Пересмешник - Глава 11
Глава 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Глава 11
Арена
– Не надо так волноваться, – укорил меня Стэфан, когда я доставал запонки для свежей рубашки.
– Я не волнуюсь, – огрызнулся я, посмотрев на свинцовое небо.
Осень в этом году была донельзя хмурой. Право, жаль.
– Можешь обманывать кого угодно, но только не нас, – сказал амнис. – Мы знаем тебя с момента твоего первого крика в этом мире. Не волнуйся. Все будет хорошо.
Анхель постаралась успокоить меня на эмоциональном уровне, но получалось у нее из рук вон плохо. Я редко становлюсь восприимчив к ее попыткам отрегулировать мое настроение.
С бабочкой пришлось повозиться чуть дольше, чем обычно. Я опаздывал и знал это, ругался про себя и на себя, что вожусь так долго, хотя встал еще до рассвета, но внешне старался оставаться спокойным. Во всяком случае, для всех, кроме двух моих самых верных слуг. Когда Стэфан вновь начал говорить мне, что все будет хорошо, я вежливо предложил ему найти себе иное занятие, заметив напоследок:
– Ты вечно забываешь, что я уже не мальчик.
– Это твоя первая дуэль. Да еще в таком месте, как Дом Чести. Совершенно естественно, что тебе немного не по себе.
– Ну, у меня не было возможности пострелять в соотечественников из-за того, что на двери моей камеры была печать Изначального огня. Она держит лучэра лучше всяких кандалов.
Я чувствовал себя как перед выпускными экзаменами в университете. Сосет под ложечкой и бросает то в жар, то в холод. Такого со мной не было ни во время объявления приговора, ни во время казни.
Я знал, что это довольно быстро кончится, и старался не обращать внимания. В доме повисла тревожная тишина ожидания, хотя я ничего не говорил никому из тех, кто здесь живет. Слухи хуже скангеров. Распространяются со скоростью кровавой чумы.
Наконец, закончив с приготовлениями, надев перчатки и убрав Анхель за пояс, я поспешил на улицу. Там меня ждал фаэтон, любезно предоставленный Данте, и мне не надо было ломать голову над тем, как добраться до воды.
Бласетт протянул мне тонкий шарф из магарской пашмины, который я намотал на шею, помог облачиться в короткое легкое полупальто и, блеснув пенсне, с достоинством произнес:
– Ужин будет накрыт к вашему возвращению, чэр.
– Спасибо, Бласетт.
– Всего доброго и удачи. Полли просила сказать, что помолится за вас Всеединому.
– Передай ей мою благодарность.
Я вышел на улицу, вопреки своим ожиданиям не увидев привычной кучки мусора на крыльце. То ли неизвестному хулигану надоело заниматься одним и тем же, то ли он решил перенести это на более позднее время.
Чэра эр’Тавиа вновь несла вахту возле окна, высматривая тех, кто обижает ее любимых кошек. Меня она проводила тяжелым взглядом, проигнорировав приветствие, словно я был в своем Облике, и меня не было видно даже в упор.
Стэфан хранил молчание, Анхель старалась не показывать, как она за меня боится, и ее эмоции сменялись быстрее, чем стрекоза машет крылышками.
Фаэтон достаточно быстро доставил меня до набережной на западе от моста Небесных врат. Здесь было полно частных лодок. Мне следовало всего лишь пересечь залив – это гораздо быстрее и легче, чем ехать через четыре моста, центр города и половину юга Рапгара. Я нанял чернобокую шлюпку на паровом ходу, с двумя «беличьими» колесами по бортам. Суетливый капитан встал к штурвалу, его помощник, молодой махор, на головах которого едва-едва оформились рога, спустился в трюм и начал кидать уголь в топку. Длинная черная труба задымила, колеса неохотно зашлепали по воде.
Задним ходом мы отошли от берега, развернулись и, ускоряясь, поплыли вдоль острова Туманов. Я стоял на носу быстроходной посудины, вдыхая свежий ветер и наблюдая, как туда-сюда по морю, словно водомерки, связывая между собой две части Рапгара – северную и южную – скользят проворные лодчонки с пассажирами и грузами.
Из гавани порта с помощью раскрашенных в оранжевые полоски буксиров величаво выходил шеститрубный многоэтажный, ослепительно-белый лайнер постройки ка-га. Ему предстоял долгий извилистый путь по морскому фьорду, в оконечности которого находился наш город, в открытое море. А затем дальше. В Жвилья, Кохетт, а быть может, одну из наших колоний.
