Пересмешник - Глава 17

Глава 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26

Глава 17
Мышка мышурров

Часы сегодня тикали особенно громко. Солнечные лучи, назойливые, удивительно теплые, просачивались, словно вода, сквозь толстые занавески и бесцеремонно плясали у меня на лице, не испытывая никаких мук совести от того, что разбудили меня. Я собирался хорошенько выспаться, но у вновь начинавшей налаживаться погоды было свое мнение на этот счет.

Шафья спала рядом, на животе, и ее горячий бок жег мне кожу. Изящная смуглая рука, украшенная золотыми браслетами, все еще лежала у меня на груди и я, как можно осторожнее, стараясь не разбудить девушку, выбрался из постели. Магарка прижималась щекой к подушке, и всегда собранные в косы волосы, сейчас темным облаком укрывали ее, словно одеяло.

Как-то Данте сказал, что человеку моего круга спать с собственной служанкой вульгарно. Разумеется, говорил он это с очень большой иронией, так как сам в постельных делах отнюдь не образец нравственности, так что его недовольство я пропустил мимо ушей. Моя совесть была абсолютно чиста.

Стороннему наблюдателю в крайне щекотливых отношениях хозяин-служанка может многое показаться, но я ни к чему Шафью никогда не принуждал, и наши встречи возникали лишь по обоюдному согласию и никогда не заводили дальше, чем это требовалось. Никто из нас не испытывал дурацкого чувства вины или неловкости в общении друг с другом. Мы были достаточно взрослыми, чтобы понимать, что нуждаемся в обычном человеческом тепле, пускай лишь на одну ночь. Она была одинока, прекрасна и горяча, я также одинок и пока еще жив. Мы отрывали бесценные минуты у ночи, понимая, что быть вдвоем, хотя бы иногда – гораздо лучше, чем коротать часы жизни в одиночестве.

Я вошел в смежную со спальней комнату, прикрыв за собой дверь, оделся и спустился вниз. Бласетт отсутствовал, что само по себе было странно, а в Охотничьей комнате пил кофе Талер.

– «Откуда ты, прелестное явление»? – спросил я цитатой из пьесы Арчибальда.

Мой друг молча налил мне кофе, бросил в чашку сахар и протянул свежую газету. Я пожал плечами, поискал глазами Стэфана, затем вспомнил, что оставил его вместе с Анхель и застыл, так и не донеся чашку с дымящейся ароматной жидкостью до рта.

– Думал, что тебе будет интересно узнать об этом как можно раньше, – Талер рылся в конфетнице.

– Да уж, – только и выдавил я из себя.

Заголовок первой страницы мне решительно не понравился. Текст, находящийся под ним, еще больше. Я быстро пробежал его глазами. Раз. Другой. Третий. Взгляд зацепился за отрывок:

«…Управление Скваген-жольца по связям с общественностью подтвердило нашему корреспонденту, что при взрыве, произошедшем на мосту Легионеров, вчера в восемь вечера погиб Владимир эр’Дви, начальник серого отдела Скваген-жольца. Гвидо эр’Хазеппа выразил глубокую печаль в связи с гибелью своего коллеги и подчиненного и принес соболезнования родственникам погибшего.

К сожалению, «Время Рапгара» не знает подробностей, но, по словам свидетелей, в окно кареты чэра эр’Дви двумя неизвестными была брошена бомба. Они скрылись с места преступления, расстреляв из револьверов подоспевший патруль жандармов. Это самое успешное из всех покушений на крупного чиновника, произошедшее в Рапгаре за последние годы. Подобный инцидент произошел восемь лет назад, когда боевая ячейка ныне уничтоженных Носящих красные колпаки расстреляла на ступенях Души Рапгара прежнего мэра – Русэля Кваддо.

Гвидо эр’Хазеппа заверил, что дело взял под свой контроль Князь, виновные будут найдены в самом скором времени и понесут заслуженное наказание.

По выборочному опросу респондентов мы выяснили, что лишь небольшой их процент не сомневается в успехе органов правопорядка, большинство же, удрученное неудачей в поимке Ночного Мясника, полагает, что это громкое убийство так и останется нераскрытым.

Наши эксперты в области политологии, криминалистики, а также этнических отношений и истории сект не смогли однозначно назвать предполагаемого виновника столь громкого убийства, но уверено заявили, что с гибелью чэра Владимира эр’Дви серый одел Скваген-жольца ждет если не реорганизация, то существенные изменения…»

– Отвратительное утро, – буркнул я, вспоминая светловолосого чэра.

– Почти мои слова, – откликнулся Талер. – Не думаешь, что за этим стоят Носящие красные колпаки? Ведь в последнее время он интересовался ими. Я помню, как чэр примчался к тебе в дом после того нападения.

– Быть может, и да. Быть может, нет. Наши теории – лишь пустое сотрясание воздуха. Он мог вести одновременно десяток дел, а погибнуть из-за того, что косо посмотрел на какого-то прохожего. В Рапгаре достаточно сумасшедших, чтобы совершить такое.

Все наслаивается одно на другое. Жизнь в столице никогда не была тихой, всегда случались какие-нибудь происшествия, но последние недели происходящее в моем городе – это просто какое-то стихийное бедствие.

