нечто похожее на уважение. Да, лобастые уродцы обращались с ним и другими Шкурниками, как со зверьми. Но сейчас они защищали людей. Это их работа — и выполнена она превосходно.
Конечно, тварь, рожденная Пожирателем, — не самый серьезный противник. Она безмозглая, только и умеет, что переть напролом, от нее не приходится ждать хитрости. Зато Изверги сильны, ловки и быстры. И Фроны, правда, постарались.
Но тот Шкурник… Андрей вздрогнул, перевел взгляд на распластанную по земле фигуру. Грудь несчастного залило кровью — из трех страшных ран. Хотелось верить, что мучился он недолго.
— Эй, ты! — скрипучий голос Фрона.
Андрей отвернулся от мертвеца, посмотрел на говорившего. Того самого погонщика, что поджег останки Изверга. Узкое лицо с острыми скулами покрывали десятки бородавок. Некоторые срастались, образуя уродливые, с несколькими волосками, шишки. Самая большая оттопыривала нижнюю губу, и Духову удалось разглядеть коричневые гнилые зубы Фрона. Очаг Умений по размерам не уступал кулаку взрослого человека. Как все погонщики, Фрон кутался в серый плащ с длинными широкими рукавами.
— Почему не отступил? — спросил погонщик. В маленьких, окруженных почти черными тенями, глазках — привычное презрение. — Почему стоял столбом, когда мог уйти? Если бы не Дымовики, ты бы сейчас валялся рядом с… — он кивнул в сторону мертвого Шкурника, пожевал губами, — с этим. Мне плевать и на него, и на тебя, но нам нужны рабочие руки. Его, — новый кивок на покойника, — наказывать уже бессмысленно. А вот тебя я угощу парой плетей-огневух.
Очаг Умений разгорелся, воздух затрещал, и в костлявой руке появилось орудие пытки — извивающаяся змея желтого света.
— Поворачивайся спиной, — велел Фрон.
Андрей послушно выполнил приказ. Внезапно нахлынувшее равнодушие вытеснило и страх, и боль, и усталость.
Воздух засвистел, спина взорвалась болью. Не успела та стихнуть хоть на тысячную долю, как последовал второй удар. Ноги подкосились, Духов оказался на коленях. Несколько Фронов довольно хмыкнули.
— Поднимайся, — проскрипел усыпанный бородавками погонщик. — Надеюсь, теперь будешь шустрее. А проверим мы это прямо сейчас. Взгляни еще раз, — как только Андрей встал, лобастый уродец указал на мертвого Шкурника. — Трусливая душонка, даже пальцем шевельнуть не смог, когда увидел врага. Стоял, трясся и скулил. Наверняка еще и обделался. Ты-то, кстати, сухой? — Фрон злорадно прищурился, глядя на Духова. Послышались одобрительные смешки погонщиков.
«Сухой», — мысленно огрызнулся тот, до боли в пальцах стискивая рукоять топора.
— Досадно, конечно, что мы потеряли пару рабочих рук, — продолжал бородавчатый, — однако он получил то, чего заслуживал. Подох, встретившись с гнусной тварью. Значит, и сам был таким. Еще досаднее, что вместе с этой тушей Изверг продырявил и защитный костюм, весьма дорогой. Но вот шлем цел и невредим. И ты сейчас принесешь его мне.
«Что?! — все внутри полыхнуло испугом. — Снять что-то с покойника?!»
Фрон неподвижно стоял, не отрывая от Андрея глаз. Ждал. А тот понимал, что, если не выполнит приказ в ближайшие несколько секунд, опять получит по спине. Потом еще. И еще. Погонщики могут мучить едва ли не бесконечно, и в итоге все равно придется делать то, что требует лобастая тварь. Хоть лежа на брюхе.
Воздух затрещал, в руке Фрона снова появилась плеть-огневуха.
— Итак… — проскрипел погонщик.
«Давай! — приказал себе Андрей. — Двигай!»
Развернулся, сделал пару шагов.
— Уже лучше, — раздалось за спиной.
Распластанное по земле тело с изуродованной грудью приближалось.
«Смотри только на шлем, — мысленно твердил Андрей. — Этому уроду нужен шлем. Вот и смотри только на него».
Но взгляд то и дело соскальзывал на страшные раны. Против воли. Будто назло.
Андрей остановился над покойником, стискивая челюсти до боли в зубах и деснах. Хорошо еще, язык не прикусил. В горле что-то противно толкалось, мерзкий запах дыши-зелья усиливал позывы.