Тяжелые тупоносые баржи, неуклюжие и медлительные, груженые рудой, железом, углем и древесиной плыли на запад, к Тухлой бухте и Складскому берегу – воротам в Дымок и Пепелок. Обратно ползли баржи с грузом и товарами фабрик и заводов. Мы прошли рядом с одной из них, покрытой копотью и сажей, едко и неприятно пахнущей. На краю ее борта толпились ребята из маленького народца.
– Великий плых-пых-пых! Везучий шлеп-шлеп-шлеп! – заметив меня, они замахали руками, началась сутолока и одна малышка едва не упала за борт.
Я рассмеялся и помахал им в ответ. Все-таки эти создания Всеединого – одни из самых чистых душою существ среди тех, кто населяет мой город. Во всяком случае, от них не стоит ожидать подлостей.
Капитан моего суденышка начал заворачивать вправо, по широкой дуге обходя остров Нелюбимый, на котором расположился Темный уголок – самый непопулярный и страшный район Рапгара. Острые черные шпили большей частью пустых и заброшенных зданий были похожи на зубы сгоревших душ или на кладбищенский частокол. Место – где по легенде Всеединый вышел в мир и ушел из него, простой люд боится как огня. Я не буду умалять опасность этого района, она, конечно есть, но гораздо меньшая, чем в западных регионах столицы, где мразь живая намного опаснее мрази потусторонней. Но слухи и легенды создают Темному уголку отличную репутацию, и большинство граждан старается держаться от него подальше.
Справа показался высоченный мост Разбитых надежд. Проплывающие под ним кораблики выглядели сущими крошками. Южный берег приблизился, вырос в размерах. Мы пошли вдоль него, к востоку Прыг-скока, в Гавань. Там скал не было, и мне совершенно не нужно будет утруждать себя хождением по бесконечным лестницам или садиться в гондолу веревочного подъемника, ворот которого крутят махоры.
Сильно пахло морскими водорослями. Несколько дьюгоней, наполовину высунувшись из воды, чистили решетку трубы водозабора. Нашу лодку они проводили раздраженными взглядами. Это племя искренне считало, что только они имеют право плавать.
Чашеобразная Гавань – естественная стоянка для больших кораблей в этой части города – была забита до отказа. Во-первых, потому что сегодня открылся новый сезон игр. Во-вторых, из-за того, что здесь пришвартовался «Холм Света» – новейший броненосец Рапгара, недавно спущенный со стапелей и теперь проходивший ходовые испытания. Новый флагман нашего флота, закованный в толстенную броню и грозящий всему миру огромными орудийными башнями, даже в хмурый день сверкал позолотой и выглядел величественным. Его постройка стоила правительству кучу денег, продолжалась почти пять лет и именно из-за этого корабля Рисах был не в ладах с главой Палаты Семи Патриком эр’Гиндо. Последний считал, что деньги можно было потратить с гораздо большим смыслом, но Князь на этот раз прислушался не к лучэру, а к своему советнику.
Лодка замедлила ход, пристала к берегу, я расплатился с владельцем и поспешил туда, где стояли свободные экипажи. Над водой и берегом летали воронки.[1] Еще несколько дней, и они, покинув Рапгар, полетят в более теплые края, чем наши.
Возле входа в большой парк, тянущийся вдоль берега через весь Прыг-скок, проповедовал очередной безумец. Их в нашем городе пруд пруди. Этот, судя по черной рясе, красному жесткому воротничку и золотому поясу относился к новому религиозному течению, появившемуся меньше года назад. Ребята отрицали Всеединого и поклонялись какому-то огненному богу, живущему в пучине моря. Вели они себя не агрессивно, и поэтому никто особо не обращал на них внимания – ни зеваки, ни жандармы. Церковь, разумеется, осуждала еретиков, но как-то вяло. Их больше беспокоили «Свидетели Курса Праведности» и «Общество Реформации», чем жалкая кучка сбежавших из сгоревшей два года назад клиники Святого Лира, получившей в народе прозвище Безумный Уголек.
– …Произойдет раскол старой религии, и, не сдерживаемые больше молитвами, вырвутся из узилищ сгоревшие души… – вещал высоченный изможденный пятидесятилетний мужчина с рыжеватой бородкой.
– Почему у всех проповедников одна и та же песня? – пробормотал я, проходя мимо. – Обязательно следует сказать что-нибудь ужасное и пригрозить всеми возможными карами. Это уже начинает надоедать.
– Страх более действенное средство, чем что-то другое, – ответил Стэфан. – Всегда так было и будет. В религии – не исключение. И всегда будут появляться такие вот новоявленные пророки и мессии. Как говорит древняя мудрость – тот, кто объявит себя пророком, будет сбит с ног хохотом Всеединого. На мой взгляд – это судьба всех еретиков, особенно тех, кто отрицает существование вечной души и существа, которому все мы обязаны жизнью.