– На мой взгляд, власть себя серьезно дискредитирует, – Талер намазывал масло на тост. – В некоторых кругах уже идут осторожные разговоры, что правительство растеряно и не способно ничего сделать. Рапгар словно расползается по швам. Еще десять лет назад никто и подумать не мог о таком – убийство крупных чиновников на глазах у всех какими-то отморозками. Теперь – пожалуйста.

Он в задумчивости изучил ананасовый джем и придвинул к себе малиновый.

– Ты помнишь, чтобы раньше последователям Багряной леди давали возможность выступить со своими идиотскими заявлениями? Их сразу же стаскивали с трибуны, если не жандармы, то граждане, и волокли в кутузку. А что теперь? Всего пять дней назад я видел, как эти умники проповедовали в Прыг-скоке, и ни один зевака не пошевелился их заткнуть.

Я был с ним согласен. Вспомнил недавний инцидент на площади перед Центральным вокзалом.

– Все кажутся растерянными, – пережевывая, произнес Талер. – В том числе и власть имущие. Этот маньяк, поднявшие голову радикальные ячейки, куча недовольных, приближающаяся война. Последняя, кстати говоря, хоть как-то отвлечет внимание населения от творящегося в городе.

– Ждем войны, как избавления от всех неприятностей? – я с интересом просматривал финансовый листок «Времени Рапгара», так как не нашел ничего приятного в некрологах. – Зря. Она добавит других проблем. А насчет недовольных – не бери в голову. Их придавят так, что следующие полгода-год вновь будет тишина, да благодать.

– Хотелось бы верить. В любом случае теперь серый отдел еще сильнее закрутит гайки, и начнется охота на ведьм. Впрочем, это, наверное, неплохо, а? Житья не стало от отребья, нелегально попадающего в город. Ладно бы сидели спокойно и тихо, так они никогда не ведут себя, как приличные граждане… Да, там Полли пообещала приготовить яичницу с грибами и беконом и сварить прижские колбаски с травами. Ты не собираешься завтракать?

Я с усмешкой посмотрел на него:

– Ты настоящий прожорливый троглодит.

– Неверное использование слова. Троглодит – существо невоспитанное и некультурное. Я же – всего лишь голодный.

– Ну, раз так, схожу на кухню и посмотрю, что можно для тебя сделать.

Шафья спала, и я не собирался ее будить, а Бласетт словно провалился в подвал. Полли, беззлобно ворча на нерадивых слуг, собрала мне поднос с едой. Мы с Талером позавтракали, он забрал к себе на тарелку оставшуюся снедь, а я вновь развернул газету.

– Ты пойдешь на панихиду эр’Дви?

– Не думаю, – после некоторого размышления ответил я. – Я его плохо знал, и мое появление в этом кругу было бы странным. Половина господ из Скваген-жольца до сих пор испытывают несварение желудка при виде меня.

Талер хохотнул и серьезно сказал:

– Просто я ночевал у Гальвирров. Рисах узнал новость раньше, чем она появилась в газетах, еще ночью. Он и Катарина собираются прийти.

– Угу, – без всякого интереса подал голос я. – Пишут, что Ночной Мясник растворился в воздухе. Вот высказывают осторожное предположение, что страх наконец-то покинул город. Никаких нападений уже «достаточное количество дней».

– Судя по тому, что ты мне рассказал, не думаю, будто он успокоился, – Талер сыто вздохнул. – Скорее всего, парень подхватил банальный насморк, и у него нет настроения идти на работу. «Срочные новости» позавчера распространили слух о том, что пророк из района Иных предсказал скорую кровавую ночь. Самую страшную из всех, что были в Рапгаре благодаря убийце.

– Лучше бы он предсказал, где берлога Ночного Мясника, или сдался жандармам, – сухо произнес я.

– Они, если ты не в курсе, за это время успели переловить два десятка пророков, предсказателей, сумасшедших и прочих шарлатанов. Половина из них утверждала, что они – и есть пророк из района Иных. Разумеется, это оказалось ложью. И, между прочим, никто из местных заправил, а также доносчиков, крыс и осведомителей в районе Иных не слышал ни о каком провидце.

– Откуда у тебя такие сведения? – я посмотрел на него из-за культурного листка «Времени Рапгара».

– Рисах за ужином рассказывал. Впрочем, Кат бесед об убийце в своем доме не одобряет, и подозреваю, что большую часть самого интересного мне так и не удалось узнать. Кстати говоря, как у тебя дела с котами?

– Никак.

Прошло уже четыре дня с тех пор, как я посетил Круг Когтей, но результата пока не было. Конечно, я набрался терпения и ждал, больше ничего и не оставалось, но начинало казаться, что обо мне просто забыли. Причем все – шпики серого отдела, неуемный Фарбо, мяурры, Эрин, и те невежливые господа, что несколько раз искали со мной встречи в поисках девушки с карминовыми губами.

– А, сгоревшие души! – Талер хлопнул себя по лбу. – Совсем забыл. Катарина передала тебе записку. Держи.

Мне пришлось отложить газету и распечатать конверт.

 

Дорогой Тиль.

Через неделю в Национальном театре состоится премьера оперы мэтра Жали «Снежная сказка». Знающие люди предрекают ей большой успех. Как ты понимаешь, в день премьеры там соберется весь свет (ходит упорный слух, что будет и Князь с семьей).