Присев на корточки, Духов ухватился за загнутый книзу клюв и парой быстрых движений стащил шлем. Под ним оказалось лицо мужчины лет сорока. Заросшее щетиной, с разинутым окровавленным ртом и бесконечным ужасом в выпученных глазах — сейчас они смотрели на Андрея. Тот понимал: последнее, что видели эти глаза — безобразная морда Изверга. Сердце сжималось от страха и жалости.
— Хватит смотреть, — сказал Фрон. — Или он тебе понравился? Может, ты в него влюбился?
Погонщики отозвались мерзким хихиканьем.
— Неси шлем мне, — вновь заговорил бородавчатый.
«Урод! Тварь!» — от странного, сродни уважению, чувства, которое возникло после боя Фронов с Извергом, не осталось и следа.
Андрей выпрямился, отвернулся и, держа шлем в вытянутых руках, направился к погонщику.
— Так-то, — хрипнул тот, забирая шлем. Обернулся к сгрудившимся в полусотне шагов Шкурникам и объявил: — С работой все. Можете рассаживаться по повозкам.
Зажав шлем под мышкой, Фрон подошел к другим погонщикам. У всех вспыхнули Очаги Умений, и из специальных раструбов, крепившихся к корпусам Дымовиков, полился протяжный гул.
Гудок.
Вскоре сигнал к завершению работы подхватили за тысячи шагов справа и слева. Шкурники потянулись прочь от стены уродливых побегов. Выглядело это странно и жутко: напоминало исход непонятных существ — полулюдей-полуптиц.
«И я такой же, — подумал Андрей, чувствуя, как тяжелой глыбой, но бесшумно, накатывает тоска. — Пойду сейчас точно так же, как все они. Но я не хочу!..»
— Опять спишь на ходу! — недовольный бас заставил вздрогнуть. — По-моему, ты уже поплатился за это. Причем не раз! И все равно продолжаешь зевать! Видать, недостаточно наши лобастые господа плетьми по твоей хребтине прошлись!
«Достаточно», — мысленно возразил Духов, поворачиваясь к Перлмару.
Тот снял шлем, и Андрей понял, что не ошибся, когда представлял сурового Шкурника. У Перлмара и впрямь оказались курчавые волосы, борода и даже брови, узко и глубоко посаженные темные глазки. Они, как обычно, угрюмо буравили Духова.
«Нет! — новый прилив отчаяния. — Не как обычно! Я впервые вижу этого человека! Так же, как все вокруг!»
Андрей отвел глаза и огляделся. Он стоял посреди чужого мира. Жестокого и страшного, которого и вовсе быть не должно. Однако этот мир существовал, и Духов, судя по возникающим из ниоткуда воспоминаниям, был его частью, причем давно. Но как это может быть? Он ведь прекрасно помнил свой город, дом, родителей, друзей, университет…
— Да что с тобой?! — Перлмар повысил голос. Глаза гневно сверкали из-под нахмуренных бровей, массивный подбородок ходил влево-вправо. — Может, это тебя разбудит?!
Шкурник обхватил Духова за плечи, встряхнул. Андрей мотнул головой и охнул, когда тело отозвалось болью.
— Очнулся теперь?!
— Очнулся, — пробормотал Андрей, освобождаясь от железной хватки Шкурника.
— Тогда пошли.
Не дожидаясь ответа, Перлмар повернулся и направился к длинным деревянным вагонам, оставленным в сотне шагов от Ползучего Бора. Повозки держались на шести огромных — почти в человеческий рост — колесах, с каждой стороны темнели десятка три небольших квадратных окошек. От раскрытых прямоугольных дверей тянулись узкие лестницы, по которым один за другим поднимались Шкурники. Поднимались и пропадали в темной утробе повозок…
От последней мысли Андрей передернул плечами и повернулся к проклятому лесу. Возле стены деревьев возились Дымовики. Им предстояло собрать стесанную шкуру и мертвую древесину. Все это использовали Зельевары — проводили опыты, надеясь, в конце концов, найти средство, которое сможет раз и навсегда одолеть Ползучий Бор, составляли снадобья, вроде мерзкого, но необходимого дыши-зелья. К тому же, если просто бросить шкуру, из нее появятся Гнильцы — бесформенные и вредные твари, маленькие, но довольно опасные.