Мой старый амнис достаточно религиозен, особенно если учитывать тот факт, что, по его словам, он лично знаком с Всеединым, а точнее той сущностью, что создала этот мир.
Арену построили больше восьмидесяти лет назад, на месте бывшего пустыря, отделяющего Прыг-скок – район среднего трудового класса – от Ничейной земли, где селились малые народности, выходцы из колоний, и теперь располагалась большая община малозанцев. Огромное сооружение, способное вместить несколько тысяч зрителей, высилось над двухэтажными домами и приглушенно ревело, гудело и грохотало.
Игры были в самом разгаре, но многочисленные букмекерские конторы до сих пор принимали ставки.
– Поставь на Крошку Ча, – попросил меня Стэфан, впрочем, не особо надеясь, что я снизойду до азартных игр.
– И не подумаю. Я здесь по делу.
Он проворчал что-то неодобрительное, но ныть не стал. Особенно с учетом того, что Анхель, как и я, теперь относится к подобным играм с удачей резко отрицательно.
Людей и нелюдей здесь было превеликое множество, все они шумели, визжали, рычали, пищали и кричали, создавая ни с чем не сравнимый рокот разумного моря. По небу туда-сюда носились многочисленные фиоссы. Им, в отличие от ходящих по земле, билеты не требовались, и они наслаждались зрелищем задарма, рядами усевшись на крышах верхних трибун.
Анхель предупредила, что за мной от самой воды идет какой-то человек. Я, обернувшись, встретился глазами с каким-то черноволосым мужчиной. Он, не дрогнув, прошел мимо и скрылся в толпе. Его лицо мне показалось смутно знакомым, и я понял, что это тот самый иеналец, которого я встретил в трамвае. Только теперь человек был без бирюзовой мантии, в обычном неприметном костюмчике, и на сына Иенала совсем не походил.
Я сказал об этом Стэфану, и тот сразу же забеспокоился:
– Не случайное совпадение. Кто это мог быть, Тиль?
– У меня два варианта. Или шпик, приставленный ко мне Владимиром эр’Дви. Или кто-то из тех, что стреляли по нам с Талером и искали Эрин. Выбирай любую понравившуюся версию.
Анхель сообщила, что ни одна из них ей не нравится, также как и назойливое внимание посторонних к моей персоне.
Талер ждал меня возле входа в дорогие ложи. Он заметно нервничал и, увидев меня, несказанно обрадовался:
– Я уже думал, что-то случилось!
Я посмотрел на часы:
– До встречи с капитаном больше двух часов. А бои меня не интересуют.
– Все уже здесь. В том числе и Витнерс.
– Данте приехал?
– Да. Он в своей ложе вместе с какой-то рыжеволосой девицей в черных очках, – он пожал плечами, явно удивляясь такой странности. – Катарина с Рисахом тоже прибыли.
Я кивнул, мы показали добытые Данте билеты контролеру и начали подниматься по мраморным лестницам на самый верх, в ложи для богатых зрителей. Там все сверкало от бриллиантов, дорогих платьев и строгих костюмов.
– Идем к Данте, – позвал я Талера.
– Не стоит, – поморщился он. – Катарина и Рисах оставили мне одно место у себя, я останусь с ними. Давай встретимся в перерыве. Он будет через несколько минут.
– Хорошо, – сказал я.
Талер не слишком уютно чувствует себя в обществе Данте. Он не всегда понимает юмор и иронию лучэра, да и то, что тот выглядит неменяющимся пятнадцатилетним мальчишкой, хотя со времени их знакомства прошло двенадцать лет, моего приятеля ставит в тупик. Как-то раз Данте сказал, что не собирается стареть до самой смерти. Зная его упрямство и способность держать слово, я нисколько не удивлюсь, если так и будет.
Я без труда нашел ложу Данте, отодвинул лиловую драпировку и вошел в эту уютную обитель пороков. Никаких лавок, как на трибунах для черни, только мягкие бордовые диваны. Открытая бутылка шампанского в ведерке со льдом, фрукты, канопе, бутылка красного.
Мой друг с интересом наблюдал за тем, что творится на большой арене, и поздоровался, не отрывая взгляда от действа:
– Привет, Тиль. Садись. Выпить, с учетом твоего мероприятия, я тебе не предлагаю.
Бэсс, на этот раз одетая, как девушка из высшего света, приветливо улыбнулась и протянула мне руку:
– Рада видеть вас в бодром здравии, чэр.
Не знаю, была ли в ее словах ирония, которую я мог бы увидеть в глазах, но они были скрыты за темными стеклами очков.