Я знаю, что в последнее время ты не любишь светские мероприятия, в том числе и театральные вечера, но хочу попросить тебя о маленьком одолжении.

Ты, разумеется, помнишь чэру Алисию эр’Рашэ, девушку в высшей степени утонченную, образованную и достойную, в том числе – и твоего внимания. Думаю, ты согласишься со мной, что эта юная особа – большая умница и прелесть. Я разговаривала с ней пару дней назад, Алисия очень хочет пойти на премьеру, но у нее нет кавалера. Не согласишься ли ты составить ей компанию?

Если сможешь найти для этого время, пожалуйста, сообщи мне о своем решении письмом или через Талера.

Крепко обнимаю.

Катарина.

 

Я молча протянул записку Талеру, понимая, что все равно отвертеться от его вопросов не получится. Он пробежал глазами по строчкам и осклабился:

– Кат все еще хочет тебя женить, а?

– Они никогда не занималась сводничеством. Катарина просто добрая душа, только и всего. К тому же для нее слишком цинично искать в пару чэре эр’Рашэ мертвеца, который оставит несчастную девушку вдовой лет в двадцать.

– Я по твоим глазам вижу, что ты готов принять предложение.

– Конечно, – я вновь уткнулся в газету. – Не могу отказать Катарине, к тому же Алисия, действительно, хорошая девушка. Я себя никак не утружу… Смотри, очередной виток войны. Малозанский цеппелин разбомбил паром с беженцами недалеко от берегов Кируса. Часть населения острова недовольна тем, что наши войска на их земле, и провели акции протеста перед посольством. Малозан объявил, что он поможет жителям острова, требующим свободы от иноземных захватчиков.

Я отбросил «Время Рапгара» со словами:

– Кажется, пора продать акции кое-каких предприятий, пока это все не рухнуло в одночасье.

– Чэр эр’Картиа, – в дверях стоял Бласетт при полном параде. – Могу ли я отвлечь вас на несколько минут?

Физиономия дворецкого сияла, словно хорошо начищенное столовое серебро, хотя он и старался сохранить равнодушный вид.

– Разумеется, Бласетт. Я подойду в кабинет через минуту.

– Спасибо, чэр. Я буду вас ждать.

Он удалился, я допил уже давно успевший остыть кофе и отправился в кабинет. На моем столе стояло большое блюдо, накрытое сверху колпаком для сохранения пищи горячей. Из-под него раздавались глухие стонущие звуки. Бласетт нависал над ним, словно озверевший завью над своей жертвой.

– В чем дело? – нахмурился я.

– Я поймал их, чэр! Я поймал вредителей! На месте преступления. Вот это они пытались положить под вашу дверь! – он двумя пальцами приподнял огрызок морковки.

Я почувствовал, как веселится Анхель.

– Ну, давай посмотрим, кого ты поймал, – сказал я, присаживаясь на стул и наклоняясь к столу.

Дворецкий жестом опытного фокусника поднял колпак, и помещение тут же наполнилось писклявыми рыданиями, стенаниями, причитаниями и воплями. Сквозь стену в кабинет прошла Эстер, ревниво проверила, не завел ли я себе еще одного призрака, презрительно фыркнула и исчезла, словно ее и не было.

Я во все глаза смотрел на шестерых представителей маленького народца. Они, увидев перед собой лицо чэра, завыли еще громче, размазывая кулачками слезы на чумазых лицах, и трое из них от переизбытка чувств не нашли ничего лучше, чем хлопнуться в обморок. Еще одна малышка закрыла лицо руками, а другая, самая маленькая, от страха забыла, как пользоваться крылышками и даже не подумала взлететь. Самая старшая из них, с некоторой сединой в нечесаных, торчащих в разные стороны волосах, с курносым носом и разноцветными глазами, держалась лучше всех – плакала почти беззвучно.

– Принеси печенья и молока, – приказал я Бласетту, решив действовать точно так же, как в поезде, во время встречи с Эрин.

Он вернулся в мгновение ока, с недовольной миной поставил перед пленниками блюдце и положил стопкой имбирное печенье. Почти сразу же троица перестала реветь, а «упавшие» в обморок приоткрыли глаза, решив узнать, не миновала ли опасность. Следующие несколько минут они завтракали, умильно сжимая в маленьких ладошках куски поломанного мной печенья и то и дело наклоняясь к блюдцу, наверное, казавшемуся им размером с хорошую ванну.

Бласетт сердито сопел, иногда поправлял пенсне на носу и косился на «гостей», как на кровных врагов.

– Ну, а теперь кто-нибудь из вас сможет мне рассказать, чем вам так не приглянулось мое крыльцо?

Кажется, я поторопился, потому что одна из малышек подавилась угощением, а вторая на всякий случай опять хлопнулась в обморок. Мне потребовалось некоторое усилие и масса терпения, чтобы разговорить злостных «преступников».

Старшую звали Пуня Чуховая, она была главой рода Звездочек, и именно по ее указанию все эти дни у меня под дверью появлялся мусор с помойки. Ну, во всяком случае, я считал это  мусором, а вот мелочь имела собственное мнение на данный счет. На взгляд маленького народца, всё-всё-всё, начиная от битых стеклышек и листьев, и заканчивая трупом крысы, являлось очень  большой ценностью.