«Надо идти», — подумал Духов. Он снова взглянул на повозки и увидел, что снаружи осталось не больше двух десятков Шкурников.
Подобрав топор, он медленно пошел прочь от Ползучего Бора. С краника воспоминаний сорвалась еще одна капелька — и Андрей понял, что ему нужно в повозку с большой красной тройкой на боку.
Оказавшись внутри, он присел на скамью — напротив Перлмара. Тот бросил на него недовольный взгляд, скривил губы и уставился на истоптанные доски пола.
Из глубины вагончика донесся кашель. Натужный, глухой, похожий на лай. Сразу несколько Шкурников повернулись на звук. Андрей вытянул шею и увидел метрах в пяти толстяка, сложившегося едва ли не пополам. Он прятал лицо в ладонях, кашлял и сотрясался так, что в любой момент мог слететь с лавки. Остальные смотрели на него — молча, напряженно и сочувственно.
Приступ длился не меньше минуты. Потом толстяк немного распрямился, вытер рот и вспотевший лоб и, поймав десяток тяжелых взглядов, пробормотал:
— Простыл вот немного, — голос у него оказался сдавленным. По круглому лицу прошла судорога — Шкурник сдерживал новый приступ.
«Ненадолго это», — понял Андрей, чувствуя тошноту.
Остальные молча смотрели на толстяка. Тот растерянно скользил взглядом по неподвижным фигурам.
— Чего вы?! — с нотками обиды и страха спросил он. — Смотрят, молчат, как будто со мной неладно что-то! Все хорошо, говорю вам! Ясно?!
Несколько человек кивнули, отводя глаза.
— Вот, — толстый Шкурник шмыгнул носом, дернул губами, пытаясь улыбнуться. — Другое дело. А то вылупились, непонятно на что!
— Фабел, — тихо, осторожно заговорил сухой старик с длинными обвислыми усами. — Пятую Стёску уже заходишься.
— И что?! — выкрикнул толстяк. В глазах — злость напополам с испугом. — Пятую Стёску! — он передразнил, сморщился и надул щеки — кашель рвался наружу. — Подумаешь! Говорю еще раз: простудился я маленько! Простудился! Не верите?! У меня и жар, и голова болит! И кости ломит! Вы лоб мой потрогайте!
Шкурник подался вперед, сцапал старика за руку и приложил тонкую кисть с узловатыми пальцами к своему вспотевшему лбу.
— Ну?! — требовательно выкрикнул он. — Чувствуешь жар?!
— Чувствую, — бесцветно отозвался усач, убирая руку. Андрей понял, что ничего тот не чувствует.
— То-то же! Выдумывают себе невесть что!
Фыркнув, толстяк откинулся и, едва спина коснулась стены, согнулся в новом приступе. На этот раз он мучился не меньше трех минут. Прижимал руки к лицу, пытался задерживать дыхание, но кашель отчаянно бился внутри несчастного. И когда тот, наконец, успокоился, на рукаве защитного костюма остались пятна — гной с кровью, вернейший признак лающей болезни.
Несколько секунд Шкурник рассматривал темные следы. Затем, с выражением мольбы на красном лице, повернулся к усатому старику.
— Это… — в горле забулькало, толстяк несколько раз крякнул и продолжил: — Это ничего еще не значит, правда ведь?! У меня простуда, просто очень сильная! Такое бывает, когда простужаешься, верно?! Я знаю! У меня дядя так болел! Кашлял, кашлял, плевался кровью, а потом — раз! — и выздоровел! И я так же!..
Усач молчал. Андрей понимал его: он и сам не представлял, что тут можно сказать.
— А простуда — это пустяки! — торопливо, сбивчиво, успокаивая самого себя, продолжал больной Шкурник. — От нее Зельевары давным-давно кучу снадобий придумали! Хороших и дешевых! Я Зеглу свою на торгашеский виток отправлю, она и купит! Обязательно купит! Нам есть на что купить! У нас дома целых две облигации хранятся — это меня еще месяц назад наградили, потому что работал хорошо! Мы их не тратили, берегли! Вот и сберегли! Купит Зегла снадобье, вылечусь и еще лучше работать стану!
— Станет он лучше работать… — тихо и зло пробормотал Перлмар.
Андрей посмотрел на сурового Шкурника и увидел, что тот наклонился, уперев локти в колени, качая головой.
«Зачем же… так?!» — подумал он. Тошнота усиливалась, вдобавок закружилась голова.