– Надеюсь, это здравие никуда не денется к вечеру, Бэсс, – я решил вести себя вежливо с этой странной низшей.
– Хватит болтать! Вы все интересное пропустите! – одернул нас Данте.
– Конечно, папочка, – рассмеялась рыжая.
– Папочка?! – ужаснулся я.
– Это образное выражение, – тут же поспешила исправиться дочь Крадущей детей, а Данте даже внимания не обратил. – Когда он становится излишне заботливым, я его так называю. В шутку, разумеется. Можно попросить вас налить мне шампанского?
Я исполнил просьбу, затем попросил у нее лежащую на столике газету, не отказываясь от привычки, просмотрел некрологи. Арена меня совершенно не интересовала.
– Сам не смотришь, так других не мучай! – возмутился Стэфан снизу.
– Давай его сюда, затворник, – откликнулся Данте. – Стэфан в отличие от тебя понимает толк в зрелищах.
Я с улыбкой протянул лучэру трость, и тот пристроил ее на перилах, чтобы амнис ничего не пропустил.
– Крошка Ча уже выступал?
– Нет, – ответил Данте. – Пока только претенденты. Расколошматили машины друг-друга на запчасти.
– Я уверен, что Ча сегодня выиграет.
– А вот я – нет, – таинственно сказал Данте.
– Есть что-то, чего я не знаю? – тут же заинтересовался Стэфан.
– Ну, я решил стать спонсором одного игрока. Вон того, на зеленой машине.
Я, наконец, заинтересовался и глянул поверх газеты на побоище, разворачивающееся на сцене. Шесть шипящих паром, едва двигающихся из-за веса, механических гигантов колошматили друг-друга стальными кулаками, пытаясь опрокинуть на землю или толкнуть на стену, усаженную пятнадцатифутовыми шипами. Грохот и скрежет стоял невероятный, одна из паровых машин уже лежала на земле, воя из-за оторванного клапана котла, и ее боец, выбравшись через люк, поспешно бежал с поля сражения, опасаясь быть затоптанным неуклюжими колоссами.
– Внушительное зрелище, – оценил я. – В последний раз, когда я сюда приходил, все было совсем иначе.
– Ну, мы вчера с тобой именно об этом говорили, – сказал Данте, удовлетворенно улыбаясь, когда его боец ударом шарнирной руки впечатал ребристый кулак в грудь зазевавшегося противника.
Во все стороны полетели клепки, скрепляющие броневые листы, и машина, не удержавшись на ногах, начала заваливаться на спину, а затем с грохотом зацепила еще одного бойца, и они вместе рухнули на землю. Каждый из великанов был не ниже живого стоуна, то есть все тридцать-сорок футов от пятки до кончика стальной желудеобразной головы, в которой сидели пилоты. Весили гиганты очень много, так что грохот от их падения, наверное, разнесся по всей Ничейной земле. Трибуны взревели, Бэсс захлопала в ладоши.
– Тебе нравится это? – поинтересовался я у нее.
Рыжая немного подумала и сказала:
– Сущность, доставшаяся мне от матери, которую все так презирают, чэр, любит более кровавые развлечения, такие, как происходят в моем районе. Игры, творящиеся на Арене, чисты и невинны. Я бы назвала их развлечением младенцев и для младенцев. Но я с детства стараюсь смирять свою кровожадность и находить прекрасное в самых простых вещах. Например, таких, как эта возня гигантских железяк, чэр.
Я не понаслышке знал, что происходят на улицах в Городе-куда-не-войти-не-выйти, где царит вечная ночь, и оценил ее ответ.
– Называй его Тиль. Здесь все свои, – бросил Данте.
– С удовольствием, если только чэр эр’Картиа не возражает.
Я пристально посмотрел в темные стекла очков, за которыми прятались глаза с алыми вертикальными зрачками. Разрешить низшей называть себя по имени – верх демократичности. Данте отвлекся от сражения железных черепах и смотрел на меня немного насмешливо и в то же время проницательно. По его юному лицу блуждала выжидающая улыбка. Он явно был не уверен, что я позволю ей такую вольность, и теперь с интересом ожидал, каким вежливым способом, не переходя на грубость, я откажу. Я всегда удивлялся, отчего мой старый друг считает меня настолько тактичным и вечно придерживающимся этикета. Это далеко не так. Я не всегда бываю вежлив, добродушен, благосклонен и обходителен.
Я еще раз посмотрел на рыжую, напряженную, словно Двухвостая кошка перед прыжком, ожидающую отказа и унижения, которое в обращении лучэра с низшим вполне естественно для Рапгара, и мягко сказал:
– Мне будет приятно, если такая прекрасная женщина как ты, Бэсс, забудет об условностях, ненужных между хорошими друзьями.