Собственно говоря, маленький народец решил сделать мне щедрые подношения из своих сокровищниц, чтобы задобрить. Слушая их историю, я не знал смеяться мне или плакать. Раньше род Звездочек обитал в заброшенном доме, что находился в конце улицы и в данный момент разрушался строителями для возведения нового особняка. Соответственно, малышам и малышкам негде жить, а зима уже совсем-совсем близко. Вот они и подумали, что, возможно, я смилостивлюсь и пущу их пожить у себя, если мне поднесут хорошие дары.

Почему выбрали меня, а не чэру эр’Тавию, полковника МакДрагдала или любого другого соседа, разумно объяснить они не могли и лишь виновато шмыгали носами.

– И что мне с вами делать?

Анхель беззвучно смеялась. Вся эта ситуация ее безумно веселила.

– Сколько вас?

– Немного, господин, – сказала Пуня Чуховая и пробормотала что-то совершенно неразборчиво.

– Ничего не понял.

– Сорок.

Лицо Бласетта окаменело. Я же пожал плечами. При росте и размере маленького народца много места в огромном доме они не займут. Против этого племени я никогда ничего не имел, считал их существами добрыми, наивными и немного комичными. Так что будет очень забавно разместить у себя под боком такой муравейник. Удивлю Данте, он подобного экстравагантного поступка от меня точно не ждет.

– Хорошо. Можете оставаться.

Мои последние слова потонули в ликующих писках. Бласетта же едва паралич не разбил, но удар он выдержал с честью.

– Будете жить в комнате и кладовке, в восточном крыле. Там отдельный выход в сад. Но запрещаю таскать мусор, подниматься на второй этаж и воровать продукты. Я скажу кухарке, она будет оставлять вам еду. Если возникнут какие-то вопросы, обращайтесь к господину Бласетту. Он мое доверенное лицо и назначается ответственным за ваше поведение.

Дворецкий посмотрел на меня с тоской и осуждением, как на предателя, который подсунул ему пару фунтов взрывчатки с горящим фитилем.

– И не спалите мне дом! – напоследок сказал я, слушая, как «хохочет» Анхель.

Чему она радовалась, я ума не приложу.

 

– Мат, – сказал Талер, передвигая офицера на три клетки вперед.

– А, сгоревшие души! – махнул я рукой. – Ты снова меня обошел. Когда-нибудь я тебя сделаю.

Он довольно улыбнулся и стал расставлять фигуры на их первоначальные позиции.

– Ты хоть раз в жизни у него выиграл? – пробурчал Стэфан, следивший за нашей партией с самого начала.

– Две победы. И пять ничьих.

Талер поднял глаза, понял, что я общаюсь с амнисом, и поправил меня:

– Четыре ничьих. Последняя, в день выпуска, не в счет. Я был пьян.

– Да, мой мальчик, играть с ним в шахматы все равно, что с тобой в карты.

– Старина Талер непотопляем, – согласился я. – Он единственный, кому я систематически проигрываю.

Мой друг, слыша эти слова, хмыкнул, но было видно – ему приятно, что его таланты оценили.

Талер достаточно много времени проводит у меня в доме. Если он не на службе, стрельбище, в оружейном клубе или у Катарины, то гостит у меня. Свою квартирку он ненавидит почти так же, как одиночество, и практически не бывает у себя в берлоге.

Я ничуть не возражаю, чтобы Талер приходил, мне он совершенно не мешает, к тому же, как я уже говорил, в доме полно пустых гостевых комнат, а Полли будет только рада накормить новых жильцов. По ее мнению, здесь слишком скучно и пустынно.

– Чэр эр’Картиа, к вам посетительница, – Блассет вошел с прямой спиной и ледяным лицом.

Он все еще дулся из-за истории с маленьким народцем.

– Кто?! – я резко обернулся к нему, сразу подумав об Эрин.

– Мяурр. Кошка. Она представилась, но, к стыду своему, я не в состоянии запомнить такое имя с первого раза, чэр.

– Фэркаджамрея?

– У вас великолепная память, чэр, – поклонился Бласетт. – Пригласить ее к вам?

– Будь так добр.

– Сию минуту, чэр.

– Это та самая? Из мышурров? – оживился Талер.

Я, прищурившись, посмотрел на него и совершенно нетактично поинтересовался:

– Тебе не пора? Ты сто лет не был на стрельбище.

– Если ты считаешь, что лучший друг оставит тебя, когда ты полезешь рисковать собственной шеей в логово к торговцу дурью, то ты не знаешь, что такое друзья!

– Я рад, что ты вспомнил о риске. Я лезу во все это исключительно потому, что, как ты знаешь, мне нечего терять. Разумеется, никто не говорит, что я не хочу жить долго и счастливо, но если взвешивать наши жизни на весах…

– Оставь, пожалуйста, свои недалекие теории, – отмахнулся он. – Чья жизнь важнее – умирающего или того, кто не знает, что с ним случится завтра, вопрос пустой и философский. Я на эту удочку не клюну.

– Все, что я затеял, мой друг, это всего лишь моя придурь. Глупая прихоть страдающего от безделья чэра, который стремится найти тех, кто пытался убить меня в моем собственном доме, и с помощью этих господ в красных колпаках – выйти на след Эрин. Девушки, которую я совершенно не знаю, и видел от силы двадцать минут. Я не считаю, что тебе надо принимать участие в подобном абсурде.