Толстый Шкурник, к счастью для себя, не услышал Перлмара. Приступ кончился, и теперь он сидел, кусая губы и притопывая. Наверняка представлял, как отправит свою Зеглу за бесполезным лекарством…
— Так, — у входа возникла нескладная фигура погонщика. — Все на месте? Тогда я закрываю.
Дверь захлопнулась, снаружи залязгал металл. Это Дымовики прицеплялись к специальным реям, привинченным вдоль бортов — им предстояло тащить повозки до самой Степной Обители.
Путь занимал не меньше двух часов, заняться в повозке было нечем, и Андрей, наконец, смог собраться с мыслями. Понять требовалось многое.
Что это за место? Как он сюда попал? Почему вспоминает то, чего сроду не знал? Существует ли все окружающее на самом деле? И самое главное: как вернуться домой?
«А вдруг это невозможно? — страх сковал сердце холодом. — Что, если я останусь здесь на всю жизнь?»
Нет, глупости… Надо просто понять, что случилось.
Андрей нахмурился. В памяти всплыла жуткая фигура Изверга. Он ведь думал о чем-то важном, перед тем как показалось чудовище. О чем-то…
«О ком-то! — Духов вспомнил. — Кагановский! Все началось у него!»
Что произошло в квартире писателя? Тот встретил Андрея, причем весьма недружелюбно. Потом все же разговорился, предложил раскрыть один секрет и заставил кое-что прочитать. Может…
Точно! Дело в рукописи! Духов начал читать, и возник странный запах, стали обманывать остальные чувства. А потом Андрей просто очутился здесь — в чужом, незнакомом мире, который…
«Которого на самом деле нет! — осенило Андрея. — Это всего лишь гипноз! Кагановский хотел, чтобы я понял, что значит проживать события книги! И решил это наглядно продемонстрировать! Ввел меня в транс! Только вот как?»
Действительно… Писатель ведь не заставлял смотреть ему в глаза, не раскачивал перед носом гирькой на веревочке, не включал музыку. Как он загипнотизировал Духова?
«Надо вспомнить все до мельчайших подробностей, — Андрей наморщил лоб. Никогда прежде он не размышлял так напряженно. Собственный мозг вдруг представился механизмом из ржавых шестеренок, которые оживали с натужным скрежетом. — Он предложил понять, что значит проживать события. А потом… — сердце заколотилось, как безумное, — потом попросил повторить странную фразу. Что-то там про Со-Творцов и тайну. Не здесь ли разгадка? Может, эта фраза — особая формула, которая готовит разум к гипнозу? Скорее всего. А дальше он вручил мне рукопись, причем неоконченную. Видно, все дело именно в рукописи».
Но ведь это только бумага. Как может она погрузить в транс?
Андрей прикрыл глаза, представляя желтоватые листы, неровные строчки, отпечатанные на машинке. Неожиданно вспомнилась давным-давно прочитанная статья. Суть Духов понял лишь в общих чертах: при помощи особого сочетания слов можно воздействовать на волю человека. Что, если и Кагановский владеет чем-то похожим? Только он не говорит, а пишет.
В любое другое время Андрей назвал бы подобные размышления бредом. Но не теперь — после плетей-огневух, общения со странными существами, наделенными Умениями, битвы оживших механизмов с отвратительным монстром…
«Да, это гипноз, — подумал он. — Кагановский отключил меня, чтобы показать, как проживает события книги. Выходит, он погружается в транс самостоятельно. Невероятно!»
Но как быть с чувствами? Духов ведь ощущал и вонь дыши-зелья, и усталость, и боль. Возможно ли это при гипнозе?
«Возможно», — Андрей припомнил несколько историй, в которых гипнотизеры обладали поистине фантастической силой внушения. Стоило им сказать испытуемому, что он обжегся, как на коже «жертвы» тотчас проступали следы ожога.
Жуть, если подумать. И теперь эта самая жуть коснулась Духова. Теперь он, как выражается Кагановский, «проживает события».
«История как раз в его духе, — продолжал размышлять Андрей. Он по-прежнему был напуган, но, по крайней мере, растерянность стала уходить. — Жестокая, полная смертей, трагедий и монстров. А я — ее часть».
По спине пробежал холодок, Духов передернул плечами.