Я был удивлен, увидев, что она смущена, удивлена и даже поражена. Такого не ожидала ни она, ни Данте, ни мои амнисы, ни, если уж признаться честно, я сам.
– Спасибо… Тиль, – тихо произнесла она. – Для меня это честь.
Я кивнул, благосклонно улыбнулся демону в прекрасном женском обличье и начал листать газету. Стэфан, между тем, отойдя от изумления из-за моего поступка, негромко обсуждал с Данте перспективы победы его игрока.
Основной новостью во «Времени Рапгара» был, конечно же, Ночной Мясник. Этой ночью какой-то молочник с утра нашел тело очередной жертвы. На этот раз в Холмах. Я сообщил об этом Стэфану.
– Волна недовольства растет с каждым днем, – ответствовал амнис. – Скоро в жандармов будут кидать камни.
– Если насилие хаотично, то остановить его невозможно, – сказала Бэсс, знающая в этом толк и словно бы повторяющая слова Данте.
– Это точно, – поддержал он ее. – Больной ублюдок носится по городу с ножом и режет отнюдь не бедных граждан. Попробуй его поймать. Но давайте обсудим кровавые подробности чуть позже. Мой чемпион рвется к победе.
Чемпион тем временем вцепился руками-клешнями в дымовую трубу того, кто только что едва не сбил его с ног и пихнул в сторону шипов, торчащих из стен. На Арене осталось только трое бойцов.
Я в который раз подумал, что означает та надпись на первом языке лучэров, что оставил Мясник.
Домой!
Что он имел в виду? Зачем написал? Я не удивлен, что Скваген-жольц постарался избавиться от этих слов и заткнуть газеты. Городом уже и так овладевает страх, ночью улицы пусты, соседи косо поглядывают друг на друга, и никому совершенно не нужно, чтобы ко всему этому прикопали нас, лучэров. Возможно, Ночной Мясник из тех недоумков, что, как и Свидетели крови, ратует за то, чтобы, такие как я отправились прямиком туда, откуда вышли – к Всеединому. В Изначальный огонь. Если больного потрошителя не поймают, многие решат, что дабы все прекратить следует выбросить нас из Рапгара. А чего Князю не надо, так это народного бунта.
В перерыве, перед началом последнего боя, я извинился перед Данте и Бэсс и вышел в широкую галерею, где собиралось все общество, чтобы обсудить новости и битву. Следовало поздороваться с Гальвиррами.
– Почему ты разрешил ей? Мне просто интересно, – сухо поинтересовался Стэфан.
Я понял, что он говорит о Бэсс.
– Не знаю. Наверное, почувствовал родство наших кровожадных душ, – попытался пошутить я. – Правда, не знаю. Почему бы, собственно говоря, и нет?
– Ты просто разрушитель привычных устоев, – вздохнул он. – Впрочем, тебе это ничем не повредит, а друга ты приобретаешь надежного.
– Ты так думаешь? Надежность и низшая – вещи несколько несовместимые.
– Ты не прав, мальчик. У низших свои правила и своя честь. Но они могут быть верными. При… некоторых обстоятельствах. Поверь, я знаю, о чем говорю – мне много приходилось с ними общаться в моей настоящей жизни. К тому же, девушка – полукровка. Она низшая всего лишь наполовину. Вторая половина досталась ей от лучэра.
– Думаю, кровь Крадущей детей всяко сильнее, – не согласился я и тут увидел Гальвирров.
Они стояли возле колоннады вместе с Талером. Рисах выглядел как всегда спокойным и сосредоточенным и возился с двумя своими сыновьями. Одному было девять, другому одиннадцать.
Заметив меня, дети приветственно завопили.
– Дядя Тиль! А, правда, что у вас сегодня дуэль?! – спросил Вадлен, старший из сыновей Гальвирров.
– Правда.
– Вот бы посмотреть, как вы всадите пулю в лоб этому мерзавцу! – воскликнул Гедеон, младший, черноволосый мальчик с глазами, так похожими на глаза Катарины.
– Молодой человек! Что это за слова в приличном обществе?! – строго одернула его мать. – Никто никого не собирается убивать! Дяди пошутят и разойдутся по домам. Правда, Тиль?
Катарина была необычайно бледна и встревожена, но старалась вести себя, как ни в чем не бывало.
– Правда, – сказал я.
– Жалко, – насупился Вадлен. – А тогда зачем дядя Талер заряжал в ложе пистолеты?
Катарина наградила Талера испепеляющим взглядом.
– Это, мой дорогой, потому что дядя Талер сегодня едет на охоту.