– Спорю на трестон, что если я продолжу упорствовать, ты пригрозишь нажаловаться на меня Катарине.

Ответить я не успел, так как вошла Фэркаджамрея в сопровождении Бласетта.

– Добррый день, чэрр эрр’Карртиа, – поприветствовала меня кошка.

– Добрый день, Фэркаджамрея. Это мой друг господин Талер.

Она безразлично посмотрела на Талера, равнодушно-вежливо кивнула.

– Присаживайтесь. Желаете что-нибудь выпить? – предложил я ей.

– Яичный ликерр с мрряутной настойкой в рравных прропоррциях.

Бласетт дернул бровью, удивленный таким сочетанием, но довольно скоро вернулся с высоким бокалом и вручил его мяурре.

– Я нашла прродавца, хоть это и было непрросто.

Мне показалось, что она сдержалась, чтобы не улыбнуться довольно.

– Это очень хорошие новости. Благодарю вас за помощь, – сказал я ей.

– Не стоит благодаррности, чэрр. Я выполнила прриказ старрейшины. Мы мряожем поехать хоть сейчас.

– Чудесно, – сказал я вставая. – Дайте мне пару минут, чтобы собраться.

 

Я перестал спорить и пытаться переубедить Талера, как только мы вышли из дома. В конце концов, он взрослый человек, и если ему хочется заниматься ерундой, которая привлекает меня, вперед и с песней. Я лишь предупредил, что если ему опять продырявят шляпу, новую покупать не буду. Он хмыкнул по своей старой привычке и, засунув руки в карманы плаща, пошел рядом.

Фэркаджамреи не было никакого дела до того, кто меня сопровождает. Она запрыгнула в трамвай, на ходу показав кондуктору жетон, и села в салоне третьего класса, среди многочисленной гомонящей толпы эмигрантов и студентов. Возле Старого парка мяурра вышла, привела нас на набережную, потянувшись на лавочке, подобрала под себя ноги и сказала:

– Надо ждать.

Я, не став задавать вопросов, сел рядом, а Талер, у которого вновь началась аллергия, подошел к воде и вместе с мальчишками, детенышами ка-га и тремя оторвавшимися от дел фиоссами начал швырять камушки в воду, пуская «лягушек». Кошка следила за ним безмятежным взглядом раскосых лиловых глаз, затем сказала мне:

– От него пахнет поррохом.

– Да. Талер любит стрелять.

– Поэтому вы и взяли его с собой?

– Нет. Причина в другом. Если Талер что-то решил, его тяжело переубедить.

– Он похож на нас, – сказала Фэркаджамрея и, поймав мой непонимающий взгляд, уточнила:

– Мряушурров.

Мы вновь замолчали. Стэфан начал что-то бубнить о бездарно растрачиваемом времени, но я попросил его замолкнуть и, подставив лицо осеннему солнцу, закрыл глаза. Было тепло, хорошо, мягко плескались волны, слышались крики чаек и занятых игрой мальчишек, иногда над водой неслись гудки далеких пароходов. Чудесный день, чтобы поехать куда-нибудь за город, подальше от скоплений народа, пожить в свое удовольствие, погулять в тишине и покое, наслаждаясь единением с природой.

– Может, ты все-таки обратишь на меня внимание?

– Что тебя беспокоит на этот раз? – мысленно обратился я к трости.

– Шпики. Я понимаю, что ты так привык к их присутствию и перестал замечать, но сегодня их, действительно, нет. Горизонт чист, мой мальчик.

– Не удивительно. Эр’Дви мертв. Серый отдел стоит на ушах. Каждый оперативник на счету. На кой я им теперь сдался? Они потеряли надежду, что Носящие колпаки еще раз ко мне нагрянут, и занялись более насущными проблемами.

– Но ты-то должен понимать, что эти люди вновь могут тебя найти?

– Конечно.

На лицо легла тень, и я открыл глаза. Сигарообразный серо-стальной цеппелин закрыл собой солнце и, снижая скорость, полз по небу. Он казался медлительным, неповоротливым и громоздким китом, внезапно научившимся летать.

Обтекаемый нос, гондола экипажа, две пассажирские, каждая из которых размером с приличный ресторан, восемь дымящих паром мото-гондол, с медленно крутящимися лопастями пропеллеров, крестообразное оперение на корме – два вертикальных киля и два горизонтальных стабилизатора.

Он проплыл над городом и удалился к Станции дирижаблей, находящейся на большом поле в окрестностях Маленькой страны. Там стояло шесть посадочных мачт, так что воздушные чудовища курсировали постоянно. В том числе не только пассажирские, но грузовые и военные.

У Рапгара было уже двадцать семь жестких цеппелинов, и город на этом останавливаться не собирался. Воздушный флот развивался стремительно, акции росли, Данте даже предлагал мне поучаствовать в этом деле, купить ценные бумаги, но к подобным экспериментам, пусть даже они и будут выгодны и перспективны, я относился с сомнением.