С другой стороны — это ведь приключение. Да, страшно: кажется, что все происходит на самом деле. Но лишь благодаря фантазии Кагановского. Это он придумал Волну Безумия, Ползучий Бор, Пожирателей, Извергов, Фронов и Шкурников, наделил Андрея воспоминаниями о фантастическом мире, внушил ему, что все взаправду. А в действительности Духов сейчас сидит в убогой, но безопасной квартире писателя и видит странный, очень похожий на настоящую жизнь, сон.
«Ну и ну!» — Андрей не удержался — покачал головой и усмехнулся. На душе легчало с каждой секундой.
Хорош аттракциончик!.. Зато потом он напишет такую статью, что Юрий Миронович слюнки пустит! Это ведь сенсация! Известный писатель-фантаст создает истории, погружая себя в гипноз! И молодой журналист, отважившийся взять у него интервью, испытал все на собственной шкуре!
«Супер!» — от возбуждения Духов заерзал на лавке. Перлмар кинул на него неодобрительный взгляд.
Правда, оставался вопрос: сколько Андрею еще предстоит пробыть здесь? Когда Кагановский собирается выводить его из гипноза? Неизвестно.
Напрягало и еще кое-что. В пострадавшем от непонятной Волны Безумия мире Духов уже несколько часов. А сколько времени прошло в реальности?
«Будем надеяться, гораздо меньше», — подумал он, чувствуя, как в защитном костюме становится все жарче. Клювастый шлем лежал на коленях, топор — под скамьей.
Многое вроде бы прояснилось, но чувство тревоги не торопилось покидать Андрея. Однако, как он ни пытался, так и не смог понять, что именно его беспокоит.
«Надо расслабиться, — в конце концов сказал себе Духов. — Расслабиться и наслаждаться. Когда еще в подобное приключение попаду? С полным эффектом присутствия… Такого ни одна книга, фильм или игра не даст. А Кагановский сам себя в гипноз погружает, перед каждой новой историей. Счастливчик…»
Тут Андрей осекся, вспомнив, что пришлось пережить писателю еще ребенком.
Повозка, слегка раскачиваясь, катила к Степной Обители. Слышался скрип колес, посвистывание Дымовиков, тяжелый топот железных ног. Черный дым просачивался в окошки, и воздух внутри был кислым. Шкурники сидели неподвижно и молча, точно куклы в громоздких нарядах.
Духов привстал, выглянул наружу. В маленьком квадрате окна проплывала голая, с редкими островками сохнущей травы, степь. Небо оставалось желтым.
«Ни облаков, ни солнца, ни луны, ни звезд, — возникло в голове, и Андрей понял, что сейчас опять «вспомнит» что-нибудь о мире, созданном Кагановским. — Уже почти двести лет, с самой Волны Безумия».
Все, кто стал свидетелем катастрофы, давно лежат в земле. Кроме, разумеется, Азэса-Покровителя — его считали бессмертным. Однако воспоминания о Волне Безумия передавались от поколения к поколению очень подробно.
Это случилось в самый обычный весенний день, теплый и солнечный. Началось все с трещин в земле. Из широких проломов неизвестной глубины стали подниматься языки красного дыма. Воздух задрожал, с неба обрушился тяжелый стон, а вслед за ним вопли — дикие и яростные. Так кричать могли лишь твари из Преисподней. Стена красного дрожащего воздуха поднялась до облаков и понеслась вперед, сметая леса, города и деревни, обращая в прах все живое, что попадалось на пути.
Как рассказывали, время от времени дым принимал форму жутких исполинских созданий. Проступали очертания безобразных морд — оскаленных и беззубых, многоглазых и слепых. Тянулись вперед призрачные лапы с когтями, щупальца, клешни и жала. Чудища исходили яростью, толкались и ревели, упиваясь радостью разрушения.
Волне Безумия хватило нескольких часов, чтобы заглянуть в каждый уголок, где жили люди, звери и птицы. Чаша Жизни — так назывался этот мир до катастрофы — наполнилась ядом. Опустела земля, небо стало непроницаемо желтым. На континенте уцелели немногие — быть может, один из тысячи. Тех, кого Волна Безумия застигла в океане, больше не видели.
«Выходит, я в мире после конца света, — заключил Андрей. — Причем апокалипсис случился не из-за ядерных войн или чего-то похожего, а по вине потусторонних сил. Бр-р! — он поежился. — Жутко!»
В голове больше не возникали ложные воспоминания. Духов устроился поудобнее на лавке, уставился в одну точку и стал ждать, когда караван со Шкурниками доберется до Степной Обители.