– Пойдемте, я куплю вам мороженого, – засуетился мой друг и увел восторженных детей в сторону.
Рисах улыбнулся:
– Ему нравится с ними возиться.
Еще бы. Они же дети Катарины. Я не произнес этого вслух.
Кат немного недовольно сказала:
– И я никогда не возражала против этого, но детям рано интересоваться оружием. Талер Грэндалл дождется, что я устрою ему головомойку!
– Ты готов? – спросил меня Рисах.
Я пожал плечами:
– Не уверен, что к подобному можно быть абсолютно готовым.
– Я пытался поговорить с эр’Гвидо. Бесполезно. Он сказал, что это не его дело.
Кат тихо, но четко назвала главу Палаты Семи расчетливым ублюдком.
– Не страшно, – сказал я ее мужу. – Но за участие спасибо.
– Мы волнуемся, Тиль, – губы Кат дрожали. – Я всю ночь не спала. Если этот Витнерс хоть что-то тебе сделает, я этого так не оставлю.
– Отрадно слышать. Не волнуйся за меня, пожалуйста. Все худшее, что со мной было, уже случилось.
Она неуверенно кивнула и постаралась вернуть на лицо улыбку, так как возвращался Талер с уплетающими мороженое мальчишками.
– А вон и чэр эр’Налия. Что это с ним за девушка? – спросила Кат.
– Его знакомая, – уклончиво ответил я, не собираясь шокировать ее тем, что совсем рядом с ее детьми находится низшая, да к тому же дочь самой Крадущей.
Мы поговорили еще несколько минут, стараясь не касаться темы предстоящей дуэли. Затем я решил прогуляться по галерее, прежде чем вернусь в ложу к Данте. Мне хотелось побыть одному и хоть немного сосредоточиться на предстоящем. Хотя, конечно, несколько поздно я спохватился об этом.
Впрочем, сосредоточиться мне не дали.
Старина Арчибальд помахал мне лапой из своего перевозного аквариума, заверил в дружбе и поддержке, обещал написать пьесу о предстоящем событии. Я кисло поблагодарил его, а он, воодушевленный пришедшей в его голову идеей, требовал от окружающих бумагу и перо, чтобы записать мысли. Дьюгонь, как всегда, был навеселе, но на дно пока не шел и намеревался присутствовать перед Домом Чести.
Витнерса я нигде не видел, зато чэр эр’Гвидо, надменный, точно индюк, стоял, держа в руках армейский бинокль, и негромко разговаривал о чем-то с чэрой эр’Бархен. Они увидели меня одновременно, но глава Палаты Семи тут же отвернулся в другую сторону, туда, где команды грузчиков-махоров сваливали на телеги с помощью передвижных кранов обломки проигравших паровых машин, расчищая место для нового побоища. Чэра эр’Бархен, напротив, подчеркнуто вежливо склонила голову, приветствуя меня, и мне не оставалось ничего иного, как приподнять над головой шляпу.
За следующие несколько минут я оказался атакован благородными господами и чэрами. Каждый подходил ко мне, шепотом говоря, как правильно я поступил на балу у Катарины, защищая честь девушки, и что они на моей стороне и верят, что судьба будет ко мне благосклонна. Фелпсы, Поулсы, эр’Кары, эр’Фьюгги, Штайнеры и еще два десятка благородных фамилий из тех, кто был не в ладах с эр’Гвидо внезапно стали моими большими поклонниками.
Приходилось всех благодарить и заверять, как я тронут оказанной честью, хотя на душе скребли кошки. Ни один из них не пришел ко мне, когда я действительно нуждался в поддержке, и меня освистывал весь зал суда.
Возле комнаты для сигар я увидел господина Винчесио Ацио из Комитета по гражданству, разговаривающего с высокой блондинкой в темно-вишневом бархатном платье. Я узнал Клариссу. Удивительно, что рядом с ней не было ее братцев.
Не желая, чтобы она меня видела, я пошел в обратном направлении, но меня окликнули. Это был высокий господин в дорогом смокинге и еще более дорогом пальто. Ухоженный, подтянутый, элегантный, с располагающим к себе открытым лицом. Лишь в его карих глазах был какой-то изъян, как это бывает у людей, пресыщенных жизнью и богатством.
– Чэр эр’Картиа. Извините, что без надлежащего представления, но я искал с вами встречи. Меня зовут Мишель Тревор.
Я узнал его голос. Именно он говорил с господином Ацио обо мне под окном особняка Катарины. Молодой человек из колонии, к которому благоволила чэра эр’Бархен.
– Я всего лишь хотел сказать, что восхищаюсь вашим мужеством и поступком. И всецело на вашей стороне.