Да, у дирижаблей хорошая скорость, способность быстро преодолевать большие расстояния, поднимать серьезные грузы, но они тяжелы в управлении, зависимы от погоды и слишком ненадежны. На мой взгляд, настоящие перспективы у этого вида транспорта появятся, когда на них поставят мощные электрические моторы, которые в данный момент существуют лишь в одном, экспериментальном образце в лабораториях тропаелл. Пока эти штуки слишком громоздки, дороги и нефункциональны, мы будем зависеть от пара. Стэфан считает, что надлежащий прорыв в технической мысли возникнет не раньше, чем лет через десять. К тому же, паровые магнаты, зарабатывающие на производстве привычных двигателей баснословные прибыли, будут тормозить вредные для их капитала разработки всеми возможными способами. Ну и не стоит сбрасывать со счетов магов. Эти, потеряв большую часть власти и способности влиять на правительство, до сих пор еще достаточно сильны для того, чтобы научно-технический прогресс спотыкался на любом бюрократическом законе.

– Чего мы ждем? – окликнул нас Талер, подкидывая на ладони камешек.

Я вопросительно посмотрел на Фэркаджамрею.

– Мряуих дррузей, – произнесла она. – Они скорро будут.

– Что за жетон вы показали в трамвае?

Она с неохотой вытащила из кармана круглую железяку с гравировкой и повернула ее ко мне:

– Мы следим за поррядкомряу срреди своего наррода. Глас Иных и мэрр наделили нас соответствующими полномочиями.

Я знал, о чем она говорит. Народные отряды правопорядка из этнических меньшинств, обличенные властью и приравненные в правах к жандармам, являлись рукой правительства в своих районах. Создание таких отрядов было вполне разумно – местные всегда лучше знали, что происходит у них под боком, чем пришлые чужаки.

– Жандармам ввели льготу на бесплатный проезд?

– Уже очень давно, – ответила она мне.

Я чувствовал во всем ее поведении, в каждом слове некоторую холодность, отчуждение, скрытое за стеной вежливости. Я не стал интересоваться, в чем дело. Мне не было даже любопытно. Возможно, одна из мышурров не считала правильным быть на побегушках у лучэра.

Длинная лодка с сильно чадящей закопченной трубой забрала нас через пять минут. Капитаном оказалась бледная женщина из народа кохеттов. Кроме нее здесь находились лишь двое мяурров в тусклых и неброских одеждах, как и у Фэркаджамреи. Оба были такими же короткошерстными и дымчатыми, как она, но гораздо выше и мощнее. Они не представились и никак не показали, что замечают нас, лишь перебросились несколькими фразами с нашей провожатой.

Лодка отошла от берега и поплыла, нацелив нос между южным берегом Соленых садов и Хвостом. Мяурра подошла к нам и сказала:

– Мы напрравляемся в конец Складской бухты. Его зовут Димитррос, он урроженец Кирруса, но давно живет здесь. Рраньше мряурры не замечали, чтобы он прродавал лунный поррошок, но, как оказалось, этот бизнес у него уже больше шести лет. До последнего врремрряуни человек был очень осторрожен. Никто не знал о нем.

– Он вооружен? Есть охрана? – поинтересовался Талер.

– Уже нет.

Тон ее говорил за себя.

– Вы зададите ему свои вопрросы, чэрр, а затем уйдете. Хорошо?

– А что будет с торговцем?

Она недовольно прижала уши к голове:

– Мы отвезем его к старрейшинам. Они ррешат его судьбу.

Кошка ушла на корму, к своим соотечественникам, а Талер чихнул и сказал:

– Значит, стрелять сегодня мне не придется.

Я поморщился и закрыл нос платком. Мы вплывали в Тухлую бухту, куда постоянно залетала фабричная вонь из индустриальных районов, до которых было рукой подать. Лодка причалила чуть ниже складов – бесконечных унылых сооружений, тянущихся вдоль всего берега. В них сгружали привезенные с барж уголь и металл, а оттуда – забирали продукцию заводов.

Черные трубы, выбрасывающие в воздух желто-коричневую гарь, казались так же близко, как Талер, шедший справа от меня.

– Как можно жить в этой помойке? – простонал мой друг, кашляя и чихая.

Я вяло пожал плечами, стараясь дышать как можно реже и не глубоко. Складской берег – это еще рай. Представляю, что творится в Дымке или Пепелке. Говорят, там продолжительность жизни гораздо меньше, чем в других районах Рапгара. А у тех, кто работает на заводах, и того меньше. Нужно иметь железные легкие, чтобы дышать угольной пылью и прочими «радостями» цивилизации, носящимися в воздухе.

– Мы живем в дикую и смешную эпоху, – с горечью сказал Стэфан.

– Почему? – спросил я у него, шагая по грязи на узкой улице.

– Потому что мы доживаем последние лучшие дни в первозданном мире Всеединого, который слишком сильно изменяем под себя, мой мальчик, – тут же ответил он. – Запомни его хотя бы таким, какой он есть сейчас.

– Не ты ли говорил мне когда-то, что изменения необходимы?

– Разумные изменения, Тиль! Разумные! И контролируемые! Согласись, управляемый трамвай и трамвай, мчащийся с горы без тормозов, это разные вещи. Так вот, сейчас мы летим из первозданной эпохи в мир, о котором даже мне, амнису, страшно подумать. Я помню эту вселенную девственной, а теперь она больше напоминает потасканную шлюху. Жить тогда было гораздо проще, чем сейчас.

– Я уже слышал твои стариковские стенания и раньше, – улыбнулся я.

– Ну, так послушай еще немного. Право, ты ничего не потеряешь. Я хочу лишь сказать, что, оказываясь в подобных местах, начинаю соглашаться с волшебниками и всеми теми, кто выступает за принятие закона о разумном ограничении технического прогресса.

– Тогда тебе надо быть вместе с чэрой эр’Бархен. Бич Амнисов с радостью услышит твои соображения.

– По твоему мнению, я не прав? – с вызовом спросил Стэфан.

– Прав. Но теперь все то, о чем ты говоришь, вряд ли возможно, даже если Князь самолично отправится на заводы, закрутит все вентили в печах, погасит топки и заложит под цеха порох. Это  не остановить. Если что-то и следовало делать, то много раньше. Лет сто назад. Теперь, чтобы взять чудовищного кракена по имени прогресс под свой контроль, придется связать ему щупальца, а их слишком много. Монстра не только нельзя подчинить, но невозможно и победить.

– Дракона следует и всегда можно уничтожить. Потому что фантазия, лишенная разума, производит чудовищ, а последним нет места среди нас.

– Революционные идеи излагаешь, Стэфан, – я обошел лужу, в которой плавала целая гора мусора. – Если уничтожить технологический процесс, мир ввергнется в хаос, а от величия Рапгара останутся одни лишь воспоминания. К тому же среди нас достаточно реальных чудовищ, вспомни хотя бы Ночного Мясника.

– Мои слова, к сожалению лишь пустое сотрясание грязного воздуха. Чтобы свалить с ног великана, нужен другой великан. Тот, кто без жалости уничтожит тех же пикли, тропаелл, изобретателей, ученых, не говоря уже о финансовом рынке и хорошо отлаженном индустриальном механизме.

– Ну, вот. Теоретик уже есть. Осталось найти исполнителей, – пошутил я.

– Не трудись. Я не хочу быть таким жалким, как этот тип.

Я понял, что он говорит о высоком изможденном мужчине с рыжеватой бородкой, облаченном в черную рясу с красным жестким воротничком. Человек надтреснутым голосом проповедовал любовь к огненному богу, спящему на дне моря. Люди и нелюди, грязные, обозленные, уставшие, занятые, не обращали на проповедника ровным счетом никакого внимания. Таких господ по городу пруд пруди. И у каждого своя вера. Если слушать всех, то никакой жизни не хватит.

– Мы с тобой уже видели его, – сказал я амнису. – Когда ехали на Арену. У него смешная запоминающаяся бороденка.

Мы свернули в узкий, воняющий всем, чем только можно, переулок. Здесь, в помойке, в поисках пищи рылись с десяток скангеров. Ящероподобные создания размером с крупную собаку чирикали, словно воробьи, отбрасывая передними розоватыми лапами мусор.

Я терпеть не мог этих прямоходящих, лоснящихся, словно плотоядные черви, созданий. Мне отвратительна каждая их черта, начиная от острой хищной морды и выпученных глаз, и заканчивая последней чешуйкой на треугольном хвосте. Мне не нравились их осторожные повадки, их наглость, стоило тварям только сбиться в крупную стаю, и вечное желание пролезть из гетто и низких районов куда-нибудь в Золотые поля, чтобы поживиться всем, что плохо лежит.

Четверо отвлеклись от розыска пищи, повернули в нашу сторону испачканные отбросами морды, и угрожающе раздули оранжевые капюшоны. Мяурры не обратили на эту падаль никакого внимания. Талер поднял с земли камень и швырнул в скангеров, попав одному из них в бок. Тот взвизгнул, перекувырнулся через голову и рухнул с мусорного ящика в грязь. Остальные зашипели, подобрались, но, увидев в руках моего друга револьвер, решили не связываться.

– Зачем ты это сделал? – спросил я у Талера, когда мы вышли на соседнюю улицу.

– Ненавижу тварей. Хуже крыс. Настоящее стихийное бедствие.

– Между прочим, они разумны и злопамятны.

– Значит, еще больше поводов их истребить! Не знаю, куда смотрит миграционный контроль! У скангеров нет никаких гражданских прав, но они лезут в город с Пустырей, словно тараканы, а никто и пальцем не пошевелит, чтобы их остановить.

– В нашем ррайоне скангерров нет, – сказала Фэркаджамрея, слышавшая беседу.

– Потому что вы сняли с некоторых из них шкуры и повесили на улицах в назидание остальным. Больше мусорщики к вашим домам не лезут. Правильно поступили, – Талер сурово свел брови. – Кстати, ты в курсе, Тиль, что они порой едят любимый тобой маленький народец?

Я неохотно кивнул. Маленький народец на то и маленький, чтобы его обижали все кому не лень. Как я уже говорил, обычно до этих ребят никому нет никакого дела. Если малыши и малышки исчезнут из нашего мира, никто и не заметит.

Мы подошли к дому из красно-коричневого, плохо обожженного кирпича, где на балконах висело влажное, небрежно отстиранное, серое белье. Коты скользнули в подъезд, темный, с исписанными непристойностями стенами, прошли его насквозь, и вывели нас к приземистому двухэтажному зданию, во внутренний двор, который никогда не отыскать тому, кто о нем не знает.