От него едва ощутимо пахло лауданумом,[2] и я понял, откуда этот неестественный блеск в глазах.
– Благодарю. Сколько вы на меня поставили?
Секунду он выглядел ошеломленным, а затем рассмеялся:
– Как вы узнали?
– Все ставят. Азарт в крови граждан Рапгара. Уверен, вы не являетесь исключением.
– Разумеется, хотя жизнь в колонии несколько притупила мой задор. Я поставил достаточно, чтобы быть уверенным в вашей удаче.
– Ну, что же. Я постараюсь оправдать доверие.
В этот момент я заметил в толпе девушку с каштановыми волосами. Она стояла ко мне вполоборота, совсем недалеко. Я увидел карминовые губы, а потом посмотрел прямо в голубые глаза Эрин. Мы оба были ошеломлены встречей и замерли. Затем она резко развернулась и направилась к выходу.
Я извинился перед Мишелем Тревором и поспешил за таинственной незнакомкой из «Девятого Скорого». Людей было слишком много, бежать я не мог, так как это сразу бы привлекло внимание. То и дело в толпе мелькал каштановый завиток, но я нисколько не приблизился к Эрин.
Затем я и вовсе потерял ее, выскочил на лестницу, поспешил вниз, не слушая встревоженных вопросов Стэфана, не понимающего, что происходит. Внизу стоял контролер.
– Вы видели девушку? Каштановые волосы, голубые глаза, невысокая, в жакете и юбке серого цвета? Только что прошла здесь.
– Нет, чэр, – удивился тот. – Мимо меня никто не проходил уже минут двадцать. Все ждут финального боя.
Я выругался про себя и поспешил наверх, на ходу объясняя амнисам, что случилось. Был еще один коридор, от лестницы уводящий вправо. Я прошел его весь, но и здесь никого не обнаружил. Крошке Эрин, кем бы она ни была, вновь удалось скрыться.
– У нее просто какая-то способность растворяться в воздухе! – порядком раздосадованный произнес я, возвращаясь обратно.
Я до сих пор видел изумленное и немного испуганное лицо и большие голубые глазищи беглянки.
– Ты уверен, что тебе не почудилось? – на всякий случай уточнил Стэфан.
– Разумеется. Иначе, почему моя галлюцинация бросилась бежать сломя голову?
Я сожалел, что не догнал Эрин и не поговорил с ней.
– Если она здесь была, то искала только тебя, – сказал амнис.
Я отмел это «если» и заметил:
– Тогда очень странно, что, найдя меня, она бросилась прочь, словно я болен кровавой чумой или, и того хуже, Ночной Мясник.
Анхель напомнила мне, что у меня находится вещь Эрин.
– Вот только знает ли она об этом, и так ли нужен ей платок? – хмыкнула моя трость.
– Раз она его украла у своего начальника и бросилась в бега, значит, он достаточно ценен, – произнес я.
В этот момент прогудела сирена, означающая начало последнего боя на Арене, где претендент должен встретиться с нынешним чемпионом. Галерея начала быстро пустеть. Я уже подошел к ложе Данте, когда меня окликнули, и я увидел чэру Алисию эр’Рашэ. Она шла ко мне, держа в руках большую деревянную шкатулку.
В последний год меня окружают привлекательные женщины – Шафья, Эрин, Бэсс, Алисия. Глядя на нее, я не мог не восхититься красотой юной лучэры. Сегодня на ней была амазонка для пеших прогулок – приталенный корсаж, блузка, длинная юбка, высокие сапоги, мужской галстук, перчатки и маленький цилиндр с вуалью. На шее девушки висел уже знакомый мне большой изумруд.
– Чэр эр’Картиа, здравствуйте, – приветливо сказала она. – Катарина верно подсказала мне, где вас можно найти.
– Здравствуйте, чэра. Удивлен встретить вас на играх.
– Я пришла только ради вас. Вот. Это вам, – она, немного смущаясь, протянула мне шкатулку.
Та оказалась очень тяжелой. Чтобы открыть ее, пришлось прислонить трость к стене. Под пытливым взглядом зеленых глаз я поднял крышку.
– Это пистолеты моего отца, – поспешно сказала девушка, словно опасаясь, что я откажусь от ее дара. – Я хотела бы, чтобы они сегодня и… всегда были у вас.
Два черных матовых револьвера с пузатыми барабанами, стволами длиной в два с половиной дюйма и перламутровыми рукоятями покоились на темно-синем бархате. Судя по внешнему виду, оружие было в идеальном состоянии и к тому же сделано мастером. Даже мне, лучэру, мало сведущему в оружейном мире, было видно, сколь точно пригнаны друг к другу детали. Здесь не было медной проволочной обмотки, компенсаторов и новомодных барабанов на электрические заряды, но пистолеты мне понравились сразу. Рядом с ними было выложено около тридцати патронов.