Несколько чумазых мальчишек играли в мяч. Они проводили нас заинтересованными взглядами, но почти сразу же вновь занялись игрой.

В западных районах Рапгара существует очень простое для жизни правило – не соваться в чужие дела и, следовательно, не наживать неприятностей. Детей учат этому закону с самого рождения.

Дверь нам открыл мяурр, брат-близнец двух других котов. Он посторонился, пропуская всех в холл.

Изнутри дом в корне отличался от того, как выглядел снаружи. Чистый, просторный, с хорошей мебелью, картинами на стенах и кадками растений вдоль окон. Возле ближайшей кадки лежал труп какого-то громилы, рядом с ним валялось ружье. Насколько я мог видеть, человек был весь исполосован ножами. Я бы даже поставил сотню фартов, чтобы сказать, что здесь поработали керамбитом. Точнее, множеством керамбитов, которыми заканчиваются лапы некоторых жителей Рапгара.

– Вот именно поэтому я предпочитаю не связываться с мяуррами, – во всеуслышание заявил Талер. – Пока будешь махать одним ножиком, они с помощью когтей выпустят из тебя всю кровь, не успеешь глазом моргнуть.

Мышурры, которые, разумеется, слышали все вышесказанное, никак не отреагировали. Мы прошли через несколько смежных комнат, где наткнулись на еще несколько трупов, лежащих в лужах уже начавшей подсыхать крови. Охранники господина Димитроса со своей задачей совершенно не справились.

Сам торговец порошком оказался сорокалетним мужчиной с большими залысинами и очень густыми черными усами. Он был бледен как смерть, а его карие глаза то и дело бегали, словно две маленькие крысы, желающие найти лазейку, в которую можно было бы юркнуть. Но вряд ли бы у господина Димитроса получилось сбежать – коты связали его по рукам и ногам.

Он увидел нас с Талером, и на его лице появилось облегчение:

– Всеединый вас благослови, лучэр! Я уже потерял всякую надежду! Вы из Скваген-жольца?! Готов признаться во всех грехах, только заберите меня отсюда!

Разумеется, он не ждал ничего хорошего от мышурров.

– Сожалею, – сухо сказал я ему. – Не имею к жандармам никакого отношения.

Он побледнел еще сильнее, со страхом посмотрел на меня. Знаю, о чем он подумал. Мстительный чэр, родственник которого подсел на запрещенную дрянь. Мне господина Димитроса было совершенно не жалко – лунный порошок убивает каждого второго спустя месяц после начала приема. Каждый первый редко проживает хотя бы год.

– Зачем вы пришли? Что вам надо?

Фэркаджамрея, повинуясь моему жесту, показала ему знакомую мне пробирку с порошком, а я сказал:

– Мне нужно имя одного из твоих клиентов. Я ищу его.

Он нашел в себе силы презрительно рассмеяться:

– С чего мне помогать вам, чэр?

Кошка оказалась у него за спиной, выпустила из лапы страшные когти и сунула ему их под подбородок, оттянув голову назад:

– Потому что иначе ты умррешь быстррее, чем думряуешь! Я терряю террпение!

– Ладно! Ладно! Полегче! – просипел он и с облегчением перевел дух, когда Фэркаджамрея отошла к посмеивающимся котам.

Это порок всех кошачьих – играть со своими жертвами, прежде чем убить. И пусть торговец не слишком походил на мышку размерами, мяурров это не смущало.

– У меня много клиентов, чэр. Всех не упомнишь.

– Я помогу тебе. Он старик. Слабый и тщедушный. Но ему хватает денег, чтобы покупать у тебя гнусную дрянь.

– Да. Я помню его, но мало о нем знаю. Он псих.

– Это не поможет мне его найти.

– Я не знаю имени!

– Не врри! – тут же одернула его кошка. – Ты должен знать все о своих клиентах, потомряу что осторрожен. Иначе мы рразыскали бы тебя намряуного рраньше.

Он заскрипел зубами, посмотрел на меня с ненавистью и сказал:

– Не знаю его имени. Не интересно. Он всегда платил, хотя не могу представить, откуда у старой развалины были деньги на товар. Раньше он жил на окраине района Иных, ближе к Холмам, теперь перебрался за паровозное депо. В Пропавшую долину. В старой церкви, что перед ржавой свалкой. Не ошибетесь. Он наверняка там, потому что вчера покупал у меня порошок.

Я кивнул, запоминая.

– Это все, что вы хотели узнать, чэрр? – спросила Фэркаджамрея.

– Да. Пожалуй, что все.

– Тебе есть, что еще сказать? – мяурра, запустила в плечо человека коготь.

Тот скорчился от боли и крикнул:

– Нет! Да! Пожалуйста! Не надо! Да! Я скажу!

Талер скривился от отвращения – ему претили пытки.

– Три дня назад его искали. Пришли ко мне.

– Искал? Кто? – нахмурился я.

– Никогда раньше я их не видел. Двое. Один двигался неловко, словно был ранен. Мои люди выставили их прочь. Я ничего им не сказал.

Мы с Талером переглянулись. Возможно, Димитрос говорит о дружках тех, с кем беседовал старикан в казино. Кто знает?

Глава 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26