– Спасибо, чэра эр’Рашэ я… тронут, – не зная, что еще сказать, произнес я.
– Это меньшее, чем я могла отплатить вам за то, что вы сделали для меня. И называйте меня, пожалуйста, Алисией.
Я улыбнулся, не обращая внимания на поднявшийся рев трибун, ознаменовавший начало боя.
– Тогда прошу вас о той же любезности. Называйте меня Тиль.
Она согласно кивнула.
– Где ваше место, Алисия?
– Катарина пригласила меня к себе в ложу. Она очень любезна.
– Позвольте вас проводить, – я подал ей руку, и мы неспешно покинули галерею.
– Вы выглядите очень спокойным, – неожиданно произнесла девушка.
Я рассмеялся. Спокойным я себя совершенно не чувствовал, но переубеждать чэру не стал.
– Скажите, Тиль, – она посмотрела мне прямо в глаза. – Как вы примирились с этим?
– Простите? – не понял я.
– Со смертью, – уточнила она.
Я был удивлен, что это интересует ее, но все же ответил:
– Я не примирился с ней. Примирение это невероятно, особенно для того, кто хочет жить вечно. О ней всегда помнишь, хоть и стараешься не вспоминать. Во всяком случае, большую часть дня, – думаю, моя усмешка не понравилась бы даже мне.
– Я понимаю вас, – неожиданно серьезно ответила она.
Я хотел поинтересоваться, что может понимать девушка, которой не исполнилось еще и двадцати, и которая может прожить до двухсот, в таком зыбком понятии, как смерть, но не стал и на этом закончил разговор. Проводил ее до ложи Катарины, а затем вернулся к Данте и с удивлением увидел здесь Талера.
Я поднял брови, и он тихо объяснил мне:
– Данте пригласил, было неудобно отказывать. Что это у тебя?
Талер заметил деревянную шкатулку. Я, зная, что это его порадует, протянул ему подарок Алисии. Он повернул бронзовые защелки и зачарованно уставился на пистолеты:
– Всеединый! Это же «Лоттсы» семьдесят восьмого года выпуска! Откуда у тебя такие уникальные раритеты?!
– Только что подарила чэра эр’Рашэ.
Он присвистнул, с благоговением погладил перламутр.
– Какая работа! Их во всем мире не больше двухсот штук. И в прекрасном состоянии! Отличная убойная сила и точность. Жаль, конечно, что они не смогут работать с новомодными пулями, но это и не требуется. «Лоттс» – гарантия качества. К тому же здесь усиленный патрон. Хочешь взять их?
– Если они, действительно, в хорошем состоянии.
Он взял один из пистолетов, откинул барабан, крутанул, быстро проверил спусковой крючок, курок, дуло. Поставил барабан на место, взвел курок, нажал на крючок.
– Отличный ход. Очень мягкий. Думаю, с ними все в порядке. Рекомендую взять их. Пули должны пробивать доски средней толщины навылет. Я посмотрю их еще?
Я кивнул и присоединился к Бэсс и Данте, занятым зрелищем.
– Ты пропустил все интересное, – укорил меня золотоволосый лучэр.
– Кто побеждает? – засуетился Стэфан.
– Крошка Ча, – Данте не испытывал никакого разочарования от потерянных денег. – Его машина оказалась совершенной.
Паровой гигант Крошки больше всего напоминал перекошенного горбуна высотой с приличное жилое здание. Одна рука у него оказалась оторвана, но зато вторая – тяжеленная, точно молот, долбила бойца Данте так, что тот, весь покрытый вмятинами, теряя листы обшивки, заклепки и детали, отступал. Трибуны бесновались, Бэсс наблюдала за всем этим с улыбкой. Я – со скукой.
Громыхающие груды металла топтались вокруг друг друга, исходя паром, плюясь кипятком и мутузя едва шевелящимися конечностями. Наконец, Крошка Ча изловчился и дал своему противнику такого тумака, что у того из всех пробоин с воем повалил пар, а затем грудная клетка неуклюжего гиганта с грохотом лопнула, и пораженная машина упала на землю.
– Взорвался паровой котел, – прокомментировал Стэфан. – Вы в проигрыше, чэр.
– Ну и что с того, – рассмеялся Данте. – В следующий раз мне повезет гораздо больше.
Он посмотрел на часы и уже совсем другим тоном сказал мне:
– Пора.
Я потянулся, встал с кресла и первым вышел из ложи. Предстояло решить дело чести.
Глава 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26